Камера смотрит в морг

Камера смотрит в морг

На правах рекламы

Анемия, атеросклероз, гипертония и прочие болезни кровообращения  www.eledia.ru

Автор: Елизавета Маетная

Кремль предложил не сажать в СИЗО тяжелобольных. Послабление коснется только тех, кто уже точно умрет

 58-летний Владимир Поздняков говорит, что взял у знакомого телефон, но вовремя не вернул. Тот обвинил его в краже. Позднякова, жившего с другими строителями на съемной квартире, арестовали в ноябре прошлого года и посадили в Бутырку. Там у него начались сильные боли, но лишь в июле Позднякова перевели в больницу следственного изолятора «Матросская тишина», где после обследования у него обнаружили рак прямой кишки. Время упущено, говорят врачи, он неоперабелен, химиотерапия бесполезна.

Тюремные медики и правозащитники из Общественной наблюдательной комиссии (ОНК) Москвы обращались к следователю и судье, чтобы Позднякова до приговора отпустили на волю, формулировка — «прогноз для жизни — неблагоприятный». Кроме него, в последнем списке, поданном из «Матросской тишины» в августе, было восемь тяжелобольных. Несмотря на ходатайства врачей, всех оставили за решеткой. Двое из них — 34-летний Борис Скатерный и 39-летний Шавкат Султанов — уже умерли. «Пока они были у нас, следователи не пришли к ним ни разу», — говорит начальник СИЗО-1 Фикрет Тагиев.

Владимиру Позднякову дали два года колонии строгого режима. Вместе с приговором он получил шанс умереть на свободе. Рак в терминальной (последней) стадии — повод для освобождения из мест лишения свободы. Так же как ВИЧ и туберкулез в последней стадии, такие заболевания были у Скатерного и Султанова. По тюремной статистике, за решеткой 50% умирают как раз от туберкулеза и ВИЧ, 30% — от сердечно-сосудистых заболеваний и 15% — от рака. Но до приговора еще надо дожить.

36-летний Сергей Магнитский, юрист Hermitage Capital, при поступлении в Бутырку был здоров, через год он умер. У 53-летней предпринимательницы Веры Трифоновой отказали почки, и ей требовался постоянный гемодиализ. Если бы она была уже осуждена, с таким диагнозом ее бы освободили. Но полковник Рябцев, который расследовал дело Трифоновой, назвал всех врачей ФСИН коррумпированными. Не убедили его и врачи с воли. «Если бы Трифоновой вовремя и в достаточном объеме была оказана специализированная помощь, она могла бы прожить еще несколько лет», — уверены врачи-эндокринологи. Смерть Веры Трифоновой назвали «юридической коллизией». Она стала последней каплей, после которой президент Медведев потребовал от Минздравсоцразвития подготовить список болезней, при которых арест до суда будет запрещен законом. Министерство составило список. На этой неделе его будут обсуждать в Думе.

Академик РАМН Павел Воробьев, изучив по просьбе Newsweek этот список, назвал его «людоедским». Онколог Даниил Строяковский — «иезуитским». Практически все перечисленные в нем болезни должны быть в терминальной стадии, когда больному остались считанные недели или даже дни. Ни о какой специализированной, тем более высокотехнологичной помощи в СИЗО или тюремных больницах речи нет. А именно она нужна при онкологии, эндокринологии, гематологии в более ранней стадии, чем терминальная, поясняет Воробьев. «Нетерминальных больных раком будут арестовывать и дальше, их участь никак не облегчена, более того, ее даже утяжелили, не оставив им ни малейшего шанса», — считает онколог Строяковский. «Речь идет о подозреваемых, чья вина еще не доказана, — возмущен академик Воробьев. — В конце концов мы же не стая шакалов, дожидающаяся, когда более слабый умрет...»

ПОСЛАБЛЕНИЯ НЕТ

«Отходим от дверей, построились!» — командует надзиратель. Двери на замке, на окнах решетки, в больничных палатах камерного типа максимум шесть человек. Чтобы попасть в больницу «Матросской тишины», арестанты других столичных СИЗО ждут очереди порой полгода и больше. В палате №742, где лежит Владимир Поздняков, всего три человека, там чисто и светло. Он почти не встает с кровати. Врачи уговаривают его сделать гистологию — сдать кусочек опухоли на исследование и документально подтвердить, что рак у него в термальной стадии. Тогда по суду он сможет выйти на свободу. Но Позднякову на воле идти, похоже, некуда. «У меня есть родственники в Санкт-Петербурге, но звонить им не надо», — шепчет он и прячется с головой под одеяло. Услышав про гистологию, он начинает плакать. «Понимаете, мне больно, я боюсь, — чуть слышно говорит он. — У меня до сих пор кровь идет после прошлой [гистологии], которая была летом».

У Михаила Шелеснова из соседней палаты миокардический кардиосклероз, ишемическая болезнь сердца, кистоз почек и гипертоническая болезнь третьей степени. До ареста он практически не покидал больницу. Шелеснова обвиняют в контрабанде, в СИЗО он уже три месяца. Его адвокаты настаивали на залоге в 5 млн рублей и дальнейшем лечении в специализированной клинике. Но суд отправил его на нары. «Следователь мне так и сказала: сдохнешь в тюрьме и ладно», — говорит Шелеснов правозащитнику Валерию Борщеву из ОНК Москвы. С начала года в «Матроске» умер 21 человек. Борщев обещает Шелеснову помочь — подготовить ходатайство об изменении ему меры пресечения. По данным Борщева, после обращений комиссии в 30% случаев судьба арестантов улучшается, хотя «до гибели Магнитского и Трифоновой на них практически не обращали внимания».

Правозащитники приходят с проверками в СИЗО практически каждую неделю. «Стресс от ареста, сами условия следственного изолятора могут подкосить даже самого здорового. Что уж говорить о больных — их лечить надо, а не гноить в тюрьме», — уверен Борщев. Список заболеваний надо сильно «облегчать», с этим согласен и начальник больницы СИЗО «Матросская тишина» Сергей Мазуров. «Пусть тех же онкологических больных запретят арестовывать хотя бы с третьей стадией, когда еще можно что-то сделать», — говорит Мазуров. То же относится и к инсулинозависимым диабетикам, и к больным гематологическими и эндокринными заболеваниями — их всех нужно лечить в специализированном стационаре, уверен он. Условия в СИЗО гораздо хуже, чем на зоне. Эндокринологические, так же как и неврологические пациенты, всегда очень тяжелые, их раз в неделю нужно контролировать. Между тем в этом списке нет многих болезней — например, тяжелой формы остеопороза или несахарного диабета, — которые в условиях тюрьмы у людей старше 50 лет развиваются гораздо быстрее и вызывают адские боли и судороги.

«Никакого реального послабления для подозреваемых нет», — констатирует судмедэксперт Леонид Петров, он занимается оказанием медицинской помощи наркозависимым и ВИЧ-инфицированным в местах лишения свободы. От момента задержания до решения суда о выборе меры пресечения может пройти до трех суток. Для ВИЧ-инфицированных, принимающих антиретровирусную терапию, они могут стать роковыми: сбой в приеме или замена лекарства сводит на нет все лечение. «Если слепо следовать предложенным критериям, то нельзя брать под стражу или держать в местах лишения свободы только тех больных, у которых ближайший медицинский прогноз для жизни — это смерть, и еще тех, которые не могут жить без постороннего ухода», — поясняет Петров.

«БУДУТ КОСИТЬ ПОД ПСИХОВ»

Из всего списка только один пункт — психические расстройства — вызвал одобрение у специалистов. «Это действительно прорыв, потому что теперь нельзя будет арестовывать всех людей, которые находятся под наблюдением в психоневрологических диспансерах, независимо от того, в каком состоянии они сейчас — в стадии обострения или ремиссии», — говорит Любовь Виноградова из Независимой психиатрической ассоциации России. Впрочем, высокопоставленный собеседник Newsweek во ФСИН считает, что теперь «все жулики будут еще активнее под психов косить». Пока же на практике даже инвалидов по психическому здоровью сажают до суда направо и налево.

40-летнюю москвичку Нину Циброву, инвалида третьей группы по психическому заболеванию, обвинили в содержании наркопритона, в июле ее арестовали. «Циброва с рождения состоит на учете в ПНД, дважды подолгу лечилась в психиатрических больницах, — говорит ее адвокат Ольга Дворянчикова. — Нина социально не опасна, находилась под наблюдением врачей, прописка есть, судимостей нет — зачем же ее помещать в СИЗО?» У 30-летней Варвары Дайнеко, арестованной в сентябре до суда за хранение наркотиков, тяжело болен 10-летний сын, которого она воспитывает одна. «У Сережи тяжелая форма аутизма, до девяти лет мальчик не мог разговаривать, он не может без посторонней помощи. Ну куда она от него сбежит?» — спрашивает Дворянчикова. И хотя у Варвары Дайнеко это первые проблемы с законом, есть постоянное место жительства и работа, а в УПК арест — это исключительная мера, судебная практика не меняется, замечает она.

Судейский корпус давно, откровенно и последовательно игнорирует бой кремлевских курантов, призывающий не сажать людей в следственные изоляторы, констатирует правовой аналитик «Агоры» Павел Чиков. Подобная бесчеловечность российской Фемиды стала прямо угрожать ведомственным интересам министра юстиции Александра Коновалова, считает он. Последняя проверка Генпрокуратуры выявила в колониях и СИЗО России 340 000 больных серьезными заболеваниями, грозящими десятками новых «магнитских» и «трифоновых». «Любой министр проснется ночью в холодном поту. Отсюда и такие гуманистические позывы Минюста спихнуть как можно быстрее со своих подчиненных ответственность за смерти зэков на медиков, а их, в свою очередь, перевести из ФСИН в Минздрав», — считает Чиков.

В самой ФСИН предложенные поправки в закон и перечень болезней не комментируют. «Свои выводы мы уже давно сделали: начальники СИЗО в обязательном порядке подают ходатайства о состоянии здоровья тяжелых больных следователям и судьям», — говорит официальный представитель ведомства Александр Кромин. «Толку-то, что мы их пишем, — тяжело вздыхает начальник “Матросской тишины” Фикрет Тагиев. Нигде же законодательно не закреплено, что они должны на них реагировать!»

Высокопоставленный собеседник Newsweek во ФСИН считает подготовленный Минздравом документ откровенно сырым. «Медицинское освидетельствование подозреваемых и обвиняемых будут проводить врачебные комиссии УФСИН на основании постановления следователя. А его еще надо заставить: зачем следователю, у которого 30 дел в производстве, лишний геморрой? Это ж постановление надо вынести, организовать процесс», — поясняет он. Не меньше проблем в этом случае и у начальника СИЗО. «Как этапировать больного, если дело, к примеру, происходит в Якутске? Там один изолятор на всю республику, а этого больного надо зимой везти в Верхнеколымск», — говорит он. «Врачебные комиссии будут ведомственными, так стоит ли рассчитывать на их объективность? — замечает адвокат Ольга Дворянчикова. — Кроме того, за организацию и качество медицинского освидетельствования отвечают все и конкретно никто».