В ЗАЩИТУ ЛЮБВИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

В ЗАЩИТУ ЛЮБВИ

1

Речь адвоката Добровольского

Граждане судьи!

Я хочу говорить в защиту любви. Мой уважаемый противник, адвокат Иванов, снисходительно улыбается. Вижу скрытую ироническую улыбку и на лице прокурора Кузнецова. Вероятно, они находят мое заявление несолидным; может быть, даже смешным. Вероятно считают, что настоящая любовь в защите не нуждается: она сама себе надежная защитница, сама сумеет постоять за себя…

Так ли это? Думаю, не так: настоящая любовь тоже нуждается в защите.

Могут спросить: от кого или от чего намерен я защищать это прекрасное чувство?

Отвечаю: я буду защищать любовь от неправильных взглядов, от досадных заблуждений, от необоснованных и несправедливых притязаний ответчика по данному делу — гражданина Соколова Андрея Прохоровича, мужа моей доверительницы Анны Петровны Соколовой.

Вы, граждане судьи, а вместе с вами и мы, представители сторон, и прокурор, немало употребили усилий, чтобы всесторонне разобраться в обстоятельствах настоящего дела, чтобы найти истину.

Добились ли мы цели? Думаю, что да, добились: истина найдена, она в наших руках!..

Я великолепно понимаю, что у меня и моего противника — адвоката Иванова — совершенно разные взгляды на эту истину. Мы резко расходимся с ним и в оценке самого конфликта и в конечных выводах по делу. Такова наша профессия. И всё же ясно одно: любовь не знает стандартов, в ней недопустимо насилие, малейшее принуждение. Здесь, как ни в какой другой сфере чувств, должна господствовать и торжествовать полная свобода.

Перехожу к существу дела. Шесть лет назад моя доверительница, тогда еще рядовая работница швейной фабрики, встретила на своем пути токаря механического завода гражданина Соколова. Они полюбили друг друга, полюбили, казалось бы, искренне и прочно. Они скрепили свою любовь клятвой: не жить дня друг без друга.

Прошло пять лет. И надо отдать должное: молодые люди ничем не осквернили своей любви за все эти пять лет. Они возмужали, продвинулись по службе: она — опытная закройщица фабрики, он — студент заочного электротехнического техникума и начальник цеха завода. Лишь в последние несколько месяцев их постигло несчастье, у них возникла, как говорим мы, юристы, острая коллизия: она разлюбила мужа и полюбила другого; муж же сохранил к ней любовь попрежнему.

Если бы нарисовать их духовную жизнь, их любовь за эти счастливые годы, многим могло бы показаться весьма невероятным то, что они стоят сейчас перед судом как чужие.

Что же случилось? Какая сила разрушила их жизнь? Я долго искал ответа на этот вопрос. Нашел ли? Думаю, что нашел. Их любовь была мнимой, их брак поспешным. Увлечение молодые люди приняли в свое время за любовь. Любовь же пришла позже и сурово наказала их за легкомыслие. Я имею в виду настоящую, взаимную любовь моей доверительницы и Константина Строгова, будущего ее мужа, если, конечно, настоящий брак будет судом расторгнут. Гражданка Соколова полюбила на этот раз серьезно, продуманно, с учетом прежней своей ошибки. Она полюбила человека родственной профессии, мастера той же швейной фабрики.

Возникает извечный вопрос: как быть?

В разное время на подобного рода вопросы отвечали по-разному.

В прошлом, когда семья была скована всякого рода условностями и предрассудками, когда в обществе господствовал дух стяжательства, наживы, когда чистая любовь сдана была на откуп поэтам и романистам, ответ мог быть лишь один: обвенчались, друзья мои, живите. Тошно, тяжко — всё равно живите. Святая церковь, царский закон, вековые традиции — всё было против развода, всё было бы против любви Анны и Константина, всё было бы на стороне Андрея Соколова, как хозяина, как мужа-властелина.

В наше время, когда советская семья строится на честных началах, когда любовь восстановлена в своих естественных и социальных правах, когда она очищена от всякой капиталистической скверны, — наша советская жизнь дает прямо противоположный ответ: ошибка, коль скоро она обнаружена, должна быть немедленно исправлена; к этому обязывает нас коммунистическая мораль, исключающая любовь втроем, ложь в семье, брак без любви.

В самом деле, давайте переведем эти, возможно, несколько пышные мои выражения на простой язык, на язык нашей обыденной жизни; что лучше: сохранить семью Соколовых или решением суда узаконить фактический распад этой семьи?

В первом случае мы сохраним семью уродливую, фальшивую. Моя доверительница вынуждена будет страдать, возможно, станет скрывать от мужа свою любовь к Константину Строгову, возможно, соединится с ним тайными узами, как это делали раньше тысячи влюбленных, любовь которых попиралась.

К сожалению, кое-кто и в наше время не сумел еще избавиться от тех или других уродств вчерашнего дня, кое-кто всё еще предпочитает именно так выходить из бытовых затруднений. Однако это не значит, что мы должны поощрять старые традиции, поощрять отживающее, умирающее. Наши суды, представляя государство, никогда этого не поощряли и поощрять не будут. Вы, граждане судьи, призваны укреплять и развивать всё здоровое, разрушать и устранять всё больное, всё, что мешает нашему человеку нормально работать, творить во имя Родины, на благо своего народа.

Позволительно будет спросить: что представляет собой в данное время семья Соколовых — здоровую или больную ячейку нашего общества?

Отвечаю с полной ответственностью: это больная, очень больная семья, это негодный брачный союз. Это, если хотите знать, вредная ячейка в здоровом организме, а потому надо немедленно ее удалить, расправиться с нею хирургически.

Уверяю вас, граждане судьи, что от этой операции наше общество станет только здоровее. Больше того, от этой безболезненной операции выиграют все. Истица Соколова и Константин Строгов соединят тогда свою судьбу, скрепят ее законом, не будут озираться по сторонам, краснеть за свою любовь. Ничто не помешает им добиться гармонии личного и общего.

Андрей Соколов, уверяю вас, тоже будет счастлив. Он молод, хорош собой, умен. Всё это поможет ему забыть неудачную любовь, найти новую подругу, которая ответит искренней взаимностью на его чувства.

В результате такого решения вопроса мы получим две здоровых, надежных семьи. Так, и только так, надо решить данный судебный спор. Так, и только так, надо создавать наши советские семьи, укреплять их на основе новых принципов, новой морали!..

Могут спросить: откуда я позаимствовал эти мысли, эти доводы?

Отвечаю: из жизни. Да, наша жизнь является для меня в этом отношении лучшим другом, лучшим свидетелем. Но я не стану утруждать вас конкретными примерами. Взамен этого позволю себе сослаться на один литературный источник. Я хочу указать на роман, в котором можно найти духовную перекличку между моей доверительницей и героиней этого произведения.

Адвокат Иванов. Здесь не литературный диспут…

Добровольский. На реплики я никогда не отвечаю, — вы это отлично знаете, товарищ Иванов.

Иванов. Это реплика по существу… Суд будет решать судьбу не героев романа, а живых людей.

Добровольский. Вы имеете возможность возразить мне в установленном порядке.

Иванов. Но вы пытаетесь увести суд в сторону от дела…

Председательствующий Павлова. Соблюдайте порядок, товарищ Иванов, не мешайте!

Добровольский. Совершенно верно… Позвольте продолжать… Для любого из нас, кто так или иначе призван заниматься брачными делами, всё важно. Мы не должны игнорировать ни политические учения, ни практику, ни художественную литературу. Всё это теснейшим образом связано между собой. Иногда в каком-нибудь образе, в высказывании того или другого общественного деятеля можно найти ключ к решению самых спорных вопросов жизни. И, наоборот, без четкого теоретического осмысления того или другого вопроса его можно скомкать, запутаться, сбиться с правильного пути.

Известно, что наш закон допускает разводы, однако не по первому требованию и не по любому желанию. Известно далее, что разводы у нас — лучшее свидетельство нашей трезвой судебной политики, нашей силы в вопросах любви и брака. Мы очищаем свое общество от ошибочных, ненужных и вредных браков, освобождаем любовь от грязи и пошлости, от всего, что оскверняет ее, что лишает человека радости и счастья.

Я с удовлетворением должен отметить, что именно так решаются эти вопросы в нашей советской художественной литературе. Вспомните «Ивана Ивановича» — замечательную книгу Антонины Коптяевой, талантливый роман, справедливо удостоенный высокой награды — Сталинской премии.

Вы, конечно, помните, граждане судьи, как поступила Ольга Павловна, жена Ивана Ивановича, разлюбив мужа и полюбив инженера Таврова. Она не стала лгать, двурушничать, метаться между двух огней. Она поступила честно, четко определила свое дальнейшее поведение — бросила мужа и ушла к любимому. Вы помните, как первоначально был воспринят этот шаг окружающими — плохо, очень плохо. Думали, что Ольга Павловна поступила легкомысленно, поддалась мимолетной страсти, недостаточно проверенному увлечению мало известным ей человеком. А когда убедились, что Ольга Павловна во власти серьезных чувств, во власти пламенной, всепокоряющей любви, — отношение к ней изменилось. Соединясь с любимым человеком, Ольга становится полноценным человеком: она — сотрудник газеты, автор книги, общественница!..

Я считаю, что писательница правильно решила семейный конфликт — правильно, гуманно, целеустремленно. Писательница показала, как поступить женщине, которая однажды ошиблась в выборе спутника, — ошиблась, но ищет здорового выхода.

Я уверен, граждане судьи, что вы точно так же поступите с «героиней» сегодняшнего дела, с моей доверительницей: вы удовлетворите ее иск, избавите ее от нелюбимого человека и тем самым дадите ей возможность навеки связать свою судьбу с другим, любимым человеком. Это надо сделать еще и потому, что истица и нынешний ее муж буквально ничем не связаны: взаимной любви нет, детей нет, оба работают, а потому материально не зависят друг от друга. Правда, жаль перечеркивать пять лет совместной жизни. Но ничего не поделаешь! Такова жизнь, неотвратимые ее законы… Будет лучше, если прошлое останется в памяти как нечто хорошее и дорогое. Хуже будет, если прошлое померкнет, будет осквернено теми или иными недоразумениями, ссорами, враждой. Пока этого нет, и очень хорошо. Больше того, здесь, в суде, истица предложила Соколову свою дружбу, — она всё еще продолжает уважать его как хорошего человека.

Я спрашиваю: почему бы ответчику не принять этого предложения? Оно разумно, оно способно в какой-то мере смягчить, особенно на первых порах, остроту переживаний. Не надо забывать великолепной народной мудрости: «Насильно мил не будешь». Перестал быть милым, сделай так, чтобы не стать постылым человеку, который всё еще дорог тебе, которого ты всё еще любишь. Постарайся сохранить хорошие отношения с любимым тобою человеком; сохрани их даже в том случае, если ты больше не пользуешься взаимностью.

Никакого насилия над святым чувством любви!

Полная свобода любви в нашей Советской стране!

Вот, пожалуй, всё, что я хотел сказать в защиту интересов моей доверительницы, в защиту любви.

Позвольте же выразить уверенность в том, что наш советский суд, самый справедливый в мире суд, поступит по-советски мудро, в полном соответствии с требованием нашего закона. Прошу вас, граждане судьи, расторгнуть брак супругов Соколовых.

2

Речь адвоката Иванова

Вдумайтесь только, товарищи судьи, что предлагает вам, что проповедует здесь мой противник по процессу. Обратите внимание на его доводы, на их теоретическое обоснование.

Если очистить речь адвоката Добровольского от всякого рода словесных украшений, мы получим довольно-таки опасный рецепт: все браки, где одним из супругов утрачена любовь, при отсутствии у них детей (а может быть и с детьми, я не понял этого), — такие браки не могут рассчитывать на охрану нашего закона, их надо расторгать по первому требованию заинтересованной стороны.

Этот рецепт находит свое подкрепление — что верно, то верно — в романе Коптяевой «Иван Иванович»: тут полное совпадение взглядов юриста и писателя, взглядов одинаково неверных и, я бы сказал, одинаково вредных.

Позвольте в таком случае и мне сказать свое слово в защиту любви, не вообще любви, а любви моего доверителя — Андрея Прохоровича Соколова.

Пять лет назад супруги Соколовы связали свою судьбу по любви и сумели ее сохранить в течение пяти лет. Это признала сама истица и ее поверенный, который и в этом вопросе не удержался от противоречия: признал любовь и тут же переименовал ее в увлечение. Нет, товарищ Добровольский, это была настоящая продолжительная любовь. Это были не два-три месяца, а пять лет жизни под одной кровлей… И всё это время супруги жили хорошо. Лишь в последние месяцы их жизнь почему-то пошатнулась, дала трещину. Действительно, почему? Не потому ли, что некий Константин Строгов оказался человеком шатких моральных правил: бесцеремонно вторгся в чужую семью? Кстати, тут-то как раз и может быть увлечение, а не любовь. Истица на мой вопрос ответила, что полюбила Строгова совсем недавно. Я, откровенно говоря, не представляю, как можно всерьез говорить о любви при столь ничтожном сроке знакомства, как не стыдно ради такой скороспелой любви идти в суд и требовать разрыва с человеком, которого любила пять лет! Что это такое? Откуда взялась эта «любовь с первого взгляда»?

Характерно, что истица не привела нам, товарищи судьи, ни одного серьезного довода в обоснование своего требования о разводе. Разные с мужем профессии… Она ничего не понимает в его работе, он — в ее. Ну и что из этого? Разве это такой порок, из-за которого надо расходиться? И еще: муж, видите ли, слишком, увлечен своей работой и мало интересуется ее делами; даже как-то насмешливо сказал: «Текстиль — это мура… То ли дело электротехника»… Какое преступление! Вы лучше скажите откровенно, истица, что случилось? Что понудило вас на этот опасный шаг? Вы же сами отлично понимаете, что приведенные доводы никуда не годятся. Недаром ваш поверенный не воспользовался ими в своей блестящей речи. Недаром он предпочел этим вашим доводам ссылку на вашего якобы двойника из романа Коптяевой — на Ольгу Павловну.

Позвольте, товарищи судьи, дать краткую оценку этой ссылки моего противника.

Я категорически не согласен, что Анна Соколова, доверительница моего противника, духовно близка Ольге Павловне. Нет, Соколова представляется мне чище, нравственнее, принципиальней. Она в одном близка Ольге Павловне… в желании уйти от мужа. Однако и тут есть существенная разница: знакомство ее с Константином не случайное — оно возникло и развивалось на основе общих производственных интересов. Это несравненно лучше, чем случайное знакомство в пути, чем тайные встречи у нравственного уродца Павы Романовны, жены бухгалтера из того же романа.

Кроме желания той и другой «сменить вехи», между Соколовой и Ольгой Павловной такая пропасть во всем, во всех поступках, во всех желаниях и вкусах, что поражаешься, как мог товарищ Добровольский допустить подобный экскурс в художественную литературу, допустить обидное для своей доверительницы сравнение с женщиной без стыда и совести, с потенциальной преступницей. Никаких идеи о врожденных преступниках я не рекламирую, товарищ Добровольский, успокойтесь! Я опираюсь на факты. Я согласен отбросить слово «потенциальной». Ваша Ольга пыталась совершить уголовное преступление — это не выдумка, а факт.

Ольге Павловне понравилось что-то в технике. Не задумываясь, поступает в машиностроительный институт. Вскоре надоело сие занятие — ушла из института. Беспокойная душа потянулась к счетному делу, на бухгалтерские курсы. И здесь наскучило — полетела в медицинский институт, решила стать медичкой. Не понравились занятия в анатомичке — предпочла быть только женой медика. А всё же скучновата роль домашней хозяйки; нельзя ли испробовать курсы иностранных языков? Попробовала, обожглась и — ушла… Дальше мы видим ищущую и жаждущую Ольгу Павловну в газете, корреспонденткой.

Надолго ли? Видимо, надолго: тщеславия у Ольги Павловны хоть отбавляй, ей весьма импонирует популярность, слава.

Точно так же, с той же легкостью, с тем же легкомыслием, Ольга Павловна поступила и при смене одного супруга другим. В свое время вышла замуж — конечно, по любви! — за Ивана Ивановича. И вдруг разлюбила: увлеченный своей работой, доктор оказался мало внимательным, недостаточно чутким мужем. Случайное знакомство в пути с инженером Тавровым. (Раньше знакомство с Тавровым, а потом «открытие» новых неприятных качеств у мужа.) Полюбила Таврова. За что? Просто полюбила — и всё. Видимо, за чуткость, за внимательное отношение к новым ее начинаниям, за помощь в литературной работе. Что же, можно, пожалуй, перелететь к Таврову… Кто следующий? У нас ведь много замечательных людей, они встречаются на каждом шагу. Это тем опаснее для Ольги Павловны, что ее работа в газете связана с постоянными разъездами. Берегитесь, гражданин Тавров, вас может постигнуть расплата за грубое вмешательство в чужую семейную жизнь!

Однако, товарищ Добровольский, я вижу вас особенно задели мои слова о несостоявшемся преступлении Ольги Павловны. Хорошо, сейчас скажу и об этом. Она дружила с Павой Романовной, тайно встречалась у этой разложившейся женщины с Тавровым. И вот — видимо в знак благодарности к этой самой Паве, — когда та стала беременной, Ольга берет на себя роль посредницы между Павой и Иваном Ивановичем, как доктором, толкая его на аборт, на тяжкое уголовное преступление. Если бы он согласился на это, автору пришлось бы описать в своем романе судебный процесс над Иваном Ивановичем по статье 140 Уголовного кодекса и над его услужливой супругой по статьям 17—140 того же кодекса.

Вот ведь куда заехали вы, товарищ Добровольский, в поисках доказательств для укрепления своей шаткой правовой позиции! Нет, не завидую я ни вам, ни вашей доверительнице!

Добровольский. Вы меня не убедили. Роман превосходен…

Иванов. Не отвечаю на реплику. Подведем итог нашему судебно-литературному спору: одобряя Ольгу Павловну, примиряя ее с нашей действительностью, поручая ей почетнейшую профессию работника советской печати, автор, по-моему, грешит против истины. Хотела или не хотела товарищ Коптяева, — Ольга Павловна не типична для наших дней. Хотела или не хотела товарищ Коптяева, — думаю, что не хотела, — но она объективно проповедует анархию в быту…

В своей речи товарищ Добровольский заявил, что иск его доверительницы надо удовлетворить, — кажется, он даже сказал: в полном соответствии с требованием закона.

Жаль только, что Добровольский сказал об этом в самом конце своей темпераментной речи, сказал как бы между прочим, без всякого обоснования, без ссылок на конкретные законы. Интересно узнать, где опубликованы законы, которые при отсутствии оснований для развода разрешают развод? Мой противник не назвал этих источников. Хуже всего, что я, его товарищ по профессии, бессилен в этом ему помочь. Думаю, что и прокурор и вы, товарищи судьи, тоже бессильны прийти ему на помощь. Таких источников у нас нет, таких законов у нас не издано. Мы имеем другие законы — великолепный указ Президиума Верховного Совета СССР от 8 июля 1944 года; четкое и ясное постановление Пленума Верховного Суда СССР от 16 сентября 1949 года — они-то как раз и предлагают нам по пустякам не разводить, проявлять в этом вопросе величайшую осторожность и во всех случаях при решении, этих вопросов подходить к ним по-государственному, по-партийному. Наша семья — это не только частный союз двух сердец. Это первичная ячейка советского общества.

Я убежден, товарищи судьи, что вы отвергнете неправильные доводы моего процессуального противника. Убежден, что вы чутко отнесетесь к моим доводам и примете их.

Наше советское общество — самое дисциплинированное в мире. Мы сами строим свою жизнь, сами творцы своего счастья. Сбросить со счета пять лет безупречной супружеской жизни, радостную любовь — это значит не уважать самих себя, своего сердца, своих чувств. Это значит стать растратчиком собственной жизни!

Прошу Соколовой в иске отказать за отсутствием каких бы то ни было оснований.

3

Заключение прокурора Кузнецова

Товарищи судьи!

Совсем неплохо, что мы выехали слушать это дело по месту работы истицы. Пусть здесь знают настоящую причину конфликта Соколовых, пусть, помимо нас, сама общественность оценит этот конфликт.

Совсем неплохо, что товарищи адвокаты не спорят сугубо практически, а завязали вокруг дела серьезный, принципиальный спор.

Ничего, что этот спор несколько несовершенен, местами сбивчив, местами резок, местами даже несправедлив, — ничего в этом страшного, по-моему, нет.

Несколько общих замечаний.

Адвокат Иванов зря представил свою позицию такой уж безукоризненной, а соображения своего процессуального противника отмел, как заведомо ошибочные. Думаю, что так просто эти вопросы решать нельзя.

А что если истица действительно утратила к мужу любовь? Или, скажем, честно ошибалась в своей к нему любви — что тогда? Как в этом случае рассматривать их брак, — с любовью он или без любви? Сохранить его или расторгнуть? Вот вам и задача, которую не так-то легко решить, товарищ Иванов.

И всё же я ближе стою к вашей позиции, чем к позиции товарища Добровольского. И свободу и насилие у нас понимают и применяют иначе, чем это делает буржуазия.

И в труде и в быту мы допускаем не всякую свободу, а свободу, основанную на высокой сознательности. Иначе в социалистическом обществе поступать нельзя. Иначе мы никогда не вытравим из своей жизни беспорядка.

О романе Коптяевой. В книге немало хорошего. И прежде всего, ценна постановка вопроса о браке, семье, любви, ценна попытка решить эти вопросы. Это большая заслуга Коптяевой, независимо от того, что кое в чем она ошиблась.

Совсем не случайно «Иван Иванович» так популярен среди читателей. Наши люди хотят знать, какой должна быть советская семья, как влюбляются, женятся, воспитывают детей, как сберегать свою любовь. В нашей жизни много передовых людей, они хорошо показаны художественной литературой в процессе труда, в битвах с врагами за Родину. Семье же, браку, любви не повезло. Создалось такое положение, что хоть проси суд вынести частное определение в адрес Союза советских писателей: смелее, товарищи, беритесь за эту тему! Помогите молодежи правильно организовать личную жизнь, предупредите ее от возможных ошибок в вопросах любви и брака.

Еще несколько слов о романе Коптяевой В одном я должен полностью согласиться с товарищем Ивановым: действительно, у автора не было достаточных оснований так возвеличивать свою героиню. Нельзя считать ее передовой советской женщиной.

У Ольги не было серьезных оснований для ухода от Ивана Ивановича. Общественность обязана была резко осудить ее поступок, дать почувствовать, что так жить у нас нельзя. Ничего страшного не случилось бы, если бы ее призвали к порядку, обвинив в бытовой распущенности. Поводы к этому были. Нет, Ольга Павловна — не героиня нашего замечательного времени. Наши женщины не захотят идти по ее следам.

О браке Соколовых, которому посвящено наше судебное заседание. Они добровольно и по любви вступили в брак. Оба обязаны были беречь, углублять свою любовь. Истица забыла об этом. Ее вина. Она решила, как выразился адвокат Иванов, «сменить вехи». Эти два слова можно с успехом заменить одним. Можно по-прокурорски, более сурово, но и более правильно определить это как распущенность.

Мне кажется, что необоснованный иск гражданки Соколовой надо отклонить. Адвокат Иванов прав: доводы истицы несерьезны, в них нет здравого смысла, логики, жизненной правды. Я тоже не понимаю, как можно перечеркнуть пятилетнюю любовь трехмесячным увлечением! Пусть извинит меня истица за резкость, но я повторяю: это бытовая распущенность, — и эту распущенность закреплять, оправдывать законом мы не можем, не имеем права. Гражданин Соколов очень любил и любит свою жену, невзирая ни на что. Он мужественно, открыто защищает свою любовь. Непонятно, как можно оставить такого человека. Ни одна здравомыслящая женщина не пошла бы на это. Я не хочу опорочить гражданку Соколову, не считаю ее безнадежно испорченным человеком. О ней хорошо отзываются на фабрике, ее считают лучшей закройщицей, серьезным, честным и принципиальным товарищем. Мне непонятно лишь одно: как можно быть лучшим человеком на производстве и отставать в быту. Правда, Соколова действует открыто, но это не оправдывает ее ошибочного намерения разойтись с мужем.

Еще одно замечание — о Строгове. Как хотите, а мне не нравится его поведение. Подозрительное поведение: не то трусливое, не то предусмотрительное, точнее определить не берусь. Я пытался встретиться с ним до суда — он уклонился, ссылаясь на болезнь. Действительно ли он болен? По нашим сведениям, здоров. Он не явился и на суд. Мне кажется, что по-настоящему любящий человек, настоящий друг, присутствовал бы сейчас в суде, его место здесь, рядом с любимой. Он обязан был прийти сюда, хотя бы для моральной поддержки. Он не пришел. Видимо, ему неловко смотреть в глаза людям. Возможно, он понял, что, бесцеремонно забравшись в чужую личную жизнь, он осквернил ее, сбил с толку молодую, малоопытную женщину.

Как представитель прокуратуры, прошу суд в иске Соколовой отказать.

4

Замечания судьи Павловой (после оглашения решения)

Надеюсь, граждане, решение суда вам понятно. Вот и отлично… Но мне хотелось бы, чтобы вы оба не только поняли его, но и приняли всей душой. Вам, Анна Петровна, это сделать трудно, я вас понимаю, но необходимо. Не будьте врагом своего счастья. Возьмите себя в руки, еще и еще раз продумайте свое отношение к жизни.

Советский суд искренне желает вам восстановить утраченную супружескую молодость, восстановить и никогда больше с ней не расставаться!