Глава 2. Выход из шкафа – в неизвестность
Глава 2. Выход из шкафа – в неизвестность
…Когда какая-то певица типа Мадонны выводит 12-летних детей на сцену и говорит: дети, не бойтесь сказать родителям, что вы геи25. Да по роже надо дать за такие дела!26
Виталий Милонов, депутат Законодательного собрания Санкт-Петербурга
Самое противное, что семья редко может поддержать нас. Знаете… Это и правда страшно. Я боюсь говорить маме о том, что я лесбиянка. Она может наорать, ударить, отправить в психушку. А еще я не удивлюсь, если меня погонят из дома. Все может быть.
К., 15 лет
Краткое содержание
– почему подростки совершают камин-аут, кому они открываются; почему дети редко рассказывают о себе родителям
– реакция родных, друзей и окружения на камин-аут подростков
А также вы узнаете
– что такое камин-аут, зачем он нужен
– почему для ЛГБТ так трудно «жить и не высовываться»
– почему выражения вроде «афишировать», «выпячиваться» и «кричать на каждом углу» в отношении СОГИ некорректны
– что такое аутинг и чем он опасен
– надо ли рассказывать о себе и как это лучше сделать
– что делать, если ваш ребенок совершил камин-аут
– правда ли то, что ЛГБТ-дети вырастают в неполных семьях, и влияет ли воспитание в семье на СОГИ детей
Когда человек осознаёт, что он не гетеросексуал либо не цисгендер, рано или поздно он обычно чувствует необходимость рассказать об этом кому-то – то есть совершить камин-аут (сокращение от английского coming out of the closet – «выйти наружу из чулана/шкафа»).
Что заставляет людей рассказывать о себе? Почему нельзя «сидеть тихо и не выпячиваться»?
Нет так-то просто «сидеть тихо». Врать и скрываться – очень тяжело. Ложь или умолчание затрагивают почти всю жизнь. Множество мелочей ежедневно доступны гетеросексуалам: спокойно держать любимого человека за руку, говорить о партнере, не отбирая тщательно слова в страхе выдать его пол… Юноши и девушки с самого раннего возраста думают, кто кому нравится, ходят на свидания, обсуждают с друзьями привлекательных людей, обнимаются и целуются с любимыми, выкладывают фотографии с объятиями и поцелуями в соцсети, говорят «мой котик» и «моя зайка», играют свадьбы, рассказывают коллегам о женах и мужьях, приходят с ними на корпоративы… Если ты гомосексуал, который «сидит тихо», тебе все это недоступно. Тебе придется врать и скрывать свою настоящую жизнь.
Что касается гендерной идентичности, ее крайне сложно или невозможно утаить, как ни пытайся. Психотерапевт и сексолог Дмитрий Исаев объясняет поведение трансгендерных подростков так: «…Большинство… активно заявляют о своей позиции дома. Потому что они считают, что скрывать ее просто невозможно: „Я не могу одеваться как обычный подросток, я не могу говорить о себе как об обычном подростке“. То есть если для гомосексуального подростка существует некая приватная сфера, которую он вовсе не обязан обсуждать со взрослыми, в том числе с родителями, то для транссексуального подростка ситуация несколько иная. И главное, что такие подростки ощущают свои проблемы с раннего возраста, и поэтому они не считают, что они открывают для своих родителей нечто новое, – это не появилось сегодня. И более того, они пытаются указать своим родителям, что это было всегда: это не из-за того, что я перешел в какой-то класс, прочитал какую-то информацию, и вот теперь я стал другим. И, безусловно, поскольку для них это вопрос самоуважения, именно уважения на уровне межличностного взаимодействия, то зачастую они настаивают, чтобы к ним относились не так, как к обычному подростку: в том смысле, если это была девочка, чтобы перестали относиться как к девочке, а стали относиться как к юноше»27.
Что касается выражений наподобие «кричать на каждом углу», «выпячиваться», «выставлять напоказ», «афишировать» – употреблять их по отношению к ЛГБТ некорректно. Вот, к примеру, «мы с моей девушкой вчера были в кино» – фраза как фраза. Если ее скажет юноша, никто не обратит внимания. А если девушка – ее обвинят в афишировании.
А как не афишировать гендерную идентичность? Что делать человеку, который проходит коррекцию пола? Носить плащ-невидимку? Постоянно исправлять «Я пошел» на «Я пошла»? Притворяться и лгать каждый день?
«Не надо афишировать» – а что это значит? Одни понимают под афишированием полуголых людей на гей-прайде, другие – любые публичные мероприятия ЛГБТ, третьи – поцелуи в метро, четвертые – запись «Маша любит Катю» в соцсети, пятые – любое упоминание человека о своих СОГИ…
Я бы хотела, чтобы ЛГБТ-люди избавились от выражений типа «кричать на каждом углу» и ни перед кем не оправдывались: «Мы ничего не выпячиваем, мы просто любим друг друга». Вы не обязаны оправдываться за то, что не скрываетесь.
Закончу прекрасным ответом 16-летней Даши на мой каверзный вопрос: «Согласны ли вы, что не надо афишировать сексуальную ориентацию, тогда и проблем не будет?» – «Я думаю, что гомофобам стоит перестать афишировать свою гомофобию. Вот тогда точно не будет проблем».
Что касается опрошенных мной ЛГБТ-подростков, открывались хоть перед кем-то 91,8% (347 человек), никогда не совершали камин-аут 8,2% (31 человек). Юноши рассказывали о себе примерно в три раза реже девушек (полностью закрытых среди юношей 16,6%, среди девушек – 5,5%). Можно предположить, что это связано с резко нетерпимым отношением общества (особенно мужчин) к геям; как следствие, у тех возникает страх открыться не тому человеку и столкнуться с неприятием.
Из тех, кто совершил камин-аут, каждый второй рассказал о себе родственникам. Чаще всего ребята делятся с матерью или обоими родителями, реже – только с отцом, братом/сестрой, дальними родственниками. Вне семьи открывается почти каждый: одному или нескольким близким друзьям, реже – знакомым, одноклассникам, учителям, школьным психологам. Крайне редко подростки совершают камин-аут перед всем окружением, включая родителей, либо просто ничего не скрывают.
Почему и зачем подростки рассказывают о себе?
Катя, 17 лет (Южно-Сахалинск):
– Надоело скрывать. Почему я вообще должна скрывать? Только потому, что я люблю девушек? Мне кажется, это бред.
Дмитрий, 17 лет (Белгород):
– Тяжело постоянно врать.
Саша, 16 лет (Санкт-Петербург):
– Сложно что-то скрывать от людей, с которыми проводишь большую часть времени.
Полина, 14 лет (Москва):
– Чтобы не мучиться. Просто хотелось с кем-то поделиться…
Туа, 16 лет (Новосибирск):
– Я не считаю гендерную идентичность и сексуальную ориентацию постыдной тайной.
Мария, 17 лет (Санкт-Петербург):
– Чтобы выговориться и разобраться в себе. Самой мне было не справиться, просто потому, что во мне недостаточно опыта, все, что происходило со мной, было ново и порой непонятно. Мне нужен был человек, который примет и поможет мне понять себя, даст к этому толчок. И я нашла такого человека.
Яна, 16 лет (Владивосток):
– Постоянно молчать – это сложно, очень, обязательно нужны соратники, без них никак. Сдохнешь от неопределенности.
Илья (Уфа):
– Хотелось высказаться, носить в себе все тяжело.
Оля, 16 лет (Бийск):
– Я очень общительная, поэтому хочу делиться с друзьями переживаниями и событиями своей жизни, хочу, чтобы они хорошо знали и понимали меня.
Д., 16 лет (Тула):
– У хороших друзей нет секретов.
Мария, 17 лет (Москва):
– Становится на душе спокойнее, что нет за спиной секрета, который может ввести в более конфузные ситуации.
Яра, 14 лет:
– А знаете, как мне надоело всем врать? Родителям – врать, в школе – врать, везде врать, ну а как не скрывать себя, если ты чувствуешь, что нельзя раскрываться перед людьми, они же загнобят, заклюют…
Юля, 17 лет (Пермь):
– Мне кажется, то, как будут люди относиться к твоей ориентации, зависит от тебя. Если человек считает себя ненормальным, неудивительна и негативная реакция окружения. Пока мы молчим о себе, в обществе так и будет процветать гомофобия.
Итак, основных причин две: желание выговориться и нежелание врать. Назвать это выпячиванием нельзя. Направо и налево о себе никто не болтает: это как минимум опасно. Но постоянно скрываться очень сложно, ведь приходится замалчивать очень важную часть своей жизни и постоянно контролировать себя.
Отчего подростки чаще всего делятся с друзьями? Дело, как выяснилось, не в переходном возрасте и не в отдалении от родителей. Все проще. Сверстники редко отталкивают открывшихся друзей.
Лиза, 15 лет (Москва):
– Близкий друг отнесся нейтрально. Сказал: «Главное – не ориентация, а душа».
Марк Лис, 16 лет (Севастополь):
– Сначала приняли. Потом высказали, что я ненормальная, и неделю не разговаривали со мной. Но все срослось, сложилось. Они извинились, попросили прощения. До сих пор они мои лучшие друзья.
Мария, 17 лет (Санкт-Петербург):
– Подруга была удивлена, но приняла меня, ни в чем не обвинила, не сказала ни одного плохого слова, общение стало лишь ближе и богаче.
А., 17 лет (Омск):
– Первой узнала подруга детства. Она помолчала в трубку и сказала: «Ну и что? У меня есть знакомая лесбиянка!», и как сразу легко и хорошо стало! Приятно иметь человека, способного выслушать в любой ситуации. Друзья мужского пола воспринимают меня по-братски, дружелюбно и вполне естественно.
Евгения, 15 лет (Няндома):
– Друзья отнеслись спокойно, никто не перестал со мной общаться. Повезло. Живу я в маленьком городе, поэтому знакомые часто спрашивают у друзей о моей ориентации. В общем, знают все. Откровенно негативных или агрессивных реакций пока никто не проявлял.
Ксения, 17 лет (Таганрог):
– Друзья сами все поняли и не осуждают. Я в любую минуту могу на них положиться.
София, 17 лет (Саратов):
– С подругой у меня прекрасные отношения. Это единственный человек, который принимает меня с моим заковыристым характером и моей ориентацией.
Владислава, 16 лет (Минск, Беларусь):
– Я открылась лишь своему бывшему парню. Он меня понял, теперь лишь иногда подшучивает надо мной, но мы остались довольно близкими друзьями, делает он это любя.
Вера, 17 лет (Санкт-Петербург):
– Подруга сначала была удивлена и не одобряла это, хотя не осуждала. Другие нормально отнеслись.
Нюта, 17 лет (Щекино):
– Мы, как и раньше, общаемся с друзьями, теперь у нас нет никаких тайн. Стало больше доверия.
Ли, 16 лет (Псков):
– Некоторые отнеслись нейтрально («Это твоя жизнь, и проживи ее, как считаешь нужным»), некоторые – положительно («Вау, у меня все обычные друзья… и ты тут… такая»). Но не было такого, что кто-то из друзей перестал общаться после моего признания.
А., 17 лет (Томск):
– Они любят и принимают меня. Я же в первую очередь человек.
Валерия, 16 лет (Северодвинск):
– Открылась хорошей знакомой. Стало легче и морально, и в общении с ней. Чувствую поддержку.
Нина, 17 лет (Иркутск):
– Друзья приняли меня. Словно камень с души свалился. Теперь между нами нет недосказанности.
Кристина, 15 лет (Москва):
– Одноклассники сначала были в шоке. Потом привыкли, общаемся спокойно, никто ничего против не имеет. Но моих чувств они не понимают.
Лиза, 17 лет (Новокузнецк):
– Подруги меня поддержали и сказали, что в этом нет ничего постыдного и неправильного.
Диана, 14 лет (Ульяновск):
– Друзья восприняли эту новость настороженно, ибо ничего об ЛГБТ не знали. Задавали много вопросов и сейчас из-за моей честности относятся ко мне даже лучше, чем прежде.
Екатерина, 18 лет (Екатеринбург):
– Все друзья и знакомые в курсе, но негатива нет никакого вообще!
Оля, 17 лет (Санкт-Петербург):
– Я была настолько счастлива, что моя любовь взаимна, что не смогла не поделиться с подругами. Они приняли меня хорошо, без неодобрения или агрессии.
Катя, 16 лет:
– Знают и спокойно к этому относятся. Я ведь не маньяк, чтобы кидаться на совершенно незнакомую девушку или подругу, а ведь именно так о нас думают гомофобы.
Анна, 13 лет (Москва):
– Не бросили меня, не стали стебаться. На то они и настоящие друзья, верно?
Саша, 16 лет (Санкт-Петербург):
– Отнеслись лояльно и доброжелательно, хотя точнее сказать – нейтрально.
Сабина, 17 лет (Санкт-Петербург):
– Отреагировали спокойно и сказали, что примут меня любой и им совершенно неважно, какая у меня ориентация и кого я люблю.
Таких историй достаточно много. Хотя изредка подростки наталкиваются на отторжение друзей, которые, увы, становятся бывшими.
Без подписи, 17 лет (Ростовская область):
– В десятом классе признался лучшей подруге, вначале она все восприняла хорошо, но позже она начала меня убеждать, что это временное явление. Помню, сказала: «Тебе просто нужно девушку хорошую, и все пройдет». Для меня друг – это прежде всего тот, кто не берется судить, а поможет и даст совет. Так я потерял единственного друга.
Даня, 15 лет:
– Моя лучшая подруга, когда узнала, что я бисексуалка, просто ушла со словами: «Мне противно с тобой общаться».
Катя, 16 лет (Москва):
– Мой лучший друг – гей. Когда я призналась ему, что я лесбиянка, он воспринял это как шутку. Сказал: «Тебе просто кажется. Ты просто еще не встретила подходящего человека».
Дмитрий, 17 лет (Белгород):
– Поначалу многие не верили, думали, что я просто разочаровался в женском поле или недостаточно общался (хотя на деле у меня больше подруг, чем друзей). С одним человеком (глубоко верующим православным, к тому же националистом) я больше не общаюсь, он говорил, что я буду в аду гореть, это такой страшный грех и тому подобное.
Мария, 16 лет (Москва):
– Открытость в школе – в ответ неприятие, бойкот, отвернувшиеся приятели и приятельницы.
Надя, 16 лет (Украина):
– Я рассказала лучшей подруге. Я хотела, чтобы она знала, мы же подруги. К сожалению, мы поссорились и теперь почти не разговариваем.
Без подписи, 15 лет:
– Лучшая подруга написала: «Да меня просто это бесит, я не смогу с тобой общаться, как раньше, все о тебе говорят, ладно – если бы просто говорили, но они говорят о том, что ты лесби, как думаешь, что будут думать обо мне, увидев нас вместе? Я очень хочу с тобой дружить, но то, что ты делаешь, просто ужасно. Я не думала, что все зайдет так далеко… Прости». У меня осталась всего одна подруга, но мы только переписываемся…
Д., 13 лет:
– Решила рассказать подругам, думала, они поймут. Теперь в спину слышу обидные оклики, а мамы боюсь как огня, ведь мои любезные бывшие друзья могут ей все рассказать.
Аня, 16 лет:
– Влюбилась в одноклассницу. После моего признания она решила рассказать всем знакомым. Люди обсуждали меня, считали изгоем, говорили за спиной: «Быть лесбиянкой – грязно». Мне пришлось перейти в другую школу, но там все повторилось.
Нечасто подростки открываются учителям – и в подавляющем большинстве случаев те помогают детям, которые приходят за советом. Судя по всему, это связано не с толерантностью учителей (степень гомофобии среди педагогов достаточно высока, и в главе 3 мы подробнее поговорим об этом), а с тем, что подростки выбирают для разговора «правильного человека» – того, кто не оттолкнет.
Лиза, 17 лет (Санкт-Петербург):
– Один преподаватель весьма лояльно отнеслась, другая с улыбкой сказала что-то вроде: «Будем надеяться, ты еще найдешь своего мужчину». Но про мое отношение к религии и богу эта женщина говорила примерно то же самое: «И я не верила в твоем возрасте. Ты еще придешь к богу», что тут и говорить…
Юлианна, 15 лет (Москва):
– Некоторые учителя знают и вполне нормально относятся.
Мария, 17 лет (Санкт-Петербург):
– После окончания девятого класса, в начале лета, я обратилась за советом к преподавательнице истории и обществознания. А в середине июня совершила перед ней камин-аут. Я была уверена, что меня точно примут. Невозможно было все держать в себе, молчать, утомительно и лишняя трата сил. Я поняла – вот он, мой шанс, и либо я откроюсь сейчас, либо никогда. Как и ожидалось, она приняла меня, постаралась помочь и помогает по сей день. Вначале я чувствовала себя не в своей тарелке, мне было не совсем удобно обсуждать личную жизнь с педагогом, но в итоге я искренне счастлива. Если бы я не поговорила с ней, не знаю, что бы было со мной сейчас.
Анастасия, 16 лет (Тува):
– Я очень благодарна своей учительнице литературы. Имени указать не могу, иначе она может лишиться работы. Это человек, ум и понятия о жизни которого выходят далеко за привычные рамки. С ней я могу спокойно обсуждать фильмы «Горбатая гора» и «Комната в Риме» (последний мне посоветовала она) или делиться малоизвестным творчеством гомосексуального поэта начала ХХ века. Во многом именно она помогла мне принять себя и не терять надежду на всеобщее светлое будущее.
Малая доля подростков открывается перед всем окружением (родители, друзья, знакомые и одноклассники).
Джоанна, 15 лет (Одесса, Украина):
– Почти весь окружающий мир воспринял меня хорошо: друзья, одноклассники, учителя. Мало кто меня задирает, человека два-три из тысячи людей в окружении, и то это мелкие подколы без злости.
Вита, 17 лет (Воркута):
– В общем-то, я никогда осознанно не скрывала. Все знали и знают. Конечно, кто-то не понимает, кто-то поддерживает, кто-то нейтрален, но мне повезло: никто не отвернулся, не упрекает меня. Подшучивают, но не от злости или желания навредить.
Сабина, 17 лет (Санкт-Петербург):
– При знакомстве я не скрываю ориентации, и реакция у всех разная. Некоторые перестают общаться со мной, а некоторые продолжают.
Ольга, 14 лет (Санкт-Петербург):
– Все знают. Не вижу смысла молчать. Кому не нравится, его проблемы.
Полина, 14 лет (Москва):
– Да, все мое окружение (будь оно близким или нет) знает о моей ориентации, только не все могут это принять.
Кто-то из ребят занимает позицию «спросили – отвечу честно» или отмечает, что окружающие сами догадались и ничего объяснять не пришлось.
Алиса, 15 лет (Санкт-Петербург):
– Я имею такую внешность и характер, что часто слышу в свой адрес: «Ты что, лесбиянка?!» И честно отвечаю. Ни к чему скрывать.
Оксана, 16 лет (Красноярск):
– Все как-то сами догадались, не пришлось ничего объяснять. Некоторые делают вид, что не в курсе, но никто отрицательно не отнесся, все прошло как по маслу.
Марти, 16 лет (Москва):
– Это больше всего похоже на вегетарианство: да, не все знают, что я вегетарианка. Я не пишу это на лбу, не объявляю при первой встрече, никого не обвиняю в «убийстве» или «мясоедстве». Я просто не ем мясо. И никакого секрета в этом нет, я этого не стыжусь и не скрываю. Точно так же и с моей ориентацией. Я спокойно могу упомянуть ее в разговоре, могу рассказать об этом. На тот момент, когда я встречалась с девушкой, я могла представить ее словами: «Это моя девушка». Не знают о моей ориентации разве что люди, которым эта информация не нужна и не интересна. К примеру, в общении преподавателя и студента, работника и работодателя она ни к чему. Не потому, что я боюсь или стесняюсь. Ведь вы вряд ли станете рассказывать случайному прохожему, продавцу, начальнику или научному руководителю о том, какой ваш любимый цвет или верите ли вы в НЛО. Не потому, что это такой уж большой секрет, а просто потому, что эта информация лишняя. Она просто неуместна и не интересна собеседнику, вот и все.
Анастасия, 16 лет (Красноярск):
– У меня вся жизнь – камин-аут поневоле. Куда ни приду – везде всплывает. Или скажу что-нибудь, или по кольцу на большом пальце догадываются. Друзья и родители нормально отнеслись, а для тех, кому я не нравлюсь, это послужило толчком к оскорблениям.
Самое сложное для ЛГБТ-подростков (как и для взрослых ЛГБТ) – это камин-аут перед родителями и другими родственниками. Как выяснилось, когда подросток открывается родным, чаще всего его отвергают, не принимают, пытаются насильно «переделать».
Екатерина, 18 лет (Екатеринбург):
– Родителям говорила, но сейчас, спустя два года, они делают вид, что разговора не было.
Соня, 14 лет (Всеволожск):
– Мама смотрела на меня, как на полоумную. И сказала: «Я тебя не понимаю, любовь может быть только между мужчиной и женщиной, давай сойдемся на том, что ты любишь ее как подругу, и все…», на этом разговор закончился, я пошла, закрылась в туалете, чтобы никто не слышал, и сидела плакала.
Дмитрий, 16 лет:
– Семья отнеслась очень отрицательно, все пришлось обратить в шутку.
Евгений, 16 лет, трансгендер (Новосибирск):
– Отец сказал, что если «что-то сделаешь, то мы незнакомы», хотя он об этом догадался сам, несмотря на то, что мы живем раздельно. В целом ему безразлично, и он делает вид, что у него «дочь».
Сергей, 16 лет (Москва):
– Я решил сказать маме… И понеслось… Она не приняла это, начала говорить, что ей такой сын не нужен: «Когда тебе исполнится 18 лет, п***й куда глаза глядят!» Сказать, что мне было обидно, – это ничего не сказать…
Ирина, 18 лет:
– Мама сказала, чтоб я заканчивала отношения, что моя «проблема» и «болезнь» лечится гипнозом.
Лада, 16 лет (Нижний Новгород):
– «Ты просто еще не встретила своего человека», «Это неправильно», «Переходный возраст, пройдет еще».
Аня, 16 лет (Миасс):
– Трудно сейчас с мамой. Когда тихо-тихо, а потом она срывается и кричит, что я ненормальная, что мне пора к врачу и что девушке моей, которой есть 18 лет, будет плохо.
Даша, 16 лет (Украина):
– Рассказала папе. Он буддист, я надеялась, что он поймет меня. Папа теперь считает меня больной.
Карина, 17 лет (Красноярск):
– После камин-аута на неделю заперли дома, забрали на три месяца телефон. Когда звонила любимая, посылали ее, угрожали тюрьмой. Сказали, что я психологически больна, что мне лечиться надо, хотят отправить лечиться в психбольницу.
Ксюша, 15 лет (Волгоград):
– Когда я сообщила маме о том, что я лесбиянка, она начала тягать меня за волосы, дабы «выбить эту дурь».
Леша, 17 лет:
– Я просто стал изгоем в собственном доме. Изо дня в день меня просто все игнорят, не воспринимают как своего ребенка. Отношение стало как к чужому! Мама сказала, что ей не нужен сын-гей. Папа сказал, что сделает из меня парня, а не девку. И я тоже не вытерпел и начал со слезами на глазах говорить, точнее орать в истерике: принимайте меня таким, какой я есть. То, что я родился таким от природы, и то, что меня никто не насиловал!
Сабина, 17 лет (Санкт-Петербург):
– Мать очень болезненно на это отреагировала и неделю плакала, я чувствовала себя отвратительно. Сейчас она не принимает меня и не хочет понять. Но я надеюсь, что это пройдет. Благодаря камин-ауту я теперь больше могу доверять ей, несмотря на то что она не очень меня понимает.
Виктория, 17 лет (Владивосток):
– Когда родители узнали, с кем я общаюсь, были жуткие скандалы, будто я попала в компанию проституток и наркоманов. Я сталкивалась со стеной непонимания и нежелания принять. В семье проблемы. Какая-то карма, серьезно, у матери – закоренелого гомофоба дочь лесбиянка. Крики, обоюдные истерики. С нетерпением жду совершеннолетия, уеду учиться. Надеюсь, будет проще.
Дольфик, 16 лет (Москва):
– Понять, что родители считают ЛГБТ психически больными, было особенно тяжело и неприятно. Когда я решилась рассказать маме про себя, она непрерывно истерила и обвиняла меня в том, что я хочу убить ее. Через пару недель я смогла превратить все в шутку, она успокоилась.
Марина, 16 лет:
– Недавно я пыталась открыться маме. Но пришлось свернуть все в шутку. Ее реакция: «Ты не сможешь иметь детей» и «Это не любовь, а симпатия» – слишком ранила. Позже она не раз вспоминала, как «испугалась, действительно поверив» в то, что я лесбиянка.
Анастасия, 15 лет (Серпухов):
– Сказала папе, но он велел замолчать и не заикаться о таком.
Марианна, 17 лет (Волжский):
– Никогда не забуду ее лица. Мама села и заплакала. Я почувствовала себя так, словно пырнула самого близкого и дорогого человека ножом. В спину. Ревела, но что – что я могла изменить? Прикидываться до старости, быть в разладе с собой? Выйти замуж, наплодить потомство и втайне ненавидеть супруга? Мама не отказалась от меня. Но тему больше не затрагивала, брезгливо уворачиваясь, если я пыталась поделиться. Это выбивало из колеи, будто значительную часть меня она отвергла, как строительный мусор.
Полина:
– Бабушка собрала «семейный совет», где два часа на пару с теткой убеждала меня, что я «зажралась», что я дура, извращенка и ненормальная. Я безумно благодарна отцу, который встал на мою сторону и попросил «дам» сбавить тон.
Оля, 17 лет (Санкт-Петербург):
– Мама разозлилась, наговорила гадостей о моей девушке. Старшая сестра верит в бога и сказала, что это мерзость.
Ярослав, 15 лет (Воронеж):
– Недавно, 14 февраля, я признался маме, что я гей. Она говорила: «В таком возрасте ни у кого нет сексуального влечения! Человек созревает в восемнадцать, да и то не полностью! Ты хочешь трахать мальчика? Вот если бы ты в 30 лет сказал, тогда бы я поверила!» Не хочет верить.
Андре, 18 лет (Харьков, Украина):
– Перед мамой открылась в 13 лет. Пожалела об этом очень. Хотела найти понимание и поддержку. Получила только лечение врачами. Мать водила меня в церковь, по психологам всяким, пичкала эстрогеном (думала, это из-за тестостерона). Теперь лечить бросила. Знает про мою девушку, относится холодно.
Как правило, родители резко не принимают своего ребенка после аутинга: так называется случайное и недобровольное раскрытие сексуальной ориентации / гендерной идентичности. Проще говоря – когда это известие сваливается как снег на голову и не от самого ребенка. Из опрошенных мной подростков сталкивались с аутингом 27,8% (105 человек). Чаще всего это происходит, когда родители читают личные дневники, СМС или переписку в соцсетях своих детей. То есть ни о каком камин-ауте (один из его принципов – добровольность) тут речи идти не может. И увы, обычно ни о каком безусловном принятии – тоже.
Юля, 17 лет (Пермь):
– Родные узнали случайно, забыла выйти из «ВКонтакте». Меня ждал грандиозный скандал, тонны оскорблений, самое мягкое – бабушкино «грязная лесбиянка». Тетины вопросы сквозь слезы: «А как же семья, дети?» Шепот мамы на кухне: «Уж если я еще как-то могу понять, то бабушка никогда не примет». Запретили общаться с моей девушкой Лизой, разумеется, я не послушала. С тех пор прошло больше двух лет. Скоро будем отмечать три года отношений. Больная тема поднимается редко и всегда заканчивается скандалами. Я понимаю, что бабушка, воспитанная при Советском Союзе, никогда не простит меня за «ненормальность». Я с 16 лет живу с любимой на съемной квартире и только иногда прихожу в гости домой. Больно осознавать, что я не могу зайти к родным на чай вместе с любимым человеком только потому, что он «не того» пола. С Лизой в будущем планируем детей – я даже представить не могу, как отнесутся близкие к нашей «неправильной» семье.
Сонет, 16 лет:
– Прочитали мой Твиттер. Мама и бабушка начали дико кричать на меня, говорили, что вырастили монстра, что не хотят видеть меня такой. Мама кричала, что напишет заявление на мою девушку, отведет меня к психиатру и вылечит мою болезнь.
Никита, 14 лет:
– Мама нашла дневник, в котором я описывал, что со мной случалось, все мои переживания и радости; ведь друзей у меня и нету… После у нас был неприятный разговор. Она хотела внушить мне, что целоваться с парнем ненормально и в обществе неприемлемо. Предлагала сходить к психологу, ссылалась на переходный возраст, гормональный сбой. Про запретный плод рассказывала…
Гарри Бенька, 17 лет (Москва):
– Мать увидела «ВКонтакте» фото, где я целуюсь с парнем. Был очень большой скандал, грозилась выгнать из дома, отвести в психушку. Думает, раз я гей, то колюсь и продаюсь за деньги.
Без подписи, 18 лет:
– Мама затеяла ремонт и из любопытства в мое отсутствие перерыла всю мою комнату. Все письма перечитала, фото пересмотрела. Был ужасный скандал во много дней. Со словами «зачем это вообще тогда все», с матами грубыми в мой адрес, со словами про аборт как лучшую участь мою, про то, что лучше бы я пила-курила, что я бездуховна, что дьявол во мне сидит, что я просто платьев розовых в детстве не носила, что я ищу женщину, потому что мне не хватало в детстве ласки от матери, что я больная, мне надо лечиться и о том, что меня надо сжечь… Что путаю любовь и обычную дружбу с девушками… Что у папы будет инсульт, если узнает. Хотела найти мне батюшку в церкви… Говорила, «любой психолог скажет тебе, что это ненормально».
Ксения, 17 лет (Таганрог):
– Родителям не нравилось, что я постоянно разговариваю по телефону, вечно у компьютера (мы с любимой из разных городов). Потом мне принесли 180 листов распечаток моих звонков, СМС, выходов в Интернет и устроили допрос. «Что там за любовь на проводе?» Вынудили признаться, что я люблю девушку. Остальное предсказуемо: отец закатил скандал, угрожал рассказать всем, что я «не такая». Мать решила, что «переболею», а на мои попытки доказать серьезность своих слов заблокировала компьютер. Телефон тоже забрали.
Без подписи, 16 лет:
– Мама увидела мою переписку с парнем. И устроила разнос. Слова любимой матери «мне не нужен сын-гей» были как нож в сердце. Я упал в обморок. Очнулся с чувством, что я убит морально. Мне хотелось умереть, умереть: самый близкий мне человек сказал, что я ей не нужен. Сказала, что в 18 лет купит мне квартиру где-нибудь далеко от нашего города, чтоб глаза ее меня не видели (если я «решу остаться быть геем»).
Акелла, 16 лет:
– Мама устроила мне полный разнос. Так кричала, что аж стены в доме тряслись. Сколько всего я услышала. И что я идиотка, и чтобы я валила из дома, когда мне исполнится 18 лет, и прочее. Но больше всего мне запомнилась фраза: «Лучше бы ты вообще не рождалась!» Мне было так обидно и больно. Слезы текли ручьем, хоть я практически никогда не плачу. Через какое-то время мама успокоилась и извинилась. Сказала, что после 18 лет я буду делать что хочу, но, пока я живу в родительском доме, надо вести себя нормально. Также она пообещала помочь мне переехать во Францию. Но это вовсе не из-за того, что она переживает за меня. Она сказала: «Не хочу, чтобы из-за тебя на меня показывали пальцем!» Поставила условие, что если я уеду во Францию, то домой я могу не возвращаться. Мама просто не хочет меня видеть. Она ясно дала понять, что я ей не нужна.
Настя, 16 лет (Санкт-Петербург):
– Мама решила порыться в моих вещах и прибраться. Прочитала мой дневник и чуть не получила инфаркт. Я понимала, что не могу сказать ей правду, потому что это убило бы ее. Поэтому я сказала, что просто пишу рассказ или что-то в этом роде.
Раста, 16 лет:
– Месяц назад мама полазила по моему ноутбуку… Открыла «ВКонтакте» и почитала переписки, после позвала меня на улицу и увела в безлюдное место. Орала… истерила… матом, говорила, что воспитала чудовище, что ей надо было еще больше бить меня в детстве, чтобы я не превратилась в изгоя. Самое больное – до этого я для мамы была милым ребенком. Она всегда меня баловала и так боялась обидеть… а тут… Когда она все это сказала, я плакала, дико плакала от боли. Родная мама не хочет принимать меня.
В стремлении «излечить» ребенка родители порой доходят до крайностей – и даже приводят в действие свои угрозы психиатрической больницей.
Бирюзовая мечта, 16 лет (Апатиты):
– Отец выставлял из дома, бил, я сбегала сама, жила у друзей, мать выпихивала за дверь, я гуляла по улицам всю ночь (или день). Апогея это достигло в девятом классе, когда отец сдал (за руку тащил, а я упиралась) в психушку, там мне накалякали подозрение на шизофрению, а через полгода меня туда положили еще раз совместными усилиями maman и papa.
Настя, 15 лет (Магнитогорск):
– По глупости я, придя домой, заявила, что влюбилась в девушку. И знаете что? Я провела неделю в психушке. Одну из самых ужасных недель в моей жизни. А мама лишь говорила, что это все для того, «чтобы мозги у тебя встали на место, совсем сдурела».
Врачи говорили, что это извращение, бред в юной голове. Кто-то утверждал, что неестественно. А психолог сказала, что это нормально. Вот и думай теперь, кто прав. Не лечили. Только уколы, таблетки, «нарисуй три дерева», «нарисуй барашка» и так далее. Да и знаете, во время обследований нашли у меня какое-то расстройство и состояние, близкое к депрессии. Может быть, психотерапевта интересовало именно это, а не ориентация.
С тех пор прошло два с половиной года. У меня уже давно есть девушка, мы с ней безумно счастливы. И все бы хорошо. Но мама каждый вечер приходит ко мне и начинает свое приравнивание меня к педофилам и зоофилам… Мать знает, что у меня есть девушка и что «обследование» не помогло, но опять собралась водить меня по врачам. По ее словам, «это отклонение, которое можно вылечить».
Конечно, не все так плохо, как может показаться на первый взгляд. Многие родители приходят к принятию своего ребенка, но длиться этот путь может сколь угодно долго: от нескольких дней до нескольких лет.
Наталия, 14 лет:
– Мы долго спорили. Мама говорила: «Как же так получилось, где я недоглядела, что ты превратилась в ненормальную; кто тебя запропагандировал; как же ты можешь идти против Бога; да и вообще, перебесишься». Я отвечала: «Я родилась такой, так было всегда; пропаганду придумало правительство, чтобы перевести все проблемы на ЛГБТ; если Бог есть любовь и создавал нас всех он, то он позволил мне быть такой и любить так; не перебешусь, раз за три с лишним года не вышло». В конце концов мама приняла меня. Она сказала, что, какой бы я ни была, я все равно ее дочь. Я рада, что мама смогла сделать это.
Маргарита, 17 лет:
– Мама узнала в 14 лет. Все это вылилось в скандалы, крики и недопонимание. Недавно она осознала всю серьезность того, что я тогда хотела сказать. Вот ее слова: «Если ты так счастлива, то это твоя жизнь. Тебе жить с девушкой, а не мне». Больше мы никогда не заводили разговор на эту тему.
Вита, 17 лет (Воркута):
– Первой реакцией мамы был шок, истерика и полное непонимание. Но на следующий день она сказала то, что хотят услышать все: «Я люблю тебя и принимаю такой, какая ты есть». Когда я призналась маме, она в истерике позвонила отцу, вырвала его с работы. А после того, как он пришел домой и узнал, что стряслось, он наорал не на меня, а на маму, так как думал, что случилось что-то посерьезнее, чем признание дочки о своей ориентации.
Лия, 16 лет (Москва):
– Мама сказала: «Делай что хочешь, но меня не впутывай». Мне было больно это слышать, но через некоторое время она сама подошла и начала спрашивать, как у нас с моей девушкой дела. Мама сказала, что будет любить меня такой, какая я есть. Но вот вроде бы все прекрасно, но нет. Она просила, чтоб я не говорила ни отцу, ни брату, ни родственникам, мол, это ужасно, позорно и грязно.
Максим (Екатеринбург):
– В 16 лет я рассказал маме, что я гей. Меня держали две недели взаперти и водили к психологу, но потом все улеглось. Сейчас эта тема не обсуждается. Отец до сих пор думает, что я стал объектом пропаганды, а мать смирилась с этим.
Ксения, 16 лет (Москва):
– Первое время был шок. Потом пытались делать вид, что ничего не было. А потом смирились. Ведь у меня не выросла третья рука или рог, в конце концов, никого, кроме меня, это не касалось.
Что бы ни говорили о пресловутом бунте подростков, об их желании отделиться и жить самостоятельно, понимание и поддержка родных людей очень важны для ребенка. Для ребенка любого возраста. Когда родные стоят за него горой – ничего не страшно.
Слава, 17 лет (Екатеринбург):
– Мама отреагировала очень спокойно, словно бы это в порядке вещей. После ее слов все обиды стали до боли незначительными. Никогда бы не подумала, что мама примет меня. Теперь я чувствую себя вполне защищенной и уверенной, что все в порядке. Спасибо маме.
Анна, 16 лет:
– Мои родители знают, они меня поняли, это самое главное. На мнение остальных мне все равно.
Егор, 16 лет:
– Я хочу сказать спасибо моей маме. Она ни на мгновение не поменяла свое мнение обо мне и относится так же. Но ей тяжело это признать, я вижу, и я благодарен ей за то, что она со мной. С поддержкой мамы я тем более справлюсь.
Софья, 16 лет (Санкт-Петербург):
– В моей семье нет ни одного человека, который относился бы к моей ситуации как к нормальной. Бабушки считают это такой мерзостью, что всех надо либо перестрелять, либо в психбольницы. Мать однажды чуть не догадалась и закатила такую истерику, что я отходила на таблетках. Отец вроде и мог бы понять, но я боюсь. Поэтому я решила открыться перед братом. Мы очень тесно связаны и очень любим друг друга.
Брат все понял. Он сказал, что я самая лучшая сестра, что смогла ему довериться, и что его отношение не изменилось бы из-за такой мелочи, как любовь к девушкам. Теперь я чувствую себя защищеннее.
Увы, намного меньше историй со счастливым концом, когда мать/отец/родные сразу принимают и не отталкивают ребенка. Или хотя бы продолжают относиться к нему ровно – и любить. Но все же такие истории, к счастью, есть.
Марк Лис, 16 лет (Севастополь):
– Мама узнала сама. Не знаю как. Спросила: «Ты любишь девочку?» Я сидела на диване, захлебывалась слезами. Кивнула. Она просто обняла меня и сказала, что будет любить любой.
Ольга, 14 лет (Санкт-Петербург):
– Знает мама, знают даже бабушка с дедушкой! Мама у меня цивилизованная, преподаватель, нормально относится. Подкалывает, правда, иногда, но это в ее стиле. Даже поплакаться о несчастной любви можно! Бабушка немного поворчала, но продолжает блинчиками кормить. Дедушка тоже преподаватель. Тоже нормально отреагировал.
Без подписи:
– Когда узнал отец, он ничего не сказал, только ласково называл меня «моя розовая пантера» и напевал песенку из этого мультика.
Тай, 17 лет (Братск):
– Мама не выгнала меня из дому, не наорала, не побила, но немного поворчала, а потом зашла ко мне в комнату, обняла и сказала: «Вот хоть гей, хоть би, хоть с биоактивными добавками! Ты мой сын, и точка!»
Мария, 16 лет (Москва):
– К чести родителей стоит сказать, что они приняли меня абсолютно нормально, от мамы я услышала заветную фразу: «Мне неважно, с кем ты будешь счастлива, главное – ты», папа попросил не переживать и сказал, что в этом нет ничего страшного.
Эс, 14 лет (Сургут):
– Помню как сейчас тот разговор с матерью, ее вопрос: «Ты защищаешь права голубых, но зачем? Неужели ты тоже с этим связана?» и ее взгляд, полный надежды на отрицательный ответ. Прости, мама, я никогда не умела лгать. Пока она молчала, в моей голове созревали планы, к кому из друзей я могу пойти и как жить дальше. Но все оказалось легче. Я помню, как она спросила, с чего я это взяла. Выслушала спокойно, а после даже рассказала мне историю про двух женщин на ее работе, которые, как она выразилась, «были такими». К концу мои нервы сдали, и я расплакалась, обняв ее, и спросила: «Ты меня не ненавидишь?» Одним этим вопросом я смогла довести мать до слез, мне все еще стыдно. Нет, ну правда, я думала, что теперь она никогда не сможет даже обнять меня из-за брезгливости. Все же они с отцом были ярыми гомофобами.
Потом отец пришел. И снова тот же взгляд и тот же вопрос. Я сидела, обливаясь слезами. Было больно. Эти его крики в сторону ЛГБТ, этот его осуждающий взгляд… Страшно. В тот момент я пожалела, что мне пришло в голову делать камин-аут так рано, в 14 лет…
А потом он заплакал. Не люблю, когда плачут взрослые, особенно родители. Это страшно… Он сел передо мной и попросил прощения. Было видно, что ему тоже нелегко. Я пыталась простить. Пыталась понять. Но это было очень сложно. В конце беседы он сказал, что ему неважно, с кем я буду, главное, чтобы я не курила и хорошо училась. Это звучало забавно, я даже улыбнулась.
На следующий день уже никто не вспоминал об этом. Мне казалось удивительным, что родители так просто приняли меня. Хотя… Как сказать – приняли… Они просто смирились, что мне никогда не быть тем, кем они хотели бы меня видеть. Для них я навсегда останусь упущенным моментом. Порой я даже рада, что у них есть мой старший брат. Это хоть как-то должно утешать их, учитывая, что младший ребенок уже навсегда получил гриф «бракованный товар».
Лис, 18 лет:
– Моя мама – это самая прекрасная женщина в моей жизни. Она приняла меня, спросив лишь одно: «Ты же понимаешь, что тебе будет тяжело? Наше общество слишком неотесанно». А я ответила, что мне все равно. И до сих пор мне нет дела до непонимания, косых взглядов и высказываний окружающих. Мама приняла меня, сказала, что будет рядом, что бы я ни сделала, она же мать. Я благодарна ей за это.
Таня, 16 лет:
– Мама абсолютно спокойно отреагировала. Сначала говорила, что пройдет. Но время шло, а девушки мне нравиться не перестали. Сейчас мы с ней спокойно можем это пообсуждать, и я точно уверена: мама поддержит меня.
Александра, 17 лет:
– Мне повезло. Родители принимают меня. Да, им это не нравится. Но они не пытаются переубедить меня, не устраивают скандалов.
Катя, 15 лет:
– «Мам, у меня есть человек, с которым мне хотелось бы тебя познакомить, я счастлива с этим человеком, это моя девушка». Реакция мамы меня поразила, она очень широко улыбнулась и сказала одну простую вещь: «Дочка, я очень рада, что ты нашла себя, я принимаю тебя, приводи свою девушку, очень хочется увидеть человека, который делает тебя счастливой». Спасибо ей за эти слова! Она дала мне знать, что я могу открыто жить и не бояться!
А.:
– Я боялась, что мама узнает. Поэтому рассказала ей сама. Вопреки моим страхам она обняла меня и сказала: «Мне все равно, какая у тебя ориентация, как ты одеваешься. Ты моя дочь, и я люблю тебя такой, какая ты есть. А ты у меня замечательная». Это была самая большая радость в моей жизни.
Ксения, 15 лет (Железногорск):
– Меня принимают в семье, маму совсем не напрягает то, что я встречаюсь с одноклассницей.
Даша, 17 лет (Москва):
– Самый большой страх был перед отцом. Я всячески старалась скрывать свою «тайную жизнь». Однако, не знаю как, он узнал. Однажды просто позвал меня к себе, и выяснилось, что ему неважно, с кем и чем я занимаюсь, главное, чтобы я была счастлива.
Иван, 15 лет (Москва):
– «Мне главное, чтобы тебе было комфортно», – сказала мама. Я везунчик. Бабушка говорит, что я лью на себя грязь. Но и она смирилась.
Алексис, 18 лет:
– Ответ отца меня поразил: «Вот и отлично, зато до конца учебы в подоле не принесешь». Оповестила маму, что буду жить с девушкой. Она оказалась не против.
Яра, 14 лет:
– К моему удивлению, мама не ругалась. Сказала, что это переходный возраст, а я не стала ее переубеждать. Но мы договорились, что, если я снова начну отношения с девушкой, она не будет против и примет ее. Люблю маму за ее отзывчивость.
Анна, 17 лет (Москва):
– Сестре я рассказала, потому что мне было очень хреново, а она (под воздействием бутылки вина) клялась, что ближе меня у нее никого нет, что она меня во всем поддержит. Впрочем, до сих пор держит свое слово.
Евгений, трансгендер FtM, 16 лет (Новосибирск):
– Мать приняла наполовину: то называет в мужском, добавляя слово «ребенок», то обращается просто в женском. Переходу мешать не собирается, скорее даже наоборот.
Солник, 16 лет (Уссурийск):
– Знаете, мама для меня самый чудесный человек. Она хвалила меня за мою смелость, она радовалась, искренне радовалась моему счастью. Сейчас я всегда могу с ней поделиться переживаниями по этому поводу, и я знаю, что она меня понимает и не порицает. Я открылась всей семье. И все отнеслись абсолютно спокойно. Может, в душе кто-то не одобряет, но я благодарна им за то, что они не пытаются меня переделать.
Евгения, 13 лет (Москва):
– Мать узнала, когда я сорвалась и разрыдалась. Ей тяжело принять это, но она сказала: «Многие были бы против, решили, что ты говоришь глупости, но это неправильно. Это твоя жизнь, не мне проживать ее за тебя».
Есения, 17 лет (Самара):
– Было тяжело, я боялась, но призналась. Мама приняла это совершенно спокойно, что для меня было шоком, а мама, на мое удивление, лишь сказала: «А что ты удивляешься? Я, по-твоему, что должна сказать? „О-о-о-ой, какой кошмар! В моем доме лесбиянка! Позор семье!“ Так, что ли?», посмеялась и сказала, что хуже я от этого не стала и все равно она меня любит, а мои отношения ее не касаются.
Елизавета, 16 лет (Екатеринбург):
– Мама только удивилась, что я так долго скрывалась. С тех пор, собственно, живу и радуюсь жизни.
Есть среди подростков те, кто до разговора со мной не открывался ни единому человеку (8,2%, 31 человек из 378).
Алена, 17 лет (Ярославль):
– Никто не знает. Для безопасности меня и моей девушки.
Даша, 16 лет:
– Я боюсь открыться в поисках понимающего человека и поддержки. С другой стороны, кажется, если не найти такого человека, скоро совершенно свихнусь.
Алиса, 14 лет (Санкт-Петербург):
– Нет желания открываться людям, которые с почти стопроцентной готовностью в ответ плюнут тебе в душу.
Ксения, 16 лет (Москва):
– Мне страшно. Я не хочу быть козлом отпущения. Я будущий врач, мне всю жизнь контактировать с людьми, а я не могу. Я, наверно, никогда никому не откроюсь.
Эрика, 14 лет (Казахстан):
– Открыться не могу. Для мусульман это аморально.
Но очень многие не говорят о себе именно родным. Почему? Можно выделить три основные группы причин.
Первая, самая распространенная, – страх («Боюсь, что меня начнут ненавидеть». «Боюсь, что выгонят из дома». «Из-за боязни, что мама отвернется от меня». «Страшно, что не поддержат, не поймут, засмеют, будут унижать, избивать»).
Вторая связана с возрастом: это несамостоятельность, материальная зависимость, неуверенность в своих СОГИ («Я еще не взрослый человек, могут принять за шутку или подростковый вздор». «Нет опоры, пока меня содержат родители, а они отрицательно относятся к ЛГБТ». «Я считаю, что еще маленькая и моя ориентация может измениться, вырасту – тогда посмотрим»).
Третья группа, немногочисленная, – прочие причины («Не считаю нужным делиться с родителями, с кем я встречаюсь и сплю. Личная жизнь так и названа из-за того, что она личная». «Не вижу смысла». «Не хочу, чтобы родственники знали». «К слову не пришлось»).
Повторюсь, основная причина – страх. Страх толкает подростков на умолчание и ложь. Страх осуждения, страх потерять любовь родителей, страх разочаровать их, страх оказаться без крыши над головой, страх попасть в психиатрическую больницу…
Саша, 16 лет:
– Отец после каждого репортажа против ЛГБТ говорит: «Вот и правильно, сжигать таких надо». Я хочу им признаться, но не могу, страх быть отвергнутой ломает меня всю жизнь.
Без подписи, 15 лет: