ПОЭТ НАПРЯЖЕННОЙ МЫСЛИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ПОЭТ НАПРЯЖЕННОЙ МЫСЛИ

Интервью с Еленой Ушаковой

11 января 1991, Ленинград

Когда вы впервые прочитали Бродского, и как менялось ваше отношение к его поэзии?

Впервые я прочитала Бродского лет в 20. Отношение менялось вместе с его усложняющейся поэзией и моим собственным ростом.

Какой исторический и культурный опыт персонифицирован в поэзии Бродского наиболее удачно?

Наш советский и, может быть, античный, римский в смысле аналогии с советским опытом.

Насколько оригинальны философские медитации Бродского?

Они настолько оригинальны и глубоки, насколько выстраданы в реальных жизненных обстоятельствах. Чужую философию в стихи Бродский не перекладывает.

Какой дух царит в его поэзии, русский или европейский?

В его стихах царит европейский дух русской поэзии.

Удалось ли Бродскому сдвинуть русскую культурную парадигму с ее традиционного направления?

Нельзя представлять себе традицию русской поэзии в виде одного направления, одной ветки. Их несколько, и они очень разные. Поэтому говорить о сдвиге парадигмы не имеет смысла, в свое время казалось, что это сделал Маяковский, но затем выяснилось, что это ему не удалось. Мне кажется, что в своем творчестве Бродский перемешал Цветаеву и Пастернака. Разумеется, внеся нечто новое, свое, отчасти продиктованное временем. Возможно, с помощью англоязычной поэзии, о которой судить могу только по переводам. 

Разделяете ли вы отношение Бродского к языку?

Да, язык есть Бог. В нем — "наше все". Мы только осуществляем выбор, но и он подсказан нам языком.

В какой степени поэзия вообще, и поэзия Бродского в частности, является самосознанием языка?

Поэзия формирует нашу речь; с детства мы впитываем язык вместе со стихом. Это неудивительно: природа поэзии заключена в собственно- речевом элементе (имею в виду соссюровское противопоставление языка и речи). Поэзия предназначена для увековечения чисто речевых летучих моментов устной речи, в первую очередь интонации. Зависимость между поэзией и языком несравненно большая, чем между языком и прозой.

Как вы себе представляете трудности и преимущества жизни поэта в иноязычной среде?

Трудности представляю себе очень хорошо. Родная речь — питательная среда поэзии. Тут важны все изменения, которые претерпевает язык; каждая речевая ситуация может породить новые стихи. Известно, что оглохший человек через некоторое время начинает плохо говорить, утрачивает правильную речь. Так и поэт, потеряв связь с родным языком, может прекратить писать на нем. Слава Богу, с Бродским этого не произошло; думаю, в силу его дарования и ума — понимания опасности, которая грозит ему, и готовности ее преодолеть.

Анатолий Найман цитирует в своей книге Ахматову, сказавшую по поводу "дела Бродского": "Какую биографию делают нашему рыжему, как будто он специально кого-то нанял"[155]. Видите ли вы в феномене Бродского слияние дара и судьбы?

К сожалению, у нас часто поэзию подменяют биографией. Я не согласна с ахматовским пониманием биографии (или судьбы). Мне кажется оно старомодным. С моей точки зрения, биография — дело десятое. У Баратынского или Тютчева ее, можно сказать, "не было". А Мандельштаму ее навязали. Возможно, биография сыграла в мировой славе Бродского известную роль, но, мне кажется, последнее время он тяготится биографией и предпочитает разговор о самих стихах.

Виктор Кривулин объясняет "нотки самоотвращения" в обрисовке автопортрета Бродского чувством поражения[156]. Как по-вашему, знакомо ли Бродскому это чувство?

Чувство поражения, мне кажется, здесь ни при чем. Наверное, как и всякому человеку, оно ему знакомо. Но если говорить о лирическом автопортрете, то "нотки самоотвращения" необходимы: они модернизируют романтический облик поэта, придавая ему новый, современный смысл.

По собственному признанию Бродского, он пробовал тягаться почти со всеми русскими поэтами: от Антиоха Кантемира до Пастернака. Исключение им сделано лишь для Цветаевой, с которой он решил не вступать в соревнование[157]. Почему?

Это только кажется Бродскому, что он не вступил в соревнование с Цветаевой. Кажется из любви к ней. На самом деле ее-то он как раз и "победил"; сказать, например, что он победил Пушкина или Мандельштама я бы не решилась.

Имеет ли "вещизм" Бродского акмеистические истоки, или он является метафорой чего-то другого? Чего?

Уроки акмеизма Бродский усвоил, конечно; но, может быть, предметность и конкретность его поэзии больше связаны с Державиным, чем с Ахматовой и Мандельштамом.

Чем обеспечивается у Бродского плотная насыщенность его поэтики семантикой?

Бродский — поэт напряженной мысли, ускорение которой обусловлено эмоциональным напором и интонационной взвинченностью.

В эссе о Достоевском Бродский сказал: "Всякое творчество начинается как индивидуальное стремление к самоусовершенствованию и, в идеале, — к святости. Рано или поздно — и скорее раньше, чем позже — пишущий обнаруживает, что его перо достигает гораздо больших результатов, нежели душа" [L:161/IV:181-82]. Чувствуете ли вы такой разрыв между пером и душой у самого Бродского?

Такой разрыв в основном имеет место у поэтов романтического склада. Поскольку Бродский к ним принадлежит, его лирический герой, отмечен некоторыми "совершенствами", которых, возможно, "не достоин" автор. А с другой стороны, я думаю, что слишком верный себе его лирический герой, подчиняясь Урании, несколько обеднен и ограничен в сравнении с автором. Душа поэта человечнее, богаче.

* * *

Иосифу Бродскому

Проданный в Египет не мог сильнее тосковать,

Яростнее, настойчивей, упрямей, отчаянней,

Чем вы, Иосиф, или ты, Поэт, — как сказать

Я не знаю лучше. Экономные англичане

Совместили единственное и множественное число,

В одном чирикающем словце у них "ты" — ласковое объятье

Нежное, дружеское — не правда ли, нам повезло? —

И добротное "Вы" — степенное рукопожатье.

Но я не знаю, как рассказать про золотоносную тень на Кирочной (Щедрина)

И Пестеля ее далекому обладателю, когда в декабре проезжаю,

И фонарный проливается свет, "мед огней вечерних" на

Марсово поле, Фонтанку — здесь она, вижу, с краю

Всегда живет молодая сопутствующая нам тоска

Радужная, счастливая, теплое рыданье,

Ранних стихов ленинградских безгрешная река

Подо льдом узорным — позднейшим напластованьем.

Сколько души понадобилось, чтобы освоить чужой язык,

Обуздать, приспособить, укротить, войти в него,

Поселиться, прижиться, чтобы в нервную ткань проник,

Чужеродный, нитями лучевидными и ливневыми.

О родительный, дательный, предложный! — дома, дому, домой, -

О творительный! — очагом домашним, родным, отчим домом,

Шлейфом, темным крылом простершимся через океан за тобой

(За Вами), частью речи тянущимся, влекомым.