5. Конечная судьба и оценка раскола

5. Конечная судьба и оценка раскола

ПОСЛЕ ТОГО, как в Ленинграде и Серпухове был нанесен сокрушительный удар по главным силам оппозиции, иосифлянское движение начало быстро таять. Многие миряне, соблазненные иосифлянскими вождями, мало-помалу возвращались в православные храмы. Приносили покаяние и некоторые священнослужители: о. Николай Ковалев, диакон Розов из Ораниенбаума, удаленный из иосифлянской Сретенской церкви на Выборгской стороне, прот. Александр Никитин, иеромонах Нафанаил и другие. Перешли в сергиевскую ориентацию притч и прихожане села Верховины Волховского уезда, Зеленецкий монастырь... Правда, в 1928 году еще наблюдались случаи присоединения к расколу отдельных храмов и людей, но это происходило в маленьких сельских приходах, не имевших большого значения для укрепления иосифлянских позиций.

Несмотря на явное оскудение рядов, вожди иосифлянства продолжали упорствовать. Они были готовы скорее остаться совсем без паствы, нежели пересмотреть свои взгляды и присоединиться, как они выражались, “к предателям”. Даже раскаяние ярославской группы не повлияло на их решимость. Они увидели в возвращении последователей митр. Агафангела к митр. Сергию лишь трусость, малодушие и новое предательство Истины. Вот что писал по этому поводу митр. Иосиф к еп. Димитрию 24 июля 1928 года:

“Дорогой Владыко!

Да укрепит Вас Господь на Ваши святые труды для блага Церкви Его, Помолитесь, чтобы и мой “отдых” был на пользу и на лучшее, чем то, что мог бы я сделать трудами своими. Премного утешило меня сообщение о том, как вы все бодро и терпеливо идете своим тесным путем. Эти сообщения премного устыжают меня в моем нетерпении и малодушии и дают новые силы и побуждения крепко стоять и впредь за дело Христово!

Ярославские “дезертиры” меня как-то мало смутили и удивили. Да и в конце концов не в них дело, и не они когда-либо являлись опорою нам или давали содержание и питание нашему образу мыслей и действий. Самое их выступление и в хронологическом отношении было позднее нашего, и если в свое время, казалось, было на пользу нам, то теперь — лишение этой “пользы” не составило для нас никакого вреда, оказавшись укором лишь для новых изменников и предателей истины и правды дела, Итак, мимо их — далее!.. Пусть они промелькнут как отставшие и ничуть не задержавшие нас на нашем крестном пути!

Нам отставать по примеру их не приходится, чтобы не было в этом поощрения их малодушию и расслаблению. И от Господа бывали отпадавшие, уходившие от Него и оставляющие Его в столь удивительном меньшинстве. Зато эти 12 (впрочем, и в этом маленьком числе оказался потом и еще “диавол”. Иоан. VI, 66 — 71) выросли потом в то, что мы теперь так хотим спасти и бережно охранить от новых предателей и разрушителей и что эти разрушители сумели опять умалить до “ничтожного меньшинства”. Но пусть опять и нас не смутит это! Будем крепко помнить, что большинством голосов (и подавляющим) была распята Сама Истина, и ссылающиеся теперь в свое оправдание на большинство — пусть лучше прочтут себе в этом жестокое обличение и укор, что их “большинством” вновь распинается Христос-Истина!

И как тогдашнее “большинство” к довершению печального сходства возглавляли и вдохновляли не какие-нибудь простые смертные, а поставленные Самим Господом для служения спасения верных Анны и Каиафы, так и теперь во главе новых распинателей Христовых видим тех, кого никак бы не следовало и не хотелось тут видеть. Кто даст себе труд углубиться побольше в смысл совершающегося, найдет множество других поразительных совпадений с тем, что показали нам Голгофа и Камень Воскресения,

Вновь блеснут пред нами и Иуды, и Симоны, и удавившееся предательство, и покаявшееся отречение, и Симоны Киринейские, помогшие Крестоношению Христову, и “немысленные и косные сердцем еже веровати”..., и чувствовавшие “на сердце ли наю, горя бе в наю, егда глаголаше” и m. д. ...И с особой живостью и радостью вновь чувствует сердце, что распятый большинством Христос все-таки опять воскрес, осиявая Своею радостью верное Ему меньшинство, а запечатавшие Его гроб запечатали для себя опять светлое видение и познание неумирающей Истины”. ^[147]

Вот где поистине самообольщенное упорство! Они только — Церковь, а остальные — наглые предатели и изменники Истины! Они только хранят Христову Правду, а прочие суть распинатели, нечестивые первосвященники, иуды и проч. Что это, если не прелесть духовная, полонившая умы и сердца раскольников?!

В июле 1928 года иосифлянское движение пытался взять под свое крыло Карловацкий митрополит Антоний (Храповицкий). Он тайно переслал в Советский Союз послание, в котором призывал всех верных архипастырей примкнуть к Карловацкому Синоду. Это письмо-обращение перепечатывалось и передавалось иосифлянами из рук в руки, однако большого влияния и последствий не имело.

Умиравшее разделение временами словно пробуждалось, пытаясь закрепиться слабыми корнями на поверхности церковной жизни. Однако сила Православия разрывала нити корней и не давала возможности им укрепиться. В октябре 1928 года иосифляне захватили Духовскую церковь Александро-Невской Лавры и почти три недели совершали в ней богослужения. Но затем в число прихожан влилось около 50 верующих — “сергиан”, и произошло настоящее сражение за обладание храмом, кончившееся победой православных. В праздник св. Александра Невского (23 ноября ст. ст.) церковь была заперта, и служение в ней возобновилось лишь через десять дней. А еще через три дня, 6 (19) декабря, приступил к своим обязанностям новый наместник Лавры архимандрит Амвросий (Либин).

Во второй половине 1928 г. к еп. Димитрию присоединилась единоверческая Николаевская церковь. Неожиданно забил ключ иосифлянства в Паданском Введенском подворье, где заведующая, монахиня Пантелеймона Зайцева, стала требовать от служащего игумена Виталия поминовения митр. Иосифа, а когда тот отказал — она с половиной монахинь объявила о своем отделении от митр. Сергия и заняла храм.

Можно было бы привести и некоторые другие примеры, но все они были лишь незначительными проблесками в жизни иосифлян.

Еп. Димитрий прилагал все усилия, чтобы не дать угаснуть своему делу. Он служил в разных храмах, ездил по пригородам и селам. За его усердие и твердое стояние в расколе митр. Иосиф возвел его к Рождеству 1928 года (к 7 января 1929 г.) в сан архиепископа. Но ни иерархическое возвышение, ни старания еп. Димитрия не могли остановить приближающееся крушение.

1929-й год стал самым печальным и трагическим годом для поборников разделения. Начиная с апреля, один за другим были арестованы и сосланы митр. Иосиф, архиеп. Димитрий, еп. Максим, проф. В. Верюжский, прот. Ф. Андреев, священник Крыме-шенский и другие вожди раскола. Митр. Иосиф был сослан в Казахстан, где он работал бухгалтером на медном комбинате и где скончался, так и не примирившись с Церковью. Остальные были рассеяны по дальним уголкам России, где также окончили свои дни в ссылке и лагерях. Впрочем, проф. В. Верюжский остался в живых. В 1946 году он принес покаяние и был принят в общение с Московской Патриархией. В 1955 году, будучи профессором Ленинградской духовной академии, сей бывший раскольник предал душу Господу.[163]

К концу года из всех вождей раскола на свободе оставался лишь еп. б. Нарвский Сергий (Дружинин), но большого влияния он не имел. Судьба его доподлинно неизвестна, однако вскоре он тоже исчез с арены церковной жизни. Вероятнее всего, он разделил участь своих единомышленников.

Таким образом, остатки иосифлянской паствы лишились всех своих руководителей и были оставлены на произвол судьбы. Часть отколовшихся, смирившись с обстоятельствами, присоединилась к Православной Церкви, другая, более упорная, скиталась по городам и весям, все дальше удаляясь от живительных источников и умирая на пути удаления без покаяния и причащения Христовых Тайн.

В 1930 году иосифлянский раскол прекратил свое существование.

По широте размаха иосифлянство имело, конечно, меньшее значение, чем обновленчество. Оно быстро появилось на арене церковной истории и также быстро исчезло, оставив в России лишь незначительный след. В нем не было организаторской силы, которая могла бы сплотить русский епископат и повернуть кормило церковного корабля. Вожди его, чуждые церковной дисциплины, привыкли руководствоваться более чувствами, нежели общими интересами. Кроме того, иосифлянство было лишено того важнейшего основания, на котором твердо зиждется истинная Церковь Христова — духа любви и сострадания.

И все же это движение таило в себе большую опасность как для внешнего устройства Русской Православной Церкви, так и для ее внутреннего единства. Категорический отказ от всякого общения с гражданскими властями, на котором настаивали иосифляне, отречение от легализации могли обернуться для Церкви погибелью. Но самое страшное заключалось в том внутреннем соблазне, который несло в себе иосифлянство. Свой отход от митр. Сергия учредители раскола постарались прикрыть ширмой “сохранения чистоты Православия”, чем внесли великий соблазн в души православных. Вследствие их политики в Патриаршей Церкви образовались как бы два православных общества: иосифлянское и сергианское. Духовенство и паства терялись в догадках: за кем идти? кто прав? где истина? В той и без того непростой обстановке найти правильный ответ на эти вопросы было очень и очень нелегко.

Когда возникло обновленчество — православный народ сердцем распознал всю его опасность, тем более, что раскольники и не скрывали своих целей “обновить” и “исправить” веру наших отцов. Но в данной ситуации людей сбивала с толку мнимая правота раскольников. С этой точки зрения иосифлянство оказалось более опасным для единства Церкви и ее судьбы. Поверив иосифлянским вождям, многие из тех, кто так горячо боролся против обновленчества, присоединились к ним, чтобы оградить Церковь от нового “предательства”. Сколько искренне заблуждавшихся душ последовали за “вождями слепых” и тем сгубили себя!

Но, лишенное твердых основ, иосифлянство неминуемо должно было прийти к своему печальному концу. Этому способствовало и то обстоятельство, что в его ряды включилось большое число людей, агрессивно настроенных против советской власти. Антикоммунизм иосифлян придал церковному движению ярко выраженный политический оттенок и, соответственно, вызвал активное противодействие со стороны репрессивных органов СССР...

Частично мы уже давали каноническую оценку этому движению, но все же следует подвести итоги.

34-е апостольское правило ясно определяет церковно-дисциплинарную норму для каждого архиерея: “Епископам всякого народа подобает знати первого из них, и признавати его яко главу, и ничего превышающего их власть не творити без его рассуждения... Но и первый ничего да не творит без рассуждения всех. Ибо тако будет единомыслие...”

На основании этого правила Русский Православный Собор 1917 — 1918 гг. и установил церковное управление во главе с Патриархом, которому подчинялись епархиальные и викарные епископы, а он сам был подотчетен Собору Поместной Церкви. Назначения и перемещения архиереев совершались Патриархом.[164] Ему же принадлежало право обращаться ко всей Русской Церкви с посланиями и воззваниями.[165]

Установленное Собором церковное управление хотя и не обычным пороком, а по завещанию Патриарха (но — уполномоченного на это Собором) перешло после его смерти к митр. Петру, а от него — к митр. Сергию. Естественно, что архиереи должны были находиться в подотчетном отношении к митр. Сергию и тем самым незыблемо хранить церковную дисциплину и послушание перво-иерарху. Иосифляне же встали на путь прямого нарушения канонов и своим отделением нарушили церковную дисциплину.

14-е и 15-е правила Двукратного Константинопольского Собора предусматривают единственно законную возможность отхода от подчинения первоиерарху — когда тот открыто проповедует ересь. Во всех других случаях церковные каноны осуждают отделение. Митр. Сергий ничего еретического не допускал. Его воззвание от 16 (29) июля 1927 г., послужившее камнем преткновения, если бы и заключало в себе ошибку Заместителя, то ее можно было рассматривать лишь как нравственно-административную погрешность, но никак не преступление против вероучения. Нельзя расценивать как еретические и действия митр. Сергия по переводу архиереев с одной кафедры на другую, в чем также обвиняли его иосифляне. Постановления Поместного Собора допускают подобные перемещения, предпринятые ради пользы церковной. Но даже если бы и можно было увидеть в таких перемещениях каноническую погрешность, все равно отделение было невозможно прежде соборного решения по этому поводу.

Прервав молитвенно-каноническое общение с первоиерархом без достаточных к тому оснований, иосифляне нарушили 14-е и 15-е правила Двукратного Константинопольского Собора, создали раскол и тем самым подвергли себя каноническому отлучению.

Вторым нарушением церковной дисциплины и правил явилось служение иосифлянских священников в состоянии запрещения. Даже в том случае, когда запрещенные признают себя невиновными, они, согласно 14 правилу Сардикийского Собора, имеют право аппелировать к большому Собору, но, однако, продолжают пребывать под запрещением. Если же они до соборного рассмотрения их вины нарушат запрещение, то, в соответствии с 38-м правилом Карфагенского Собора, лишат себя возможности на дальнейшую аппеляцию, и наложенное на них запрещение останется в силе.

Иосифлянские епископы и священники, продолжая служить, не считаясь с решением высшей церковной власти, подпали под действие указанных правил. Правда, они считали, что, отделившись от митр. Сергия прежде запрещения, они якобы избегли его канонической силы, но такое толкование церковных правил — чистейший произвол, на что особенно обращал внимание еп. Мануил.^[162] Церковные каноны не знают такого правила, которое освобождало бы от ответственности лиц, уклонившихся от общения с первоиерархом. Напротив, приведенные выше правила ясно доказывают, что самочинники непременно подпадают под церковное взыскание и несут сугубую ответственность за разделение.

Третьим нарушением канонов и догматов Православия является вопрос литургический. Как нам уже известно, иосифляне объявили митр. Сергия и единомысленный ему епископат безблагодатными, таинства и обряды, совершаемые ими, — “служением бесовским”, а православные храмы — “храмами сатаны”.^[148] Эти утверждения иосифляне основывали на том, что, предав Церковь, митр. Сергий и подчиняющиеся ему епископы допустили грех, худший ереси, и потому де отнята от них благодать Божия. Такие умозаключения страдают сугубой крайностью и полны канонических и догматических ошибок. Дело в том, что не само по себе наличие ереси в действиях епископа или священника лишает его благодатности, а церковное запрещение, налагаемое на них высшей церковной властью. Только после этого проповедующий ересь связуется в своих иерархических полномочиях, а совершаемое им священнослужение лишается благодатного действия.

Даже в период обновленческого движения, допускавшего явное искажение православного вероучения, при решении вопроса: в каком сане принимать обращающихся из этого раскола священнослужителей? — высшая церковная власть основывалась не на наличии ереси у того или иного иерея, а на церковном прощении, наложенном на него Патриархом Тихоном. Пресвитеры, рукоположенные до прощения, принимались в Православие в сущем сане, а те, кто принял рукоположение после прощения, — принимались либо в простом чине, либо в сане иерея, по усмотрению решающих. Если же встать на точку зрения иосифлян, то мы должны будем осудить самого Патриарха Тихона за то, что он принял в сущем сане митр. Сергия, некоторое время пребывавшего в обновленческом расколе, и признать духовенство, рукоположенное последним, безблагодатным. Но это абсолютно неправильно. “Вся елика аще свяжете на земли, будут связана на небеси, и елика аще разрешите на земли, будут разрешена на небеси” (Мф. 18:18), — такова сила церковного закона.

Митр. Сергий и единомышленный ему епископат не допустили никакой ереси, никаким церковным судом они не были ни отлучены от Церкви, ни просто запрещены в священнослужении, не подпали ни под какую соборную клятву, и их иерархические действия никем связаны не были. Следовательно, считать их безблагодатными нет никаких оснований. Сила Божественной благодати, данной им через высшую церковную власть, пребывала в них незыблемо, и все совершаемые ими таинства имели спасительное действие. Своим отрицанием этого иосифляне допускали хулу на Духа Святаго, “а иже речет на Духа Святаго, не отпустится ему ни в сей век, ни в будущий” (Мф. 12:32).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.