Апостроф

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Апостроф

Даниил Торопов

25 июля 2013 0

Культура Общество

Александр ЭТКИНД. Хлыст: секты, литература и революция. - изд. 2-е, сокр. - М., Новое литературное обозрение, 2013. - 644 с.

Второе издание знаменитого исследования культуролога и профессора русской литературы в Кембридже. "Хлыст" - это грандиозный и красочный интеллектуальный "триллер" о мистических русских сектах, их образах в литературе и месте в общественно-политической жизни начала ХХ века. Книга вышла в 1998 году и быстро стала раритетом, попытка переиздания несколько лет назад по технологии рrint-оn-demand была достаточно локальной.

Так что новое издание более чем оправданно, несмотря на появление за прошедшие годы множества новых, в том числе, архивных материалов по истории Серебряного века. Однако и среди самых ярких текстов - "Хлыст" стоит особняком. Неслучайно, что пятнадцать лет назад, "Хлыст" произвёл фурор в средах далёких от мира научных приложений "Нового Литературного обозрения" или кафедры славистики Университета Хельсинки. В какой-то степени схожий курьёз произошёл с "Днём опричника" Владимира Сорокина. Нашлась аудитория, которая (явно не без вызова и смеха) восприняла роман как чаемую утопию. "Постмодернист" Сорокин стал чуть ли не оправдываться, что писал сатиру и предупреждение, а не апологию. В довесок выпустил сатирический сборник "Сахарный Кремль", что добавило уныния, особенно исходя из того, что смех Сорокина сродни улыбке дворецкого Ларча из телесериала "Семейка Аддамс".

Эткинд совсем без восторга, хотя с пониманием, встретил тогдашние рецензии в "Лимонке": "Я говорю о проблеме русских корней большевизма как о самой важной в истории революции. В зависимости от вкусов и отвержений, отечественные её источники подменялись то "интернациональными", то "инородческими". Меня это не устраивает, а авторов "Лимонки", оказывается, тоже. Я показываю, как русские философы, писатели и политики, включая самых знаменитых, связали свои личные ответы на этот вопрос с русским сектантствомДугин считает, что это я показал антилиберальный характер культуры Серебряного века. Он в восторге, он ищет и находит предтеч. Что ж, его тоска по генеалогии ничуть не зазорна. Его политическая цель в том, чтобы оторвать "либеральную интеллигенцию", как он называет своих противников, от её культурных идолов и присвоить их себе самому. Я согласен. Политические взгляды не только Клюева и Блока, но и Вячеслава Иванова сегодня ближе Дугину, чем мне".

Естественны споры о параметрах и выводах исследования - вполне частные истории порой становятся типическими моделями, спорно зачисление в "хлысты" тех или иных фигур, да и в некоторых случаях непонятно, почему мистические интересы определяются именно через сектантство.

Главное, здесь представлена яркая, многомерная страница нашей истории, а титаны Серебряного века в предложенной оптике практически полностью лишаются "наследников" из числа либеральной интеллигенции. Русская культура много десятилетий находится под грузом политкорректности. Вплоть до цензурирования первоисточников. Активное участие в социальном проекте, радикальные взгляды поэтов, писателей и художников - сплошь "ошибка", "чистое искусство", "завуалированная ирония". Бесспорно, что резкие высказывания, допустим, Хлебникова по национальному вопросу не являются фундаментом его творчества, но и ретуширование "неудобных" слов и представлений сродни исторической фальсификации.

В нынешнем издании текст сокращён на сорок страниц - за счёт деталей, которые сам Эткинд счёл избыточными. Однако сравнив два издания, должен заметить, что некоторые купюры весьма досадны: заметно "пострадали" части о Белом, Розанове, Мережковском, в "блоковской" части полностью ушла главка "Кант" и почти полностью "Бакунин". Понятно, что это право автора. Например, окончательная версия романа "Петербург" более чем на треть меньше первого издания. Но если у Белого - это было возвращение к основному замыслу, то здесь всё-таки видится осторожность ("интеллектуальная ответственность") Александра Эткинда.

"Чтение Лотмана и Минц вытесняло национализм Блока, подменяя его просветительскими идеями, поэту скорее враждебными. Литературные цыгане вненациональны; космополитами кажутся и их любители. Акцент на цыганской теме редуцировал идеи Блока к анархизму пушкинского Алеко. На деле этот страстный искатель подлинности, крушивший гуманизм, поддержавший насилие, веривший в революцию как торжество национального духа, был близок скорее к европейскому фашизму".

"Формула Иванова - новое варварство. И на Западе, и в России, пишет он, происходит "варварское возрождение", реставрация исконного мифа, реконструкция "органической" культуры, какой она была до Просвещения. Это и есть "приникновение к душе народной, к древней, исконной стихии вещего "сонного сознания", заглушённого шумом просветительных эпох". И хотя одним из источников этих идей был Вагнер, другим было народное сектантство".

"Жорж Нива, подводя итог оригинальной традиции исследований Блока во Франции, точно описал важную для мистического сознания Блока конструкцию как бинарную оппозицию: "глубокая, почвенная русская магия" против "фальшивого и изнеженного западного романтизма".