Переосмысление Маркса — актуальность для Украины в современном контексте

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Переосмысление Маркса — актуальность для Украины в современном контексте

Анатолий Гальчинский

Формальный повод для написания этой статьи — событие 165-летней давности: выход в свет в феврале 1848 г. в Лондоне "Манифеста Коммунистической партии". Однако затрагиваемые проблемы имеют более широкий контекст: насколько актуально переосмысление Маркса для формирования системы мировоззренческих взглядов нашего сегодняшнего общества?

Очевидна вся пикантность этого вопроса — нужно ли нам, испытавшим на собственном опыте, что такое "коммунизм в действии", обращаться к данной проблеме? Не идет ли в этом случае речь о возврате к тому, что с таким трудом преодолевается в нашем сознании? Вовсе нет. Мы упрощенно понимаем логику евроинтеграционного процесса, сводим все к адаптациям экономических и институциональных стандартов, забывая при этом, что основы последних базируются на мировоззренческих началах.

Прежде всего, необходимо подчеркнуть, что Маркс — сын Запада эпохи Просвещения. Его труды точно так же, как и труды Платона и Аристотеля, Декарта и Спинозы, Канта и Фихте, Руссо и Гегеля, Шекспира и Гете, Микеланджело и Бетховена, — неотъемлемая часть западной культуры, европейской цивилизации. Подобные достояния не формируются по принципу "свой—чужой", это всегда системная целостность, синтезирующая многовековые, в том числе и разнопорядковые потоки интеллектуальной мысли. В этой связи сформировавшаяся в нашем обществе позиция — "идя на Запад, абстрагироваться от Маркса", представляется, по меньшей мере, нелогичной.

Мы были бы нечестны не только перед собой, но и перед историей, если бы попытались отрицать и то, что события после написания «Манифеста» — революция 1848 г. и Парижская коммуна 1871 г., потрясшие основы европейского мироздания, как и вся вторая половина ХІХ ст., а, по сути, и почти все ХХ ст., в своей динамике во многом корреспондируют с идеями Маркса. Нам это может нравиться или не нравиться, можно считать эти идеи источником света или тьмы, соглашаться с ними или решительно их отвергать, но с точки зрения сути рассматриваемого вопроса это не имеет абсолютно никакого значения. Правдой является то, что на протяжении минувшего столетия труды Маркса были наиболее читаемыми в мире. Их тиражи во многом опережали тиражи других книг. Не случайно на исходе прошлого столетия в интернет-рейтинге корпорации Би-би-си именно Маркс занял первое место среди великих мыслителей второго тысячелетия — впереди Ньютона и Эйнштейна.

Нам представлялось неопровержимой истиной, что мировая революция 1989–1991 гг., положившая конец большевистской модели коммунизма, окончательно отбросила и марксовскую версию развития истории. Но вот вновь неожиданный поворот — мировой кризис 2008–2009 гг., природа которого остается неосмысленной до настоящего времени, и общественная мысль вновь потянулась к Марксу. Не только в Германии, но и в других странах Запада его «Капитал», как и другие работы, вновь заняли первые строчки в рейтингах наиболее читаемых произведений. Повторяется известная ситуация конца 1960-х — начала 1970-х годов, когда под воздействием мировой революции 1968 г. возникло явление, получившее название "ренессанс Маркса в западной литературе". Речь идет о сотнях публикаций о Марксе и его теоретическом наследии. Только Нью-йоркской публичной библиотекой зафиксировано в тот период более 500 наименований соответствующих трудов. "Призрак бродит по Европе — призрак коммунизма" — этими словами начинается текст «Манифеста». Какой-то непонятный призрак бродит по Европе и сегодня. Что это за призрак? Возможно, Маркс поможет нам разобраться в этом?

Хотелось бы, чтобы читатель с пониманием отнесся к сказанному: классика в науке не умирает. Для того чтобы понять специфику нашего времени, говорится в книге "Конец знакомого мира. Социология ХХІ века" одного из наиболее влиятельных социологов современности, американского ученого И.Валлерстайна, необходимо встать на плечи титанов ХІХ ст. и рассмотреть новые перспективы, если, конечно, нам хватит интеллекта для этого.

Нам всегда представлялось, что в стране «социализма» знают Маркса лучше, чем в любом другом государстве, даже на его родине — в Германии. Более того, мы претендовали на истину последней инстанции в интерпретациях Маркса, в обоснованиях его связи с современностью. Но в действительности речь шла о сталинизированной парадигме марксизма. На Западе никогда не отождествляли Маркса с его марксистско-ленинской (большевистской) версией. Один из наиболее авторитетных экономистов первой половины ХХ ст. Й.Шумпетер писал по этому поводу: между Марксовыми идеями и большевистской практикой и идеологией существует такая же пропасть, как между религией покорных писателей Галилеи и практикой и идеологией средневековой церкви. В системе большевизма марксизм, потеряв свой конструктивизм, стал реакционным. Поэтому для нас очень важно найти возможность разобраться в этом. Когда мы говорим о перспективах ренессанса Маркса в нашей стране, о настоятельной необходимости его "нового прочтения", то речь идет и об этой стороне сути проблемы.

Кто вы, доктор Маркс?

Кто вы в действительности, незнакомый нам доктор Маркс? Вы марксист?.. Ответ известен: в одной из бесед с Энгельсом Маркс сам заявил, что он никогда не был марксистом в сформировавшейся уже при его жизни ортодоксальной интерпретации. Странная вещь: во главе списка соответствующих интерпретаторов стоит фамилия Энгельса — его самого близкого друга и соратника. Энгельсу очень хотелось сделать Маркса доступным пролетариату, поэтому в его публичных презентациях Марксового учения много упрощенного, маргинализированного. Видимо, не случайно и то, что многие позиции "советизированного Маркса" подавались через призму интерпретаций Энгельса.

В свое время мы постоянно акцентировали на логической целостности учения Маркса. В действительности речь должна идти об открытости Маркса — ни одна из концептуальных позиций его учения не претендует на логическую завершенность. Незавершенность в отдельных частях, их противоречивость и возможность разночтения — это не слабая, а, наоборот, самая сильная сторона его теоретического наследия. Очень емко высказался по этому поводу С.Булгаков — один из наиболее глубоких популяризаторов Маркса в дореволюционной России. В своей классической работе "От марксизма к идеализму" (1903) он называет "способность к дальнейшему развитию" одной из наиболее глубоких черт Марксового учения, которая "всего лучше характеризует его как создание великого ума".

Заметим, что речь идет о позиции ученого, который в свое время возглавлял экономическую кафедру Киевского политехнического института. Тогда в Украине работала целая плеяда выдающихся ученых — сторонников недогматизированного (творческого) марксизма. Это, прежде всего, М.Туган-Барановский,

Н.Бердяев, Н.Зибер и многие другие. В их трудах Маркс позиционируется не как носитель коммунистической идеи, а, прежде всего, как наиболее глубокий теоретик принципов развития капитализма. Как писал М.Туган-Барановский, усвоение Маркса российским обществом было тождественно капитализации России. "Инструментом экономической европеизации" считал распространение научных идей Маркса в России и С.Булгаков.

Естественным в связи с этим представляется и такой вопрос: вы революционер, доктор Маркс? Понятно, что и в этом случае с ответом поспешит Энгельс, который в тандеме двух великих мыслителей был генератором революционности. Страсть к революции шла от Энгельса. Маркс, попытается доказать он, всю свою жизнь отдал делу революционного освобождения пролетариата. Мы не вправе возражать этому. Но Й.Шумпетер (и не только он) вовсе не категоричен в этом вопросе. У Маркса, пишет он, было исключительно сильным понимание логики социальной реальности, чтобы корректно определиться в соотношении понятий «революция» и «эволюция». Позиция Маркса по поводу того, что ни одна общественная формация не погибнет раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, а новая возникает лишь тогда, когда материальные условия ее развития будут уже налицо, свидетельствует о том, что для него (Маркса) источник социализма — эволюция. Таким образом, указывает Й.Шумпетер, марксовская революция всецело отличается от революции политического радикала. Маркс видел возможность мирного перехода к социализму. Поэтому его революция — это революция, реализуемая естественным образом. Маркс был дитем своего времени, "продуктом буржуазного мышления" и в этом смысле в своих выводах никогда не претендовал на большее, чем обозначалось уже существующими реалиями развития истории.

Корректна ли эта позиция? Обратимся к «Манифесту» — брошюре объемом всего в 23 страницы, которая стала основополагающим программным документом мирового коммунистического движения. Если мы вновь внимательно вчитаемся в текст этого трактата, то увидим, что его авторы Маркс и Энгельс — совсем молодые люди — не позиционируют себя в качестве «открывателей» коммунизма. То, что призрак бродит по Европе, что это призрак коммунизма, признавалось всеми политическими силами, которые, отстаивая интересы буржуазии, объединились для "священной войны против этого призрака". В этом смысле авторы «Манифеста», как они сами акцентируют на этом, ничего не изобретали. Программные положения «Манифеста» никоим образом не основываются, как об этом говорится в документе, на выдуманных идеях и принципах. Обобщая реальные процессы середины ХІХ ст., они имели целью лишь открыть глаза на то, что происходит в действительности.

Кем же в действительности подается Маркс на Западе? В этом вопросе импонирует позиция М.Туган-Барановского. Он писал: "В лице Маркса мы имеем перед собой не вдохновенного бойца за лучшее будущее человечества, а гениального мыслителя, претендующего на познание законов развития истории". Естественно, что Маркс является, прежде всего, ученым-экономистом. В 1990 г. московским издательством «Экономика» была опубликована моя монография "Маркс и развитие экономической мысли Запада", в которой рассматривается эта проблема. Сошлюсь лишь на авторитетную позицию в этом вопросе нобелевского лауреата П.Самуэльсона. В изданном миллионными тиражами и изучаемом практически во всех университетах мира учебнике «Экономикс» американский ученый пишет: "Смит, Маркс и Кейнс — ученые, которые являются основателями экономической теории, сделавшие ее жизнеспособной для современной действительности".

Весьма примечательна в этом аспекте и позиция главы одной из наиболее авторитетных в мире кембриджской школы экономистов Джоан Робинсон — автора очень серьезных критических исследований экономического учения Маркса. Тем не менее ученая признает: "Марксовский вклад в науку был настолько важным и оставил такой след на образе мышления как его противников, так и сторонников, что в наше время найти среди экономистов чисто немарксистов так же сложно, как среди географов — защитников теории, что Земля является плоской. В этом смысле все мы марксисты".

Открытия в науке не имеют знаков плюс или минус, к тому же они не совершаются дважды. Именно это, скорее всего, имела в виду Дж. Робинсон, говоря о том, что после Маркса, признаем мы это или нет, мы все (экономисты-теоретики) являемся марксистами, равно как и смитовцами и кейнсианцами. Естественно, что речь не идет о соответствующей корреляции прикладной аналитики. Смит, Маркс и Кейнс являются тремя китами, на которых выстроено все здание экономической мысли, прежде всего, в ее методологическом контексте.

Известный французский социолог Р.Арон в книге "Этапы развития социологической мысли" пытается обосновать иную точку зрения. Он считает наиболее весомым научный вклад Маркса в социологию. Этой же позиции придерживается и И.Валлерстайн, называя в числе основоположников социологической науки Дюркгейма, Маркса и Вебера. Признаюсь, что для меня несколько неожиданной стала позиция и выдающегося американского психолога Э.Фромма, который полагает, что ядром всей системы Марксового миропонимания являются обоснования природы человека, его энергетического потенциала, потребностей и мотиваций. По его мнению, это ставит Маркса в один ряд и с основателями гуманистической психологии.

Наконец, еще одну точку зрения обосновывает нобелевский лауреат, один из авторитетных представителей наиболее прогрессирующей в наше время теории институционализма Д.Норт. Американский ученый отдает приоритет Марксу в обоснованиях логики институциональных изменений. Он пишет: "Несмотря на то, что неоинституалисты подчеркнуто дистанцируются от наследия Маркса, их взгляды на институциональные процессы близки к Марксовым".

"Так кто же вы, — опять задаем тот же вопрос доктору Марксу, — экономист, социолог, психолог или институциональный политолог?". Уникальность Маркса-ученого состоит в том, что в его теоретическом наследии отсутствуют грани между соответствующими дисциплинами. Этим обеспечивается системность ключевых позиций Марксовой теории, прежде всего тех ее аспектов, которые касаются главного в обществоведении — обоснования логики исторического прогресса, его общих (концептуальных) закономерностей. Нас, естественно, интересует вопрос актуальности соответствующих идей. Коснемся лишь пунктирно и этой проблемы.

Марксова философия истории — работает ли она в наше время?

Нужно понять главное: системообразующим в Марксовой философии истории является принцип саморазвития. Это несущая конструкция всего миропонимания, выстроенного в трудах Маркса. "Я смотрю на развитие экономической общественной формации, — акцентирует он в предисловии к первому тому «Капитала», — как на естественноисторический процесс". И еще одна позиция — особо значимым в марксовской конструкции саморазвития является философия прогресса: обоснование логики позитивного развития общества по восходящей линии — от низших и простых форм к более высоким. Теоретическое наследие Маркса — это система положительного знания. Капитализм в этом не исключение. На Западе Маркса называют апологетом капитализма. Мне не известны труды западных ученых, в которых с большей фундаментальностью, чем у Маркса, обосновываются креативные возможности капитализма. Мы всегда акцентировали на противоположном. Но это не так. Не случайно уроки капитализма в дореволюционной России базировались на концептах «Капитала». Царская цензура согласилась на его публикацию в русском переводе (1872 г.), скорее всего, с учетом этого обстоятельства. Речь идет не только о «Капитале». «Манифест» — это программа коммунистов. Но странная вещь, прежде всего в этом документе с особой глубиной акцентируется на "революционной роли буржуазии в истории", которая менее чем за сто лет своего господства "создала более многочисленные и более грандиозные производительные силы, чем все предшествовавшие поколения, вместе взятые".

Обоснованные в «Капитале» схемы расширенного воспроизводства, а это фундамент капиталистической экономики, и сегодня считаются непревзойденными в научных исследованиях. Отмеченная в 1973 г. Нобелевской премией теоретическая модель "затраты—выпуск" В.Леонтьева базируется, по признанию самого ученого, на соответствующих схемах Маркса. Ему принадлежат фундаментальные обобщения, касающиеся инновационного процесса — превращения науки в непосредственно производительную силу общества, а также логики научно-технического прогресса, связанной с системной автоматизацией производства.

Конечно, в системе соответствующих взглядов присутствуют противоречия, вирусно-разрушительные образования в виде политических аспектов. Но это естественно. Предметом исследования Маркса был незрелый, всего лишь утверждающий себя капитализм первой половины ХІХ ст. С этих позиций следует оценивать одну из наиболее противоречивых позиций «Капитала» — теорию абсолютного и относительного обнищания пролетариата как экономической основы его революционности. Более корректной в этом аспекте является теория известного итальянского социолога В.Парето, которой определяется обратно пропорциональная зависимость между уровнем развития экономики и социальной дифференциацией общества. Вторая половина ХІХ ст. и все ХХ ст. подтверждают правоту не Маркса, а Парето. Но и при этом не хотелось бы сбрасывать со счетов теорию социальной стратификации Маркса. Постсоциалистический капитализм, рождающийся капитализм Латинской Америки, как и других континентов, формируется на реалиях углубляющейся социальной дифференциации.

Поздний Маркс понимал противоречивость теории обнищания. Это — одна из причин того, что при его жизни не были опубликованы второй и третий тома «Капитала». С этим связано и другое. Анализируя бурное развитие английской экономики, Маркс пришел к выводу о возможности социалистической революции в этой стране исключительно парламентским путем. В предисловии ко второму изданию «Манифеста» (1882 г.) его авторы подчеркивают, что способ борьбы рабочего класса, обоснованный в более ранних работах, в настоящее время вряд ли возможен. Собственно, эти концептуальные позиции — креативность экономического потенциала капитализма и возможность его эволюционной социализации — стали базисными социал-демократической парадигмы марксизма, доказавшей более чем столетней историей свою дееспособность. Концептуальной основой этой парадигмы является линия взаимосвязи Маркс—Бернштейн. Западный марксизм многоаспектен. В нем присутствуют и крайне экстремистские, в т. ч. и троцкистские, образования. Однако доминирующей, вне сомнения, является бернштейнианская (социал-демократическая) версия марксизма.

Речь идет не только о социал-демократической теории перманентной социализации эволюционного врастания социализма в капитализм. Это и реальная практика ХІХ и всего ХХ ст. Ее начало — "социализм Бисмарка" в Германии, далее — экономические реформы Рузвельта. В годы "Великой депрессии" капитализм спасали на основе обоснованных Кейнсом рецептов социализации. "Достаточно широкая социализация, — писал он, — оказалась единственным средством преодоления кризиса. Нет очевидных оснований для системы государственного социализма". Меры "социализации экономики можно вводить постепенно, не ломая установившихся традиций общества", — читаем мы в непревзойденном и в наше время классическом труде Кейнса "Общая теория занятости, процента и денег". Послевоенный капитализм — это углубление, естественно, на новой основе, соответствующей политики социализации, политики с акцентами на развитие среднего класса, обеспечение "благосостояния для всех".

Констатирую лишь общую логику историзма капиталистического общества. Очень точен в ее определении был Й.Шумпетер. "Капитализм, — писал он, — содержит в себе источники собственной гибели… Общество обязательно перерастет капитализм, но это произойдет потому, что достижения капитализма сделают его ненужным". Разворачивающаяся постиндустриальная эпоха — это эпоха положительного отрицания капитализма, эпоха, при которой "достижения капитализма делают его ненужным". Важно понять объективность соответствующих преобразовании. Капитализм (как и социализм) — это индустриальное общество, его временной лаг определяется соответствующими границами.

В этой логике значимо и другое: даже самая прогрессивная модель общественного развития, искусственно пролонгированная за свои исторические границы, теряя инновационный потенциал, становится консервативной, деградирующей. В последнее десятилетие капитализм Запада начал терять наиболее значимое — доминантность среднего класса, его позиции начали размываться. На Западе бунтуют не маргиналы. На улицу выходит средний класс, который многие годы служил основой социальной, а значит, и экономической стабильности. Всемирный экономический форум в Давосе (2013) в числе десяти наиболее опасных рисков ближайшего десятилетия на первую позицию поставил увеличение различий между богатыми и бедными. Речь идет о результатах опроса, проводимого ежегодно накануне открытия форума среди более двух тысяч наиболее авторитетных в мире экспертов. Известны взгляды исполнительного председателя форума К.Шваба, который считает, что "капиталистическая система в ее нынешней форме абсолютно не вписывается в модель современного мира".

Мне понятна основа соответствующих процессов. Капитализм последних лет достиг предела возможной социализации. Развиваться дальше на этой основе и одновременно оставаться самим собой капитализм не может. Не имеющая позитивного разрешения катастрофическая финансовая задолженность — это угроза дефолта не отдельных стран, а всей системы капитализма.

В связи с этим вырисовываются две альтернативы. Первая — осуществление политики возврата назад: демонтируя наработанные в послевоенные годы механизмы социализации, попытаться "сесть на собственную основу". Но улица, а, скорее всего, гражданское общество вряд ли позволят это.

Вторая альтернатива — положительное самоотрицание, превращение капитализма в иное качество. Мы говорим о специфике современной, переходной по своей сути эпохи: в развитых странах Запада (акцентирую на этом) завершается каденция капитализма — общество переросло капитализм, и адекватно этому пробивают (естественно, очень болезненно) дорогу принципиально иные посткапиталистические детерминанты.

Каково их содержание, поможет ли нам Маркс хотя бы в общем наиболее концептуальном контексте определиться и в этом вопросе?

Опять-таки, не преувеличивая возможности теории, обратимся к исходной логике перспективы Маркса. Она обоснована в его ранних произведениях и касается общецивилизационных принципов. Речь идет о понимании истории как развития сущностных сил человека, богатства личности, его духовного потенциала. "Вся история, — пишет Маркс, — есть не что иное, как беспрерывное изменение человеческой личности". Согласно этому Маркс делит историю на две эпохи: предысторию — эпоху экономического детерминизма и подлинную историю — эпоху, в которой преодолеваются сугубо экономические детерминанты. Речь идет о градации истории на царство необходимости и царство свободы. "Царство свободы, — пишет Маркс, — начинается в действительности лишь там, где прекращается работа, диктуемая материальной необходимостью". Оно располагается "по ту сторону материального производства". Истинное царство свободы представляет собой эпоху, в которой "развитие человеческих сил становится самоцелью". Положение о царстве свободы, полагал С.Булгаков, является "центральным нервом марксизма".

Не собираюсь настаивать, что на основе именно этих принципов будет утверждать свои приоритеты постиндустриальное общество. Возможны и другие перспективы. Современная эпоха представляет собой фазу бифуркации, в которой, как хорошо известно, действует закон многоаспектной вероятности, и в зависимости от конкретно-исторической ситуации возможна доминантность самих альтернативных парадигм эволюции. И, тем не менее, нельзя отбрасывать возможность нового возвращения Маркса, его утверждения в качестве одного из создателей теории постиндустриализма. Теории, в которой, как это задекларировано в «Манифесте», свободное развитие каждой человеческой индивидуальности является условием развития всех. Акцентирую на потенциале либеральной парадигмы марксизма, его кантианской версии. Указанная линия развития теории Маркса представляется весьма перспективной.

И последнее замечание. Очень хочется, чтобы эта статья не была воспринята, как попытка реабилитации коммунистического мировоззрения в его марксистско-ленинской интерпретации. Интеллектуальное убожество отечественных коммунистов состоит в том, что они так и не смогли преодолеть соответствующие догматы. Их советизированная бесперспективность, маргинальность определяются, скорее всего, этим. Так сложилось, что, решая задачи европейской интеграции, мы оставили вне поля своей политики мировоззренческую сторону этого процесса. И это — повод для серьезного беспокойства. Речь идет об опасностях мировоззренческого вакуума. Когда рушится мировоззрение, утверждал Конфуций, рушится все. Новое прочтение Маркса в представленном контексте — одна из составляющих, как отмечалось выше, преодоления данной ситуации.