ГЛАВА 4 ТЕМНАЯ СТОРОНА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА 4

ТЕМНАЯ СТОРОНА

Догадываюсь, о чем вы думаете: куда уж темнее? Уже были и ломбарды для душ, и поедание грехов, и сделки с дьяволом. Темнее вроде бы некуда. Отнюдь: иногда кажется, что мрачнее и быть не может, но вдруг оказывается, что темнеть еще и не начинало. Впрочем, не отчаивайтесь — ведь самые радужные сюжеты я припасла для конца книги. Как Пандора.

В этой главе я хочу ответить на вопрос: что происходит, когда люди не хотят или не могут рассчитаться по своим долгам? И как продолжение этого вопроса: что, если долг таков, что его нельзя оплатить деньгами?

Я стала размышлять на тему долга по нескольким причинам, и одна из них — мое непонимание фразы, которую сейчас услышишь нечасто, хотя раньше она звучала повсеместно: «Он отдал свой долг обществу». Мы также говорили: «Преступление себя не окупает». Если рассуждать оптимистично, то это означает, что преступление никогда не может быть выгодно преступнику. С пессимистической точки зрения это можно трактовать так, что преступления совершают одни, а платить за них приходится другим.

В страшные 1940-е в комиксах, которые я читала ребенком, утверждалась оптимистическая позиция. Эти назидательные истории рассказывали о том, как преступники совершали множество темных делишек, обычно в свете голой электрической лампочки или автомобильных фар, но негодяев в конце концов всегда ловили. Иногда я слышала: «Их песенка спета», — и это заставляло меня гадать, о каких песнях идет речь. Время от времени преступников настигал автоматный огонь. Однако если арест преступников не означал их физического уничтожения, то, значит, они должны были сделать что-то — «заплатить за свои преступления».

При этой фразе сразу приходит на ум своеобразный супермаркет, в котором можно бродить между рядами всевозможных преступлений, отобрать те, которые ты хочешь совершить, а потом отправиться к кассе, чтобы за них заплатить — побольше за крупные преступления, поменьше за мелкие. После этого можно спокойно покинуть магазин и отправиться совершать купленные преступления. Эквивалентом такого супермаркета преступлений в прошлом служила католическая церковь, торговавшая индульгенциями, с той лишь разницей, что вы платили не до совершения преступления, а после. Подобная практика сохранилась в организациях, носящих иные имена: «Ангелы ада», мафия и многие другие, совершающие заказные преступления. Мне говорили, что половина суммы вносится авансом, а вторая половина — по исполнении заказа. Однако, говоря, что за преступления нужно платить, мы обычно имеем в виду совершенно иное.

Аналогичным образом, когда говорят, что нужно «заплатить долг обществу», имеют в виду, конечно, не штраф, а смертную казнь или тюремное заключение. Рассмотрим это как систему сиамских близнецов «должник — кредитор», которые сидят на разных чашах весов, а равновесие наступает, когда все долги оплачены. Если приговоренный к смерти или тюремному заключению считается должником, а кредитором является общество, то я не возьму в толк, как оно сможет получить долг с человека, которого должны казнить или заключить в тюрьму. Вряд ли оно выиграет в финансовом отношении, поскольку осудить человека и затем содержать его в заключении или отрубить ему голову, четвертовать, сжечь на костре или казнить на электрическом стуле стоит немалых средств. Вероятно, имеется в виду какой-то иной способ расчета по долгам.

Если мы до сих пор практикуем закон Моисея «око за око», то тогда казнь человека, совершившего убийство, обретает смысл — один труп за другой труп, и весы снова находятся в равновесии. Но тогда осуждение на тюремный срок вряд ли эквивалентно чему-либо. Именно поэтому сроки заключения, к которым приговаривают преступников, так разнятся в зависимости от времени и места. При этом общество не только ничего не выигрывает от этого в материальном отношении, но даже проигрывает, поскольку преступник не платит за свое содержание и оно ложится бременем на налогоплательщиков. Среди утверждений, оправдывающих лишение людей свободы, самыми популярными являются следующие: это будет уроком тем, кто только собирается совершить преступление, а преступник за время отсидки сумеет исправиться. Однако в финансовом отношении эти утверждения никого убедить не могут. Образование как средство предупреждения преступлений намного эффективнее и дешевле, а общественные работы лучше и дешевле исправят преступника.

Однако, когда говорят, что человек «должен заплатить за свои преступления», чаще всего имеют в виду простую месть. Поэтому в дебетовой части уравнения — собственно преступление и ущерб, который оно могло нанести другим, а в кредитовой части — узаконенное злорадство по поводу того, что мерзавец получил по заслугам, причем выразить это в деньгах невозможно. Аналогичным образом некоторые долги не могут быть денежными, а являются долгами чести, и расплата за них часто сопряжена с нанесением человеческому телу повреждений тупыми или острыми предметами. «Гамлет, помни!» — говорит дух отца Гамлета, но это не означает, что Гамлет должен отправиться к Клавдию и сказать: «Раз ты убил моего отца, то с тебя тысяча дукатов». Он понимает, что долг будет оставаться неоплаченным до тех пор, пока Клавдий не умрет, причем не от старости, а от руки Гамлета.

Месть — это любимая тема для всех, кто бил ногой своего братишку под столом и в ответ получал еще более сильный пинок или кто кидал снежок, а в ответ получал удар камнем. Я уверена, что эта тема, да еще с примерами, представит для вас интерес. Скажем, брошенная парнем девушка, которая царапает стены его квартиры, вырезает сердечки на дорогих галстуках или размазывает шпротный паштет по шторам его спальни. Или брошенный любовник, который периодически присылает бывшей любовнице траурные веночки, а потом еще ей приносят счет за эти изделия. Или хуже того: отвергнутый ухажер звонит в полицию и говорит, что по адресу его бывшей подружки находится мертвое тело. Та, естественно, все отрицает, и полиция вынуждена добиваться разрешения на обыск. Но это все детские игры, в которые играют живущие в цивилизованном обществе. Есть еще места, где о старой кровной вражде напоминают подброшенными на крыльцо трупами. Такие способы сведения счетов нельзя оценить количественно, к ним относятся очень субъективно, как к искусству; поэтому невозможно определить, привел ли в равновесие чаши весов каждый подобный поступок или нет. Месть может легко превратиться в длинную цепь отдельных проявлений вражды, причем каждое последующее звено этой цепи будет отличаться большей жестокостью.

Однако к теме мести я вернусь позже. Не потому, что месть — это блюдо, которое лучше подавать холодным, а потому, что она приведет нас в комнату ужасов, где перед нами откроются очень темные закоулки человеческой психики. Поэтому сильные эффекты лучше оставить для заключительной части.

Сначала мы совершим путешествие по более светлым сторонам темного царства, то есть рассмотрим последствия, которые наступают в том случае, когда человек не платит по своим чисто финансовым долгам.

Что происходит, когда вы не расплачиваетесь по своим официально оформленным долгам? Тут следует разделять «не хотите платить» и «не можете платить», как это делают французы, общаясь со своими детьми: Tu ne peux pas, ou tu ne veux pas? — «Ты не можешь или ты не хочешь?» Как бы там ни было, а различные общества давно создали набор методов, включающих молотки, клещи, пинки и пытки, чтобы «выбить» долги, ибо без меча или иных средств воздействия богиня справедливости будет бессильна.

В прошлом существовало много видов серьезных наказаний за невыплату долга — от долгового рабства до конфискации имущества. В Англии начиная с XVII и заканчивая началом XIX века кредитор имел право арестовать должника и обвинить его в сокрытии ценностей. В этом случае должника могли бросить в переполненную грязную долговую тюрьму, где тому приходилось сидеть, пока он не сумеет отдать долг или кто-нибудь не внесет за него положенную сумму. Находясь в тюрьме, должник обязан был оплачивать пропитание и содержание — настоящая издевка по отношению к человеку, которого лишили свободы по причине отсутствия денег. Если помощь не приходила, заключенный мог умереть с голоду или замерзнуть в тюрьме. Вот что писал о таких долговых тюрьмах известный английский ученый и писатель XVIII века Сэмюэль Джонсон:

Нет смысла сохранять институт, опыт применения которого доказал свою несостоятельность. Мы заключаем в тюрьмы одно поколение должников за другим, но при этом обнаруживаем, что их число не уменьшается. Сегодня мы уже знаем, что нам не избавиться от поспешности и опрометчивости тех, кто берет деньги в долг, так давайте посмотрим, можно ли ограничить жульничество и алчность кредиторов. Те, кто пишет законы, вероятно исходили из предпосылки, что любая задержка платежа — это вина должника. Но правда заключается в том, что кредитор не просто участник этой сделки; он разделяет с должником в равной, а то и в большей, степени и вину за ее неблагополучный исход, ибо проявил неоправданное доверие. Когда один человек заключает другого в тюрьму по причине невозвращенного долга, который он предоставил заемщику в надежде получить для себя; выгоду, он сознает, что ожидаемый барыш оправдывает потенциальную опасность. Поэтому нет причины, по которой один должен наказывать другого за договор, в котором оба они участвуют на равных основаниях.

Другими словами, и должник, и заимодавец одинаково виновны в том, что их сделка оказалась неудачной: один виновен в том, что долгом подверг риску свою безопасность, а другой — в том, что хотел извлечь выгоду (предположительно чрезмерную) из трудного положения пошедшего на чрезмерный риск заемщика. Сделка была заключена обеими сторонами из соображений выгоды, поэтому в ее несостоятельности виновны отсутствие здравомыслия и жадность обеих сторон. Вполне вероятно, что доктор Джонсон с такой симпатией отнесся к заключенным в тюрьму должникам, поскольку сам был близок к их ситуации.

Нередко семья английского должника переезжала в тюрьму вслед за ним, и жена и дети должны были работать, чтобы заплатить за жилье и питание. Это очень похоже на свод законов Хаммурапи, которому уже четыре тысячи лет и согласно которому должник мог продать свою жену и детей в оплату долга. Это напоминает и использование подневольного детского труда в Индии сегодня, причем таких детей, по данным одной из правозащитных организаций, насчитывается около пятнадцати миллионов. Они выполняют тяжелую работу в течение продолжительного рабочего дня, чтобы вернуть долги своих родителей, которые по-другому эти долги заплатить не могут. Но в Англии XIX века такая «семейная каторга» не называлась рабством, под которым подразумевалось только полное владение человеком. Тем не менее дети, отрабатывавшие долги, были так же несвободны, как и рабы.

Отец Чарльза Диккенса угодил в долговую тюрьму Маршалси, и двенадцатилетний Чарльз вынужден был бросить школу и пойти работать на гуталиновую фабрику. Воспоминания об этом омрачали всю последующую жизнь писателя и долго преследовали его во сне. Беспечные прожигатели жизни, милые банкроты, хапуги-неудачники и отчаявшиеся узники долговых тюрем встречаются повсеместно в произведениях Диккенса, а натура Скруджа проступает из самого Диккенса — он щедр во многих отношениях, но прижимист, когда речь идет о деньгах, поскольку всегда боялся разделить судьбу своего неосмотрительного отца.

Мистер Микобер, который, как полагают, списан с Диккенса-старшего, является самым известным героем-неудачником Диккенса, с которым мы встречаемся в романе «Дэвид Копперфильд». Он всегда надеялся, что ему «улыбнется счастье», но стоит ему улыбнуться, как он начинает все тратить на выпивку. Рецепт счастья по Микоберу часто цитируют. Когда юный Дэвид отправился навестить его в долговой тюрьме, тот сначала горько плакал, а потом, по словам Дэвида, «он торжественно заклинал меня помнить о его судьбе, которая должна служить мне предостережением, и не забывать о том, что если человек зарабатывает в год двадцать фунтов и тратит девятнадцать фунтов девятнадцать шиллингов шесть пенсов, то он счастливец, а если тратит двадцать один фунт, то ему грозит беда»[21]. Полагают, что именно так говорил Диккенс-старший.

Однако почти никто не цитирует остальную часть этой воспитательной речи Микобера: «Затем он взял у меня взаймы шиллинг на портер, вручил мне соответствующий чек на имя миссис Микобер, спрятал носовой платок и приободрился». Микобер — это человек, который сам загнал себя в угол и, не видя выхода, очень рад этому углу. Многие из должников, которых изобразил Диккенс, хорошо осознают униженность и позорность своего положения. Исключение составляет лишь мистер Микобер. Ему вполне подходят слова старого блюза: «Я так долго был ниже плинтуса, что и плинтус для меня уже вершина». Он настолько бесстыден, что готов обворовать других должников. Он не имеет ни совести, ни чести, ни стыда. При этом он — великий притворщик, умевший слезами разжалобить кого угодно. Но, несмотря на это, читатель почти влюбляется в него за умение жить не унывая, как, собственно, жил и сам Диккенс. По крайней мере, мистер Микобер человек не злобный. Он никому не желает зла, хотя то и дело его причиняет.

Долговая тюрьма — это явление, характерное в основном для Старого Света. Перенаселенность городов вела к удешевлению рабочей силы, тогда как в первые годы быстрого развития Северной Америки спрос на трудоспособное население был столь высок, что содержание людей в тюрьме только за то, что они не могли заплатить по своим счетам, полностью лишало эту затею экономического смысла. Вместо этого людей наказывали принудительным трудом, то есть они были обязаны отработать в определенном месте столько, сколько необходимо, чтобы расплатиться по долгам. Сейчас смысл этого лучше всего передает термин «общественные работы», хотя такое наказание редко вменяется за неуплату долга. В западном обществе мы все еще сажаем в тюрьмы людей, которые не вернули долг (чаще всего, когда это сказывается на благополучии детей). Это наказание назначается за умышленное уклонение от уплаты — «вы не хотите платить», а не за отсутствие средств — «вы не можете платить».

К тому же в Северной Америке за невозвращение долга предусмотрены такие смехотворные санкции, что они мало впечатляют наглого заемщика. Мне сообщили, что студенты университетов рассказывают истории о том, что они чрезмерно кредитовались по студенческим займам, не со слезами на глазах, а с легкой усмешкой: раз все должны, то и я буду должен. А иначе как закончить университет? О возврате долгов они начинают задумываться значительно позже.

Один мой друг в 1970-е годы начал по почте получать кредитные карточки, поскольку тогда кредитные компании еще рассылали их на индивидуальные адреса. Они отправляли карточку по почте, даже если их об этом не просили, поэтому мой друг быстро израсходовал все лимиты. После этого началась игра «Попробуй получи с меня». И каждый месяц он платил небольшую сумму, кажется пять долларов и тридцать два цента. В конце концов кредитная компания разозлилась и передала дело в агентство по взысканию долгов. После этого он стал выслушивать длинные тирады по телефону. Это было еще до того, как появился маленький дисплей, на котором высвечивался номер звонящего. «Извините, — говорил мой знакомый собеседнику, — я понимаю, почему вы мне звоните, но мне не нравится ваш тон. Вам совсем необязательно быть грубым. Не будь таких людей, как я, вы бы остались без работы. Поэтому звоните, но при этом оставайтесь вежливым». Сотрудника агентства по взысканию долгов это убедило, и, поскольку дело происходило в Канаде, с тех пор он был отменно вежлив.

Сегодня все те, кто погряз в долгах, имеют ресурс, который ранее совершенно отсутствовал: они могут объявить о своей личной финансовой несостоятельности и избежать значительной части неприятностей. Есть агентства, которые помогают людям оформить это за определенный процент. «Это будет стоить вам меньше, чем вы должны», — нежно воркуют рекламные объявления в метро. Конечно, и в этой системе есть свои недостатки, поскольку ваш кредитный рейтинг ухудшится и вы лишитесь возможности приобретать в кредит свои дорогие игрушки. Но вас никто не бросит в холодную мрачную камеру, где пришлось бы довольствоваться засохшим сыром и заплесневевшим хлебом и где другие заключенные смогут позариться на ваши ботинки, запонки и шелковый носовой платок. Такого не произойдет — по крайней мере, здесь и сегодня.

Пока мы толковали о том, что с вами может произойти по закону в случае, если вы не отдаете заемные деньги, полученные по документу, имеющему юридическую силу. Но что может сучиться, если долг получен каким-то темным путем в обход закона? Что, если должник получил деньги у мафии? Тогда события могут развиваться по другим сценариям.

Мой главный источник по этой теме — неподражаемый Элмор Леонард. В своем детективном романе «Контракт с коротышкой» его антигерой Чили Палмер работает на мафию, разыскивая ее должников. В романе он должен найти человека, страдающего игровой зависимостью, который к тому же играет в азартную, но глупую игру под названием «Попробуй получи с меня». Вот что говорит Чили о методах мафиозных кредиторов:

К тебе приходит человек, и ты ему без обиняков говоришь: «Ты уверен, что хочешь получить эти деньги? Тогда слушай. Тебе не придется закладывать дом или подписывать бумаги. Ты просто дашь мне слово, что каждую неделю будешь возвращать определенную сумму плюс проценты». Если он начинает сомневаться, но все равно заявляет: «Да, да, я уверен, что смогу» — или что-нибудь в таком же роде, то я ему говорю: «Не стоит тебе брать эти гребаные деньги». Тут он начнет умолять, клясться своими детьми, что вернет все деньги в срок. Но ты понимаешь, что он в отчаянном положении, иначе никогда бы не пришел за этими чертовыми деньгами, и ты ему говоришь: «Ладно, но если ты пропустишь хотя бы один платеж, то тебе придется пожалеть, что ты вообще сюда пришел». Но ты никогда не говоришь, что конкретно его ждет. Пусть сам включит воображение и подумает о чем-нибудь хуже некуда.

Далее в романе Чили пытается оправдать все это: «Ты должен понять, что этот бизнес не хуже любого другого. Здесь на первом месте вовсе не желание придавить человека, а желание получить прибыль». Но все дело в том, что если мафиозный ростовщик не получит своих денег, то ему придется все равно «давить» на людей. В темном царстве, где один берет, а другой дает деньги в долг, нет ограничений ни на характер и величину долга, ни на вид наказания за невозврат. Как говорит Чили, это наказание может быть «хуже некуда».

До сих пор мы рассматривали только индивидуального должника, гражданского должника, простого должника, должника-пешехода, должника без своей армии. Но что мы увидим, если расширим поле зрения? Что, если должник — это король, император, герцог эпохи Возрождения, Чингисхан, вождь вроде гунна Атиллы или современное правительство, не важно, демократическое или нет? Тогда последствия могут вырваться за границы того, что Чили Палмер назвал «хуже некуда», ибо, как ураганы, извержения вулканов и цунами, крупные долги могут изменить как историю, так и ландшафт.

В своем произведении «Государь» с позиции человека XVI века Никколо Макиавелли учит тому, как с помощью железного кулака в бархатной перчатке управлять людьми, рассказывая обо всем с такой прямотой, что его леденящую душу логику трудно опровергнуть. Он считает, что правитель или будущий правитель обязан делать три вещи: обретать, расширять и укреплять власть. Для этого ему нужны последователи и подданные (говоря языком эпохи демократии — «члены партии» и «налогоплательщики»). Он может получить землю по наследству, может завоевывать ее силой оружия, коварством или предательством. Но в любом случае — ему нужна армия, то есть отряды людей с оружием, а для того чтобы накормить и вооружить эту армию, ему понадобятся деньги.

Армии можно платить либо завоевывая территорию и отдавая ее на грабеж войскам, то есть расходуя на эти цели имущество других людей, либо из средств, которые собирают с подданных. Однако, если их обложить слишком высокими налогами, извечный ребенок, живущий в человеке, будет вопить: «Это нечестно!» — и такое положение чревато бунтом. С другой стороны, чрезмерные налоги могут породить нищету и голод, подданные начнут питаться плохо и ослабеют до такой степени, что им будет не до восстания. Одновременно они потеряют стимулы и силы, необходимые для продуктивного труда. Но, с третьей стороны, если дела станут настолько плохи, то подданные решат, будто им уже нечего терять, и все-таки решатся восстать. Вот такие тонкие расчеты.

Налогообложение можно видоизменить, если государство будет брать деньги у населения взаймы, что иногда и делается в виде выпуска облигаций, и тогда у государства возникает долг перед населением, который нужно отдавать в виде определенных услуг. Даже Макиавелли говорит, что государь должен стремиться к тому, чтобы по возможности облегчать долю своих подданных. («По возможности» означает лишь наличие некоторого денежного остатка после всех расходов на войны, которые намерен вести государь.) Подданные, в свою очередь, хотят получать услуги без уплаты соответствующих налогов, тогда как правители хотят получать налоги, не предоставляя встречных услуг. Этот конфликт интересов присутствует во всей человеческой истории с того момента, когда возникли первые излишки продовольствия, социальные иерархии, армии и налоги, и с тех пор ропот недовольных не утихает.

Тем не менее если война представляется справедливой, то под ее предлогом можно собирать довольно большие налоги. Война отвлекает на себя внимание, а люди в такое время не хотят чувствовать себя или выглядеть нелояльными по отношению к своей стране. Если их испугать тем, что придут банды варваров и отнимут у них все имущество, самих обратят в рабство, детей будут жарить на кострах, а женщин насиловать и вспарывать им животы — не смейтесь, ибо такое бывало, — то это будет должным образом воспринято, и нужные деньги вы всегда соберете. Достаточно вспомнить, что подоходный налог был впервые введен в Великобритании в 1799 году для финансирования войны с Наполеоном. В Соединенных Штатах этот налог появился в 1862 году для снабжения армии во время Гражданской войны. В Канаде доходы были впервые обложены налогом в 1917 году как временная мера, вызванная участием страны в Первой мировой войне. Однако от уже введенных налогов трудно избавиться, и, хотя войны, на которые они собираются, периодически заканчиваются, подоходный налог обычно остается. Впрочем, такой налог лучше, чем налоги на окна, бороды или холостяков, которые тоже в свое время собирались.

Примечательно и то, как часто государства умудрялись забывать о предоставлении тех услуг, которые были обещаны в обмен на собираемые налоги. Когда же государство израсходует деньги, насильно взятые в долг у своих граждан, то люди не могут взыскать этот долг, потому что у них нет своей армии. В демократическом обществе можно заменить непопулярного лидера другим путем голосования. В тирании этого можно добиться, только рискнув пойти на вооруженный переворот или народное восстание. Но даже если удастся выиграть выборы или захватить власть в результате переворота, карман государства от этого не наполнится. При самом худшем сценарии ваши дети все равно останутся голодными и лишенными образования, установку для очистки воды никто не построит, ваши налоги окажутся на секретном счете в каком-нибудь швейцарском банке, а бывший тиран будет загорать где-нибудь на Ривьере за высоким забором и под надежной защитой дорогостоящих телохранителей. В демократическом государстве ваши деньги исчезнут с помощью политических дружков вашего лидера, для чего будет подписан целый ворох внеконкурсных контрактов, в которых будут фигурировать весьма завышенные цены. При этом бывший лидер будет согревать кресла в полудюжине благодарных ему советов директоров вдалеке от беснующихся журналистов. С другой стороны, если страна ввергается в хаос и восстания станут неизбежны, вы сможете шагать с чьей-нибудь головой на шесте и плакатом «Его песенка спета!». И хотя как акт возмездия это может принести некоторое удовлетворение, оно будет временным, а деньги ваши все равно не вернутся.

Существует две налоговых системы: та, которой возмущаются, и та, которой ого-го-го как возмущаются. В Римской империи в период ее экспансии, то есть в I веке до н. э., налоги действительно вызывали возмущение, потому что были необходимы для ведения бесконечных войн, а их сбором занимались откупщики. Откупная система сбора налогов работает следующим образом. Правители утверждают налоговую квоту на всю общину, и местные сборщики налогов участвуют в конкурсе на выплату установленной суммы или больше в пользу Рима. Побеждает пообещавший Риму больше. Сборщик налогов должен сразу выплатить государству обещанную сумму, а потом, не спеша, собирать налоги со всего местного населения.

Нет нужды говорить, что он будет стремиться собрать больше, чем заплатил Риму, и оставить у себя разницу. На всякого рода обманах и изощренных схемах удавалось сколотить целые состояния. Тут и получение налогов натурой при заниженной цене товара с последующей его перепродажей с большой выгодой для себя, и монопольная скупка зерна с перепродажей, когда зерно на рынке исчезнет и рынок отреагирует и цены поднимутся, и многое другое. Само собой разумеется, что такая система была очень коррупционна. Некоторые историки склонны считать, что именно она стала одной из причин гибели Римской империи: если забирать у крестьян слишком много, они перестанут давать вообще. Это напоминает пирамиду «хищник — добыча»: если нет мелких рыбешек, то сокращается и популяция крупных рыб. Конечно, Римская империя была далеко не единственной, в которой налоги собирались именно таким образом. То же происходило и в Китае при династии Мин, и в Оттоманской империи, и во Франции Людовика XVI.

В Римской империи сборщиков налогов называли publicani, или мытари, что сразу заставляет нас вспомнить фразу из Нового Завета: «мытари и грешники». Я когда-то думала, что publicani — это те, кто содержат пабы, то есть питейные заведения, а значит, это слово ассоциируется и с пьянством. Иисус Назарянин имел привычку общаться со всеми тремя типами людей, чье поведение было предосудительно: мытарями, грешниками и пьяницами. И поскольку я затеяла разговор об откупной системе сбора налогов, теперь вам должно быть понятно, почему общение с мытарями воспринималось соотечественниками Иисуса как нечто позорное и не входящее ни в какие нравственные рамки.

Существовавшая тогда система сбора налогов также объясняет, почему противники Иисуса спрашивали его, не грешно ли платить налоги Риму, на что был дан знаменитый ответ: «Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу». Такой ответ является выходом из расставленной ловушки, потому что, будь ответ положительным, он означал бы оправдание непомерных для земледельцев податей, а будь он отрицательным, римляне могли бы счесть его подстрекательством к бунту. Зато мудрецы до сих пор ломают голову над смыслом этого ответа. Неужели деньги — это вообще сфера исключительно кесаря? Не хотел ли Иисус сказать, что мытарей следует обманывать? Кроме этого, многие правительства лезут из кожи вон, чтобы произвести впечатление, будто они заодно с Богом, поэтому платить им — это все равно что платить Богу. Посмотрите хотя бы, что написано на деньгах даже в наши дни. В Канаде надпись гласит Elizabeth D.G. Regina, что означает «Елизавета, Божьей милостью королева». В Великобритании надпись несколько длиннее, там добавлены инициалы, которые означают, что королева — защитница веры. В США на деньгах имеется девиз: «Мы веруем в Бога». Когда я была ученицей старших классов, это породило шутку: «Мы веруем в Бога, а остальные платите наличными». Однако есть неоспоримое преимущество в том, что на деньгах присутствует слово «Бог»: создается впечатление, что они получили одобрение Господа.

Недовольство непомерными налогами не раз становилось причиной восстаний. Если уточнить термины, то победоносное восстание — это революция, а неудачное восстание — это бунт. Чаще всего большие налоги связаны с войнами. Так, Столетняя война между Англией и Францией привела к восстанию, которое произошло во Франции в 1358 году и известно под названием «Жакерия». Этот термин появился позднее, во время французской революции. В Англии в 1381 году тоже произошло восстание, вызванное высоким подушным налогом, призванным собрать необходимые средства на войну. Ситуацию, помимо всего прочего, осложнила попытка знати восстановить феодальную систему, похожую на крепостное право, когда крестьяне были обязаны какое-то время бесплатно работать на своих господ. Эта система была частично разрушена эпидемией чумы, которая, почти вдвое сократив население Европы, привела к нехватке рабочих рук. В таких условиях труд вздорожал. Отсюда можно сделать вывод, что даже эпидемия чумы годится на что-нибудь полезное.

Восстание 1381 года в Англии возглавил йомен Уот Тайлер, а одним из предводителей стал священник Джон Болл. Он использовал в своей проповеди известный стишок: «Когда Адам пахал и пряла Ева, где родословное стояло древо?» Своего рода паролем у восставших были строки: «Мелко-мелко-мелко мелет мельник Джон», на что нужно было отвечать: «Сын Царя небесного за всех платить должон». Мне не встречались сколько-нибудь убедительные объяснения этих строк, но слова о мелком помоле напоминают одну известную древнегреческую поговорку: «Мельницы богов мелют медленно, но зато очень мелко», — что должно означать, что возмездие приходит иногда не сразу, но сокрушает злодея в прах. Что же касается ответа про Сына Царя небесного, то тут все ясно: крестьяне считали, что если в своем праведном гневе они убьют несколько человек, то им это в другой жизни простится, ибо их грешный долг уже оплачен жертвенной кровью Христа. До своего поражения они действительно убили несколько человек, в основном сборщиков податей, и сожгли их записи, но кара, которая ожидала их самих, была ужасна. Каждый раз, когда происходило восстание, причиной которого становились непомерные налоги, налоговые и долговые расписки уничтожались в первую очередь. Тут действовал простой принцип: если ты не можешь доказать, то я тебе ничего не должен.

Американская революция — это еще один бунт, спровоцированный налогом, воспринятым как несправедливый, хотя его ввели для финансирования уже ведущейся войны. Это была Семилетняя война между Англией и Францией, во время которой в 1759 году произошел захват Квебека. Если бы Квебек не пал, то никакой американской революции не было бы и в помине, поскольку в то время колонисты не могли позволить себе содержать постоянную армию, способную защитить их от французов. Как только Новая Франция оказалась в руках англичан, американские колонисты уже могли восстать — и восстали. Помните, что было сказано по этому поводу: «Никаких налогов без представительства». Это была настоящая налоговая война.

Но вернемся к Англии, дурновкусие которой позволило ей одержать победу в Семилетней войне, после чего абсолютная французская монархия поддержала американских революционеров, одобрив тем самым определенную модель антимонархических действий, что было весьма неблагоразумно. Франция истратила так много денег на поддержку американцев, что ей пришлось поднять налоги и тем самым ухудшить положение своего населения. Тут же возникло протестное движение, объединившее в том числе простолюдинов, получивших название санкюлотов. Я-то думала, что эти люди были настолько бедны, что не могли себе позволить приобрести штаны, а оказалось, что они просто не носили бриджи, которые были в моде среди аристократов. Такое различие в модных пристрастиях приобрело особое значение во время французской революции 1789 года, как, впрочем, и в любой другой. После падения Бастилии последовал ряд крупных крестьянских восстаний, во время которых сжигались замки тех, кто носил эти самые бриджи, при этом все податные и долговые записи уничтожались в первую очередь.

Однако это дело не только далекого прошлого. В 1930 году в Бирме и Вьетнаме и в 1935 году на Филиппинах произошли антиколониальные восстания, направленные против непомерных налогов, установленных империалистическими государствами, которые использовали денежные средства на цели, определенные еще Макиавелли, то есть обретение, расширение и укрепление власти. Мы можем рассматривать венгерскую революцию 1956 года как спонтанное стремление к демократии, однако все объясняется тяжелым налоговым бременем, корни которого следует искать в СССР в связи с его участием в гонке вооружений, навязанной «холодной войной». Всякий раз одной из основных целей восставших было уничтожение налоговых и долговых записей. Это было самым простым способом начать жизнь с чистого листа.

Если король, князь или демократическое правительство желает вести войну, но при этом не хочет доводить население до восстания, то он (оно) может добыть средства другими способами, например взять в долг. Имеются три источника для таких вненалоговых заимствований: (1) собственные подданные, которым можно продать облигации военного займа; (2) кредитные организации в собственной стране; (3) правительства или финансовые институты других стран. Если у других стран занимать слишком много, то рано или поздно вы почувствуете, как вас начнут сдерживать в вашем стремлении обретать, расширять и укреплять свою власть, поскольку, если той — другой — стране не понравится то, что вы делаете, она откажет вам в финансовой поддержке. Но и вы можете пригрозить дефолтом по вашим непомерно разросшимся долгам, и ваш кредитор ощутит дефицит средств. Мы снова имеем тот самый случай, когда должник и кредитор представляют собой сиамских близнецов.

(Мне бы не стоило шептать: «Как Америка и Китай сегодня». Но я все равно прошепчу, добавив при этом слова Макиавелли, что для правителя пагубно ввергать свою страну в огромные долги. Это приводит к потере могущества и влияния, то есть тех вещей, ради которых государи часто и ведут дорогостоящие войны. Трофеи и грабеж — тоже неплохо, но сначала стоит заняться арифметикой. Итак: общий объем военной добычи минус время, которое на это уйдет, помноженное на стоимость минуты войны, в результате даст либо отрицательный либо положительный результат. Если вы окажетесь в минусе, вспомните совет мистера Микобера и откажитесь от мысли начинать войну.)

Однако если кредиторы находятся не в другой стране, а внутри ваших собственных владений и вы, по вашему мнению, возьмете у них в долг слишком большую сумму денег, то с ними можно сыграть грязную шутку, к которой прибегают довольно часто. Шутка называется «Убей кредитора». (Пожалуйста, не используйте этот метод в отношении вашего банка.)

Вспомните, например, о судьбе рыцарей-тамплиеров. Это был религиозный рыцарский орден, который собрал огромное количество пожертвований от верующих, а также разбогател благодаря добыче, захваченной во время крестовых походов. Этот орден стал крупнейшим кредитором в Европе, ссужая деньги королям и другим лицам в течение более двух столетий. Христиане не имели права взимать ростовщические проценты, но никто не запрещал взимать земельную ренту, поэтому тамплиеры вместо процентов по долгам взимали своеобразную ренту за использование денег, которую нужно было уплатить сразу по получении долга. Но при этом в назначенный срок вы все равно должны были отдать всю сумму. Для многих заемщиков выполнение таких обязательств было и остается нелегким делом.

В 1307 году французский король Филипп IV обнаружил, что должен тамплиерам весьма кругленькую сумму. С помощью Папы Римского и пыток он ложно обвинил их в ереси и святотатстве и покончил с орденом, а его главу и многих других рыцарей подверг казни на костре. Словно по волшебству, его долг испарился. (Также исчезли и несметные богатства тамплиеров, которые до сих пор никто не сумел сосчитать.)

Филипп вел себя в соответствии с давно известной моделью под названием «Убей кредитора», которую также можно назвать «Убей кредитора-еврея». В то время христианская религия не позволяла взимать проценты с долга, но иудаизм не запрещал евреям взимать процент с неевреев, и, поскольку во многих странах, где жили евреи, им не разрешалось владеть землей как источником всех богатств, они вынуждены были заниматься ростовщичеством, за что, собственно, и вызывали к себе презрение. Однако деньги, которые они зарабатывали ростовщичеством, часто облагались налогом королями. В результате возник удобный, но опасный симбиоз: евреи получали доход от ростовщичества, а короли получали доход, облагая налогом доход евреев. Получателями займов могли быть сами короли или представители знати, которые, по Макиавелли, старались таким образом обрести собственную власть и влияние, чтобы стать королями или, возможно, сажать на трон или низвергать королей, то есть продвигаться вверх по иерархической лестнице. Однако карабкаться по такой лестнице без денег нельзя, поэтому они часто занимали деньги у евреев.

Деньги, короли, знать и евреи представляли собой весьма взрывчатую смесь, которая периодически и взрывалась. Под лозунгом «Убей еврея-кредитора» тут как тут появлялся удобный для этой цели антисемитизм. Я ограничиваюсь примерами из английской истории, хотя таких случаев было много по всей Европе. Например, в 1190 году группа дворян, задолжавших евреям-ростовщикам крупные суммы, собрала толпу и отправилась громить еврейское население. Была пущена в ход та же схема, что и против тамплиеров, — евреям предъявили обвинения религиозного характера. В то время евреи находились под защитой короля Ричарда I, однако тот был в крестовом походе. Произошла резня, и, как вы уже догадались, все долговые записи были сожжены. Но Ричард зависел от евреев, которые давали ему деньги на ведение войны. Раздосадованный король учредил систему дублирования долговых записей, после чего обложил евреев еще большим налогом.

В XIII веке положение евреев в Англии еще ухудшилось, погромы участились, королевские налоги возросли. В 1255 году они обратились к королю Генриху III с просьбой разрешить им покинуть страну, но король ответил отказом, поскольку евреи представляли собой удобный источник дохода — настолько удобный, что Генрих объявил евреев королевской собственностью, как если бы они были парками или садами. Дальнейшие изменения в законодательстве еще больше ограничили их деятельность, запретив, например, заниматься ростовщичеством и не предложив ничего взамен. Евреи стали беднеть, и в 1290 году они были изгнаны из Англии, которая стала первой страной, предпринявшей такой шаг.

Не думайте, что такая участь постигла только тамплиеров и еврейских ростовщиков. Могу вам напомнить об изгнании выходцев из Восточной Индии, предпринятой в 1972 году Иди Амином в Уганде в связи с тем, что индийцы доминировали в банковском секторе страны, а также о враждебном отношении к этническим китайцам во Вьетнаме, которое закончилось их изгнанием из страны в конце 1970-х. Как только в стране появляется группа чужаков, которым «свои» должны большую сумму денег, модель «Убей кредитора» становится эффективным, хотя и отвратительным, способом избавления от долгов. Примечание: нет нужды прибегать к убийствам в буквальном смысле. Если люди бегут из страны достаточно быстро, то они бросают все свое имущество, и вы можете легко прибрать его к рукам, а также, разумеется, сжечь все долговые записи. Наверное, вы обратили внимание, что до этого момента я не упоминала нацистов. В этом просто не было необходимости, ибо нацисты оказались не одиноки в использовании метода «Убей кредитора».

Мы переходим к самой темной части нашей темной стороны долга. Да, мы приближаемся к Стране возмездия, где деньги не гарантируют избавления от долга чести. Тут я хочу вернуться к чувству справедливости, характерному для приматов, с которого и начала эту книгу. Вы помните эксперимент, в котором обезьяны с радостью меняли камушек на кусочек огурца до тех пор, пока одна из обезьян вместо огурца не получила более привлекательный виноград. После этого большинство обезьян прекратили всякий обмен. Проводился также эксперимент, в котором две обезьяны добывали желанную еду только в результате совместных усилий, потянув за веревку, — ни одна из них выполнить это задание в одиночку не могла. Но доступ к еде открывался только одной из двух обезьян. Если эта обезьяна не делилась полученной едой с партнером, то вторая в следующий раз могла бы отомстить своим неучастием в деле. Но она предпочла наказать «жадину», а не отказываться от дальнейшего сотрудничества.

Вам знакомо это чувство. Оно знакомо всем. Не исключено, что модуль возмездия является очень древним, глубоко укоренившимся в нас. Каждая культура по-разному относится к его проявлению, однако сомневаться в его вездесущности не следует. Простое заявление, заявление, что мстительность — плохая черта, звучит неубедительно.

«Экономический человек» — любимое дитя всех экономистов, которые готовы верить, что наше поведение определяется чисто экономическими соображениями. Будь это справедливым, мир стал бы не столько лучше, сколько иным. Деньги, как и камушки у обезьян, — это просто средство обмена. Их можно поменять на множество различных вещей, включая жизнь. Иногда они используются как средство расчета за смерть, которую вы причинили корове, лошади или человеку. Иногда они служат платой за смерть, которую вы хотели бы причинить, или платой за то, чтобы избежать смерти. В последних двух случаях мы можем говорить о деньгах, «связанных с кровью». Однако есть случаи, когда деньги бессильны и в оплату принимается только реальная кровь.

В романе Чарльза Диккенса «Повесть о двух городах», повествующем о французской революции, зловещая мадам Дефарж проводит все время перед Террором за вязанием, в котором, словно в летописи, фиксируются те, чьи головы должны полететь с плеч, когда разразится буря. Ее муж говорит: «Легче самому жалкому трусу вычеркнуть себя из списка живых, чем вычеркнуть хотя бы одну букву его имени или его преступлений из вязаного списка моей жены»[22]. Ее вязание напоминает работу древнегреческих мойр — трех сестер, которые прядут судьбы людей, а потом обрезают нить. Но это и зловещий вариант долговых списков, о которых мы говорили: когда гильотина начинает работать, мадам Дефарж посещает все казни и считает отрубленные головы, а затем распускает на своем вязании петли, соответствующие именам казненных, ибо те уже кровью заплатили свой долг.

Рядом с мадам Дефарж сидит и вяжет еще одна женщина — по прозвищу Месть. Это одно из божеств Революции, наших старых знакомых. Ее можно назвать и Немезидой, или Возмездием, и красноглазой безжалостной Фурией. Когда в большей степени уравновешенная богиня Справедливости с повязкой на глазах и весами в руках теряет власть, на сцене появляются более древние и более кровожадные богини.

Здесь я сделаю отступление, чтобы порассуждать о слове «месть», прибегнув к Оксфордскому толковому словарю английского языка. Если верить этому источнику, английское слово revenge («месть») происходит от латинского revindicare, а это слово восходит, в свою очередь, к vindicare, что значит «оправдывать», или «спасать», или «освобождать» — например, освобождать раба. Таким образом, «отомстить за себя» означает «освободить себя», поскольку, пока ты не отомстил, ты не свободен. Что делает тебя невольником? То, что ты охвачен ненавистью к другому, твоя жажда мести. Ты понимаешь, что не сможешь освободиться от нее до тех пор, пока не совершишь акт отмщения. Счет, который следует оплатить, носит психологический характер. Долг, который нельзя оплатить деньгами, — психологический долг. Это душевная рана.

Мстители и те, кого они хотят убить или наказать, напоминают собой кредиторов и должников. Они ходят парами. Это сиамские близнецы. Отсюда всего один шаг к архетипу Тени в теории Юнга.

Когда идет речь об иррациональной одержимости ненавистью человека к другому лицу или группе лиц, с которыми этот человек едва знаком — говорят последователи Юнга, — такая ненависть является отличительный свойством человека, который находится в разладе со своей Тенью. Тень — это наша темная сторона, в которой откладывается все то, чего мы стыдимся и в чем никогда не захотим признаться, а также те качества, о которых мы открыто говорим с презрением, но при этом внутренне желаем ими обладать. Если мы не признаемся себе в таких свойствах, то тут же переносим их на другого человека или группу людей, и в отношении этого человека или этой группы у нас развивается иррациональная ненависть. В художественной литературе Тень часто появляется в виде двойника или копии, как, например, в рассказе Эдгара По «Уильям Уилсон» или в «Портрете Дориана Грея» Оскара Уайльда. Литература изобилует такими двойниками, не говоря уже о фильмах и телесериалах. На память сразу приходит андроид Дэйта из сериала «Звездный путь. Новое поколение», у которого была злокозненная Тень. Все такие сюжеты со «злыми двойниками» последователи Юнга назвали бы сюжетами о Тени.

Это все не могло не сказаться на сюжетах об отмщении, где Тень уже проявляет себя во всю силу. Кто знает, почему персонаж А чувствует такое отвращение к персонажу Б? Это знает Тень, и до тех пор, пока это знает и персонаж А и пока он воспринимает Тень как им же сотворенную сущность, ему никогда от этого чувства не избавиться.