Болшевский гений аванграда
Болшевский гений аванграда
Анна Скок
6 марта 2014 0
Культура Общество
Открылась выставка Василия Маслова
19 февраля в Центре Авангарда Еврейского музея и центра толерантности, который многие по привычке продолжают называть "Гараж", состоялось открытие долгожданной выставки художника Василия Маслова. Его имя вновь зазвучало после прошлогодней находки, которую можно назвать не просто удивительной, а почти невероятной. Тогда, в начале ноября, в подмосковном Королёве местный краевед Евгений Рыбак отправился к полуснесённому Дому Стройбюро, чтобы в последний раз взглянуть на этот памятник авангардной архитектуры, от которого к тому времени оставался лишь фасад да пара комнат в первом этаже. Но, бродя по обломкам то ли здания, то ли истории, он нашёл то, что считалось давно утраченным. Из-под отставших обоев виднелась какая-то живопись. Это была монументальная масловская роспись начала тридцатых - "Стройки социализма".
Тогда, во времена первой пятилетки, в здании Дома Стройбюро, созданном по проекту архитекторов Лангмана и Чериковера, проживал руководящий состав Болшевской трудовой коммуны. Это был уникальный эксперимент, созданный по инициативе Дзержинского. Малолетние преступники, беспризорники - здесь их пытались "перековать". Семиклассное образование, профессия, честный труд, крыша над головой. В коммуне были организованы столярная и обувная кустарные мастерские, быстро переросшие в полноценные заводы, доход от которых позволял существовать автономно. Болшевская трудкоммуна стала известна на весь Союз, и подобные учреждения стали открывать по всей стране.
В 1927 году сюда впервые приехал молодой, подающий надежды художник Василий Маслов. Родившийся в год начала первой русской революции в Екатеринбургской губернии, он рано осиротел. Юношей ушёл из дома и бродяжничал, зарабатывая на жизнь рисованием моментальных портретов и пейзажей. Путешествовал по стране в ящиках под вагонами, побывал студентом нескольких провинциальных художественных училищ, всюду посещал музеи. Пока, наконец, не попал в Москву, где довольно быстро оказался замеченным наркомом просвещения Луначарским, как раз занимавшимся помощью молодым дарованиям. Здесь же Маслов знакомится с Максимом Горьким, который и рассказывает о художнике организатору Болшевской трудкоммуны Погребинскому. Так Маслов попадает в Болшево.
К 30-м годам он становится довольно известным художником. Многие критики называют его работы прорывом и революцией. Быть может, во многом из-за необычности судьбы, скитаниям, академическому образованию, полученному урывками, самообразованию, получаемому постоянно от неудержимой тяги к искусству, у Маслова выработался свой яркий стиль, выделявший его среди окружения. Промышленные виды, фантастические футуристические города. Графика художника наполнена урбанистическими пейзажами. По ночным портовым городам одиноко и отрешённо бродят матросы и проститутки. Над их головами чернеет смог работающих заводов. Линейная перспектива разрушена. Расстояние стёрто. В работах Маслова суета смещённых силуэтов и буйных красок странным образом упорядочивается, рождая странные стройные миры.
Но ценили его не всегда.
На рубеже 20-30-х годов Маслов, проживающий в Болшевской трудкоммуне вместе с женой, стремясь воодушевить своих товарищей на труд и самосовершенствование, расписывает стены первого этажа Дома Стройбюро. В своей работе художник развивает тему индустриализации. Футуристический пейзаж, где баржи, мосты и плотины электростанций, стремясь друг к другу ломаными линиями и безудержными цветами, оживают под распростёртой рукой озарённого багряными лучами Ленина, сдержанно-гордо взирающего на город будущего. А сквозь золотистую дымку восходящего солнца навстречу нам летит паровоз с конечной остановкой "коммунизм".
Именно об этой масштабной работе Василия Маслова специальная художественная комиссия, приезжавшая в Болшево, отозвалась следующим образом: "Его декоративные панно и стенные росписи непродуманны, страдают сумбурностью композиции и неудачными попытками введения декоративных элементов в виде окрашенных в резкие тона кристаллических фигур, а также полным отсутствием общего тона. Неудачна и его манера кладки красок прямоугольниками". Вряд ли это заключение стало причиной, но некоторое время спустя, когда население коммуны увеличилось, зал, где была и вторая настенная роспись, перегородили, и они попали в две разные комнаты, а позже были скрыты под обоями. А сам автор, арестованный по обвинению в контрреволюционной деятельности, в январе 1938 года был расстрелян, после чего имя его было надолго стёрто из истории культуры нашей страны.
Вот так великолепная авангардная роспись, которую современные критики называют настоящим шедевром искусства, достойным лучших музеев мира, оказалась погребённой под всё нарастающим, как мох, год от года слоем обоев, шпаклёвки и краски. И так она, считавшаяся искусствоведами безвозвратно потерянной, чудом уцелевшая в восемь раз горевшем здании, спустя почти 80 лет появилась на свет вновь, не подозревающая, что паровоз с "в коммуне остановкой" пошёл по другому пути.
После нежданной находки работы по вызволению и реставрации начались незамедлительно. Роспись была сильно повреждена и, чтобы спасти, со стены её пришлось спиливать по частям. Один из таких фрагментов, дополненный масштабной репродукцией цельной росписи 1:1, и стал центральной частью открывшейся выставки. Правда, из-за того, что процесс восстановления фрагмента оригинала ещё не окончен, перед зрителями он лежит в перевёрнутом виде, представляя собой потрескавшийся бетонный прямоугольник грязно-молочного цвета. Многие его не замечают и проходят мимо. Вообще, работ Василия Маслова уцелело немного. А те, что сохранились, долгое время лежали недооценённые у ничего не подозревающей дочери творца. По её словам, она принимала их за черновики, не представляющими особой ценности. Но именно они сегодня составляют предметы восхищения искушённой публики. Рисунки по воспоминаниям о портовой жизни времен беспокойного НЭПа, портреты, зарисовки, эскизы к монументальной живописи, журнальная графика - картины жизни той неповторимой эпохи. Они томились в забытьи времён, и теперь, спустя 77 лет, вновь предстали перед нами. Немного пожелтевшие, с помятыми уголками, слегка истерично-недоверчиво смотрящие на изменившийся мир.