БОЛЬШЕ ВНИМАНИЯ ДОШКОЛЬНОЙ РАБОТЕ (БЕСЕДА СО СТУДЕНТАМИ ДОШКОЛЬНОГО ФАКУЛЬТЕТА МОСКОВСКОГО ПЕДАГОГИЧЕСКОГО ИНСТИТУТА)
БОЛЬШЕ ВНИМАНИЯ ДОШКОЛЬНОЙ РАБОТЕ
(БЕСЕДА СО СТУДЕНТАМИ ДОШКОЛЬНОГО ФАКУЛЬТЕТА МОСКОВСКОГО ПЕДАГОГИЧЕСКОГО ИНСТИТУТА)
Товарищи, в данное время дошкольное воспитание является одним из важнейших участков нашей работы. Сейчас работа у нас по дошкольному воспитанию развертывается широчайшим образом. Мы живем в стране социализма, но пережитков старого еще много, и прочнее всего эти пережитки старого держатся в семье, в бытовых условиях. Сейчас идет глубокая перестройка быта, но ведь, как вы сами знаете, ничего само собой не делается. И надо ту работу, которая была начата с первых дней Советской власти, сейчас развернуть еще шире и через эту работу повлиять на поднятие всего культурного уровня. Первые детские впечатления оставляют следы на всю жизнь, и поэтому очень важно именно в первые годы жизни ребенка подойти очень вдумчиво к воспитанию, если мы серьезно, а не на словах только хотим воспитать поколение ленинцев — поколение, которое будет поднимать жизнь с каждым годом на более высокую ступень. Для этого надо особое внимание уделять ребятам, уделять дошкольному возрасту. Я не дошкольница, но так как дошкольная работа есть часть общей нашей работы по коммунистическому воспитанию, то приходится думать и над этим вопросом. Вопрос о воспитании был по весь рост поставлен еще Марксом и Энгельсом. Я не знаю, изучали ли вы «Коммунистический манифест»? (Голоса. «Изучали».) По первоисточникам? (Голоса. «По первоисточникам».)
А если изучали его по первоисточникам, то вы знаете, как там замечательно говорится о семье, о детях.
У нас нередко бывает так: вот прочтем, и как будто усвоили. Надо, однако, вспомнить то, что говорил Ленин, когда он читал курс о государстве в Свердловском университете. Во вступительной части своей первой лекции Владимир Ильич указал, что, только обдумывая этот вопрос с разных сторон, возвращаясь к нему вновь и вновь и связывая с повседневной борьбой за строительство Советского государства, можно действительно усвоить важнейший вопрос учения марксизма — вопрос о государстве.
В Конституции СССР в сжатых словах записано, что достигнуто за время существования Советской власти, что достигнуто за годы длительной борьбы, и, когда читаешь, невольно тянет к Марксу и Энгельсу, хочется их перечитать, перечитываешь то, что говорил Ленин. Возьмите «Коммунистический манифест». На Маркса и Энгельса противники нападали, говорили, что они хотят семью разрушить, воспитание уничтожить, женщин поставить в невозможное положение. Маркс и Энгельс замечательно ответили. Они сказали, что всякое изменение общественного уклада вносит изменения и в сознание людей, но до сих пор изменения, которые происходили в общественном укладе, — это были такие изменения, что один слой эксплуататоров сменялся другим, помещики сменялись капиталистами, одни формы эксплуатации сменялись другими, и поэтому перестройка была поверхностной. Они говорили о том, что при коммунистической революции встанет вопрос об уничтожении всякой эксплуатации, и тогда и наши взгляды на вещи радикально изменятся, изменятся и взгляды на семью и воспитание.
Это мы знаем по опыту, товарищи. Мы знаем, как в Октябрьскую социалистическую революцию сразу же был поставлен во весь рост вопрос о семье и о положении женщины, об общественном воспитании детей. Если мы посмотрим, как обстояло дело до Октябрьской социалистической революции, то вы знаете, что вопрос о дошкольном воспитании неразрывно связывался с положением женщины, с законами, касающимися семьи. Вот сейчас проходят Пушкинские дни, и, перелистывая Пушкина, я наткнулась на стихотворение, которое он писал, когда ему было 15 лет, и которое было у нас в моде и распевалось в прежние времена:
Под вечер, осенью ненастной
В пустынных дева шла местах
И тайный плод любви несчастной
Держала в трепетных руках.
В этих стихах Пушкин клеймил закон, направленный против «незаконнорожденных»:
Закон неправедный, ужасный
К страданью осуждает нас.
В этом стихотворении рассказывается, как девушка подкидывает своего «незаконнорожденного ребенка».
Я помню, когда в детстве я жила в Угличе, там была кухарка — добродушнейшая женщина. И вдруг я узнаю, что через несколько дней эта добродушная кухарка убила своего «незаконнорожденного» младенца и пошла на каторгу. Это так не вязалось с представлением о ней, что чувствовалось, насколько Пушкин прав, когда он обличал закон «о незаконнорожденных». А закон этот долго держался.
Отмена крепостного права отражалась на быте. И вот многие женщины остригли себе волосы, мужские манеры приобрели, старались как можно неряшливее одеваться. К нам ходила какая-то княжна Долгорукова — нигилистка. Над ней у нас посмеивались. А я, маленькая девочка, с любопытством смотрела на нее. И был у нее сынишка, которого она антирелигиозным духом пропитывала. Стоит этот Боря и говорит: «Плюнь на образ, мне, мама сказала, что бога нет». Я спрашиваю: «Мама?» Дело в том, что Долгорукова не называла его сыном, а говорила, что это ее племянник. И вот я старших спрашиваю: «Она мама или нет?» И на этот вопрос мне никто не отвечал. И, только когда я выросла, я поняла, что эта нигилистка со стрижеными волосами, размашистыми манерами не решалась называть своего ребенка сыном, а всем говорила, что это ее племянник.
При Советской власти этот закон о «незаконнорожденных» был отменен. На одной из женских конференций Владимир Ильич говорил, что этот гнусный закон о неравенстве «законнорожденных и незаконнорожденных» ребят уничтожен с первых же дней Советской власти. Значит, сколько времени держался этот закон! Пушкин о нем говорил, и только при Советской власти он был уничтожен. Равноправие было провозглашено. Но нужно было изменить и весь уклад, надо было, чтобы была организованность, культурный уровень другой, а то страна была в 1917 г. еще безграмотная, читать было нечего, народ верил всяким монашкам, которые небылицы рассказывали. Народ темный был. Я помню, при Советской власти много времени прошло, пока детские сады в быт вошли. У нас в Свердловском университете училась одна молодая талантливая крестьянка, и вот она рассказывала: «Приехала к нам на село дошкольница, рассказывала, для чего нужен детский сад, а женщины пошушукались между собой да и разошлись, а эта дошкольница осталась одна. Так она даже заплакала». Таково было отношение к дошкольным работникам в первые годы Советской власти на селе.
Я вспоминаю и другие случаи. В 1918 г. в селе Работки, Горьковской области, подбегает ко мне какая-то мамаша и говорит, что она хочет подать Ленину жалобу на сына. Я думала, что сын взрослый, а оказалось, что это мальчонка пяти лет. Она ему запрещает ходить в детский сад, а он бегает. Еле я ее уговорила не подавать жалобу, долго пришлось убеждать, что детский сад — дело полезное.
Последнее время началось движение жен инженерно-технических работников, современной женской интеллигенции. И вот приехали ко мне из Горьковской области, с Сормовского завода, жены инженерно-технических работников. Я им рассказала об этом случае и говорю: «Работаете близко от г. Горького, съездите в с. Работки, посмотрите, есть ли там теперь детские сады или нет и пускают ли матери ребят в детские сады».
Жены инженерно-технических работников мне написали: «Школа есть, здание хорошее, детский сад есть». Но о посещаемости детсада, об отношении к нему населения они не написали.
Теперь детский сад вошел в быт. Откуда бы ни приехали, все говорят, что им нужно побольше детских садов. Так что в этом отношении культурный уровень изменился.
Вопрос о семье — большой бытовой вопрос. Между прочим, что меня удивило и поразило — это то, как Маркс хорошо знал ребят-дошколят. У него есть несколько замечаний относительно ребят дошкольного возраста. Он возился со своими малышами внуками и наблюдал их. И вот у него записано так: «Маленький ребенок, когда он о себе говорит, он о себе в третьем лице говорит: «Георг это сделал», — а не говорит: «Я это сделал».
Дошкольницы хорошо знают, что малыши о себе говорят в третьем лице: «Таня сделала то-то, Вася сделал то-то».
Другое Маркс заметил вот что: «Ребята слова «великий» и «большой» путают, и когда они говорят о великих людях, они их рисуют большими».
На одном совещании по дошкольному воспитанию мне показывали рисунки ребят — большой Ленин говорит речь на Красной площади, а вокруг него маленькие, маленькие люди.
И Маркс и Энгельс внимательно относились к детям. Вопросы воспитания стояли у них в поле зрения. Сейчас встал во весь рост вопрос о семье. Вы знаете, что до обсуждения Конституции было обсуждение закона об абортах. Вопрос этот ставится не в первый раз, он ставился в самом начале Советской власти, но в годы гражданской войны, в годы военного коммунизма, когда были постоянные эвакуации, переселения, — в это время говорить о заботе отца о ребенке можно было только относительно, потому что был фронт: сегодня человек живет в этом городе, завтра ушел на фронт, и навек порвались отношения, убили человека и т. д. — вся тяжесть заботы о ребенке падала на мать. Но вот теперь встал вопрос об абортах. Я, грешным делом, думала, что я ничего об абортах не писала и этим делом не интересовалась. Но я нашла как-то свою статью об абортах[50], которую я написала в 1920 г. и в которой я говорила, как тяжело мать переживает аборт; но в 1920 г. были такие тяжелые условия, что мы не могли ставить так вопрос об абортах, как сейчас. Туг интересно отношение Владимира Ильича к этому вопросу.
В 1913 г. в связи с речью на Пироговском съезде одного врача, который говорил: «Мы должны убеждать матерей рожать детей, чтобы для них устраивались жеребьевки, чтобы их калечили в учебных заведениях, чтобы их доводили до самоубийства!» — Владимир Ильич писал: «Только для этого? Почему же не для того, чтобы они лучше, дружнее, сознательнее, решительнее нашего боролись против современных условий жизни, калечащих и губящих наше поколение??»[51]
Вам, может быть, кажется, что я не на тему говорю, — позвали меня говорить о дошкольных делах, а говорю об абортах и т. д., но для вас должно быть ясно, как органически связаны эти два вопроса. Вопрос о семье. Жилищные условия у нас еще не совсем хороши, культурный уровень прихрамывает, но он не сравним с прежним. На днях я получила письмо с Сахалина от комсомольца-политпросветчика. Это письмо рисует, какие стали у нас люди. Он описывает, какое там еще невнимательное отношение к политико-просветительной работе. Ну, Сахалин — дело далекое, до Сахалина далеко и Сахалин не показателен, скажете вы. Но вот что этот комсомолец описывает: «Приехали мы, б политпросветчиков, приехали на катере. Никто нас не встречает. Я вплавь перебрался на берег, достал лодку, перевез всех политпросветчиков, перевез свою семью, и стали мы жить под лодкой. Моя «мокрая семья» запротестовала».
Потом он рассказывает, как он поехал в центр. Оказалось, что все знали, что приедут политпросветчики, но «квартир для вас нет». Совершенно равнодушное отношение. И он рассказывает, какие мытарства переживала его семья. А дальше он пишет: «Ну, довольно о себе, я комсомолец и должен терпеть».
И далее он рассказывает, как он боролся за лучшую постановку культработы. Я думаю, что борцами за культуру являются не только политпросветчики, я считаю, что одним из важнейших фронтов борьбы за культуру является и дошкольный фронт. Возьмем такой вопрос: мы говорим о дружбе народов, а в быту еще есть пережитки кое-какого старого отношения к другим национальностям. И вот я помню рассказ одной практикантки, которая была в вузе Наркомзема, а летом поехала на практику в Астрахань. Она описывает и другую свою работу, но между прочим и то, как она боролась за детские ясли. Устроила детские ясли, а русские матери говорят: «Я в ясли не отдам ребенка, потому что туда ходят калмыки, а у них грязные ребята».
Это задело за живое студентку: «Покажу я вам, какие грязные ребята». И вот она матерям калмычкам показала, как нужно стирать рубашонки, как нужно стричь волосенки. И дети калмыки стали ходить после этого в более чистых рубашках, чем русские. Тогда русским матерям пришлось язычки прикусить. Но для этого нужно суметь подойти. Эта девушка сумела подойти.
Она не стала говорить: «Как вам не стыдно так относиться к калмыкам, разве можно так относиться, вы должны помогать культурно подниматься», — а она просто научила калмычек, как нужно преодолевать пережитки старого, как бороться за гигиену. Такой подход имеет громадное значение.
Мне приходится много получать писем. Вот, например, что пишут работницы, которым приходится еще ликвидировать свою неграмотность. На одном спиртзаводе директор вызывает работниц и начинает ругательски ругать за то, что они не ходят в школу учиться. Довел их до слез. И мне пришлось в ЦК Союза писать, что это не метод, нужно узнать, почему они не ходят учиться, — вероятно, нет детского сада, нет яслей и т. д.
И вот сейчас, для того чтобы развернуть дело перестройки быта, нужно внимательное отношение, умелый подход к обслуживаемым массам.
Сейчас остро встает, знаете, какой вопрос? Вопрос антирелигиозной пропаганды. Недавно мне написал красноармеец из Азербайджана. Красноармеец отмечает: «Письмо начал писать в 20 часов 30 минут, кончил писать в 21 час 7 минут», — привык человек рассчитывать свое время! Письмо замечательно хорошее. Настоящий коммунист писал. А потом дает задание — «Вот у нас мало обращено внимания на женщин мусульманок, на муллистов, как он выразился (т. е. на тех, с которыми работает мулла). У меня жена тюрчанка. Я ей говорю о Ленине и Сталине, а она — о религии. Вы, пожалуйста, напишите о муллистах».
И вот я опять принялась за антирелигиозную пропаганду. А тут и с других концов стал этот вопрос вставать. Например, недавно был заведующий облоно из Горьковской области и рассказывал, как сейчас поны начинают действовать. Пон после утверждения Конституции чувствует себя полноправным гражданином. И вот в одном местечке на родительское собрание пришел пон, окончивший духовную академию. И первое, что он сделал, — это дал 20 рублей на елку и 5 рублей на тетради. Сел. Все родители в волнении — как же это махровый поп и тут же водрузился. А его дочь училась в этой школе. И вот он сначала начинает говорить, как нужно поправлять ошибки, как нужно делать, чтобы чистая тетрадь была, как поля загибать. А потом, как публика присмотрелась немного к нему, он начал и о другом говорить: «Вот с дисциплиной плохо. Вы выгоняете из класса за плохое поведение. Или из школы исключаете. А не замечаете ли вы, что дети, которые ходят в церковь, религиозно воспитываются, что они значительно дисциплинированнее, что среди них нет хулиганства?»
Все стали волноваться, сумеет ли учительница ответить на это. А учительница — молодая комсомолка, и вот сражайся с попом. Но она сумела ответить ему без резкостей, по существу. Она сказала, что религия всегда была на стороне эксплуататоров, она стала объяснять, как религия темнила сознание, как отвлекала от борьбы за социализм. Родители слушали.
Я это все рассказываю для того, чтобы показать, что этот вопрос теперь стоит иначе, чем стоял раньше, попы научились действовать «по-европейски». Католическая религия особенно умело действует. У нее учатся попы.
Есть такое село Бородино в Ивановской области. В одной церкви там клуб, а в другой — мельница. И появился там поп, очень тихонький. С ребятами стал разговаривать, по головкам гладить, пряниками кормить, леденцами, начал ребятам разные религиозные сказки из Ветхого завета рассказывать, книжечки давать. Стали заходить к нему и матери. (С места. «Консультация открылась».)
У нас выходил журнал «О наших детях», который проводил большую работу с родителями. И там описывался опыт антирелигиозной работы, который был проведен среди татарского населения. У мусульман есть пост ураза, который продолжается целый месяц, а потом праздник байрам наступает. И вот эта ураза заключается в том, что есть можно только до рассвета, а потом — когда взойдет звезда. Взрослый человек может оставаться без пищи такое длительное время, а для ребят это очень мучительно. И вот учителя устроили во время уразы сытные завтраки в школе. Одни ребята согласились на завтраки, а другим родители запретили. Тогда послали врачей, которые на татарском языке объясняли вред этого поста для детского организма. Поднялась целая кампания за обслуживание завтраками всех ребят. Родители сдали. Ребята ели, и никакой уразы не было. Есть два метода антирелигиозной пропаганды: один метод, против которого Ленин возражал, — это запрещение, высмеивание и другой — выкорчевывание корней влияния духовенства путем ряда практических мероприятий по улучшению быта.
Я подробно на этом остановилась потому, что это целиком относится и к дошкольницам. Мы с самого начала поставили вопрос о громадном значении общественного воспитания. Я помню, были перегибы, когда ставили вопрос так, что должно быть только общественное воспитание. Мне пришлось писать статью[52] против Сабсовича, который планировал, как будут строиться агрогорода и как в этих агрогородах квартиры для рабочих будут построены так, что все будет рассчитано на то, что детей в этих жилищах не будет, а все ребята будут выселены в особый городок. Пришлось очень серьезно возражать, потому что таким путем мы родителей лишали бы общения с ребятами. И дошкольный отдел выдвинул другой план: для детей нужно отвести в доме, где живут родители, самое лучшее помещение, самое светлое, на солнечной стороне, и устроить таким образом, чтобы мать всегда могла прийти в ясли, детский сад, помочь работе с детьми, чтобы не нарушалась связь с ребенком, а чтобы был перекинут мост между общественным дошкольным воспитанием и семейным.
Вот такие споры были. Сейчас, конечно, об этом говорить нет надобности, потому что общественное дошкольное воспитание вошло у нас в быт, с одной стороны, с другой — выдвигается требование родительской, материнской заботы о детях.
У нас был еще другой перегиб с дошкольным воспитанием — предполагалось, что наши ребята все могут, все знают. Я помню, как в детских садах вывешивались разные лозунги, совершенно ребятам недоступные. И сейчас у нас в дошкольном деле иногда некоторые перегибы в этом направлении еще бывают.
Мне все вспоминается сказка Кота-Мурлыки и разговор между котом и мальчиком. Кот говорит мальчику: «Встань на мое место, влезь в мою шкуру». Так и учитель должен уметь понимать детей, так и дошкольница должна уметь «встать на место ребенка» и «влезть в его шкуру». А то так получается: ребенок вдруг не в надлежащем месте засмеется, а мать или дошкольный воспитатель не знают, какие у него представления, и начинают его ругать. А он рассмеялся, потому что не понимает сути, ему кажется забавно то, что взрослого волнует.
Вот возьмите, как рассуждают ребята о войне: «Вот на войне я буду то-то и то-то делать». А когда ему конкретные факты расскажут, он говорит: «Знаешь, мама, я пожалуй, буду кашеваром». Вот как неожиданно преломляются у детей представления.
Конечно, бывают впечатления очень сильные, которые остаются на всю жизнь до самой старости. Я помню, когда мне было лет 10, к отцу пришел один революционер. Меня куда-то послали, чтобы я не слышала, о чем они будут говорить. А потом, я помню, мы идем по Невскому, около Николаевской улицы, там был магазин Соловьева. Я помню, как фонари горят, и идут отец с матерью, разговаривая между собой. Я впереди иду и слышу, как мама говорит отцу: «Ну, обобществление жен — это глупость». Очевидно, этот революционер говорил о чем-то. А когда я, уже будучи взрослой, перечитывала «Коммунистический манифест», там, где говорится, как представляли себе семью некоторые утописты, то я сразу об этом и вспомнила. Так сразу и встали перед глазами: этот Невский проспект, магазин, фонари и эти слова матери. А ведь тогда я ничего не поняла, и долгие годы я об этом не вспоминала. А вот впечатления детства остались так глубоко в подсознании.
Но это не значит, что мы ребят должны пичкать непонятными словами и понятиями. Я считаю, что нужно уметь подходить к ребятам. И первоочередная задача дошкольниц — «влезать в шкуру ребенка».
Я наблюдала на днях одну девчурку 2 1/2 лет. Ей рассказали сказку о козе, которая бежала через мосточек, ухватила кленовый листочек, только всего пила и ела. Она мне поучительно говорит: «Коза была обманщица. Ее старуха накормила, а она обманывает. Старик старуху ругает. Потом сам старик накормил козу, а она опять говорит: «Бежала через мосточек, ухватила кленовый листочек». И тогда он увидел, что она обманщица». А потом эта девочка села в кресло и изображает, что такое обманщица. Села и стала дышать тяжело и говорит: «Как я устала». А потом рассмеялась: «Я обманщица».
Характерно, как она переводит на язык жизни эту сказку. Она изобразила себя обманщицей.
Нужно уметь сказку выбрать такую, чтобы заставить понять ребенка, например, что такое обманщик, а не рассказывать сказки с мистическим и фантастическим оттенком. Нужно уметь «влезть в шкуру ребенка», встать на его место.
Вот недавно у нас было очень интересное собрание с дальневосточницами, женами начсостава Красной Армии. Очень хорошая публика. Они говорили, как им детсады нужны. Только, говорят, ужасно трудно, никто не может научить нас по-настоящему к ребятам подходить. «Хоть бы к нам какого-нибудь педагога прислали. Нам нужен человек, который научил бы, как правильно, по-настоящему, подходить к ребенку». Важно всем нам научиться по-настоящему подходить к детям, продумать получше, как и что надо делать. Население предъявляет большие требования в этом отношении. И сейчас перед дошкольниками стоит задача: как можно больше расширять дошкольное дело, так как потребность в общественном воспитании детворы громаднейшая.
Я недавно была в одном совхозе. Там ребят-дошкольников 200 человек, считая с детьми ясельного возраста. Но ясли рассчитаны только на 30 человек, и на 30 человек — детплощадка. Сейчас детсад ремонтируют, и дело идет совсем не тем темпом, как надлежит, а заведующая детсадом и яслями рассказывает, каких дорогих игрушек они накупили, медведей и кукол, и каждому ребенку отдельную игрушку прикрепили… Придумали же!
Задача стоит такая — развернуть как можно шире это дело, охватить возможно больше ребят. Теперь идет стройка детских садов. Черепашьими шагами идет эта стройка. Ругают Наркомпрос за отставание на этом фронте чрезвычайно. Но дело не в том только, чтобы построить здания для детсадов. Тут нужно большую работу с инженерами провести, которые никогда детсадов не видали и не знают, как их строить. Нужно провести большую работу со строителями. Нужно уметь приспособить детсад к условиям окружающей жизни.
Недавно я была на совещании трактористок. Среди трактористок есть бурно-пламенная Паша Ангелина. Комсомольцы устроили соревнование между бригадами трактористок. И наряду с другими вот какой вопрос они выдвинули: нужны передвижные детсады, передвижные ясли, потому — что они идут работать в МТС, а дома детей не на кого оставить. Это вопрос очень большой важности. И нужно с населением теснее связаться. Эта связь была в первые годы революции, а сейчас нужно особенно на это обратить внимание, прислушиваться к тому, что населению нужно. Конечно, не все одним махом можно сделать.
Я помню, как отвечал Владимир Ильич на получаемые им письма. В 1918 г. написали ему крестьяне письмо, как они живут, говорили о бедняках и написали, между прочим, о «воздушном» налоге (имели в виду подушный налог). Владимир Ильич не стал придираться к слову, а ответил им со всей серьезностью: «Что касается налога, то с бедноты брать не разрешается. А относительно крестьянина-середняка на днях будет декрет, там сказано подробно о льготах». Декрет вышел через три дня после этого, он говорил о том, какие льготы кому предоставляются. Льготы были обширные. В письме крестьян было написано еще о том, что каждому крестьянину нужна корова. Это было в 1918 г., и это не забыто. Но выполнить это можно только теперь. Теперь у каждой колхозницы корова и мелкий скот, а поставлен был этот вопрос самим крестьянством еще в те времена. Он еще тогда был поставлен Ильичем в Наркомпроде, и я, пересматривая теперь эти документы, думала, какую эта корова сыграла роль в развитии колхозного движения. Это показывает, с каким вниманием относился Ильич к каждому высказыванию крестьян. Я думаю, что и наши дошкольницы должны внимательно вслушиваться в то, что говорят трактористки, что говорят те или иные слои трудящихся, что говорят стахановцы, чтобы посмотреть, как лучше подойти к этому вопросу, как действительно построить все дело так, чтобы оно возможно лучше обслуживало массы.
Я была на ряде собраний, когда Наркомпрос крыли за то, что медленно идет стройка. На одном заседании я слышала, как высказывались представители разных наркоматов. И слышала даже такое высказывание: «Лучше меньше, да лучше. Лучше для детей жен инженерно-технических работников выстроить, но устроить так, чтобы было пороскошнее». Я считаю, что это совершенно неверно, что сейчас нужно идти навстречу требованиям масс и развернуть как можно шире дошкольное движение. Нужно как можно шире готовить кадры, больше создать приспособленных к местным условиям детсадов и яслей. А то у нас больше всего стараются игрушки дорогие закупать.
Вы народ боевой, а не тихони какие-нибудь. Когда я беседовала раньше с библиотекарями, слушала, как они мне жаловались (библиотеку тут выкинули, на книжки денег не дали), я им обычно говорила: «Под лежачий камень вода не течет. Вы мне этого не рассказывайте, а скажите, как вы боролись за библиотеку, чего вы добились». И сейчас библиотекари в первую очередь рассказывают, как они боролись за то, чтобы библиотеку сохранить, как они старались поднять дело. Это самое главное. Нужно пошире вести пропаганду, потому что у части населения наблюдается полное незнание того, что с ребятами делают в детсадах. И действительно, в некоторых детсадах много делается несуразиц. Например, в детсаду, на который денег много затрачивается, который считается хорошим, руководительница считает возможным уложить мальчика в кровать на целый день за то, что он что-то не так сказал и нашалил. Откуда это? Все вы учились в нашем вузе и знаете, как к ребенку надо подходить. Я была в одном детском саду, и мне ужасно не понравилось, что то один стих говорят, то другой, и видно, как это ребятам скучно, а нужно, чтобы детсад был им родным, чтобы их туда тянуло, чтобы в детсаду была счастливая жизнь для ребят. Не в том смысле, чтобы им дорогие игрушки покупали или такие сложные, механизированные игрушки, к которым они не умеют приступить. Ребенку иной раз хочется посчитать, сколько ног у лошади. Вот Владимиру Ильичу, когда он был маленький, подарили раз тройку лошадей. Он пошел с ними в угол, считал, считал, никак не мог сосчитать, сколько ног у всех лошадей, взял их, все обломал и положил рядком. Приходят родители, а он сидит и считает.
Дети — это дети. И нужно встать на их место, «влезть в их шкуру», а не укладывать их в постель на целый день. Я видела один детсад в деревне. Там руководительницы очень хорошо к детям относятся, стирают на них, заботятся о них, а что делать с ребятами, не знают, не знают, как занять, куда направить внимание, как их организовать. А нужно знать, как подойти к ребенку, как организовать, чтобы играли сначала вдвоем, втроем, а потом коллективом. Нужно, чтобы ребята сначала в небольшой группе научились дружно жить. Ведь вы знаете, что каждое слово, которое ребенок впервые услышит, ему нужно несколько раз повторить. Я наблюдала одну девочку 6 лет, которая услышала в первый раз слово «моментально». Так потом она в течение 20 минут повторяла в разговоре это слово во всевозможных фразах.
Когда наблюдаешь ребят, видишь, как им иногда нужно 10 раз какое-нибудь слово повторить. Он это и другому ребенку расскажет, который с ним вместе играет, и взрослым расскажет.
И нужно дать возможность ребятам свою самодеятельность развивать. С другой стороны, нужно воспитывать коллективность. Нужно, чтобы они научились все дружно жить, давать им общие, доступные ребятам переживания, а не таскать их без конца в кино. Я считаю, что дошкольников нельзя водить в кино, они не понимают, что там делается. Это очень расстраивает нервную систему. Ребята садятся в кино спиной к экрану, идя домой, ревут, начинают шалить. Им нужно давать то, что организует, а не то, что дезорганизует, и взрослые не должны судить по себе.
Вот сейчас в начальной школе водят детей на «Синюю птицу». Взрослым это интересно, а ребятам неинтересно, они этого не понимают. Это слишком сложно. Я редко сейчас бываю в театре, но в кукольном театре на днях была.
Хоть это и куклы, но для дошколят это сложно, они не знают, какие цари были, какие бояре были, почему они в таких шапках, не знают, что такое бедняк, середняк, колхозник. А там отражен ряд очень сложных вещей. Конечно, хорошо медведя показывают, зайчата ушками помахивают, замечательно хорошо технически сделано. Взрослым все это нравится, и с точки зрения искусства это прекрасно, но ребята сидели, и я наблюдала — никакого впечатления. Щуки они не видели и не понимают, что она может и чего не может. И один мальчонка вдруг во весь голос заплакал. Может быть, они поймут, как царевна Несмеяна капризничает, есть не хочет, это до них дойдет, но остальное не дойдет. Даже для ребят начальной школы это сложно. Тут нужно посмотреть, проверить сначала на небольшой группе ребят, как они воспринимают.
Есть сказки такие, которые доходчивы, а есть такие, которые пугают, — все эти черти, ведьмы и т. д. Я пошла как-то на праздник в школу. Ребята тотчас взяли меня под свое шефство. Какая-то девочка привела ко мне малышку, бывшую на празднике, и водрузила ее ко мне на руки. Там сами ребята давали какое-то, представление о том, как появился черт, они ему отломали хвост, рога, и оказалось, что это обыкновенный человек. Ребятам было смешно, но когда появился черт на сцене, я почувствовала, что у малышки, которая сидела у меня на руках, лапки холодеют. Потом она обращается в пространство: «Мама…» Этот черт колоссальное впечатление на девчурку произвел.
Нужно широко развернуть работу во всех вновь создаваемых детсадах. Тут чрезвычайно важен опыт, и вам нужно не только младшим курсам рассказывать о своем опыте, но вам нужно рассказывать всем дошкольникам, которые думают, что можно выехать на дорогих игрушках, на рассказах про чертей, на том, чтобы укладывать в постель за непослушание. Вам нужно рассказывать про свой педагогический опыт воспитания ребят, про умение с ними обращаться, так как опыт имеет громадное значение. Вы должны слабую молодую публику из других детсадов пригласить к себе, чтобы она посмотрела, поговорить с ней, дать консультацию.
В 1929 г. у нас был на Урале в Краснополянском районе Дом культуры. Он был организован таким образом. Там с давних времен была коммуна, вокруг которой было 30 деревень. Этот Дом культуры играл руководящую роль. Когда мы получили материал о нем, мы решили послать туда из Наркомпроса 5 человек: дошкольницу, ликвидатора неграмотности, политпросветчика, библиотекаря, агронома на несколько месяцев. Потом они очень много интересного рассказывали о работе этого Дома культуры. Они рассказали, как этот Дом культуры работал по всем вопросам с населением, в частности по вопросам сельскохозяйственным. Там взяли и обобществили кур, заперли их в сарай, насыпали зерна, а куры стали дохнуть. Так этот Краснополянский дом вот что сделал. Он вызвал представителей от каждого села и пригласил агронома. Тот объяснил, что мало дать зерна, а нужно дать песок. Он вскрыл курицу, показал зоб, пищевой аппарат, показал, для чего нужен песок, сказал, для чего нужен свет, и показал, как нужно устраивать общественный курятник. Всё устроили и были очень довольны.
По дошкольному делу вызваны были делегаты из каждого села, и на примере детсада дошкольница показала, как мыть ребят, как их спать укладывать, что делать, а потом проверила на местах, так ли это делается. Это имело громадное значение, и сейчас в этих селах, говорят, очень неплохо поставлено дошкольное дело. Так что такой показ чрезвычайно важен.
И вам нужно обдумать, как вы поведете пропаганду дошкольную среди неопытных людей. Мы знаем, что сейчас нужно перекинуть мост между общественным и семейным воспитанием. Сейчас работы тут будет видимо-невидимо, и вам нужно с родителями работать по-настоящему…
Нужно связывать теорию с практикой, и учитель, который знает, что такое паровоз, не будет говорить, если дать задачу школьнику о паровозе, что это метод проектов. Он будет понимать производство, знать быт и давать близкие пониманию ребенка задачи. Учитель физики увидит, на что нужно главным образом обратить внимание. Это — связь теории с практикой. Это то, о чем так страстно говорил Владимир Ильич. Самое худшее, что было в старой школе, говорил он, — это отрыв теории от практики. Для вас, дошкольниц, может быть, вопрос о связи теории с практикой стоит не так остро, но нужно знать условия, в которых живет ребенок, нужно теснее быть связанным с населением. Нужно вести с родителями работу специально по воспитанию малышей, так как у вас в детсаду, может быть, хорошо, радостно и светло, а придет ребенок домой, его дома вздуют, не дадут вовремя есть. Нужно, чтобы мост был перекинут между общественным и семейным воспитанием. И этот мост обеспечит воспитание такого поколения, какое мы хотим воспитать.
Нужно избегать перегибов, всматриваться в жизнь, учиться понимать ребенка, изучать его, но надо изучать не бюрократически, учитывать весь опыт, коллективно эту работу ставить. Не нужно накупать роскошных игрушек. Я помню, как одна работница выразилась, что у нас в детсадах настоящих барчат воспитывают. Не барчат мы хотим воспитывать там, а людей совершенно нового типа, людей бесклассового общества. И нужно над собой работать, чтобы хорошо понять, что отсюда вытекает. И затем необходимо распространить вширь эту работу, охватить как можно больше слоев населения, подготовлять и родителей, чтобы сделать дошкольный фронт важнейшим фронтом работы над поднятием культуры масс. Та мать, которая научится ребенка мыть, открывать форточку, вовремя его кормить и т. д. и т. п., на всю жизнь воспитает в ребенке гигиенические навыки.
Мы говорили на днях с одним товарищем, который заведовал раньше у нас детдомами, а теперь работает в Красноярском обкоме. Он рассказывал, как изменилась деревня, в которой мы когда-то были с Владимиром Ильичем в ссылке, какая там больница, школа, как они перестраивают, как мостят там улицы, чинят крыши и т. д. Все село принимает культурный вид. Там есть и дошкольные учреждения. Мне одна студентка писала, что она непременно поедет в Шушу (с. Шушенское. — Ред.) и посмотрит, как там насчет яслей. И вам нужно бывать на местах, смотреть, как быт перестраивается по-новому. Нужно воевать с родителями, которые бьют своих детей. Ведь на местах часто скажут: побил ребенка, — по крайней мере, он будет дисциплинированнее. Нужно и антирелигиозную пропаганду умело вести, связывая ее с улучшением быта. Сейчас созданы условия, когда сделать можно чрезвычайно много.
Надо очень внимательно относиться к запросам детей, быстро отвечать на их запросы. Я расскажу сейчас вам два случая. В детстве я очень хорошо знала Петербургскую губернию, там, недалеко от Старой Руссы, было село Сольцы. Туда собирались тряпичники, которые в старое время вытаскивали из помойных ям всю ненужную, изношенную одежду. С тряпичником обыкновенно ходил мальчонка, который должен был всюду лазить за тряпьем. И вот в этом селе Сольцы жило кулачье, которое у тряпичников закупало эти тряпки, чтобы потом перепродать их владельцу писчебумажной фабрики. Население было страшно бедно, а кулаки выстроили себе дома. Я помню кулачку Темкину. Она приехала к нам и все крестила окна и трубы. Я спрашиваю: «Для чего вы это делаете?» Она говорит: «Нечистый дух не только через окошко, он и через трубу влезет». Эта кулачка была эксплуататоршей этих тряпичников. Из этого села мне недавно как-то написали ребята, что они плохо живут. Я написала в облоно, сказала, что там раньше кулаки жили и какая там беднота была; вероятно, это пережитки старого, нужно им помочь. В облоно очень внимательно отнеслись к ребятам и стараются создать в этом селе для них такие условия, чтобы они могли ходить в школу и заниматься.
Еще на одном небольшом вопросе я хочу остановиться. Вы знаете, что закон об абортах повышает рождаемость. Дома часто одна мать не может справиться. Тут еще есть наследие прошлого. У нас до сих пор еще девочек постарше не пускают ходить в школу. Теперь прямо это не делается, потому что у нас обязательное всеобщее обучение, но с III–IV класса начинается такой разговор: «Прихварывала она у меня», «Я сама была больна, она дома осталась». Не знаю, больше ли у девочек пропусков, или у мальчиков. Я боюсь, что в возрасте старших классов неполной средней школы девочки пропускают теперь больше по случаю того, что детплощадок не хватает. Мать на работе. Боюсь, что родители по старинке удерживают еще девочек от хождения в школу. Там, где вы будете работать, нужно будет это посмотреть.
Когда вы поедете на практику, нужно, чтобы вы побывали не только в городских садах, но и в деревне и посмотрели, как там поставлены детсады. А то у нас дошкольница нередко деревни не знает. Нужно проследить по отчетам местных газет, чтобы знать, что в деревне делается. Вы, когда поедете на места, не должны жить замкнуто, только интересами детского сада, не живите так, точно на свете существуют только детсады, а как можно теснее свяжитесь со школой, с библиотекой. Нажимайте на библиотекаря, чтобы в библиотеке были все брошюрки по дошкольному делу, чтобы население могло их читать. Свяжитесь с избой-читальней, с клубом, организуйте коллектив около детсада, спросите учительницу, не начинают ли у нее девочки пропускать, а если это наблюдается, то используйте это для развертывания дошкольной пропаганды. Скажите: «Женщине сейчас обеспечено право на образование. А вы своих девочек держите, не пускаете в школу. Отдавайте своего ребенка в детсад. Мы будем помогать вам в этом отношении». Это может на матерей убедительно подействовать.
Так что я жду от вас, что вы будете пропагандистами дошкольного дела на 100 %, что вы всех политпросветчиков, библиотекарей, всех работников будете теребить, чтобы больше внимания было дошкольному делу, чтобы создать нашим ребятам счастливое детство.
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ СЛОВО
Я хотела сказать еще несколько слов вот по какому вопросу. Тут выступала товарищ из Абхазии и рассказывала, какой у них прогресс в дошкольном деле. Нужно сказать, что дошкольное дело сейчас развертывается широко в целом ряде нацреспублик. Еще много приходится бороться со старыми пережитками. Но у нас сейчас, когда говорят о тех или иных национальностях, не выдвигают тех особенностей национальностей, которые имеют положительную сторону.
Я как-то была в Татарской республике, и вот что меня поразило — отношение взрослых к ребятам. Замечательно любовное отношение к ребятам. В русских районах на митинге, на собрании мужчины все впереди, женщины сзади, а ребят гонят. А тут ребят пропустили вперед, потом женщин, потом мужчин. В целом ряде национальных республик отношение родителей к ребятам более внимательное, чем у русских. Мы привыкли говорить: вот национальности отсталые, а мы должны вглядываться в их жизнь и видеть положительные стороны.
Один раз я как-то стала рассказывать на одном собрании, что в Татарии очень любят ребят. Вдруг все заулыбались, и одна нацменка говорит, что и у них так. Оказывается, что это в целом ряде нацреспублик такая особая любовь к детям, такое внимание к детям. Идет на собрание женщина, и все ребята с ней, если нет детских яслей или детсада. Это дает нам возможность развить широкую пропаганду среди родителей, чтобы хорошенько научить их, как прививать определенные культурные навыки, как подходить к детям, как воспитывать их.
Нужно уметь выбрать из всех культур то, что нужно, что помогает всем лучше налаживать работу. Сейчас многие национальности показывают свое искусство, свое художественное творчество; это искусство отражает определенные национальные черты, в нем отражается прошлое страны, и все эти праздники искусств помогают нам взять из искусства той или иной национальности то, что особенно ценно для нашей социалистической культуры. Я слышала речь т. Бубнова на Пушкинском вечере в Большом театре. Он говорил, как подходить к Пушкину, что у него брать, что особенно в нем ценного. Мы сейчас усваиваем художественные произведения, которые ярко отражают прошлое. Мы видим, как Пушкин, живший в определенную эпоху, подходил к целому ряду вопросов, и видим, как все это увязывается с настоящим. Это в смысле исторического понимания имеет громадное значение. И все вопросы национального искусства дают нам более глубокое понимание той или иной национальности.
Я думаю, что пример того, как партия и правительство относятся к вопросу о развитии национальных культур, какое они придают значение изучению искусства народов СССР, должен научить нас во всей нашей работе, во всех областях, так же внимательно подходить к нашим детям. Мы говорим о дружбе народов. Чему мы можем научиться у той или иной национальности, как поделиться с ней своим опытом — это один из тех вопросов, который для нас, для Советской России, особенно близок. Мы хотим эту дружбу постоянно углублять, постоянно крепить. И я думаю, что вы, дошкольницы, тоже должны в этом деле многое сделать. Здесь выступал т. Китайник, единственный мужчина среди студентов дошкольного факультета. Его речь отличалась от других. Она была очень отвлеченна. В его высказываниях не проглядывало материнского, или, вернее, отцовского, инстинкта. Нужно Вам, т. Китайник, взять шефство над каким-нибудь малышом, и, когда он вас обнимет за шею ручонками, вы не так отвлеченно будете подходить к вопросу. Отцовское чувство сблизит вас с той многочисленной публикой, которая здесь сидит. А бросать дело никак нельзя.
И затем вопрос организационный — как организовать ребят? Нет ребят недисциплинированных, а если есть недисциплинированные, то в этом виноват педагог, который не умеет завоевать доверие ребенка. И если су* меть по-настоящему подойти к детям, то не будет недисциплинированных детей. Там, где ребят выкидывают из детсадов, там, где много «трудных» ребят, это первый показатель того, что педагог не на высоте и что ему нужно учиться и теории и практике.
Позвольте пожелать вам сделаться великолепными советскими дошкольницами и широчайшим образом развернуть работу по укреплению этого дела.
(Представитель от студентов. Все студенты приносят вам, Надежда Константиновна, свою благодарность за встречу. Эта встреча дала нам много радости. Она дала нам большую зарядку, чтобы дальше продолжать нашу учебу.)
1937 г.