Архитектура в диалогах
Архитектура в диалогах
Что же такое драматургия? Должен ли драматург, например, знать систему Станиславского или это необязательно? Развеять миф о простоте и общедоступности этой профессии "ЛГ" попросила главного редактора журнала «Современная драматургия» Андрея ВОЛЧАНСКОГО.
Архитектура в диалогах
Театральные афиши пестрят названиями новых спектаклей, при этом постановки столь густо обрастают пластами различных трактовок и интерпретаций, что уже не видно самой пьесы. И у зрителей складывается впечатление, что драматургия - всего лишь повод к эффектному спектаклю, к выражению «личной темы» режиссера.
Насколько правомерно такое определение? Ведь с таким же успехом можно сказать, что режиссер - это «разводящий» пьесы, а режиссура лишь средство для визуализации драмы, комедии, фарса, трагедии, созданных автором. Какова роль драматурга в создании спектакля? Должен ли драматург, например, знать систему Станиславского или это необязательно? Развеять миф о простоте и общедоступности этой профессии мы попросили главного редактора журнала «Современная драматургия» Андрея Волчанского.
Готовых пьес не бывает
- Андрей Ростиславович, у многих людей сложилось впечатление, что хлеб драматурга очень легкий. Почему же тогда так мало хороших пьес?
- Этот миф создается людьми, которые сами никогда драматургией не занимались, а потому им кажется, что сочинить пьесу гораздо проще, чем роман или повесть: меньше страниц, не нужно описаний и т.д. Думаю, недостаток хороших пьес как раз и связан с распространенностью этого предрассудка. Потому что, когда человек берется за пьесу, ему кажется, что написать диалог – дело простое. Слева пиши, кто говорит, справа, что говорит - вот и пьеса. Вот автор и пишет: «Привет. - Привет.- Как дела? - Нормально. - Хорошая погода»[?] И так страница за страницей. Но за таким диалогом ничего не стоит, потому что диалог - это не просто разговор, это действие, конфликт интересов, где важно определить, чего персонаж хочет добиться от собеседника. Какова его задача, сверхзадача?
- Вы используете терминологию Станиславского. Не устарело ли учение великого театрального реформатора сегодня?
- Нисколько. Ведь инструментарий Станиславского – это и наш инструментарий. Он необходим и для понимания качества пьесы, и для работы с авторами. Дело в том, что готовых пьес почти не бывает, каждая нуждается в совместной работе редактора с автором.
Даже с опытным драматургом такая работа происходит. И здесь система Станиславского приходит нам на помощь. Мы оперируем такими понятиями, как предлагаемые обстоятельства, событие, оценка факта, сквозное действие. Драматург должен знать о каждом персонаже абсолютно все: кто он, с чем выходит на сцену и откуда. Это тоже по Станиславскому, который, как известно, требовал сочинять биографии даже для эпизодических персонажей. Они ведь появляются не из-за кулис, а из жизни, которая происходит сейчас за рамками сцены. Придуманных нами героев мы погружаем в определенные ситуации, и они начинают себя вести, как - опять же по Станиславскому - этого требуют их характеры в предлагаемых обстоятельствах. Его «система» - не какая-нибудь мертвая теория для изучения в театральных институтах, а то, чем мы пользуемся ежедневно.
- Станиславский придавал огромное значение авторским ремаркам. Современные режиссеры частенько игнорируют указания драматурга, ставят все с ног на голову и как дети радуются этому. Правда, зрители не всегда разделяют эти радости...
- Должен вам признаться, что в театре я в основном испытываю страдания, как бы ни был талантлив спектакль. Потому что я всегда на стороне драматурга, и видя, как вольно обращается театр даже с классическим текстом, начинаю мучиться. Что уж говорить о нынешних авторах, какое там уважение к тексту! Часто берут пьесу, ставят и даже не извещают об этом. Спросите любого драматурга – то и дело возникают пиратские постановки.
Крапивница от сериалов
- Когда смотришь слабую пьесу, то понимаешь, что все-таки есть такая профессия – драматург. А по каким критериям вы, читая рукопись драматического произведения, определяете его качество?
- Глазами это определить гораздо легче. Тексту тогда не спрятаться - за музыкой, актерами, декорациями. К примеру, выходит на сцену медийная звезда, говорит любые слова, - и все в восторге. А если еще споет песенку или станцует… А уж если есть световые эффекты или, как сейчас это модно, видеопроекция, - тогда уж совсем не отличишь добра от зла - особенно, не имея опыта.
Хороший текст говорит сам за себя, он самодостаточен. Драматургия - искусство вербальное, воспринимается на слух. Вы упомянули авторскую ремарку. Она важна, но если драматург в ремарке сообщает что-то о своих персонажах или деталях действия, я сразу начинаю смотреть – а в диалоге это есть? Я, сидящий в зале, узнаю, увижу это? В нашем обиходе есть старая ремарка-пародия: «Выходит из комнаты, после чего уезжает в Ленинград, где и женится». Такой вот антиобразец. Бывает, в «действующих лицах» мы видим имена-отчества-фамилии, а в пьесе никто их не произносит вслух, не стоило и придумывать. Очень распространенный «косяк».
- Одна из проблем современной драматургии – отсутствие в диалогах второго плана, подтекста. Персонажи, что думают, то и говорят. Куда интереснее, когда герои говорят одно, а думают другое…
- Такой проблемы в драматургии нет, потому что если нет второго плана, если люди говорят ровно то, что они думают, – нет драматургии. У меня начинается крапивница, когда я включаю телевизор и случайно попадаю на какой-нибудь сериал. Слушаю диалог и не понимаю, что происходит, кто есть кто. Слова там значат ровно то, что значат, за ними нет ничего другого.
- Писать сценарии для телесериалов – это удача или испытание для молодого драматурга?
- В творческом отношении это колоссальная неудача, а с точки зрения пополнения бюджета – очень хорошо. Рынок огромный, сериалов клепается много. Но если ты встал к этому конвейеру, то постепенно растрачиваешь все, что нажил, накопил, теряешь свежесть взгляда. Потому что вынужден писать очень быстро, пользоваться готовыми клише. Причем часто теми, которые тебе диктуют продюсеры.
- «Сериальные» актеры часто жалуются на совершенно непроизносимый текст, говорят, что вынуждены переписывать свои роли …
- А что им играть? С чем выходить к зрителю? Один известный драматург сказал, что самое сложное - это вывести на сцену новое лицо и потом удалить его оттуда. Иногда бывают ошибки даже у опытных авторов. Скажем, драматург пишет многофигурную сцену, допустим, вечеринки, в которой участвуют несколько человек. Между двумя персонажами завязывается интересный диалог, а остальные куда-то пропадают. Что они делают? Может быть, уснули или вышли из комнаты? Куда, зачем? Я в таких случаях всегда пугаю авторов актерами, говорю: вы придете в театр, будете читать свое сочинение труппе, а исполнитель, про героя которого вы забыли, вдруг спросит: «А я-то что тут делаю? Сплю? Так и напишите».
Драматургия - искусство инженерное, нужно быть крайне внимательным, проверять себя на каждом слове. Как-то студийцы Арбузова спросили его: «Алексей Николаевич, с каким искусством можно сравнить драматургию?» Он, не задумываясь, ответил: с архитектурой. Кстати, обложку журнала «Современная драматургия» всегда украшает какой-нибудь архитектурный сюжет, связанный с содержанием номера.
Нужно ли дописывать Гоголя и Чехова
- Андрей Ростиславович, можно ли дифференцировать современную драматургию по поколениям? Чем пьесы 30-летних авторов отличаются от пьес 50-60-летних?
- Что касается возраста, то он в драматургии имеет очень условное значение, иногда очень молодые люди сразу начинают писать «по-взрослому». Например, Ярослава Пулинович из Екатеринбурга быстро прошла всю «лесенку» от простых коротеньких сценок к полноформатной зрелой драматургии. Прочитав пьесу «Жанна», я спросил ее: «Слава, неужели вам всего 25 лет?» Она кокетливо ответила: «Нет, пока 24». Кстати, «Жанна» уже идет в пяти крупных театрах России и три премьеры на подходе. Или Дима Богославский… Читая его «Любовь людей», думал, что ему лет сорок, а оказалось, всего 26. Эта пьеса поставлена в Театре Маяковского – сам по себе факт необычный, когда крупный столичный театр берет пьесу практически неизвестного молодого автора.
- Как вам кажется, почему в репертуаре театров так мало современных сатирических пьес? Разве наше общество лишено пороков и недостатков?
- Есть люди, которые пишут актуальные, острые пьесы, но их не берут режиссеры. Настоящая сатирическая пьеса всегда ставит автора, театр, зрителей в положение некоторой оппозиции по отношению к власти – это нормально, так было всегда. Честно говоря, я не верю, что современный театр, находясь в полной зависимости от государства, готов к постановкам серьезной сатирической драматургии.
- Сейчас модно писать продолжения классических произведений – Олег Шишкин написал продолжение «Анны Карениной», Борис Акунин - чеховской «Чайки». Но как зритель я должен узнать все о герое во время спектакля, а не по памяти другого произведения. То есть необходимо задавать все характеристики заново. Вещь очевидная, но ни авторы, ни критики этого не замечают…
- В таких случаях я думаю: ребята, зачем вы Гоголя пересказываете своими словами, зачем дописываете Чехова? Если вас не устраивает эта пьеса, поставьте другую. Это по поводу спектаклей. Но вопрос драматургических римейков не так уж прост, на Западе и у нас ими занимаются многие, и небезуспешно.
- Бытует мнение, что драматург – это зеркало. Я указал на болезнь, задал вопрос - а вы уж решайте, что делать. Но если в пьесе не указаны причины и следствия, то это просто констатация. Как вы думаете?
- Драматургия - не зеркало а, согласно Маяковскому, «увеличивающее стекло». Драматург создает свой мир, хотя обстоятельства этого мира жизнеподобны. Кстати, иногда жизнь предлагает такую пошлую драматургию, до которой автор со вкусом никогда не опустится. И наоборот – ситуация в пьесе может выглядеть предельно натянутой, хотя целиком взята из реальной жизни. Настоящий драматург помогает мне понять что-то в жизни, в социуме. В Англии, например, пользуются большим успехом пьесы, которые определяют, замеряют моральное состояние общества, нации, для них есть даже специальный термин "state of the nation play". И у нас некоторые драматурги серьезно продвигаются в этом смысле.
- И какое же у нас сегодня общество, если взглянуть на него сквозь призму современной драматургии?
- Картина складывается довольно мозаичная, пестрая. Тут и человеческое неблагополучие - материальное и духовное, и какой-то внутренний раздрай, разлад с близкими и с самим собой. И определенная деморализация, размывание важных человеческих качеств - я это называю этическим раскодированием. Существуют культурные и моральные коды, которые внушаются человеку с детства, прежде всего в семье. Это определенные табу: скажем, нельзя читать чужие письма, нельзя жить за чужой счет, нельзя обижать слабого…
Островский в наши дни
- Антигероев на сцене в избытке, а как с позитивным примером? Кто он - положительный герой нашего времени?
- С положительным героем хуже. В советской драматургии, когда прямо ставилась такая задача, тоже было с этим трудно. И все-таки выходили на сцену люди, которые находили в себе силы противостоять обстоятельствам и, невзирая ни на что, оставаться самим собой. Они появляются и теперь.
- Сегодня на подмостках большое количество сцен насилия, агрессии, секса. Если драматург проповедует духовный распад или разврат, то общество должно как-то защищаться от этого? Что вы думаете о цензуре в этой системе координат?
- Мы в журнале руководствуемся положениями Основного закона: пьеса не должна содержать элементов экстремизма, порнографии, призывать к национальной розни и так далее. Что касается опасностей, о которых вы говорите, они сильно преувеличены. Как правило, наши драматурги - иногда прямолинейно, иногда более изощренно - несут гуманные ценности. Я не читал пьес, где бы пропагандировались инцест, убийство или насилие… А сексуальный акт – не предмет искусства, он у всех происходит, в общем-то, более-менее одинаково. Предмет искусства - то, что предшествует сексу и то, что начинается сразу после него. Мы с интересом наблюдаем за тем, что происходит с людьми в результате – возникает отчуждение, разочарование или, наоборот, тяготение друг к другу. Интересно не само физическое действие, а то, что к нему ведет и из него исходит – опять-таки, по Станиславскому.
- Вы долгое время работали в Малом театре, который называют Домом Островского. Почему пьесы великого драматурга XIX века сегодня звучат так современно? Когда же у нас появится новый Островский?
- Я думаю, что причина современности Островского заключается в том, что мы вернулись в те времена, когда сталкиваются две силы – любовь и деньги. Под любовью, условно говоря, мы понимаем общечеловеческие нравственные ценности. Поэтому Островский сейчас актуален как никогда. И в наше время появляются авторы, которые рассматривают похожие коллизии. Та же Слава Пулинович написала пьесу о пятидесятилетней женщине, которая достигла успеха и благосостояния в жизни, но в личном плане чувствует себя абсолютно обездоленной. Жаль, что московские репертуарные театры мало интересуются современными пьесами.
- Их тоже можно понять: боятся, что публика не пойдет на современную пьесу. Это раньше ходили на автора, а сейчас идут на звезд...
- Вы точно подметили: раньше ходили на автора, а сейчас идут на медийных актеров. Но почему бы не назначить на главную роль в современной пьесе какое-нибудь медийное личико? Был я, например, в РАМТе на «Береге утопии» по Стоппарду. Выходит на сцену какая-то девушка неброской наружности, и ее встречают аплодисментами. Я в недоумении, а мне говорят: да это же сама Нелли Уварова - героиня сериала «Не родись красивой». Но вот в провинции нет медийных лиц, а современные пьесы идут. В этом отношении провинциальный театр – наш самый благодарный читатель и потребитель. Некоторые строят свой репертуар на пьесах, опубликованных в нашем журнале.
- Ваш журнал выступает в роли коммуникатора, устанавливает связи «драматург-театр»?
- У нас не просто средство массовой информации, а некий культурный институт, единственный в своем роде. Он выполняет функцию сохранения, воспроизводства и распространения всего лучшего, что есть в нынешней драматургии. Могу сказать, что за те годы, что я здесь работаю, ни одно мало-мальски заметное имя мимо нас не прошло.
К сожалению, журнал сейчас находится в тяжелом финансовом положении. Сумма, которую выделяет нам Министерство культуры России, не индексируется уже третий год, а Федеральное агентство по печати и массовым коммуникациям в этом году заметно урезало финансирование, и не только нашему изданию. Говорят, много забирают большие программы - информационная поддержка предстоящей Олимпиады, Общественное телевидение, не знаю. Раньше нам помогал московский Департамент культуры, но в последние годы мы не получаем оттуда ни копейки. Редакция ищет дополнительные источники финансирования, иначе нам не выжить.
Свадьбой все только начинается
- Хочется верить, что журнал «Современная драматургия» преодолеет трудности и продолжит сеять «разумное, доброе, вечное»: ведь театрам нужны пьесы, и люди продолжают их писать…
- Вы даже не представляете, в каком количестве. На каждый конкурс драматургии приходит несколько сотен пьес. Нужны они? Конечно, только требуется и встречное движение - со стороны театра. Современная драматургия нуждается в продвижении, постановках, и я думаю, что театры, особенно столичные, перед ней в большом долгу, простите за банальность.
- Помнится, в советское время в репертуаре любого театра обязательно были пьесы современных авторов …
- Это тот случай, когда принуждение шло во благо. Не утверждали репертуарный план без современных пьес. У нас в Малом театре каждый раз, когда приближался новый сезон, обсуждали одну и ту же проблему: хоть тресни, но из четырех названий на большой сцене половина должна принадлежать современным авторам. Советская власть придавала театру большое воспитательное и пропагандистское значение. Существовала целая система подготовки профессиональных драматургов: семинары, организованное распространение, книжные издания, репертуарные коллегии… Они приобретали пьесы вне зависимости от того, будут они поставлены или нет, и выплачивали гонорары, на которые драматурги могли достойно жить. Да, было много «шлака», но тогда выросла плеяда драматургов, пьесы которых ставятся до сих пор - Володин, Розов, Зорин, тот же Арбузов… Можно назвать десятки блестящих имен.
- Афоризм Станиславского "театр начинается с вешалки" знают все. А с чего начинается спектакль? С пьесы! Какую бы точку или многоточие вы бы поставили в конце нашей беседы?
- Поскольку ваша газета называется «Литературной», а драматургия есть древнейший вид литературы, живущий уже двадцать пять столетий, то думаю, что и дальше она не умрет. Творческому разуму, да и человеку вообще присуще мыслить диалогом. Думаю, что драматургия наравне с поэзией есть высший вид литературы - хотя бы в силу того, что она обставлена массой условностей. Поэт связан рифмой, размером, формой, а драматург ограничен требованиями сцены. Если бы Лев Толстой вместо романа захотел написать пьесу «Война и мир», как бы он разместил на сцене участников грандиозной битвы на Бородинском поле? А драматург может изобразить это сражение в диалоге двух офицеров, которые, глядя на гремящую вдали битву, ведут разговор, в котором нам открывается и эта картина, и еще много важных вещей.
Драматургия построена на прямой речи, но при этом сам автор не имеет возможности непосредственной апелляции к зрителю, морализаторства. Он как бы растворяется в своих персонажах. При этом хорошая пьеса не заканчивается с закрытием занавеса, а продолжается в общении зрителей, обсуждающих, что же будет с героями дальше. Мне нравятся открытые финалы. Как кто-то сказал, настоящая пьеса свадьбой не заканчивается. Свадьбой все только начинается.
Беседовал Игорь ЛОГВИНОВ
Теги: Эра Станиславского