Александр Проханов ЛИЦО КЛАДБИЩЕНСКОЙ ЛУНЫ
Александр Проханов ЛИЦО КЛАДБИЩЕНСКОЙ ЛУНЫ
Город — это не случайное скопление зданий, рисунок площадей и проспектов, образы фасадов и монументальных памятников. Город — это раковина, дающая приют таинственному моллюску, имя которому — социум. Каково общество, каковы его идеалы, ценности, его иерархия, его представления о смысле бытия, таков и город.
Советская Москва была пуританской, чопорной. В ней было мало магазинов, ресторанов, увеселительных центров, но было много библиотек, научно-исследовательских институтов, всевозможных производств, создающих уникальные машины и механизмы. Московский университет, а не храм Христа Спасителя был доминантой советской Москвы.
В лужковской Москве множество великолепных, похожих на храмы магазинов, изобилие ресторанов, ночных клубов, увеселительных заведений. Москва пылает рекламами, предлагающими для покупки всё: от золотых автомобилей до портмоне из человеческой кожи. В сегодняшней Москве почти не видно библиотек, исчезли научно-исследовательские институты, канули в небытие производства.
Советская Москва несла в себе идею космического совершенства, прорыва в будущее, создание нового человека, иного бытия, основанного на познании добра, справедливости и бессмертия. Нынешняя Москва дышит культом денег, богатства, наслаждения, утоления утончённых, часто болезненных прихотей. Она собрала в себе миллиардеров, и всё население города в разной степени служит этой горстке элитарных богачей, ублажая их телесные прихоти.
Лужков был идеальным мэром, потому что как никто другой великолепно, во всей полноте воплотил в современной Москве идею рынка. Российская власть после девяносто первого года строит рыночное общество, стараясь подчинить рыночному идеалу все формы общественного бытия. Лужков, создавая свою Москву, выполнил это предначертание власти во всем величии.
Москва — это место бесчисленных всевозможных продаж. В ней продаются воздух, луч солнца, каждая брусчатка на Красной площади, женская красота, человеческая похоть, человеческие таланты, человеческие органы. В ней продаются академические дипломы и места префектов. В ней продаётся сама жизнь. Если ты не имеешь денег её оплатить, тебя безжалостно уничтожают либо непомерной квартирной платой, либо автоматной очередью.
В этой рыночной холёной великолепной Москве со множеством банков, дворцов наслаждений, драгоценных офисов есть своё дно — уходящий в преисподнюю Черкизон, где по мере приближения к адским кольцам таятся чудовищные злодеяния, свершаются невидимые миру извращения. В старых подземельях копятся несметные золотые слитки и гроздья бриллиантов. У этой рыночной Москвы есть своё небо, в котором реют таинственные излучения. Московские дома теряют свои дневные очертания, превращаясь в загадочные светящиеся грибы, перламутровые, парящие в ночном небе пузыри, в зеленовато-млечные стебли, по которым непрерывно что-то сочится, струится, поднимаясь вверх, распускаясь в московском небе зеленовато-призрачным заревом.
Что высасывает современная Москва? Не последние ли соки из несчастной России, которая чахнет за пределами московской кольцевой дороги?
Лужкова сковырнули, как назойливый, всем надоевший прыщик. Этот всемогущий талантливый весельчак, способный в дни московских праздников схватить метлу и напялить на себя дворницкий фартук, а в дни государственных торжеств схватить микрофон и вместе со своим другом Кобзоном петь патриотические песни, этот жестокий стяжатель и умный хозяйственник, скопивший для себя несметные состояния и добившийся того, что Москва стала самым богатым, великолепным и холеным городом, Лужков, казавшийся эмблемой всей послесоветской России, был изгнан из города, как шелудивый нашкодивший пес.
Все полагали, что этим изгнанием рынку был нанесён первый сокрушающий удар, что государство своим острым скребком начнёт выскабливать из московских глубин чудовищные метастазы коррупции. Что воспрянут теоретики, футурологи, предлагающие концепцию обновлённой Москвы, освобождённой от чудовищных пробок и нелепых застроек. Что явятся духовные, окрыленные идеалами люди, которые постараются вернуть Москве её утраченную святость, объявить городом русского будущего, русского преображения, русского чуда.
Само появление этих людей могло бы трактоваться как русское чудо. Но оно не случилось. Как Спасителю, умирающему от жажды, вместо глотка воды протянули на копье тряпку, пропитанную едким уксусом, так москвичам вместо Лужкова был предложен Ресин, этот тайный кардинал Москвы, сподвижник, и, быть может, истинный хозяин Лужкова.
Мировые строительные мафии являются самыми беспощадными, самыми богатыми и алчными мафиями мира, уступая лишь торговцам оружием и человеческими органами. Если вдруг рухнут элитные небоскребы, где квадратный метр жилья в десятки раз превышает стоимость покоев в Букингемском дворце, можно представить, какое количество замурованных в бетон гастарбайтеров найдут на обломках рухнувших громад.
Первые шаги Ресина по ликвидации наследства Лужкова вызывают отторжение. Его циничное, накануне смерти вступление в "Единую Россию" напоминает пострижение в монахи страшных грешников и изуверов. Его предложение снести памятник Петру Первому есть запоздалая демонстрация алиби, которая должна была выделить Ресина из лужковской гибельной свиты. Его предложение переименовать московские проспекты и улицы является отвратительным, ничего не значащим трюком, который, по его мнению, должен был отвлечь москвичей от насущных проблем столицы.
Не известно, кого президент Медведев назначит мэром Третьего Рима. Среди предложенных кандидатов нет ни одного, кто бы внушал надежду на благодатные перемены. Все эти люди являются уменьшенными в несколько раз Лужковыми, гораздо более слабыми и посредственными, чем предшествующий властелин. Они не изменят Москвы. Коррумпированный, тлетворный, могущественный в своих пороках город протянет к одному из них свои щупальца, и раковые метастазы пронзят его, превращая в часть огромной московской опухоли. Здесь не видны намёки на перемены, намёки на обновление и преображение. Здесь одна тьма поедает другую тьму, одна тьма объемлет другую.
Как случилось, что сегодняшняя Россия впала в этот страшный, плотно сплетённый кокон, из которого нет выхода? Как она заползла в этот чёрный тупик, в котором остановилась и мучительно корчится, не умея выбраться назад? Какая сила, какая катастрофа разрушит свод этого зловещего склепа?
Но надо понимать, что ощущение тупика — это ощущение одного отдельно взятого человека, одного отдельно взятого сознания, которое ограничено и смертно. У истории нет тупиков. У народа нет тупика. Непреодолимость сегодняшнего несчастья мнима. Неизбежна молния, рассекающая чёрное небо, ударяющая в чёрный замок Кощея. И тогда, как в советских мультипликациях, всё страшное, тёмное, возведенное на мёртвой скале нагромождение башен и шпилей начнёт светлеть, преображаться. И замок колдуна, наполняясь золотистым светом весны, предстанет нам восхитительным городом чуда.
И пусть над городом ненадолго взойдёт лицо нового мэра, напоминающее свет кладбищенской синеватой луны.
Неизбежно над Москвой будет перламутровое утро, которое окрасит "нежным светом стены древнего Кремля".
Вышел в свет роман Александра Проханова "Стеклодув". Образы афганской войны преследуют писателя из десятилетия в десятилетие, не отпускают его, как не отпускали образы Кавказской войны Толстого, написавшего под старость своего "Хаджи-Мурата". Прочитайте "Стеклодув" и постарайтесь угадать в герое самих себя, свои мысли о чести, воле, таинственной любви и неизбежной смерти, которая роднит вчерашних врагов. Роман продается во всех книжных магазинах Москвы.