Борис Олейник НОВЫЕ СТИХИ

Борис Олейник НОВЫЕ СТИХИ

ПЕРЕОДЕВАНЬЕ ДУШ

I

Иных отпели, но они — живут,

Их наши души свято берегут.

А эти так поют! — хоть пусто в душах...

Но важно, как высокие чинуши,

На травке восседают там и тут

В непогрешимой вере, что — живут.

А резво ж вы мотив сменить смогли!

Петух три раза прокричал едва ли —

Как те уста, что пенки смаковали,

Козацкими усами обросли.

А дайте, хлопцы, погляжу на вас —

Моих когда-то близких, ныне — бывших?

Эге, да ведь картина грустной вышла:

Уже любой — не лыс, так седовлас,

И зубы реже, и сердца грозят

Не совладать с подъемами крутыми...

Зачем же так бежать за молодыми?

Себя и время обогнать нельзя.

Внучата, позади оставя вас,

Лишь хмыкнут, видя старческие старты:

— Чего им, как штаны, менять штандарты,

Поди, уж третий иль четвертый раз?

И это только за последний час...

И убегут по тропке юных лет.

А те сидят в одышке и печали.

Спрошу их, утешая: — Не догнали?

Так, может, зря смешите белый свет?

И может, время отдых сердцу дать

От тех обменов стягов на хоругви?

А то ведь возвратились внуки вдруг бы —

Где чей тут дед, пришлось бы им гадать...

Внезапно с Волги дунуло — и враз,

Как гуси, вразнобой загоготали,

И вмиг усы козацкие пропали,

А появились бороды и... квас.

Повеяло с Днепра — и вижу я,

Как боязно слиняли вдруг кафтаны,

И все уже обряжены в жупаны —

Ну хоть пиши с них батьку Мамая!

Дохнуло Эмиратами — и вот

Уже клянутся рьяно на коране,

Никто друг другу под чалмой не странен,

И флаг зеленый им как небосвод.

Задул Синайский — и помчало их

К Звезде Давида в поисках удачи,

И очутились пред Стеною Плача,

Переметнувшись за какой-то миг.

Тут ветер с Юга... И — пошло в раздолье

По кругу переодеванье душ!

Ведь сами души — голые к тому ж,

Как в морге... Но уж это — не к застолью.

Оно и правда: что за разговор?

А то вон и Шевченко насмешили:

Собраться ж вроде... бывшие решили,

А за столы не сели до сих пор?

II

А-ну, срывай “московской” янычарке

Головку с плеч, коль так заведено!

Так что, коллеги, опрокинем чарки

За то, что живы... были вы давно?

...За пятой мы оплачем Украину,

Устроим спор-грызню за булаву,

И спишем все невзгоды и руины

На клятых инородцев и Москву.

А коль похмельем утро не украсим

(Хотя и завалялся шмат сальца),

Носы один другому порасквасим —

И все ж... за мировой пошлем гонца.

Под щедрым компанейским Водолеем

Остатки пира на столы снесем.

И вдруг, на третьей где-то, прохмелеем:

Так жили мы — иль отбыли... и все?

...Но снова вихрь — и снова нарастает

По кругу переодеванье душ.

Как быть: усы — иль бороду оставить?!

Иль то и се — на случай новых стуж...

С кем будет нам труднее, с кем вольнее —

Не разобрать без чарки и... Москвы.

Так лучше наливай, сосед, полнее

И все сначала повторим, увы.

А-ну, срывай “московской” янычарке

Головку с плеч, коль так заведено!

Так что, коллеги, опрокинем чарки

За то, что живы... были вы давно?

ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ

I

День был каким-то поверженным.

Тени вокруг скитались,

Хищно кого-то выслеживая.

И потому волновались

Ученики Его: “Где же Он?”

(...И с тоскою оленя, что насмерть ранен,

Он вскричал, к небесам простирая длани:

— Отче, ужель не минует меня

Чаша сия... от Тебя?! —

Но небосвод на исходе дня

Глухо молчал, скорбя.

И прочитал Он в безмолвии синем:

— Не обойдет... Сын мой...)

Ждали: “Где же Он?!” нестерпимо,

Нервы сдавали. Кто механически

Комкал пустую пачку от “Примы” —

Курево дорожало панически:

Ела инфляция.

Кто, как в прострации,

Слонялся, стараясь сдерживать дрожь.

Словно спросонья, просеялся дождь...

И пробудилась смоковница.

Кто-то мелькнул на околице.

Вздох: “Наконец!..” шелестел, как шелк.

...Пришел.

Спокоен, словно бы все нормально —

Умел он держаться! —

Еще в той дальней

Пустыне, когда искушал лукавый,

Стоек был так, что дивились скалы.

Обвел собравшихся

Взором чужим:

Видел и знал недоступное им.

...Знал, что случится утром,

Когда Его поведут.

И тут же смутился будто

В какую-то из минут,

Как школьники, что подглядят

За тем, о чем знать не велят.

"Не ведают, что... случится!?"

Обида прожгла на миг.

Но тут же сумел спохватиться

И скорбно взглянуть на них,

Вздохнуть и простить заодно:

"Виновны ль, что им не дано?"

... И вот за столом разместились,

Потом, как всегда, поделились

Хлебом. Был цвет у вина —

Словно впитало кровь оно.

Молчали. Но тишина

Все же была оскоромлена.

— Кто-то один из вас

сегодня меня предаст... —

Сказал печальное слово

И горько подумал снова:

"Да есть ли в том их вина?"

От хлеба и от вина

Шарахнулись!

Вздрогнула где-то

И съежилась каждой из веток

Осина в оцепенении,

Услыша прикосновение

Веревки-ужа — с кольцом

Петли! И чье-то лицо...

И выпавший, синего цвета,

Язык... О, только не это!!!

Переглянулись в испуге.

Чьи-то дрожали руки.

Никак не мог прикурить он —

Пальцы свело до зуда.

...Двери были открыты.

На пороге стоял Иуда.

II

Дальнейшее — как в Писании.

Сняли, рыдая, с креста

Тело в следах страдания

И в склеп отнесли Христа.

Когда ж через день чуть свет

Прокрались туда помолиться,

Узрели: Его там нет.

Пустою лежит плащаница.

И немой вопрос на уста им лег,

Но за спинами вдруг сурово

Горний Ангел как Вестник от Бога изрек:

— Кто там ищет средь мертвых живого?

III

...Мертвые пьют и гуляют. Гвозди с того креста

Растащили на сувениры.

Лишь Апостолы — ученики Христа

Веры свет понесли по миру.

Мертвые лезут в политику, чинят резню,

Дев скупают за доллары-центы,

Обирают, как липку, народ и казну,

Выбирают себя в президенты.

И уж так Украине прилипли к губам,

Присосались, и млея, и грезя,

Что того и гляди — самый наглый хам

И за пазуху к неньке полезет.

IV

Тихо близился тайной вечери конец,

Когда Он, уже слыша терновый,

Беспощадно вонзающий жала венец,

Исповедался с болью снова:

— А один из вас среди дня

Уже продал-таки меня...

V

Остальное — в Писании тоже.

И я верую... Только все же:

Что распяли Его, одного за всех —

Это правда, хоть давит грудой...

Но одно грызет — да простится мой грех! —

А повесился ль вправду... Иуда?

VI

А в шинке пьют х о з я е в а н о в о г о д н я.

Сам Крещатик под дудку их пляшет.

Все крутые, похожие — будто родня.

Свой своих с полуслова познаша.

Наливают сполна за удачный оброк.

А шинкарка ж, как фея, прелестна!

И тепло им, и сыто. Но вдруг холодок

Пробежал по их спинам и чреслам.

Тот вскочил чересчур деловито,

У того уже чарка разбита,

Третий выкрикнул: — Что за хренация?

...Двери были открыты:

На пороге стоял... тринадцатый.

VII

“Обновленный” Крещатик гудел, как базар.

...Под шинком отчужденно и хмуро

Притулился к стене деревенский кобзарь,

Зачехливши на время бандуру.

— А подашь ли ты голос когда-нибудь, дед? —

Изгалялся какой-то шут.

— Да уж скоро... — в усы усмехнулся в ответ. —

Как приблизится Страшный Суд.

* * *

“Грядет пророк! Пророк!” — опять и снова

Ревет о ком-то православный люд.

...Он с гривой львиной. С бородой Толстого.

И лишь в глазницах глухо замурован

Совсем не христианский страх и блуд.

Так кто ж еси? В каком еще подобьи

Сокрылся враз от мертвых и живых,

Как в маскхалате, в арестантской робе

Тот, кто отмечен в списках потайных?

Но правда есть... И до скончанья жизни

Скрывать свой страх — такая месть ему

За проданную ворогу Отчизну,

За упеченных в лагерную тьму!

Сбежал, как тать, в заморские пенаты,

Но за тобой — отметина-беда

Ползла, как след, что ты хотел бы спрятать

От будущего Страшного Суда.

О, тяга, что извечно криминала

Влечет туда, где натворил он бед!

Она тебя и за бугром достала —

И гонит к нам на суд и на ответ.

И вот уже разрушивший Державу

Вернулся, о... Державе говоря!

И он — “пророк”... Россия, Боже правый,

Кого ты привечаешь, как царя?!

Не зная, что твоя лихая доля,

Твоя разруха и твоя тоска

Лежат, что камень с Каинова поля,

На совести вот этого божка...

Он — начинал. А вслед — бесовской силы

Набрался под его кривым крылом

На горе сирых, на позор России

Тот оборотень с меченым челом!

ИНВЕКТИВА

И ссоримся, как воробьи за просо,

И всех виним, что ходим голы-босы,

А все ж — гляди! — суемся в козаки.

Куда соваться, если нас без спроса

С Востока в Запад, словно пыль, относит,

А в Украине правят мамлюки?!

Так может, болтовню пора забросить

И снова нам податься в чумаки?..

Вон, средь песков, в ответ на клич пророка

Народ такую жизнь легко отгрохал

И заявил планете о себе.

А нам и с черноземом плодородным

Все мыкаться и нищим, и голодным,

И продолжать скулить о злой судьбе...

Тебя же всем природа наделила!

Хозяйствуй в суверенной любо-мило

И вверх ногами не ходи дурьем...

Да где уж там — виним соседа-брата

За то, что и сарай там есть, и хата...

А свой-то дом — давно горит огнем!

Покуда делим и цвета, и межи,

Гордясь, как мы отныне “незалежны” —

Лихие колорадские жуки

Уже добро пустили наше в дело

И рассортировали нас умело:

Одних — под хвост, а прочих — в батраки.

— Пануйте, хлопцы! — виски угощают,

По булаве игрушечной вручают,

И улыбаясь, упреждают: — Но

Гулять вам, суверенным, на свободе

Дозволено лишь в вашем огороде,

А что за ним — вы продали давно.

...Вот так-то. И ни поиск виноватых,

Ни то, какая у соседа хата —

Тут ни при чем. Ты с этим погоди,

А к зеркалу возьми да подойди:

И там увидишь — кто твой главный враг.

А ты других ругаешь в пух и прах.

...Восстал козак из прошлого средь ночи,

Взглянул окрест — и потемнели очи.

Уразуметь бедняге не дано:

Что там торчит в родной степи вчерашней,

Никак не меньше Вавилонской башни

И с прозвищем козлиным: “Казино”?

А в нем играют в некую рулетку

Крутые парни с иноземной меткой,

И доллары при этом — что вода...

— А кто же тут козак?! — спросил он прямо,

И слышит голос будто бы из ямы:

— Мы тут... Мы гречку сеем, как всегда.

— А есть ли кто хотя бы из хорунжих?

— Они сегодня новым барам служат,

Горилку разнося туда-сюда,

Но всякий раз заводят трали-вали,

Как предки их в Стамбуле воевали...

А мы тут... гречку сеем, как всегда.

Они же, как послужат и побрешут,

И новых украинцев распотешат,

Холуйски ждут: а будет ли еда?..

Потом грызутся за объедки пьяно

Как деды их — за булаву Богдана.

А мы тут... гречку сеем, как всегда.

— А где ж старшины наши, Бога ради?

— Да где же быть им? Заседают в Раде.

И все — вожди такие, что беда...

И все — за Украину каждым вздохом!

Но продают ее чужим пройдохам.

А мы тут... гречку сеем, как всегда...

Поник казак, как будто от удара,

И закричал: — Да это же отара!

Которая барана лишь и ждет,

Чтоб снова всем рысцой трусить на бойню

И блеять: “А ведь жили предки вольно...

Да кто теперь и след былой найдет...”

О, чтоб ты сгинул, бесхребетный сброд!

Нам за свободу — разрывали груди,

А вам же волю — подали на блюде!

Но вместо возведения страны

Вы снова, как холопы и мутанты,

Приветствуете новых оккупантов,

А сами — в гречкосеях, свистуны...

Лежать не время! Жарких дел немало.

Пусть их огонь прожжет на душах сало

И наконец вас выведет из тьмы,

Как дух Шевченко — вещего провидца,

Что мы не гречкосеи. Украинцы!

Что живы мы!

...Но коль отшибло память вам серьезно —

То в ночь расплаты из курганов грозно

Мы встанем, ваши деды и отцы,

Все, кто погиб, но не убит был все же —

Хотя бы для того, чтоб плюнуть в рожи

Вам, кто при жизни вышел в мертвецы!

Перевел с украинского

Евгений НЕФЕДОВ