Не только Арчи
Не только Арчи
Детей на отечественном рынке труда никто толком не считал. Это и трудно, и уже не актуально: все, что знали, проговорили несколько лет назад, а нового пока не придумали. В пресс-службе Минсоцздравразвития не могут назвать специалиста, который занимался бы вопросами детского труда. "Так вам в МВД надо, - простодушно говорит чиновник. - Детский труд - он же запрещен". Не страшно, что чиновник не знает нового трудового кодекса - это примета времени, - но мы помним, что в блаженные дозурабовские времена, когда министром труда служил кабальеро Починок, специалисты были, проводились и конференции, и семинары: тема считалась ходовой гуманитарной катастрофой и занимала почетное место где-то между детской проституцией и воспитанием гражданского правосознания. Потом то ли гранты закончились, то ли просто заскучали. Ну, дети, ну, работают и работают. В 2004 году Россия ратифицировала конвенцию Международной организации труда № 182 "О запрещении и немедленных мерах по искоренению наихудших форм детского труда" (как будто эти самые наихудшие формы - проституция, порнография, работа по долговым обязательствам, принудительный труд - не преследовались уголовным кодексом) - и тем самым проблема была почти окончательно заиграна. В Петербурге и Ленобласти работает международная программа МОТ по искоренению детского труда (ИПЕК), но ее объекты - в основном, "дети улиц".
Между тем, работающих, но домашних, благополучных детей становится все больше. И это совсем не признак бедности. Скорее, напротив - симптом искаженных представлений о будущем детей.
Российская педагогическая традиция практически всегда предполагала элемент трудового воспитания - от галантерейных занятий вроде вышивки и щипаниякорпии в институтах благородных девиц до обучения советских старшеклассников разного рода рабочим ремеслам в учебно-производственных комбинатах. Заработки не исключались (пятнадцать рублей за две недели на клубничных совхозных грядках, побольше - на изматывающих хлопковых плантациях), но были скорее бонусом, нежели целью, а работа так и называлась: практика. Новорусская действительность все переиначила: ребенка учат (или он сам учится) не навыкам профессии, а навыкам заработка.