13. ПРОЦЕСС СОКРАТА
13. ПРОЦЕСС СОКРАТА
Один за другим пятьсот и один судья садятся на предназначенные для них деревянные скамьи, расположенные амфитеатром и покрытые тростниковыми циновками. Напротив на высоком помосте усаживается председатель суда. Рядом с ним располагаются секретарь суда, глашатай и лучники, которым надлежит поддерживать порядок. В центре — урна для голосования судей.
Процесс — открытый, и потому здесь собралась большая толпа, состоящая исключительно из мужчин. Еще рано, но по всему видно, что день будет хорошим. Начинают петь цикады. Слыша их, судьи приободряются: непогода не помешает судебному разбирательству, которое происходит под открытым небом.
Обстановка поистине необычная. Но место и время этого процесса объясняют его несходство с современным судом присяжных: мы с вами в Афинах весенним утром 399 года до н. э. …
Трудно себе представить, какими были Афины двадцать четыре века тому назад. «Город десяти тысяч домов», — писали современники. Цифра внушительная! Это значит, что население его составляло триста — четыреста тысяч человек. Представьте себе их среди узких улочек, в примитивных, лепящихся друг к другу жилищах из дерева или белых известняковых плит да добавьте к этому грязь, запахи и палящее солнце Средиземноморья.
В течение предшествующих десятилетий Афины выработали единственную в своем роде политическую систему — демократию. Все мужское население города после прохождения военной службы получало гражданские права и непосредственно участвовало в управлении городом. Исключение составляли женщины, проживающие в городе чужеземцы да рабы.
Правда, сейчас этот самый большой город Греции переживает трудные времена. Только что закончилась ужасная, двадцатисемилетняя война со старым соперником — Спартой, в которой Афины потерпели поражение. Город был оккупирован, враги установили деспотический режим — правление «тридцати тиранов» во главе с афинянином Критием. От этого режима Афины только что избавились.
Потрясения и несчастья подходят к концу, однако, как это часто бывает на исходе смутного времени, наряду с появлением действительно важных проблем вспоминаются старые обиды. Это — время сведения счетов. Но сейчас по крайней мере снова действуют демократические учреждения, и в частности суд. В Афинах судьи выбираются по жребию из добровольцев. Каждый год таким образом назначается шесть тысяч человек. Они подразделяются на двенадцать судебных отделений по пятьсот одному человеку в каждом.
В это утро пятьсот один судья занимают свои места. Ветер раздувает их туники. Перед ними, у подножия помоста, — обвиняемый: пожилой человек с седой бородой, босой, одетый в старый грубошерстный плащ сомнительной свежести. Это Сократ, сын каменотеса Софрониска и повитухи Филареты.
В чем же его обвиняют? Официальное обвинение, предъявленное неким Мелетом, звучит ясно и определенно: «Мелет обвиняет Сократа в отрицании богов, признанных городом, и во введении новых божественных существ, а также в совращении молодежи. Предлагается смертная казнь».
Кто же он — этот Сократ? Начать с того, что это мужчина семидесяти лет, довольно неприглядной наружности. Большие выпученные глаза, приплюснутый нос, круглое лицо делают его, несмотря на седую бороду и полноту, похожим па сатира.
Элегантным его тоже никак не назовешь. Пренебрежение Сократа к одежде вошло в поговорку. В то время как большая часть его сограждан облачена в белоснежные туники, он просто прикрывает наготу шерстяным плащом без пояса и без застежки, никогда не носит сандалий, предпочитая ходить босиком и летом и зимой.
Так кто же он такой, этот человек, который выглядит одновременно и как мудрец, и как бродяга, — человек, которому теперь угрожает смерть?
Сократ родился в Афинах в 469 году до н, э. в семье каменотеса. Юношей вопреки всем обычаям он отказался наследовать отцовскую профессию. Ради какого же занятия? Прямо сказать, никакого. Во всяком случае, не такого, которое походило бы на какую-то профессию и приносило практическую пользу обществу. Всю свою жизнь Сократ провел в беседах.
Вот уже пятьдесят лет, как он прогуливается по улицам Афин, заговаривая то с одним, то с другим. Он вызывает собеседника на разговоры, расспрашивает, что тот думает о морали, о политике, выслушивает ответы и отвечает па вопросы. Так он беседовал на самые различные темы с тысячами молодых и не таких уж молодых людей и на Агоре — площади для проведения народных собраний, — в общественных банях и в тени оливковых рощ.
Афины в это время были наводнены учителями философии, политики и морали. В поисках учеников они ходили по городу. Называли их софистами. В Афинах, где царили демократические обычаи, где красноречие имело первостепенную важность, поскольку все решения принимались в ходе публичного обсуждения, многие стремились брать уроки у софистов. Но уроки эти были не бесплатными, и стоили они довольно дорого. Сократ же никогда ни у кого ничего не просил за своп наставления. Для него философия была ежедневным, естественным занятием — его образом жизни.
Сократ резко отличался от своих сограждан. Хотя он и был женат, — говорят, на сварливой женщине по имени Ксантиппа, — хотя у него и было трое детей, он жил как бы сам по себе. Его неустанная деятельность, его потребность выспрашивать всех и всякого о морали и справедливости были совершенно непонятны большинству жителей Афин. И как всегда, непонятное вызывало недоверие либо насмешки. В двадцатых годах в Афинах можно было видеть комедию Аристофана «Облака», где Сократ появлялся сидящим в свешивающейся с потолка корзине: он обожествлял облака и обучал искусству выдавать плохое за хорошее.
А ведь Сократ объяснял свое поведение. Сотни раз он повторял, что им руководит его «демон». Этому слову не надлежит придавать того уничижительного смысла, которое оно приобрело сегодня, «Демон» Сократа — это таинственное явление, своеобразное божественное откровение, внутренний голос, который понуждает его к действию и который, быть может, является просто голосом его совести. Говоря так, Сократ лишь отстаивал свое право на свободный выбор религиозных и моральных убеждений.
Этого ему и не прощают. Вот почему Сократ предстал этим утром перед афинским судом, обвиняемый в том, что он развращает молодежь и не почитает богов, признанных городом.
Обычно в судебном процессе первое слово принадлежит представителю обвинения. Но в Афинах нет прокурора. Все судебные дела должны возбуждаться в индивидуальном порядке отдельными гражданами. И вот перед судьями первый обвинитель Сократа — Мелет. Это совсем еще молодой человек, который пробует свои силы в поэзии. Волосы у него гладкие, нос орлиный, щеки едва покрыты пушком.
Итак, выступает Мелет, а вслед за ним — два других обвинителя Сократа, Ликон и Анит, и все трое требуют для него смертной казни.
Ремесленник и политик Ликон — убежденный демократ, типичная для нового афинского режима фигура. Но подлинный вдохновитель обвинения — Анит. Богатый и влиятельный горожанин, отец которого нажился на торговле кожей, Анит был как-то высмеян Сократом во время публичной дискуссии. Этого он не может забыть. Более того, сын Анита стал одним из учеников Сократа и после бесед с философом решил не наследовать профессии отца — обстоятельство, по мнению Анита, оправдывающее обвинение в развращении молодежи.
Вместе с тем, хотя Сократ никогда не занимался политикой в буквальном смысле слова, он все же не нравился многим демократам, В самом деле, среди его учеников числились довольно скомпрометированные личности: Алкивиад, молодой аристократ со скандальной репутацией, а главное — сам Критий, глава проспартанского кровавого диктаторского режима, только что ниспровергнутого народной революцией.
Невзирая на различия во взглядах и идеологии, Сократ беседовал с ними, как и со всеми другими, на темы справедливости, морали и познания истины. Дело в том, что Сократ не принадлежит ни к какой партии: его интересует только личность. А это в период политической неустойчивости и гражданских столкновений — непростительное преступление и страшная ошибка.
Короче говоря, Сократ мешает. Этот оборванный, плохо вымытый бездельник, который только тем и занимается, что пристает со своими вопросами то к одним, то к другим, стал раздражать всех. Что он во все суется, в конце концов? Как будто бы афинские родители сами не в состоянии воспитать своих сыновей?..
Анит замолкает. Слово за Сократом. Солнце поднялось уже высоко. Цикады звенят в соседней оливковой роще.
В соответствии с афинскими законами обвиняемый должен защищаться сам. Он не вправе нанимать адвоката. А кто не способен обеспечить свою защиту, обращается к специалисту, так называемому логографу. Тот составляет защитительную речь, а обвиняемый заучивает ее наизусть.
Один из наиболее известных логографов, Лисий, написал такую защитительную речь и для Сократа, но старый философ отказался от нее, сказав с мягкой иронией; «Прекрасная речь, мой Лисий, но для меня неподходящая. Разве и прекрасные наряды не были бы для меня неподходящими?!»
Итак, Сократ будет защищаться без чьей-либо помощи. Секретарь суда перевернул клепсидру — водяные часы, по которым следят за регламентом. Сократ имеет право говорить ровно столько времени, сколько говорили его обвинители.
Как ни странно, Сократ не был оратором. Он привык к беседам в непринужденном, дружеском тоне. И то, что он говорит сейчас, поражает всех.
— Было бы удивительное счастье для юношей, — бросает он судьям, — если бы их портил я одни, остальные же приносили им пользу!
Но Сократ не довольствуется самозащитой. Он нападает. Разве наиболее авторитетный из всех оракулов — оракул Дельфийского храма — не назвал Сократа самым мудрым из людей? Что же он хотел этим сказать?
— Я решил выяснить, — говорит обвиняемый. — Я расспросил всех почитаемых за мудрецов и понял, что на самом деле они не знают ничего.
И он спокойно добавляет:
— Я действительно самый мудрый из людей, потому что другие полагают, что они что-то знают, а на самом деле не знают ничего, а я знаю, что я ничего не знаю…
В собрании шум, раздаются протестующие голоса. Сократ продолжает. Теперь он говорит о своем «демоне», о своем внутреннем гении, и отстаивает право следовать его советам. Он во всеуслышание заявляет, что если его оправдают, то он, как и прежде, будет обучать своей философии. Затем он предостерегает судей от вынесения ему смертного приговора:
— Если вы меня казните, афиняне, вам нелегко будет найти eщe такого человека… Аполлон послал меня в этот город, чтобы я будоражил вас… Если вы меня убьете, тогда вы всю остальную вашу жизнь проведете в спячке.
Сократ закончил свою речь. Вопреки тому, что обычно происходит, он обходится без слезных молений. В отличие от большинства обвиняемых он не привел в суд плачущих детей в надежде вызвать сострадание. Вставая со скамей и спускаясь по деревянным ступеням, судьи обмениваются друг с другом недоуменными замечаниями. Они направляются к урне, установленной на столе перед председателем суда. Это лишь первое голосование, на основании которого суд выносит решение о виновности или невиновности обвиняемого.
В каждой руке судьи держат нечто вроде волчков. Это кружочки, насаженные на металлические стержни, одни из которых сплошной, а другой — полый. Судьи держат их между большим и указательным пальцами, так, чтобы нельзя было различить, какой из них полый, а какой — сплошной. Кружочек, насаженный на полый стержень, означает осуждение, кружочек со сплошным стержнем — оправдание.
Один за другим пятьсот одни судья проходят мимо урны и голосуют.
После этого они возвращаются на свои места, а секретарь суда подсчитывает голоса, При незначительном перевесе голосов — 281 против 220 — Сократ признан виновным. В соответствии с афинским законом осужденный имеет право назначить самому себе меру наказания, которую он считает заслуженной.
Сократ снова берет слово, и судьи не верят собственным ушам. Вместо того чтобы, добиваясь полюбовного соглашения, предложить в качестве меры наказания штраф или изгнание, Сократ заявляет, что он ни а чем не виновен и заслуживает не наказания, а вознаграждения.
— Я присуждаю себя, —заключает он, — к обеду в Пританее!
Присутствующие разражаются криками негодования! Действительно, предложение Сократа — невероятная дерзость. Ведь в Пританее за счет государства предоставлялось питание наиболее прославленным и почитаемым гражданам города. В современной Франции это равносильно принятию во Французскую академию. Редко какой обвиняемый осмеливался бросать подобный вызов своим судьям, так насмехаться над ними!
Собравшиеся возмущенно топают ногами, а затем сразу воцаряется глубокое молчание. Пятьсот одни судья в белых туниках встают со своих мест. Теперь им предстоит голосование по вопросу о мере наказания.
Сократу нетрудно было бы спастись. Незначительный перевес голосов в пользу обвинения при первом голосовании вполне оставлял ему эту надежду. Но его поведение, неуступчивое и вызывающее, восстановило против него всех. На этот раз он приговорен к смерти уже значительным большинством голосов — 361 против 140.
Когда после оглашения приговора судьи покидали собрание, Сократ сказал лишь одно:
— Вы идете отсюда, чтобы жить, а я — чтобы умереть. А что из этого лучше, никому не ведомо, кроме бога!
Сократ не сделал ничего, чтобы избежать ожидающей его смерти. Более того, он искал ее. Для него самого и для его учеников совершенно очевидно, что такой финал — естественное завершение его жизни и что он сможет умереть так же, как и жил, — истинным философом.
Прошел месяц с того дня, как афинский суд приговорил Сократа к смерти. В соответствии с афинским законом выбранный для него способ исполнения судебного приговора был наиболее мягким. Сократ должен будет выпить приготовленный из цикуты[37] яд. Это своего рода принудительное самоубийство.
А то, что приговор пока не приведен в исполнение, объясняется причинами религиозного характера. В этот весенний месяц справляются культовые праздники — Делий. Священное посольство афинян отправилось на остров Делос, и до его возвращения смертные казни запрещены.
В тюрьме Сократа часто навещал один из самых верных его учеников, Критон. Он стал настойчиво склонять Сократа к побегу. Критон собирался подкупить тюремных сторожей, и они вполне готовы были закрыть глаза на побег. Но Сократ отказался, сказав, что законы следует уважать, что справедливость состоит в том, чтобы соблюдать законы даже тогда, когда они оказываются несправедливыми. Вообще со времени вынесения приговора Сократ как-то особенно спокоен. Его просветленность, самообладание удивляют всех, кто приходит к нему.
Наконец корабль со священным посольством вернулся с Делоса в Афины. И на следующее утро в тюрьме собираются ученики старого философа. Тут Федоп, Аполлодор, Критон и его сын Критобул, Гер-моген, Эпиген, Менексен, Симмий, математик Евклид и другие. Не смог прийти лишь заболевший Платон.
После того как все собрались, тюремный прислужник освобождает Сократа от цепей. И тут появляется Ксантиппа, жена Сократа. Она разражается рыданиями, рвет на себе волосы и одежды,
— о Сократ, в последний раз мы слышим тебя, в последний раз ты видишь своих друзей!
Не в силах выносить все это, Сократ просит ее уйти. Потом он обращается к своим ученикам и непринужденно, как всегда, беседует с ними о музыке, об искусстве, о смерти, о душе… Когда же он несколько оживляется во время разговора, приходит палач и прерывает его:
— Не надо горячиться, Сократ, иначе яд не подействует.
И тут впервые Сократ выходит из себя:
— Ну и ладно, ты мне дашь двойную или тройную дозу! Это уже твое дело!
И он возвращается к разговору. Все присутствующие смотрят на него с изумлением и восторгом. Он спокоен, как человек, которому удалось победить слепые инстинкты и страхи. Он спокоен, тогда как другие в отчаянии. Поговорили еще немного. А когда подошло время, Сократ удалился в соседнюю комнату для омовения, сказав:
— Я хочу избавить женщин от необходимости обмывать покойника.
Купание продолжалось долго. Когда же Сократ вернулся, к нему подошел прислужник с бокалом цикуты в руках и сказал, глядя ему в глаза:
— Сократ, я знаю, с тобой все будет не так, как с другими. Те бушевали и проклинали меня, когда я приносил им яд. Но ты, самый мудрый из нас, — ты сумеешь достойно перенести неизбежное.
— Будь спокоен! — ответил Сократ. — Ну, что же мне надо делать?
— Просто выпей и ходи до тех пор, пока не появится тяжесть в ногах. Тогда ты должен лечь, и яд окажет свое действие.
Прислужник подал чашу, Сократ взял ее и выпил до дна. Ученики, которым до сих пор удавалось сохранять спокойствие, разразились рыданиями, чем назвали гнев своего учителя.
— Ну что вы, что вы, чудаки? — обратился к ним Сократ. — Я для того главным образом и отослал отсюда женщин, чтобы они не устроили подобного бесчинства. Ведь меня учили, что умирать должно в благоговейном молчании. Тише, сдержите себя1
Выполняя его просьбу, все замолкли в ожидании. Немного погодя, чувствуя, что ноги тяжелеют, Сократ лег на спину, как ему советовал тюремный прислужник. Тот сразу же подошел; он осмотрел Сократа и сильно стиснул ему ступни.
— Чувствуешь ты что-нибудь?
— Нет.
После этого прислужник пощупал голени и объяснил всем присутствующим, что тело постепенно стынет и коченеет. Когда холод подступит к сердцу, Сократ умрет.:.
Когда захолодел живот, Сократ позвал своего верного Критона. Тот склонился к нему. Голос умирающего был еле слышен:
— Критон, мы должны Эскулапу петуха. Так отдайте же его, не забудьте.
— Непременно, Сократ, не хочешь ли еще что-нибудь сказать?
Сократ не ответил. Чуть погодя он вздрогнул. Видя, что взгляд Сократа остановился, Критон закрыл ему глаза и рот. Сократ был мертв.
«Петух Эскулапу» — это жертвоприношение богу врачевания. Таковы были последние и удивительные слова этого человека на пороге смерти. Была ли это последняя дерзость Сократа или, как утверждают многие, многозначительное послание, Означающее, что смерть есть подлинное освобождение, выздоровление от болезни, называемой жизнью?
С этой последней и полной иронии просьбой обратился к людям первый человек, приговоренный к смерти за образ мыслей.