Глава 8. Про американские дороги. «Эл-Эй»
Глава 8. Про американские дороги. «Эл-Эй»
Удивительные парадоксы предлагает иногда история. Если спросить, откуда берут свое начало американские дороги, то начать придется с Великой Депрессии — беспрецедентного экономического потрясения 1929-33 годов. Кризис перепроизводства, вызвавший закрытие банков, фабрик и шахт, лишивший миллионы американцев работы, вынудил избранного в 1932 году президента Франклина Д. Рузвельта предпринять ряд мер в экономической сфере, оставшихся в истории под названием «Новый курс». Среди прочих мер, вроде помощи банкам и промышленности, уравновешивания спроса и предложения, увеличения шкалы подоходного налога, главной заботой администрации Рузвельта стало обеспечение занятости населения.
Государство в то время создавало рабочие места искусственным образом. Значительная часть населения, особенно молодежь, была направлена на общественные работы, которые оплачивались государством по минимальным ставкам. Трудовые лагеря, созданные по всей стране, занимались лесонасаждениями, мелиорацией, строительством.
Также для снижения уровня безработицы множество людей направили на строительство скоростных автомагистралей. Существует легенда, что Франклин Рузвельт нарисовал на карте США шесть линий (три пересекали страну с севера на юг, а три — с востока на запад) и поручил Бюро Общественных Дорог начать строительство этих магистралей. Так было положено начало системе американских хайвеев — дорог прекрасного качества, которые американцы стали строить еще в тридцатые годы. Ильф и Петров, побывавшие в США в 36-м году, писали, что «практически эти дороги, подобно дорогам древнего Рима, построены на вечные времена».
Впоследствии дорожным строительством активно занимался президент Дуайт Эйзенхауэр, который побывал во время войны в Германии и увидел превосходные немецкие автобаны, построенные при Гитлере. Во время президентства Эйзенхауэра приняли закон, окончательно утвердивший маршруты основных магистралей и единый дизайн дорожных знаков. Был увеличен бюджет двенадцатилетнего плана строительства дорог, большую часть которого финансировало государство. Так, собственно, и появились американские дороги. И до сих пор любого приезжего удивляет факт, что толчком к их созданию послужил крупнейший экономический кризис в истории США.
Система американских дорог проста и логична как все гениальное. С запада на восток и с севера на юг страну пересекают мощные автострады под названием «интерстейт хайвеи» (interstate highways), аналогичные по значению нашим трассам федерального значения. Каждый из них имеет двузначный или однозначный номер: идущие с севера на юг — нечетный, идущие с востока на запад — четный. Например, интерстейт хайвей номер пять идет из Канады вдоль западного побережья, сквозь штаты Вашингтон, Орегон, Калифорнию, и уходит через Лос-Анджелес и Сан-Диего на юг в Мексику. А уже упомянутый мною восьмидесятый интерстейт хайвей идет из Нью-Йорка через всю страну в Сан-Франциско. Все крупные города США связаны системой этих мощных автострад.
Кроме них существуют дороги местного значения, которые, как паутина, покрывают территорию каждого штата. Эти дороги обычно имеют только две полосы движения (для передвижения между небольшими городами этого вполне достаточно), но отличаются хорошим качеством и тоже тщательно пронумерованы. План поездки по штату для автомобилиста может выглядеть следующим образом: «Ехать по 84-ому интерстейт хайвею, свернуть на запад, проехать и повернуть на 6-ую дорогу, после чего ехать на север по 670-ю и повернуть с неё на 247-ю». Мелкие проселочные дороги вместо номеров имеют названия, как, например, «Walerville Road» или «Underwood Road».
Ну а «интерстейт хайвей» запомнится на всю жизнь русскому, который ни разу не бывал за границей. Ровная асфальтовая дорога, где редко можно увидеть выбоины и трещины, и обочина в два с лишним метра, тоже с асфальтовым покрытием. Минимальная ширина — две полосы движения в обе стороны, причем полосы встречного движения всегда отделены друг от друга. Фактически это две разные дороги — скажем, «80 west» (запад) и «80 east» (восток). Обычно их разделяет полоса травы или лесонасаждений. В горных районах две таких дороги могут расходиться на расстояние до сотни метров. Поэтому развернуться и поехать в противоположном направлении можно, только дождавшись развязки.
Эти трассы всегда обособлены, на краю дороги нигде нельзя встретить привычных в России торговцев ягодами или крестьян, идущих по обочине в соседнюю деревню. Вообще пешеходам здесь не место — хайвеи созданы исключительно для автомобилей. Заправки, гостиницы или рестораны не располагаются непосредственно у дороги. Их можно найти на «экзитах» (exit) — так в Америке называют любой съезд с хайвея. За несколько сотен метров до него вы увидите дорожный знак, обозначающий, какой ресторан или заправку вы найдете на ближайшем «экзите» (которые тоже пронумерованы и обозначены на картах). Проехав некоторое расстояние, вы сворачиваете на небольшую дорогу, приводящую вас через несколько десятков метров к площадке, где могут находиться магазины, заправки, рестораны и мотели. Здесь водитель может заправиться, поесть или переночевать.
В пределах населенных пунктов хайвеи тоже идут обособленно, как, например, третье транспортное кольцо в Москве. Они не сливаются с городскими улицами, так что здесь не имеет большого значения, как идет дорога — в объезд или прямо через город. В обоих случаях вы проедете город так же быстро, как и в любом другом месте. По хайвею, который расширится до десяти-двадцати полос движения, вы промчитесь через город, по мосту над домами и улицами или в туннеле под городскими кварталами, а потом снова поедете по лесам, горам или пустыням.
На дорогах в изобилии попадаются дорожные знаки. Белыми буквами на зеленом фоне пишут названия городов и расстояние до них, белыми буквами на синем фоне обозначают номера дорог, ну а на широких белых плакатах надписи обычно предупреждают о дорожных правилах, максимально допустимой скорости или каких-то неожиданностях, вроде «Осторожно. Мост может быть обледеневшим» (хотя в летнее время предупреждение теряет актуальность). Знаки сделаны из особого светоотражающего материала, так что ночью видны за сотни метров.
Кроме того, практически везде у обочины дороги на расстоянии в десять-двадцать метров друг от друга поставлены небольшие столбики с укрепленными на них круглыми светоотражателями. Так что когда едешь ночью, включив фары, справа по краю хайвея выстраивается целая полоса светящихся точек, которая помогает водителю лучше ориентироваться. Все это делает дорогу настолько зримой и осязаемой в любое время суток, что машина может спокойно ехать по ней даже ночью. И если в России ночная поездка превращается в испытание нервов и гонку на выживание, то в Америке она мало чем отличается от автомобильной прогулки в ясный солнечный день. Американский водитель не очень боится, что ночь застанет его в дороге — все на хайвее поможет ему добраться до пункта назначения.
Дорожная полиция встречается чрезвычайно редко. Только иногда полицейский в патрульной машине проедет мимо, высматривая зорким взглядом, не нарушил ли кто правил дорожного движения. Ничего похожего на наши посты ГИБДД я в США не видел. Очевидно, патрулирование дороги американцы считают достаточной мерой для поддержания порядка. Милиционеры, спрятавшиеся в кустах с радаром, или гаишники, лениво взмахивающие палочкой при виде дорогой иномарки, — это картины явно не из тамошней жизни.
Я проехал Америку по этим хайвеям с востока на запад и с запада на восток и редко видел пустынную дорогу. В любое время дня и ночи несутся по американской дороге автомобили. Американские, немецкие, японские машины, легковые малолитражки и огромные грузовики. Семья едет в отпуск на машине с прицепленным сзади домом на колесах; рабочий несется на работу в подержанном автомобиле; фермер везет на пикапе инструменты и удобрения; автобус везет пассажиров из одного города в другой; турист из Европы, взявший машину напрокат, едет посмотреть Лас-Вегас или Сан-Франциско; дальнобойщик везет продукты с завода на склад — все едут по ровному американскому интерстейт-хайвею, обгоняют друг друга, превышают скорость, не в силах противостоят духу движения.
Страна живет и дышит автомобильным воздухом. Машина здесь не просто роскошь, она — жизненная необходимость. Кажется, что американцы — одна большая нация автомобилистов, кочующих с одного места на другое. И когда в одном городе становится тоскливо, когда поднадоедают знакомые улицы, дома и перекрестки, лучше всего взять автомобиль и отправиться куда-нибудь далеко-далеко, за тысячи миль. Так и поступают многие американцы. Они не привязаны к родному месту, как другие народы. Редко какая семья в течение нескольких поколений живет в одном и том же месте. Найдена новая работа — продаем дом, кидаем вещи в автомобиль и едем из Флориды на Аляску или из Нью-Йорка в Калифорнию.
Американская дорога — неотъемлемая часть американской жизни, точно так же, как небоскребы в больших городах, гамбургеры в закусочных или свобода слова в прессе. Дорога — та достопримечательность, которую редко фотографируют туристы и с которой не увезешь сувенир на память. Но именно она врезается в память так сильно, что по возвращении домой российская трасса с колдобинами и ухабами, по которой с трудом могут разъехаться две машины, навевает тоску и уныние. И остается только небольшая надежда — может быть, когда-нибудь и в России очередной экономический кризис вызовет не только падение производства и безработицу, но и, как у нашего заокеанского соседа, создаст хороший повод к строительству и созданию мощных и широких автострад, по которым можно будет, не останавливаясь, на скорости в 130-140 километров в час, пересечь всю нашу огромную страну и попасть из Калининграда во Владивосток или из Мурманска в Сочи.
В Лос-Анджелес автобус прибыл в 9 часов вечера, и первым делом я начал обзванивать все местные хостелы, которые нашел в своей книжке. Довольно заманчиво было устроиться в Голливуде — но ни в одном из тамошних хостелов не оказалось свободных мест. Только четвертый хостел, расположенный в западном районе Лос-Анджелеса с поэтичным названием «Венеция» («Venice»), имел свободные места. По телефону мне подробно объяснили, как до него можно добраться и я, спросив на автовокзале, где ближайшая автобусная остановка, вышел на улицу. Вначале было страшновато выходить на улицу в темное время суток в незнакомом городе. Странно — то, что ты, как правило, можешь спокойно делать в своем родном городе, становиться чуть ли не подвигом в городе чужом. Как обычно — неизвестность пугает больше всего. Но, так или иначе, я без всяких приключений дождался автобуса и отправился в хостел. Из центра города до его западной окраины ехать пришлось почти час.
Хостел оказался довольно дорогим — 24 доллара за ночь, но поскольку выбора у меня не было, пришлось устраиваться здесь. Сервисом и чистотой это место не порадовало, напомнив скорее какой-то старый совковый санаторий, так что поначалу мне было непонятно, за что я отдал в два раза больше денег, чем в Денвере. Понятно стало чуть попозже, когда в комнате (с тремя двухэтажными кроватями и четырьмя постояльцами) обнаружился компьютер с выходом в Интернет. Им, как выяснилось, можно было пользоваться совершенно бесплатно. До этого, в других городах, я обычно пользовался библиотеками. В каждой американской библиотеке есть компьютеры, с которых любой желающий может выйти в Интернет (обычно временные рамки устанавливают в тридцать минут). Но здесь я наконец-то получил неограниченный доступ к всемирной сети и позже чуть ли не всем своим знакомым написал письма с информацией о своем местонахождении и кратким описанием всех приключений.
На следующий день я, как примерный путешественник, пренебрег красотами лежащего в двух шагах пляжа, и отправился осматривать город. Одна из немногих его достопримечательностей находилась совсем недалеко от нашего хостела. Недаром район скромно назывался «Венецией» — здесь находилась система каналов, созданная около ста лет назад по заказу одного табачного магната. Это, конечно, не Венеция, но довольно симпатичное место с небольшими каналами, мостами, и припаркованными у берегов лодками. Располагается оно не на территории какого-то парка или заповедной зоны — нет, это обычный спальный район Лос-Анджелеса: коттеджи с лужайками перед домом и пустые улицы. Одним словом, обычная скукотища, которую разнообразит только созданное табачным королем слабое подражание Венеции.
История Лос-Анджелеса, как и других городов на юго-западе США, началась во времена испанских колонистов. В 1781 году они основали здесь первое поселение с непритязательным названием Эль-Пуэбло-де-Нуэстра-Сеньора-ла-Рейна-де-лос-Анхелес (El Pueblo de Nuestra Senora la Reina de los Angeles). Сокращенно его называли Эль-Пуэбло (El Pueblo) или Лос-Анхелес (так по-испански произносится Los Angeles). Впоследствии город находился в составе Мексики, а в ходе американо-мексиканской войны 1846-48 годов его захватили американцы. И от старого мексиканского названия, как я уже писал, сегодня остались только две буквы «L. A». В разговорной речи употребляется почти исключительно это сокращение, своими звуками — «Эл-Эй» — напоминающее какое-то английское междометие.
Для иностранца Лос-Анджелес прежде всего ассоциируется с Голливудом — поселением, которое город поглотил в ходе расширения своей территории. Туда в начале прошлого века стали перебираться многие американские кинематографисты. До середины двадцатого столетия в Голливуде производилась большая часть кинопродукции США. Впоследствии кинопроизводство немного рассредоточилось, многие киностудии перебрались в другие места, но до сих пор Голливуд остается символом американского кинематографа, а Лос-Анджелес — постоянной декорацией к большинству голливудских фильмов.
Этот город поэтизирован, если можно так выразиться, голливудским творчеством. Именно на его улицах Терминатор гонялся за Сарой Коннор, тарантиновские герои убивали друг друга в бандитских разборках, а персонажи Аль Пачино и Роберта де Ниро в фильме «Схватка» устраивали перестрелки, которые по зрелищности и накалу могут соперничать с любым военным фильмом. При слове Лос-Анджелес возникает эдакий гламурный образ, сложенный из пляжей, кинозвезд и доблестных полицейских, которые в головокружительных погонях преследуют преступников — в общем, полный набор из фильма «Секреты Лос-Анджелеса».
Реальность меня сильно разочаровала. После изучения «Венеции» я сел на автобус и отправился в даунтаун Лос-Анджелеса. Поездка заняла сорок минут, и я воочию увидел, что представляет собой этот город. Я уже слышал о том, что «Эл-Эй — это большая деревня», и данная информация полностью подтвердилось: за сорок минут я не увидел за окном абсолютно ничего достойного внимания. Обычные американские жилые дома, рассчитанные на одну семью, изредка перемежающиеся с многосемейными домами в несколько этажей, закусочные, автозаправки и еще множество зданий непонятного происхождения и предназначения — за сорок минут я не увидел ни одного строения, которое поднялось бы выше пятого этажа. Нет, такой плоский, однотипный мегаполис, похожий на бесконечный американский пригород. И только когда впереди замаячили небоскребы даунтауна, я несколько приободрился. Перекинувшись несколькими фразами с водителем автобуса и узнав, где мне лучше всего выйти, я отправился исследовать город. Водитель, узнав, что я приезжий, на прощанье дал мне проездной билет на весь день.
После двухчасовой прогулки по даунтауну я пришел к окончательному выводу: не знаю как для жителей, но для путешественников этот город представляет мало интереса. Я пытался найти Музей Современного Искусства (Museum of Contemporary Arts), следуя данному себе слову хоть изредка посещать музеи. Но его местонахождение на карте было указано столь неопределенно, что поиски окончились ничем. А, в общем-то, центр города ничем не примечателен: офисы банков и корпораций, запрятавшиеся в небоскребы, толпы людей, спешащих по своим делам, магазины и уличная торговля — стенды и лотки с футболками, кепками и прочей дребеденью. Полицейские, следящие за порядком, клерки и бухгалтеры, вышедшие из офисов пообедать, бродяги, слоняющиеся по улицам или спящие на скамейках, и пенсионеры, медленно прогуливающиеся под руку, — обычный набор большого американского города.
Отличительная особенность, пожалуй, только одна — очень много людей с латиноамериканской внешностью. Один американец говорил мне, что Эл-Эй похож на Мехико (столицу Мексики) — и это не было комплиментом. Лос-Анджелес — один из главных центров скопления иммигрантов из Мексики, граница с которой проходит всего в ста сорока милях к югу.
Латиноамериканцев и так очень много в США. Благодаря этому испанский очень распространен по всей стране. Уже ходят разговоры о придании ему официального статуса второго государственного языка. Но на неофициальном бытовом уровне он уже прочно занял это место. В библиотеках, на станциях метро, автовокзалах, в супермаркетах, на телефонных автоматах и карточках инструкции всегда дублируются на английском и испанском языках. Я несколько раз видел рекламу исключительно на испанском языке — даже без перевода на английский. В Северной Калифорнии, когда я ехал в Сан-Франциско, меня подвез на некоторое расстояние мексиканец, который практически не говорил на английском языке, поэтому мне пришлось применить свои слабые познания в испанском. Впрочем, меня хватило только на фразу «A donde va Usted?»[17], на которую мексиканец, обрадовавшись, что услышал родную речь, сказал, что едет в Валлехо (Vallejo) — небольшой город рядом с Сан-Франциско. А в Денвере, помнится, один бродяга попрошайничал, держа в руках картонку с надписью на испанском языке: «No tengo dinero»[18].
Испанский язык можно изучать, даже не посещая испаноязычную страну — достаточно съездить в Америку, особенно в юго-западные штаты, особенно — в Лос-Анджелес. Здесь сосредоточение латиноамериканцев составляет до сорока процентов населения. Испанскую речь на улицах можно услышать чаще, чем английскую, а вместо привычного смешения белых и чернокожих здесь по большей части встречаются мексиканцы — со смуглыми лицами и медным цветом кожи. Наверно поэтому и говорят, что Лос-Анджелес очень напоминает Мексику — по крайней мере, в центре города. Одна местных газет «La Opinion» выходит на испанском языке и продается в большинстве киосков и газетных автоматов. Тираж у неё — 126 тысяч экземпляров, это самая крупная испаноязычная газета в стране и вторая по популярности газета в городе (после «Los Angeles Times»).
К северу от даунтауна лежит небольшой район, как раз показывающий мексиканское прошлое Лос-Анджелеса — Эль-Пуэбло. Это несколько кварталов со старой мексиканской архитектурой и расположившиеся на небольшом рынке уличные торговцы, продающие сувениры: мексиканскую одежду и испанские гитары. Симпатичное место, в отличие от всего остального Лос-Анджелеса. Даже железнодорожный вокзал города, находящийся в этом районе, построен в мексиканском стиле. Туда я и направился — к расположенной на вокзале станции метро — чтобы доехать до Голливуда.
На станции я долго пытался разобраться, как в автомате купить билет на метро. Поняв, что у меня недостаточно мелочи, поехал на эскалаторе вверх, чтобы где-то разменять долларовую купюру на четвертаки. Четвертак (25 центов) — самая ходовая монета для американских автоматов, без неё не купить ни билета на метро, ни постирать вещи в автоматической стиральной машине, ни достать банку кока-колы в автомате. Когда я поднимался на эскалаторе, навстречу поехала девушка, лицо которой показалось мне знакомым. Припомнить, где я видел её раньше, мне не удалось, пока она не сказала: «Привет» (на русском языке) — и тогда я уже вспомнил. Это была Марина из Краснодара — тоже участница программы «Camp America». С ней мы познакомились в офисе московской компании, отправлявшей нас в Америку, и вместе летели на самолете в Нью-Йорк. В США ей тоже пришлось работать в Пенсильвании — в лагере, который находился милях в двадцати от нашего:
—Привет, — поздоровался и я. — Вот это встреча! Ты чего тут делаешь?
—Живу здесь у знакомых. Приехала из Нью-Йорка неделю назад.
—А я вчера прибыл. Уже третью неделю по стране путешествую.
В общем, не знаю, тесен ли мир, но Америка — точно тесное место. Хотя, конечно, каждый может порассказать и не о таких неожиданных встречах. Но, тем не менее, обсудив свое житье-бытие, рассказав о проведенном лете и поделившись планами на будущее, мы решили поехать в западный Голливуд, в котором Марина еще не была и хотела посмотреть, что это такое. Я, тоже привлеченный словом «Голливуд», присоединился к ней.
Проблема с билетом решилась довольно просто. Марина сказала мне, что в здешнем метро турникетов нет, только иногда по поезду ходит контролер и проверяет билеты. Так что я, испытав недолго длившиеся муки совести, поехал зайцем (звучит-то как — «поехал в Голливуд зайцем»).
Добрались мы до западного Голливуда минут через двадцать и по выходу из метро были удивлены. Удивлены в плохом смысле этого слова, потому что снова увидели типичный спальный Лос-Анджелес. И хоть на дорожных указателях было написано «Hollywood», никаким Голливудом здесь и не пахло — обычные магазины, забегаловки и заправки. Поэтому, пройдясь немного по этому ничем не примечательному месту, мы на автобусе поехали в простой Голливуд — без приставки «западный».
По пути Марина рассказала о том, как после работы в лагере поехала в Нью-Йорк:
— Ужасный город: грязь на улицах, бродяги. Москва гораздо лучше. Я только неделю там провела, и мне уже не терпелось уехать. Вот меня сюда и подбросил знакомый дальнобойщик, который ехал через всю страну. А здесь мне тоже уже надоело — думаю, скоро поеду обратно в Нью-Йорк.
— Как тебе русские в Америке, часто попадались? — спросил я.
— Попадались много раз. Терпеть их не могу. Говорят: «Да зачем тебе обратно в Россию, плюнь ты на неё, оставайся здесь». Вообще, слушать их было противно. Такая неприязнь к своей родине.
— Да, странно, а мне попадались в основном нормальные русские.
— По-моему, это зависит от того, как давно они приехали. Те, кто недавно, — очень классные люди, интересуются, как там дела в России. Многие даже подумывают о том, чтобы вернуться. А те, кто здесь уже давно обосновался, мне не понравились.
Мы тем временем подъехали к Голливуду. Вообще-то, судя по карте, он является не отдельным городом, а районом Лос-Анджелеса. Так что когда говорят, что мировой кинематографической столицей является Голливуд, то немного грешат против истины. В конце концов, столицей кинематографа является Лос-Анджелес с одним из его районов.
На Голливуде все, конечно, первым делом обращают внимание на «Аллею звезд» — звезды, равномерно выложенные на тротуаре, с именами американских актеров или музыкантов. Но далеко не каждая звезда поразит вас громким именем. Мы шли минут пятнадцать, прежде чем среди кучи американских имен, ничего не говорящих русскому человеку, встретилась знакомая актриса — Элизабет Тейлор. Так, впрочем, было и дальше — на двадцать-тридцать незнакомых имен приходится одно более или менее известное в России. Чтобы сфотографировать звезду с одним из ваших любимых актеров, придется идти, устремив взгляд вниз на асфальт и стараясь не пропустить его имя.
Голливуд в сравнении с большей частью Лос-Анджелеса производит приятное впечатление. Много кинотеатров, афиши, рестораны, сувенирные лавки и красивые торговые центры с фонтанами, эскалаторами и прочей ненужной роскошью.
В одном месте мы заметили скопление народа. Попытались выяснить, что происходит, но даже люди, стоящие в толпе и напряженно вытягивающие шеи в надежде что-то разглядеть, не знали, в чем причина. Наконец кто-то сообщил: «Будет премьера одного фильма. Приедет несколько знаменитостей». Так что нас угораздило попасть на мировую премьеру какого-то очередного голливудского шедевра. Организованно это мероприятие по высшему разряду: ограда и оцепление из рослых и грузных секьюрити, бегающие туда-сюда пресс-агенты и промоутеры, а также фотографы, столпившиеся слева от прохода, по которому знаменитости должны были заходить в кинотеатр. Название фильма — «Mr. 3000» — равно как и лицо на афише (видимо, главный персонаж фильма) нам ни о чем не говорили. Поэтому, решив, что вряд ли увидим кого-то из великих мира сего, и потолкавшись немного в толпе, мы пошли дальше.
Там же рядом находилось одно интересное место — «Китайский театр Манна» (Mann"s Chinese Theatre), перед которым голливудские актеры оставили отпечатки рук и ног. Имена Тома Хэнкса, Джека Николсона, Грегори Пека, Стивена Сигала, Арнольда Шварцнегера, Мэрилин Монро можно было прочитать на плитах рядом с отпечатками двух пар изящных туфель на каблуках, либо двух мужских ботинок, либо человеческих рук. Особый шик для туристов — сфотографироваться, вложив свою руку или ногу в соответствующий отпечаток кинозвезды.
В общем, Голливуд — одно из немногих мест в Лос-Анджелесе, по которому было хоть немного интересно пройтись. Когда стемнело, Голливудский бульвар не опустел, как часто бывает в центральных районах американских городов, а наоборот — пополнился еще большим количеством народу. Огни кинотеатров и кафе, конечно, не самое интересное зрелище, но они оставляют куда больше воспоминаний, чем скучный и однообразный Лос-Анджелес.
На следующий день Марина собиралась ехать в расположенный недалеко от города Дисней-Лэнд. Меня это место не очень привлекало, я решил сразу же ехать на восток — в Лас-Вегас. Так что мы распрощались, оставив друг другу свои координаты.
В Лас-Вегас (или просто «Вегас», как говорят американцы) я собирался ехать уже на следующий день. Но, вернувшись вечером в хостел и начав писать письма своим знакомым из России, я разговорился с соседом по комнате — мужчиной лет тридцати пяти. В числе прочего я сообщил ему, что завтра собираюсь в Вегас.
— Я тоже туда еду, — сказал он, — но только послезавтра. Так что если ты можешь подождать один день, я тебя подвезу.
На том и порешили. Назавтра я решил не ехать в центр Лос-Анджелеса или другие его районы, а посвятил день самой главной и приятной достопримечательности этого города — тихоокеанскому пляжу. Если в Сан-Франциско купаться не принято, то здесь, в трехстах милях к югу, это самый популярный вид отдыха. И единственный способ времяпрепровождения, который можно порекомендовать в Лос-Анджелесе.
Второй день в городе я провел как самый настоящий лентяй: поспал допоздна, потом пошел к берегу Тихого океана, который лежал всего в одном квартале от хостела, валялся полдня на пляже, купался, загорал, а, вернувшись, сидел несколько часов в Интернете, дожидаясь следующего дня.
Я достиг своей последней точки на западном побережье США, проехав к этому времени территорию десяти штатов. Менее чем за три недели я пересек страну с востока на запад, три раза переводил стрелки на час назад при смене часовых поясов (в Иллинойсе, Колорадо и Неваде), видел Чикаго, Денвер, Брайс-Кэньон, Рино (из окна машины), Сан-Франциско, Сан-Хосе и Лос-Анджелес. Теперь же мне предстоял не менее короткий, а вернее даже более длинный путь на восток: отсюда, из Калифорнии, через южные штаты — в Новый Орлеан, а из него — на север в Нью-Йорк. До 8 октября — даты моего вылета из нью-йоркского аэропорта имени Джона Кеннеди — оставался еще целый месяц.