Алексей Горданов -- Сон

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Алексей Горданов -- Сон

Засыпая, я подумал: "Какого она цвета — моя страна?" Мне представился нежный, тонко-бежевый цвет. Отроческий тон, краска спокойного полдня в лесу, когда прижмёшь ладони к глазам — тишина замирает, а потом здоровается с тобой, будто небо на бегу роняет облака из белого пуха.

Зайдя в зал ресторана, я тут же узнал его. Президент России. Пригласив к своему столу, он представил меня всем, за ним сидящим. Хотя со многими я уже давно был знаком. Но один из гостей был мне вовсе неизвестен, даром что черты лица и взгляд говорили о чем-то уже виденном.

"Д. А., ну, когда же страна перестанет брести, спотыкаясь, и словно с повязкой на глазах? Мы уж стали забывать, из какого мы края, какая земля под нами. Послушайте, ведь есть уже села, где люди не знают своих имен — на всё у них клички. А на любое дело — "водочная труба", как в нашей экономике — нефтяная. А что если и все мы вокруг так же пьяны?"

"Алексей, я тоже боюсь, что вот-вот — и мы опоздали. Непоседа Клио — всегда ветер в голове! — что-то задумала. Колесница истории — теперь уж скоростной поезд, и он точно завернул на новую часть пути. Где он проложен?" — президент помолчал. "Впрочем, кое о чем мы догадываемся, многое же ясно до конца. Мир переменится, и к этому надо быть готовым".

Тут случилась какая-то неожиданная перемена освещения. Предметы и силуэты обозначились резче. Но света не просто стало больше. Он словно изменился в своем составе: казалось, что к нему примешалось что-то от природы огня и от легкого блеска алмаза. Было похоже, что свет идет от другого источника. Почему-то передо мной возникла картинка из первых школьных лет: учительница младших классов, сквозь тишину и морозное дыхание улицы, угадываемое за высокими окнами старинного здания школы, подходит к доске и пишет, широко и с силой нажимая на мел, — "работа над ошибками".

"Быть готовым — значит, не искать оружия", — подумал я. — "И еще нужны те, кому это оружие будет по руке". "И. И.", — обратился я к сидящему рядом с Президентом, — "найдете ли вы тех, кто знает разницу между глаголами "властвовать" и "брать", и что управлять, значит, править — и прежде всего, самим собой? Формула французского короля "Государство — это я" не так смешна, если понять — первым подданным правителя должен стать он сам. Иначе он будет собственным холопом".

"Алексей, нам не нужно наше понимание друг друга скреплять клятвами и аккомпанировать хрустальным звоном. Я коротко отвечу на твои вопросы — "да". Не все еще вырвали из своих сердец карту России, а кому-то даже и физическая карта не нужна, чтобы наизусть повторить все приметы "путешествия из Петербурга в Москву". Да, я знаю тех, для кого "ответственность" — не словарная единица, но живое чувство и внутренний стимул".

"Но есть и иные", — сказал я. — "Ненависть к России — это не эмоция и не убеждение. Это — профессия".

"И навык", — добавил Президент.

"Навык, приносящий профит?"

"К несчастью, нередко, и даже очень часто, — да. Придется приложить усилия, чтобы они без приступа смеха смогли произносить слова "справедливость" и "возмездие".

"Разрешите идти?"

"Пора дать отдых старушке-Европе", — сказал я себе: "Их желудки, привыкшие к низкоуглеводной диете, поражают колики от чтения газетных репортажей о курортных "восторгах" небывало "новых русских". Да и о принцах арабских надо подумать: лондонские особняки не растут после каждого четвергового дождичка. Чай, не грибы. Зато на Урале грибов много…"

Учительница положила мел. А в классную комнату начали понуро входить самые плохие ученики. Учительница вела пальцем по списку в ее журнале, выкликая фамилии. Имена были всё те же, что всегда на слуху. Владельцы шахт, газет, пароходов. Бывшие инструкторы райкома комсомола, они же — "чемпионы приватизации".

Всех пригласили сдавать краденое. Но не все тому обрадовались. Один завел длинную историю о бракоразводном процессе, после которого он — почти сирота. Другой сначала отнекивался, а затем стал выставлять перед собой своего приятеля и подмигивать, кивая на него головой. Но больше всех пререкался шустрый парень, держащий руки в карманах и приблатненно сутулящий плечи. Он что-то бормотал, какие-то обрывки слов, из которых складывалось — то ли "я не брал", то ли "раздавите гадину".

…Сквозь этот гам я стал различать ровный стук. К стуку в дверь прибавился голос — чистый, ни на кого не клевещущий и беззлобный. "Room service, room service". Я лежал с открытыми глазами, и всё явственней до меня доносились звуки утренней шанхайской улицы.

Уже выйдя из номера, я обернулся к горничной:

— Would you make vacuum-cleaning?

— Sure, Sir!