Иван Ленцев “ДИБРАТОР”

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Иван Ленцев “ДИБРАТОР”

Каждый новый режим переписывает историю под себя. Рушит памятники прошлой эпохи, стирает старые символы, перемешивает классы и вывески. Но обычно оставляет для себя лазейку: щадит предков, опирается на летописи и хроники, доказывая собственную преемственность, логичность, свое право на власть. Это — не про сегодняшнюю Россию. При нынешнем режиме стирание старого уклада превратилось в тотальное очернение, извращение, забвение истории, цель которых — доказать, что семидесятилетнее существование великого государства было грандиозной ошибкой, недоразумением, "черной дырой" в развитии человечества. Для этого история вырывается с корнем из нашей памяти, профанируется, подменяется чуждыми ей баснями и анекдотами. Это происходит уже с десяток лет — эффективно, залпами через СМИ, каждый день — и одну из ведущих ролей в этом бесславном деле играет НТВ.

Совсем недавно завершились выпуски программы "Намедни", по сей день на экраны выходит передача "Старый телевизор". Разные программы, общая суть: перекраивание советской истории на собственный лад в стремлении не просто принизить ее, но заставить работать на себя, на ценности нового порядка.

"Намедни" вел Леонид Парфенов. Тридцать один еженедельный выпуск — каждый про конкретный год, с 1961 по 1991, с хроникой тех лет, мнениями "консультантов", репортажами с мест событий. Изначально предполагалось некое путешествие в недавнее прошлое по кристаллической решетке господствовавших стереотипов, легенд, страхов и образов жизни, часто анекдотичных, часто весьма приблизительных, тенденциозных. Идея неплоха, хотя написание истории в анекдотах — вещь неблагодарная. Но то, что на протяжении нескольких месяцев выходило на экран с подачи Парфенова, просто не укладывалось в голове. Из нашего прошлого выдирались целые пласты, фальсифицировались факты, подменялись цифры. Кадры кинохроники пропускались сквозь мясорубку монтажа, выстраивались в нужные ассоциативные ряды, снабжались одиозными комментариями и впаивались в энтэвэшную хронику "нашей эры". В итоге телеучебник новейшей истории оказался составлен таким образом, что у несведущего зрителя непременно должно было возникнуть устойчивое мнение о Советском Союзе как о третьесортной стране забитых, чудаковатых, подневольных, плохо одетых людей, единственными радостями которых были дешевая водка, блат в мебельных магазинах, БАМ, халявные поликлиники, отдых на оккупированных побережьях и с грехом пополам организованная партией и правительством Олимпиада.

Своей цели НТВ добилось: за побасенками скрыли великую страну. Тем не менее, уже после первых выпусков передачи руководство телеканала осознало два ее недостатка. Во-первых, слишком уж в лоб, в грубой, навязчивой форме подавался материал; и, во-вторых, столь же грубым был сам ведущий, который элементарно зачитывал зрителям приговор, безапелляционным тоном констатировал: смотрите, в каком дерьме вы жили, и стыдитесь за то, что были "совками".

Поэтому после столь крупномасштабной артподготовки НТВ сменило тактику и перешло к более тонким технологиям искажения и замещения прошлого. Место ведущего-прокурора занял ведущий -- обворожительный, мягкий. Анекдоты уступили место мемуарам. Голые кадры кинохроники были заменены на сериально растянутые фрагменты старых советских фильмов в коконе кротких плавных бесед с гостями студии. Принцип "уничтожить тоталитарное государство" трансформировался в идею "мелкая индивидуальность выше государства". Передачу "Намедни" сменила новая программа с благостно-умиротворяющим названием "Старый телевизор".

Сверхспокойная обстановка, приятные глазу декорации; ведущий Дмитрий Дибров — сама сопричастность, искренность, заинтересованность. Прищур с хитринкой, вскинутые удивленно брови, милая улыбка, богатейшая мимика. Не напрягается, раскован, захваливает гостя, смотрит ему в рот. С лучистым лицом разговаривает о пустяках, о всячине, о носовых платках — и сквозь этот треп смеет мерить фигурками гостей величие ушедшего государства, его идеалы, масштабы, героев. Заразительно хохочет — и втаптывает в грязь ненавидимые символы, сквозь улыбку процеживая в адрес прошедшей эпохи: "Кош-ш-шмар-р…"

"Намедни" искажало нашу историю, кастрируя ее, извлекая лишь наносное, поверхностное, лубочное. "Старый телевизор" подменяет эпопею скетчем, низводит грандиозное здание до масштабов загаженной кухни, втискивает историю трехсот миллионов в комплексы жалкого человечка под девизом "Государство — это я, маленький!"

Актеры, певички, дикторы — Дибров намеренно приглашает в студию людей практически не известных, не очень далеких, пресных — чтобы посудачить с ними о целой эпохе, о временах побед и трагедий. И гости ничтоже сумняшеся пытаются возместить своими бытовыми, житейскими, частными воспоминаниями историю государства. Гости купаются в лести Диброва, во всегда добрых звонках в студию, неприкрыто любуясь собой: "Смотрите на меня, я — ваша история", всегда отделяют себя от "совков" своей исключительностью и никогда не испытывают ностальгии. "Прошлое осталось в прошлом!" "Сегодня лучше, чем вчера!" И такая доброта вокруг, будто паточная речь Диброва льется из громкоговорителей на крышах военных грузовиков: "Партизанен, сдавайся, отрекайся от прошлого! Тебя ждет млеко, яйки, хороший работа и жена!"

Удивительно, но выражать через собственные переживания и воспоминания советскую эпоху Дибров каждый раз приглашает людей совершенно не советских, антисоветских. И только своих, только отвечающих энтэвэшным стандартам "нового человека" — космополитичного, молящегося на иконы "Декларации прав человека" и американской конституции, неплохо устроившегося, равнодушно перенесшего крушение Державы. Обволакивая этими беседами фрагменты "Вечного зова" или "Семнадцати мгновений весны", Дибров осуществляет тотальное "исправление имен", добиваясь экстраполирования образов своих гостей и своих мыслей на наше советское время. Через пустячки и хохмы, через никчемность гостей, через накачку либеральной идеологией он с наименьшими усилиями стремится к конечной цели "Старого телевизора" — переписать нашу историю, оккупировать наше прошлое, максимально упростить его, задним числом выстроить свою мифологию ушедших годов, засадив их демценностями, местечковыми персонажами и вонью коммунальных кухонь.

Режим, восстающий на людскую память о светлых временах, заранее считает себя победившим, но не догадывается, что его самого выкинут на помойку истории.

Иван ЛЕНЦЕВ