Таллин - Ташкент - Ленинград - Таллин
Таллин - Ташкент - Ленинград - Таллин
Первого июля отец сказал, что мы уезжаем в эвакуацию. Я стала собирать вещи. Отец снимал со стены картины Коровина и Сомова, рассчитывая, что в трудную минуту они дадут нам средства для жизни. В Узбекистане отцу крупно повезло как минимум дважды - сразу по приезду он погрузил вещи на ослика и попросил его всадника доставить багаж по адресу, который он для нас нашел, и сам уехал налегке. К удивлению местных, хозяин ишака не украл вещи, а действительно привез их нам. Во-вторых, он довольно быстро устроился на работу в отдел редкой книги Ташкентской публичной библиотеки.
Собственно, в эвакуации я выучила русский язык. Отец посоветовал мне ходить и списывать все надписи и вывески, которые я увижу, а он их будет переводить и учить со мной. Я добросовестно переписывала все, что видела на вывесках и заборах - и половину папа вычеркивал, потому что это был русский мат в тех или иных сочетаниях.
В Таллин мы вернулись в 1944 году, еще до конца войны. Наш дом был опустошен, библиотека национализирована немцами, войти в дом нам не дали. У нас начались черные времена - моего брата Льва за «сокрытие социального происхождения» выгнали из Тартусского филиала Таллинского Художественного института, где он преподавал. А затем начали травить отца - вышла статья «Об одной вредной книге», в которой был разгромлен отцовский путеводитель по старому Таллину - за буржуазный национализм. Затем в 1951 году отца арестовали, он перенес два инфаркта, был выпущен на поруки и вскоре умер. Мать совершила самоубийство.
Я же за это время успела закончить Восточный факультет ЛГУ по специальности иранистика и вернулась обратно в Таллин. Своими профессиональными знаниями я воспользовалась один раз в жизни: в середине 50-х перевела современную иранскую повесть на эстонский язык. В Эстонии у меня не складывалось ничего - поступив на работу в Государственную библиотеку ЭССР, я доросла до должности старшего библиотекаря и поняла, что это мой предел. Было скучно, расти дальше без членства в партии было невозможно, а членство в партии… ну как-то я представить не могла своего членства в партии. 13 января 1953 года, как сейчас помню, я пошла на работу после выхода в «Правде» статьи «Убийцы в белых халатах». Почти весь день все молчали - боялись сказать хоть слово. И только старая коммунистка Зельма Тельман подошла ко мне и сказала, что «в газетах какая-то ошибка» и призвала не вешать носа.