Мэтью Хьюз Радостное Изнурение и Нисходящее Фламбё

^{Иллюстрация Людмилы ОДИНЦОВОЙ}

Рафаллон припал к стене башни Хердеванта, липкий клей на ладонях надежно удерживал его на сером камне. Над его головой не более чем на расстоянии протянутой руки вновь скрипнули петли небольшого окошка. Мгновение назад кто-то там открыл левую панель; теперь наступала пора правой. Логически рассуждая, в качестве следующего шага должна была появиться голова. После чего Рафаллона обнаружат, если это еще не произошло, и последствия отнюдь не прибавят ему чести.

Профессия Рафаллона состояла в присвоении различных ценностей, правда, без согласия владельцев. Он практиковался еще с мальчишеских лет и приобрел достаточно высокую квалификацию в таких ремеслах, как преодоление стен, борьба со всякого рода замками и сторожами. Особого совершенства он достиг в умении вовремя смыться, когда обстоятельства оборачивались против него.

Чтобы избегать неприятных ситуаций, он предпочитал самостоятельно избирать объект приложения своих усилий; однако охотно предоставлял свои услуги тем, кто находил его условия приемлемыми. Конечно же, лишь в том случае, если считал приемлемым и уровень риска.

Впрочем, обе кондиции начисто не соответствовали его нынешнему положению. Возможность того, что хотя бы один эпизод сложится не в его пользу, он вычислил сразу, как только получил информацию о природе своего нынешнего задания, и теперь она на практике превращалась в уверенность. Хуже того, ему предстояло принять на себя гнев волшебника Хердеванта, чья известная всем суровость заставила собратьев по ремеслу дать ему прозвище Железнорукий.

Зацепка на левой руке Рафаллона начинала ослабевать. Он оторвал руку от стены, поплевал на нее, чтобы вернуть липучесть, а затем снова прижал к стене. Через несколько мгновений ему придется проделать аналогичную операцию и с правой рукой, — если только к этому времени его не охватит огонь, извергнутый палочкой волшебника, либо же вызванный чародеем демон уволочет его в свое дымное логово, где надругается над ним многочисленными и не поддающимися описанию способами.

Первое правило вора требует избегать поимки и наказания любыми путями. Однако Рафаллон дополнил его следующим соображением: когда все потеряно, сумей хотя бы сохранить лицо. И потому, придав своей физиономии самое невозмутимое выражение, на каковое оказался способным в данной ситуации, он посмотрел вверх. И обнаружил, что вопреки собственным надеждам, но в полном согласии с предчувствием, смотрит прямо в холодные глаза Хердеванта.

— Значит, явился, — проговорил волшебник, словно бы продолжая начатый разговор.

— Явился, — согласился Рафаллон, не усматривая никаких положительных перспектив в немедленном отсоединении от стенки.

— Тогда заканчивай подъем и влезай в окно. Я снял с него защитное заклинание.

Рафаллон снова поплевал на ладонь и с помощью зацепки подтянулся еще на длину руки.

— Надеюсь, это был не Расчленяющий портал Буллимара?

Хердевант фыркнул:

— Ставить его на маленькое окошко наверху башни? Конечно же, нет. Это был Защеп Пиласкуо.

— Не слыхал о таком, — пробормотал вор, добираясь до подоконника.

Маг пояснил действие Защепа: в тот самый миг, когда Рафаллон уже наполовину пролез бы через окно, обе створки должны были сомкнуться на его теле, стиснув так, что вор превратился бы в подобие осы, чью головогрудь и брюшко соединяет лишь тонкая полоска хитина.

— Точно это заклятие снято? — переспросил вор, занося ногу на подоконник.

— Точно. Спускайся сюда.

Рафаллон опустился на каменный пол башни. Он нахмурился, когда заметил, что в небольшой округлой комнатке ничего нет — еще один элемент операции, проваленный тем, кто послал его.

— И кто заставил тебя думать, что я воспользуюсь Буллимаром? — заговорил Хердевант. — Он предназначен для дверей, особенно для потайных люков.

Вор был слишком разочарован, чтобы отвечать. Мгновение спустя он понял, что Хердевант не привык ждать ответа на свои вопросы. Пятки ног Рафаллона вдруг ощутили, что находятся в контакте с раскаленными углями. Инстинктивные прыжки на месте облегчения не принесли.

— Глабро! — сумел выкрикнуть он.

Маг чуть повел рукой, и угли остыли.

— Глабро Растяпа? — переспросил он, и суровые губы сложились в усмешку. — Ты один из его людей?

— Не по собственной воле, уверяю вас! — Рафаллон потер подошвами своих особых туфель о каменный пол, чтобы как-то охладить ноги. Действие это эффекта не произвело, однако ощущение жара потихоньку уменьшилось само собой.

— Но Глабро послал тебя? И сказал, что окно будет защищено Буллимаром?

Волшебник снова фыркнул; Рафаллон уже начинал подозревать, что подобная реакция характерна для него.

— Беспомощный глупец, — закончил Хердевант. — И что же заставило тебя довериться ему?..

Тут суровое лицо затуманилось подозрением. Маг начертил в воздухе незримую фигуру, и Рафаллон увидел рисунок из прямых и кривых зеленых и светящихся линий, соткавшийся перед глазами. Спустя мгновение вор понял, что видит план поместья Хердеванта. Пленивший его маг некоторое время рассматривал рисунок, а потом стер его мановением пальца, заканчивавшегося длинным ногтем.

— Мне пришло в голову, — заметил волшебник, — что тебя могли использовать в качестве отвлекающего маневра. Но нет, Глабро не способен возвыситься даже до нижней ступени на лестнице хитроумия.

Он погладил свой нос и чуть потянул его, словно бы помогая памяти.

— Должно быть, ты снова явился за Сферой Разнообразной Пользы?

— Мне еще не приходилось бывать здесь, — заметил Рафаллон.

— Я ставлю тебя в общую очередь со всеми прочими тупицами и ослами, — продолжил маг, — которых Глабро подсылал ко мне, с тех пор как я выиграл у него эту Сферу в честном состязании, притом вполне беспорочным и законным образом.

— Он, похоже, думает, что вы слукавили, — возразил Рафаллон.

— Ну что ж, именно эта проблема портит жизнь дураку: ему кажется, что он думает. — Маг хлопнул в ладоши в знак того, что действие переходит к новой стадии. — Итак, что мне с тобой сделать?

— Могу ли я предложить…

— Не можешь. — Хердевант произнес какой-то слог и особым образом шевельнул пальцами. Дар речи немедленно оставил Рафаллона. — Последнего из посланцев я вернул ему вывернутым наизнанку: кожей внутрь, кишками наружу. Однако жест мой должного впечатления, видимо, не произвел.

Пленник зашевелил бровями и указал пальцем на рот, давая понять, что у него есть предложение. Маг вернул ему власть над языком, и Рафаллон произнес:

— Я мог бы передать ему устное предупреждение… Суровую отповедь и недвусмысленное требование более не испытывать ваше терпение!

— Терпения у меня нет, — возразил волшебник. — А если бы имелось, я не стал бы расходовать даже крупицы на Глабро.

Он снова задумался, а потом поднял сразу и брови, и указательный палец:

— Знаешь, есть одна возможность. Я как раз экспериментировал с синтезом Радостного Изнурения Икстликса и Нисходящего Фламбё Чанта.

— Не знаком ни с тем, ни с другим, — отозвался Рафаллон. — И с восторгом услышу о них, особенно от человека, обладающего столь прекрасно поставленным голосом.

Хердевант бросил на вора сухой взгляд:

— Ты стремишься отсрочить мгновение. И пытаешься льстить мне, хотя тратишь силы впустую.

Подобрав подол своего одеяния, он проговорил:

— Мне необходимо освежить кое-что в памяти. Перейдем в библиотеку.

Хердевант согнул палец, произнес неразборчивый слог, и ноги сами собой понесли Рафаллона следом за магом. Они спустились по спиральной каменной лестнице на нижний этаж, а затем по лабиринту коридоров добрались до заложенной на прочные засовы двери, на которой была вырезана физиономия какого-то страшного создания, украшенная накладными клыками из слоновой кости. И только когда волшебник поднес руку к задвижке портала, отчего нос твари шевельнулся, Рафаллон понял, что это не резной, а реальный болдрук, призванный сюда со второй плоскости, порабощенный и втиснутый в размеры двери. Если бы человек явился без согласия Хердеванта, демон в данный момент уже пережевывал бы его кости.

За болдруком открылась высокая комната, на стенах которой теснились друг к другу расставленные на полках книги всяких очертаний и размеров, переплетенные в разнообразные материалы — от золотой парчи до драконьей шкуры. Надписи на некоторых корешках были сделаны знаками, которые Рафаллон мог назвать разве что древними.

Хердевант подошел к одной из высоких полок и снял с нее небольшую книжицу, переплетенную в желтую замшу, после чего нагнулся, чтобы поднять фолиант, составленный из зажатых между двумя деревянными досками пергаментных листов. Он отнес обе книги на освещенный лампой стол, раскрыл их и принялся перелистывать страницы, пока не нашел искомое. Как только маг освежил в памяти слова и жесты силы, лампа померкла, сгустились тени. Рафаллон уловил резкий запах озона, волосы на голове колдуна зашевелились, а глаза несколько раз изменили цвет.

— Вот что, — молвил Хердевант, закрывая книги. Он посмотрел на пленника и потер руки. — Как только оба заклинания начнут свое действие, я отошлю тебя к Глабро. Это подразумевает наложение третьих чар, но я воспользуюсь простым посылочным наговором. Флюкции уравновесятся сами собой.

Чародей повернулся к зеркалу, повешенному между двумя шкафами, и прикоснулся к нему — тут, там и еще в третьем месте.

— Теперь нужно отыскать Глабро.

И мгновение спустя произнес:

— Ага, вот и он.

— И что будет со мной? — спросил Рафаллон.

— Радостное Изнурение Икстликса заставит тебя плясать смешную джигу до тех пор, пока ты не испустишь дух от усталости. Нисходящее Фламбё Чанта будет жечь тебя ярым огнем с головы до ног. Совместное действие произведет в известном смысле впечатляющую картину и одновременно напомнит Глабро, что для ему подобных я не пара.

Он приказал Рафаллону отступить на шаг от кресла, обитого бледной кожей.

— Отцовская… на самом деле. Не хочу, чтобы он получил ожег, — заботливым тоном пояснил маг и принялся рассуждать о том, какую любезность оказал ему вор, явившись именно в тот самый момент, когда он как раз приготовился проверить действие соединенных заклинаний на практике. Он-то намеревался воспользоваться оживленным трупом, однако отсутствие должной ardor vita[46] в подобных экземплярах подразумевало то, что они просто не могли гореть так ярко, как живой человек. Ну, и в качестве бонуса ситуация позволяла ему подпустить шпильку Глабро — чему можно только порадоваться.

Рафаллон предпринял последнюю попытку:

— Быть может, в знак благодарности за все эти оказанные мной вам услуги мы сможем обойтись без этих плясок и пламени?

Хердевант воззрел на него полным осуждения оком:

— Подобное решение как раз уменьшит твой вклад в общий процесс. Разве моя логика так сложна?

Вновь потерев ладони друг о друга, он сказал:

— Итак, сперва Радостное Изнурение, потом Нисходящее Фламбё и, наконец, отсылка. Так что прощай.

Рафаллон попытался было протестовать, однако волшебник вновь заткнул ему рот. Заняв в точности нужную позу, Хердевант произнес мантру бросающего в пляс заклинания, подняв при этом руку лишь для того, чтобы с последними звуками плавно опустить ее и указать двумя перстами на объект заклятия.

Вору показалось, что плоть его как бы вскипела крошечными пузырьками, производившими непереносимый внутренний зуд. Колени его согнулись, он подпрыгнул в воздух. И как только ступни его вновь соприкоснулись с ковром, Рафаллон начал скакать влево, вправо, влево и снова вправо, в то время как руки его то взлетали над головой, то падали вниз так, что он мог смачно шлепнуть себя по ягодицам.

Маг объявил достигнутый результат великолепным. Потом посерьезнел, занял новую позу и начал вызывать Нисходящее Фламбё — то есть Пламя — Чанта. Слов заклинания Рафаллон разобрать не мог за собственным тяжелым дыханием и увесистыми шлепками по заду, однако жестикуляционная компонента впечатляла. Завершилась она быстрым соприкосновением обеих чародейственных ладоней и двойным прищелкиванием большим и средним пальцами. Волосы вора немедленно занялись пламенем.

Хердевант мгновенно промолвил два коротких слова и стукнул кулаками друг о друга. И Рафаллон столь же мгновенно покинул библиотеку мага. Однако оказался при этом вовсе не в саду Глабро, в окружении стриженых в развратной манере деревьев… В сущности, он находился… нигде.

Вокруг него, наверху и внизу, пребывала безликая серая пустота. Он попытался обернуться и оглядеться или, по крайней мере, решил, что ему это удалось (все-таки без визуальных ориентиров полной уверенности в этом испытывать было невозможно), однако видеть было совершенно нечего.

И через мгновение вор осознал, что уже не пляшет и не машет руками. Более того, прикоснувшись к волосам, он обнаружил, что пламя оставило их. Ну, это добрая весть, подумал Рафаллон, хотя вынесение решения о ситуации следовало оставить до тех пор, пока он не получит больше фактов.

Он вновь огляделся по сторонам, после чего сообразил, что в данном месте слово «сторона» не имеет никакого смысла. Вор попытался прислушаться, но ничего не услышал. Запахов тоже не было, и высунутый язык не ощутил в воздухе никакого вкуса.

В этот самый миг его осенило другое откровение: ни запаха, ни вкуса нет, оттого что вокруг его тела нет и воздуха. Поводив ладонью из стороны в сторону, он понял, что волоски на ее тыльной стороне не ощущают никакого сопротивления. После этого он заметил, что не дышит.

А не умер ли я, подумал он. Однако теперешнее место его пребывания не соответствовало описаниям нескольких преисподних и четырех обликов рая, века назад открытых путешественниками по астралу. Знания Рафаллона о девяти плоскостях — двух ниже его собственной и шести над нею — обильными не были, однако позволяли испытывать полную уверенность в том, что ни одна из них не состоит из недифференцированной пустоты.

Впрочем, где бы он ни находился, положение его все равно было лучше, чем в том случае, если бы Хердевант действительно отослал его, дергающегося в пляске и окутанного пламенем, в искусно подстриженный сад Глабро — быть может, чтобы спалить до своей кончины несколько деревьев и кустов. И все же, признав этот факт, он не собирался останавливаться на нем.

Необходимо, сказал он себе, выбраться из этого места туда, где хоть что-нибудь есть. И с этой мыслью в голове он постарался представить себе таверну, в которой предпочитал пировать, находясь при деньгах… Называлась она «Бляха и Пряжка», эль в ней приличный, а служанки не возражали против любых вольностей.

И представляя себе это заведение, он ощутил, что представшее перед его умственным взором изображение оказывается много более четким и подробным, чем то, которое обыкновенно могло предоставить воображение.

«Итак, я не представляю его, а вижу», — понял он. Любые «как» и «почему» в данный момент его не касались, ибо Рафаллон всегда отдавал предпочтение практическим соображениям перед теоретическими конструкциями. Раз уж он может видеть свою таверну, то не попробовать ли приблизиться к ней.

Он потянулся к картинке, но она — если это и впрямь была картинка — находилась за пределами его досягаемости. Он попытался подойти к ней, однако ноги его хоть и зашевелились, но не двинулись с места. Он сделал пару замахов пловца, однако оттолкнуться было не от чего, и с места сдвинуться не удалось.

Разочарованный, он безвольно повис в пустоте. Тем не менее ум вора, пусть и не столь утонченный и емкий, как разум волшебника, не лишен способности прийти к верному заключению. «Я подумал о таверне «Бляха и Пряжка», и она появилась передо мной. Что если мысленно приблизиться к ней?»

Он подумал. И приблизился.

Теперь он как бы находился возле пивного зала, в этот миг почти пустого. Для вторжения в башню Хердеванта Рафаллон выбрал середину дня, рассчитывая на то, что волшебник окажется в рабочем кабинете, занимаясь своими чародейскими трудами. Это произошло всего лишь какой-то час назад, и в таверне еще не успела собраться обыкновенная вечерняя толпа; многие останутся здесь кутить на всю ночь.

Он обозрел сцену: пара мрачных, погруженных в горькую думу пьяниц, целыми днями нянчивших свои пивные кружки; путешественник в пропыленной одежде, истреблявший все, что осталось от полуденного меню; целовальник Будин за своим прилавком; Ундула, старшая из двух служанок, убиравшая со стола в дальнем углу.

Он протянул вперед руку, и пальцы его обнаружили некое сопротивление — впервые после того, как он угодил в это место. Ощущение говорило о какой-то стене, но когда он нажал посильнее, преграда чуть подалась — словно стенка шатра, растянутого кольями и шестами.

«Я подумал о «Бляхе и Пряжке» — и оказался здесь, — напомнил себе Рафаллон. — Захотел оказаться вблизи таверны — и сделал это. Не пожелать ли теперь очутиться внутри?»

Первым делом он решил, что надо разорвать преграждавшую его путь мембрану. Однако прежде чем Рафаллон успел сосредоточиться на поставленной цели, некая часть разума предупредила вора о том, что, разрушив эту преграду, он не сумеет восстановить ее. И кто знает, что может последовать после этого? Что если таверна, город, весь край и миры за ними провалятся в пустоту?

И вместо этого он сфокусировал все свои мысли на пивном зале, представив себя внутри. Когда мысль выкристаллизовалась, вор ощутил легкое покалывание, направившееся в глубь плоти и исшедшее вон через спину и ягодицы. А когда оно миновало, обнаружил, что стоит в «Бляхе и Пряжке».

Внезапное появление его заметил только путник и торопливо отвел глаза, как делает разумный чужестранец перед лицом чуждых ему событий. Оторвав взгляд от стопки кружек, Будин спросил:

— Рафаллон, что будешь пить?

— Чего-нибудь крепкого, — проговорил вор, опускаясь за пустой столик, как всегда спиной к стене. — Мне надо кое-что обдумать.

Рафаллон был весьма образованным вором, прошедшим полный ученический курс у Гронна Ловкача и законным образом принятым в древнюю и почтенную Гильдию воров и похитителей. С тех пор он добавил двенадцать лет практики к своей подготовке и таким образом сделался весьма искусным специалистом в своем ремесле. Однако, когда представлялась соответствующая возможность, он не брезговал простейшими операциями в стиле вошел-вышел-унес-сделал-ноги. Подобная практика заставила его оказаться против воли слугой волшебника невысокого ранга, называвшего себя Глабро Превосходным, однако более известного по прозвищу, которое употребил Хердевант: Глабро Растяпа.

Высматривая возможности, вор слонялся по задним переулкам, когда оказался возле дома Глабро и увидел, что ведущая на задний двор дверь чуть приоткрыта. За нею на каменных плитах лежал пухлый мешок. Возле него — прислоненный к дверной раме посох, из тех, что используют добрые пешеходы, отправляясь в дальнее путешествие. Картина была очевидна: некто собрался отправиться в путь, но, вспомнив в последний момент о чем-то, забытом в доме, оставил посох и дорожный мешок возле двери.

Рафаллон остановился, огляделся по сторонам, заглянул во двор. Нигде никого. Он нагнулся и запустил руку в суму. Пальцы его прикоснулись к плотному и гладкому предмету, глаза уловили золотой блеск. Вцепившись в находку, он встал.

Точнее, проявил такое намерение. На самом деле золотой предмет начисто отказался вылезать из своего укрытия. Предположив, что предмет может оказаться куда более тяжелым и, таким образом, еще более ценным, вор попытался использовать обе руки. И тем не менее не смог поднять его.

Нахмурившись, он согнул ноги в коленях — Гронн всегда учил его тому, что домушник должен иметь крепкую спину, — и попытался ухватиться попрочнее. И тут обнаружил, что не в состоянии отнять рук от добычи. Опустившись на корточки, он все еще безрезультатно тянул и тянул, и тут Глабро высунулся из задней двери своего дома, ткнул в сторону вора черным жезлом и произнес нечто такое, отчего мир вокруг Рафаллона потемнел.

Очнулся он уже в кабинете волшебника; руки вора более не липли к приманке, но вместе с ногами были прикованы к каменной стенке железными кандалами. Брюки его были спущены до колен, и чародей пристраивал нечто к той части его тела, которую Рафаллон — да и всякий разумный мужчина — самым старательным образом оберегает от неприятностей.

Заметив, что пленник его полностью пришел в себя, Глабро выпрямился и произнес:

— Джхеззик, короткий полунажим.

И Рафаллон немедленно ощутил приступ такой боли, какой ему никогда еще не приходилось испытывать.

— Вижу, что внимание твое обращено ко мне, — заметил волшебник.

— Целиком и полностью, — заверил его вор.

— Великолепно. Тогда ты сделаешь для меня следующее. — И несколькими краткими предложениями маг объяснил, что вору надлежит отправиться в дом Хердеванта, проникнуть в самую высокую из башен, где в самой верхней комнате он найдет предмет, именуемый Сферой Разнообразной Пользы (он показал изображение таковой), которую Хердевант неправедными путями вырвал у законного владельца, то есть Глабро.

Ну, а чтобы Рафаллон немедленно приступил к делу, к нему был приставлен спрайт, известный под именем Джхеззик, которому было назначено проследить за вором по дороге туда и обратно.

— Джхеззик не станет входить вместе с тобой, — пояснил Глабро. — Гриннет Хердеванта немедленно учует его и явится, чтобы схватить — что будет столь же неприятно для тебя, как и для Джхеззика. Поэтому он встретит тебя на выходе со Сферой. И, конечно же, проводит сюда.

Рафаллон начал протестовать, имея возражения по нескольким пунктам: оборона Хердеванта непреодолима; всем известна его неусыпная бдительность; Гильдия не нарушает договор о невмешательстве, заключенный с древним и достопочтенным Советом чародеев и тавматургов. Продолжать он не стал, ибо Глабро предположил, что можно пригласить Джхеззика высказать свое мнение.

— Что касается обороны: он пользуется Расчленяющим Порталом Буллимара. Я научу тебя слову, снимающему заклятие. Отправишься сразу после обеда, когда он возится у себя в кабинете. Знать об этом не будет никто, кроме нас. — Но поскольку Рафаллон попробовал вставить новый контраргумент, волшебник добавил: — И, конечно же, Джхеззик.

Вот таким-то образом Рафаллон и оказался припавшим к стене башни Хердеванта в тот самый миг, когда волшебник открыл окно. Что в дальнейшем привело его к неожиданному погружению в серую пустоту. И к последовавшему переходу в «Бляху и Пряжку», где он сейчас сидел за вторым кубком крепкого арака, завершив размышления и составив план.

Вор обратился к суетившемуся за стойкой Будину:

— Как насчет того мальчишки, который у тебя моет посуду? У меня есть поручение для него.

И за обещанную монетку мальчишка без особенного промедления отправился к дому Глабро с запечатанной запиской в кармане.

Второй кубок арака еще не кончился, когда Глабро появился в пивном зале. Волшебник обвел помещение подозрительным оком и, не усмотрев никакой опасности для себя, уселся за столик Рафаллона. Оглядевшись по сторонам, он спросил:

— А почему ты целый? И не вывернут наизнанку, как твой последний посланец?

— Хердевант рассказал тебе?

— Мы с ним поговорили об этом, — согласился вор.

— И что же?

Рафаллон отпил глоток арака:

— Как, по-твоему, можно ли соединить два серьезных заклятия?

Глабро наморщил сальный лоб:

— Едва ли… однако этот вопрос находится вне области моих интересов.

— А как насчет соединения двух фундаментальных заклятий с третьим, чтобы отправить предмет заклинания в твой кабинет?

Качнув бородой, волшебник откинул голову назад:

— Это невозможно!

— Речь идет о Радостном Изнурении Икстликса и Нисходящем Фламбё Чанта. Имени транспортного заклинания я не уловил, однако оно состоит из двух слогов и такого вот жеста, — он ударил костяшками пальцев друг о друга.

— Смешно даже думать! — воскликнул Глабро. — Флюкции дисгармоничны, и никакой синергизм…

— Он это сделал, — остановил его Рафаллон, описав свои прыжки, шлепки, воспламенение волос и исчезновение.

— О, мой сад! — вскричал Глабро, прежде чем до него дошли все слова Рафаллона. — Но ведь ты не предстал предо мной!

— Именно!

Волшебник посмотрел на него с видом человека, осознавшего, что прозевал намек.

— Итак… — начал он.

— Скажи мне, — продолжил вор, — сколько плоскостей существует?

— Подожди, — возразил волшебник. — Мы говорим о том, что случилось с тобой.

— Говорим. Так сколько же их?

Глабро повел плечами:

— Девять.

— И присутствует ли в какой-нибудь из них бесформенная и безвидная пустота? Где нет верха, низа, переда, зада, право и лево?

На лице волшебника проступило раздражение:

— Нет. А теперь скажи, чего…

— Пустота, из которой видно любое место, куда можно попасть, просто пожелав того?

— Какая еру… — на сей раз Глабро остановил себя сам. — Минуточку, ты хочешь сказать, что побывал в подобном нигде?

Рафаллон приподнял кубок с ироническим тостом:

— Ну, наконец догадался.

Ближе к вечеру они находились в мастерской Глабро. Рафаллон нервно расхаживал по комнате, чародей стоял возле своего пюпитра, на котором находились книжица в желтом замшевом переплете — того же издания, каким располагал Хердевант, — и рукописный пергаментный свиток, отчасти развернутый и придавленный какой-то безделушкой.

Они сошлись на том, что следует провести испытание. И единственным объектом его должен был служить сам вор. Он ведь уже доказал, что может попасть туда и вернуться обратно, а среди них двоих лишь Глабро обладал соответствующей магической квалификацией, позволявшей совершить три заклятия. Но теперь, когда час испытания настал, Рафаллон ощутил, что энтузиазм оставляет его.

Глабро поднял взор от книги и объявил:

— Готово.

По комнате пополз запах озона, однако глаза волшебника не переменили свой цвет, как было с Хердевантом, но стали выпучиваться и опадать, следуя, должно быть, ритму сердца. Вор подумал, что эффект нельзя назвать привлекательным.

Он стал на свободном месте, следуя указанию мага. Глабро на какое-то мгновение притих, собрался, произнес слова плясового заклятия — бессмысленные для Рафаллона — и описал рукой такую же широкую дугу, завершенную указующими перстами. Начались прыжки и шлепки по заду. Мгновение спустя вспыхнули остатки волос на голове вора.

Теперь должно было последовать заклинание, отправляющее Рафаллона в путь. На тот случай, если что-нибудь пойдет не так, они сошлись на том, что третий заговор отправит вора в свободное место на другой стороне комнаты. И тогда Глабро погасит пламя, прежде чем оно охватит вора.

Однако пламя успело дойти до корней волос объекта эксперимента, а волшебник побледнел и пошатнулся. Последовательное произнесение двух могущественных заклятий отобрало у него слишком много сил. Ему пришлось взяться рукой за спинку скамьи, глубоко вдохнуть и выдохнуть.

Вор тем временем горел синим пламенем. Кожа на его голове ощущала неприятный жар. Наконец Глабро собрался с силами. Он произнес два слога, стукнул костяшками пальцев друг о друга.

И Рафаллон повис в пустоте, более не выплясывая и не ощущая огня скальпом.

Он напряг свои способности и постарался представить кабинет волшебника. Как и прежде, четкое изображение этого места появилось перед его глазами. Он увидел, что Глабро, отойдя от пюпитра, рассматривает то место, где он только что находился, обследуя воздух и пол.

Рафаллон пожелал приблизиться к сцене. Изображение сделалось крупнее. На рабочем столе находились три предмета: простая деревянная чаша, золотой подсвечник и крупный, с кулак, кристалл. Вор сконцентрировал свое внимание на них, заставив себя приблизиться к ним на расстояние протянутой руки. Выставив вперед ладонь, он вновь ощутил сопротивление, как если бы плотная мембрана отделяла его от намеченной цели.

Он чуть отвел руку от барьера и пожелал, чтобы конечность прошла через него. Движения он не ощутил, только по руке забегали мурашки, начиная от кончиков пальцев, и покалывание с умеренной скоростью двинулось вверх по руке. К тому времени, когда оно добралось до локтя, пальцы его уже сомкнулись вокруг чаши. Теперь он пожелал, чтобы рука и ладонь покинули рабочий кабинет волшебника. Мгновение спустя, когда он снова висел в пустоте, пальцы его разжались, и деревянная чаша повисла рядом с ним.

Остававшийся в кабинете Глабро, выкатив глаза, взирал на место, где только что находилась чаша. Рафаллон вновь приготовился и повторил упражнение, на сей раз утащив тяжелый металлический подсвечник, также в итоге повисший рядом с ним в серой пустоте. Прежде чем выпустить его из пальцев, он отметил, что предмет этот вовсе не имеет веса.

Потом он обратил внимание на граненый кристалл и аккуратно забрал его себе. Эта часть эксперимента считалась критической, поскольку кристалл служил емкостью для хранения потаенных сил; вмещая умеренное количество маны, он не был и чисто мирским, так что оба они, вор и маг, хотели знать, можно ли пронести его сквозь барьер.

Все прошло без сучка и задоринки; Глабро наблюдал за процессом перемещения кристалла через магическую трубку, а затем за процессом обратного перемещения всех трех предметов на стол, прежде чем, отправив на место чашу, подсвечник и кристалл, Рафаллон пожелал вернуться обратно.

Волшебник тщательно обследовал возвращенные предметы и вернувшего их вора. И, насколько это позволяли его возможности, не нашел в них каких-либо изменений. Кристалл при соответственном воздействии излил из себя радужный поток энергии, который волшебник, как жидкость, поместил в отдельную колбу.

— Идеально, — проговорил он, поднимая сосуд и приводя содержимое его во вращение. — Никаких изменений.

— Теперь я немного передохну, — произнес Рафаллон, — а потом ты опробуешь на мне заклинание для роста волос. После этого мы можем совершить первый набег.

Глабро поставил Сферу Разнообразной Пользы на постамент в своем кабинете. Сфера теперь не являлась самым ценным предметом, находящимся в его распоряжении, но по-прежнему заслуживала почетного места в собрании тавматургических предметов, украшавших полки и упрятанных в ящики шкафов и комодов. Его переполненная библиотека стала бы объектом зависти любого волшебника Трех Земель — если бы, конечно, он решился пригласить к себе коллегу ознакомиться с его собранием; однако Глабро не мог этого сделать, так как любой из них скоро обнаружил бы тома, пропавшие у него самого при обстоятельствах столь же таинственных, сколь и озадачивающих.

Вопрос о пропажах был вынесен на обсуждение конклава, собравшегося во владениях Иссаника Совершенного. Участвующие взирали друг на друга с подозрением и, поглядывая по сторонам, произносили завуалированные обвинения. Были призваны фамилиары и хранители врат и допрошены с особым пристрастием вплоть до поджаривания на решетке (в одном случае буквального), однако расспросы и допросы к четким выводам не приводили.

Глабро присутствовал на ассамблее, однако никто не интересовался его мнением и не предлагал присоединиться к какой-либо из фракций. Домой он отправился, улыбаясь себе под нос.

Рафаллон, со своей стороны, копил сокровища более мирские. Волшебник расплачивался с ним монетами, увесистыми слитками, мешочками драгоценных камней. В этом отношении Глабро не скупился, сделанные с помощью вора приобретения позволяли ему сундуками таскать всякие драгоценности. Вор уже приобрел себе домик с прочными стенами и дверями и устроил в нем еще более прочный погреб, где хранил приобретенное вдали от лап своих соратников по Гильдии.

Вместе с волшебником они учредили «бессистемную систему» — в соответствии с формулировкой Рафаллона. Свои набеги они производили в различные времена дня и ночи, не допуская правильных интервалов. Жертвы и объекты краж определялись случайным образом, так что никакая закономерность не могла позволить ограбленным что-либо заподозрить.

Иногда вор замечал из пустоты, как на него расставляются ловушки и устраиваются засады, после чего желанием образовывал портал в другой части жилища своей жертвы и производил там шумную диверсию. И когда защитники состояния бросались на шум, возвращался в первоначальное место и деликатным образом извлекал нужный объект, прежде чем кто-либо успевал снова поднять тревогу.

Это было счастливое время для обоих партнеров. Глабро обнаружил, что подобное тайное торжество полностью отвечает его характеру. Рафаллон уже подумывал о ранней отставке, о том, что, быть может, стоит открыть академию и заняться обучением следующего поколения похитителей.

Они обговорили длинную паузу перед следующим предприятием, однако Рафаллон явился к волшебнику за неделю до срока, чтобы обсудить поставленную цель — собрание редкостей, находившееся в распоряжении Фиронделя Несравненного. Они расположились в кабинете Глабро, где волшебник спроворил из прошлого бутыль золотого вина, сделанного из винограда, перебродившего в солнечном Абризонте, прекрасной стране, ушедшей под воды Стигматического моря около десяти тысяч лет назад.

Маг сделал глоток из высокого бокала на тонкой ножке и указал на потрепанный том, лежавший открытым на его столе.

— Я занимался исследованиями обогащающего нас феномена, — проговорил он. — И обнаружил кое-что интересное.

— Прибавит ли это знание золота в мою крепкую кладовую? — вопросил Рафаллон. И, получив отрицательный ответ, пожал плечами, осушил свой бокал и протянул его волшебнику за повторением.

— Сперва, — продолжил волшебник, — я решил, что мы наткнулись на десятую плоскость… теоретически это возможно… которую Демиург оставил пустой, когда собирал Вселенную.

Беззаботно пробурчав что-то, Рафаллон уставился в окно.

— Но когда я обнаружил вот это, — маг указал на старинный фолиант, — книгу, которую мы взяли с самой верхней полки библиотеки Занзана…

— Это когда он бросился со всех ног смотреть, кто роется в его невероятном зверинце фантастических животных, — напомнил вор с коротким сухим смешком.

— Чтобы перевести текст, мне пришлось призвать дух из Древнего Идевана.

— Древнего Идевана?

— Четырнадцатый Эон.

— Никогда не слыхал о таком.

Глабро обнаружил признаки раздражения. Рафаллон это заметил, но извиняться не стал.

— В любом случае, — продолжил волшебник, — это описание, каким образом нынешняя версия Вселенной была…

— А что… были другие? — Ответ Рафаллона не интересовал. Ему нравилось время от времени досаждать чародею: прикосновение Джхеззика не могло изгладиться из его памяти.

— Несколько штук. Но дай мне закончить. Это интересно.

Вор в царственной манере повел рукой:

— Можешь продолжать.

— Главное заключается в том, что своего удобства ради Демиург сперва соорудил себе мастерскую.

— Разумный поступок.

— Однако подобное действие усилило его и так огромное осевое стремление.

Рафаллон проглотил абризонское, которым полоскал зубы:

— А что это такое — осевое стремление?

— Технический термин, означающий то, что ты называешь волей. Именно желание управляет Вселенной. Если у тебя оно имеется в достаточном количестве, ты можешь стать волшебником. Если нет, твои заклинания всегда будут рассыпаться кучкой песка.

— Согласен, — проговорил Рафаллон, протягивая свой бокал. — А не повторить ли еще раз?

Глабро передал бутылку, и вор налил себе.

— И вот что получается, — продолжил волшебник с энтузиазмом, — оказывается, закончив работу, он не стал закрывать мастерскую.

Вор пожал плечами:

— Быть может, он сохранил ее на случай новых изменений.

— Возможно, — согласился маг. — На тот случай, если решит подправить гравитационную постоянную или добавить к спектру новые цвета.

Он умолк, погрузившись в раздумье.

— Так что будем делать с редкостями Фиронделя? — спросил Рафаллон. Бутылка уже опустела, а через мгновение пустым оказался и его бокал.

— Если я все правильно понял, — проговорил Глабро, — та штука, которую ты называешь серой пустотой, на самом деле представляет собой первичный хаос, из которого было сотворено все остальное.

Рафаллон покачал головой:

— Хаос — вещь деловая: все шевелится, крутится, двигается. А пустота… в ней ничего нет.

— Не так, — возразил волшебник. — Хаос — это кажущаяся пустота, из которой возникают четыре основных элемента творения: материя, энергия, дух и сущность.

— Что-то из ничего… — проговорил вор. — И все посредством осевого… как его там?

— Именно. — Глабро заглянул в том. — И мастерская может по сю пору оставаться работоспособной.

Рафаллон распрямился в кресле. Включаясь по-настоящему, его мозг был способен рассеять любой туман, прокладывая путь к выгоде.

— Ты хочешь сказать, что там, в пустоте, желание создает что-то из ничего?

— Ну… примерно.

— И какого рода что-то?

— Любого.

— А сколько?

— Это будет зависеть от силы осевого устремления. Демиург обладал могуществом, позволившим ему создать всю Вселенную.

Рафаллон думал. Силы его воли и желания хватало, чтобы показать любое замысленное место, чтобы перейти барьер между творением и хаосом.

— Гм-м, — молвил он самому себе.

— Конечно же, — говорил Глабро, — могут существовать и последствия…

Однако вор более не слушал его, хотя «гм-м» сошло с его губ еще раз.

Рафаллон висел в пустоте. Перед ним, словно в окошке, находилась крышка стола, на котором Фирондель Несравненный выставил свою удивительную коллекцию: небольшой кубик бессмертной плоти, предположительно вырезанной из сердца воплощенного божка; набор из шести фигурок слоновой кости, которые, если поставить их рядом, исполняли упрощенные версии ста классических драм; изогнутый рог зверя, давно уже считающегося мифическим; подзорная труба, позволявшая воспринимать виды пятой плоскости бытия в адаптации к зрению, присущему плоскости третьей; громовой камень, извлеченный из чрева огромной рыбы; и еще несколько столь же замечательных предметов.

Вор обозревал обстановку, разыскивая преграды и ловушки. И нашел таковую: над столом под покровом маскирующего заклинания висел механический паук, снабженный заряженными сильным снотворным клыками-шприцами, готовыми упасть на любую руку, собравшуюся посягнуть на одно из малых сокровищ. Рафаллон уже привык к тому, что из нынешнего положения он способен видеть укрытых магическими средствами людей и предметы.

Тщательно исследовав ситуацию, как и подобает настоящему вору, Рафаллон решил сделать паузу перед переходом к действию. После разговора с Глабро он постоянно думал о возможных результатах проявления собственной воли в мастерской Демиурга. И теперь вор выставил вперед в пустоте руку и пожелал, чтобы в его ладони что-нибудь очутилось. Но ничего не произошло.

Он сконцентрировал внимание. Сперва вроде бы ничего не изменилось. А потом по окружавшей его пустоте и его собственному телу словно бы пробежала волна. Ощущение прокатилось по его руке и вышло через сложенную чашечкой ладонь. И когда оно завершилось, пальцы ощутили шарик чистого золота размером с фасолину.

Ах так, сказал самому себе вор. Убрав безделицу во внутренний карман своего верхнего наряда, он повторил упражнение, на сей раз пожелав себе драгоценный камень. Снова по телу вора пробежала волна, и когда она вышла через его пальцы, Рафаллон увидел то, что поэты именуют камнем чистейшей воды, а воры- отменной стекляшкой.

Он отправил самоцвет разделять общество золотой фасолины. Эксперимент был завершен. В следующий раз он произведет особые приготовления: сперва придется в несколько раз увеличить размеры его потайного хранилища, так, чтобы оно могло вместить все обилие, которое следует вызвать к жизни в пустоте и перенести через мембрану. Нет, лучше будет купить себе приличный особняк.

Однако сначала следовало завершить изъятие редкостей Фиронделя. Вор изменил точку обзора так, чтобы видеть механического паука сверху. Он заметил узор, выгравированный на золоченой спине устройства, потом протянул сквозь барьер руку и поставил переключатель в положение «выключено». Устранив таким образом представляемую пауком угрозу, он вновь переместился так, чтобы мембрана оставалась как раз над самым высоким предметом из стоящих на столе.

Вор уже настолько искусно овладел работой из пустоты, что мог пожелать мембране расположиться в считаных дюймах от предмета, который собирался выкрасть. Всякий наблюдатель, находящийся на третьей плоскости, мог заметить только пальцы Рафаллона и тыльную сторону его руки — и то лишь на то краткое мгновение, когда, появившись из ниоткуда, они забирали предмет.

Он потянулся к громовому камню, увлек его в пустоту и опустил в мешок, висевший на лямке, переброшенной через плечо. Далее он забрал серебряную флейту, на которой играла сирена Иллисандра. За ней в мешок одна за другой проследовали шесть теспианских фигурок.

Рафаллон методично избавлял Фиронделя от сокровищ. Предпоследним был кубик, вырезанный из бедра бессмертного бога. Однако когда вор потянулся к нему, кусок мяса сам собой двинулся прочь и остановился на дальней стороне стола. Убаюканный рутиной Рафаллон не стал убирать пальцы, перемещать мембрану, подводить ее поближе к предмету и предпринимать новую попытку. Вместо этого он поглубже запустил руку в барьер, и пальцы его коснулись решившей погулять частицы плоти.

Однако когда они обхватили комок, Рафаллон почувствовал сопротивление. К кубику была присоединена веревочка. Вор без промедления выпустил его, однако в тот самый момент, когда кубик шмякнулся на стол, стальное кольцо с многозначительным щелчком сомкнулось на запястье Рафаллона.

Он дернул рукой, однако своим движением только натянул прочную цепь, соединявшую кольцо на его запястье с другим кольцом, находившимся на запястье человека, как раз выбравшегося из-под стола. Это был Хердевант Железнорукий, на чьем суровом лице уже складывалась гримаса победы и сладостной мести.

Теперь потянул чародей, однако вся его сила не могла произвести никакого воздействия на человека, прочно заякоренного в мастерской Демиурга, хотя стальное кольцо сползло на выставленную ладонь Рафаллона, сдавливая кости и жилы, причиняя ему боль. Хердевант водил свободной рукой, вычерчивая какую-то сложную фигуру и сопровождая ее вереницей слогов, но безрезультатно: магия не могла произвести никакого воздействия на мембрану.

Оставался только один вариант. Раз грабителя нельзя втянуть в свой мир, значит, маг должен последовать за ним в его укрытие. Хердевант схватил Рафаллона за руку и толкнул назад, к преграде.

Это вполне устраивало хитроумного вора, уже успевшего оценить ситуацию. Хердевант, вне сомнения, полагал, что тавматургическое искусство поможет ему, как только он загонит своего противника в угол. Однако магия была в пустоте бессильна. В этом месте имела значение только воля.

Воля Хердеванта, чародея, находящегося в расцвете сил, внушала уважение. Рафаллон не имел иллюзий в отношении того, что может пересилить противника. Но вор — в отличие от мага — знал место сражения. Пока Хердевант сумеет понять, что магия здесь бесполезна, Рафаллон придумает последний и неприятный сюрприз для человека на другом конце цепи.

Он сфокусировал волю, и волшебник прошел сквозь барьер. Вор сразу заметил печать удивления на лице оппонента, вызванного сначала природой окрестностей, а потом лицом Рафаллона.

— Так это ты, — выдохнул он. И радость долгожданной мести снова появилась на его лице. Чародей поднял руку, особенным образом согнул на ней пальцы и приступил к заклинанию.

Но и Рафаллон не бездействовал. Он пожелал, чтобы в его свободной руке появилась пара адамантовых ножниц. Буквально через мгновение они очутились в его ладони («Овладеваю мастерством», — отметил он), и через второе мгновение цепь оказалась перерезанной.

Он выпустил ножницы из рук в пространство и заметил, что Хердевант уже осознал причину неудачи своего заклинания. Теперь волшебник запустил руку внутрь одеяния, вытащил метательный пистолет и взвел его. Рафаллон не имел ни малейших сомнений в том, что зазубренное острие стрелки оружия смазано ядом.

Бежать некуда, времени создавать выход тоже нет; для того чтобы пройти сквозь мембрану, всегда требовалось несколько мгновений, одно из которых посланная оружием Хердеванта игла может сделать последним. Вору следовало привести мыслью в бытие нечто, способное изменить динамику предстоящих событий. И сделать это прямо сейчас, пока игломет Хердеванта не выстрелил.

Мальчишкой Рафаллон до одури читал книжки о приключениях и отчаянных храбрецах: отважные парни бросали вызов ужасам и добивались великой славы. В одной из этих историй фигурировал монстр, настолько перепугавший его, что будущий вор потом несколько раз видел это чудище в кошмарном сне. Лохматое и жестокое создание, созданное воображением удалого рассказчика, осталось в памяти Рафаллона как самое худшее из того, что может появиться на свет.

Повинуясь порыву, он приказал этому монстру возникнуть как раз позади Хердеванта. Таким образом, в тот миг, когда палец волшебника был готов нажать спусковой крючок, толстая и мускулистая конечность, покрытая лохматой серой шерстью и заканчивающаяся лапой с двумя когтями, похожими на черные полумесяцы, обхватила его за пояс. Оружие выпало из руки волшебника, притянутого назад, поднятого вверх и угодившего прямо в зазубренные клыки.

Тварь употребила волшебника в два глотка. Затем ее желтые глаза обратились к Рафаллону, и вор вспомнил, что, согласно тексту повествования, она отличалась особой ненасытностью, а в худших вариантах видения она преследовала его, куда бы он не направил свои стопы.

Рафаллон пожелал ей исчезнуть, но без успеха; быть может, у Демиурга имелась другая лаборатория, предназначенная для уничтожения. Он пожелал, чтобы образовался портал, через который может выйти из пустоты и найти помощь.

Лишь одно подобное место могло прийти ему в голову: мастерская Глабро. Едва Рафаллон появился из воздуха, волшебник оторвался от книги, которой был занят, и произнес:

— Как это…

— Он гонится за мной! — выпалил вор. — Уничтожь его!

Тут его ноги коснулись пола, он бросился к двери, вцепился в задвижку и со всей силы щелкнул ею. За спиной прозвучал голос Глабро, произнесший только: «Что…» — а затем хриплый вздох, когда кошмарное создание пожелало пройти через мембрану в поисках следующей трапезы.

К несчастью для Глабро, он не имел особых дарований в части магической импровизации. И пока растерянный волшебник пытался сформулировать заклинание, чудище отбросило в сторону стол и вонзило кошмарные клыки прямо в чародея. Рафаллон, уже добежавший до лестницы в конце коридора и перепрыгивавший через ступеньки со всей возможной скоростью, услышал только вопль и хруст разгрызаемых костей.

Сбежав вниз и уже открывая дверь в задний двор дома, он услышал за спиной хлюпающее урчание монстра, появившегося наверху. Он распахнул настежь дверь и бросился наутек по переулку, не забыв захлопнуть за собой створку. Несколько мгновений спустя за спиной послышался скрежет петель, вырванных из гнезд. Рафаллон прибавил скорость — вору бегать не привыкать. Его часто преследовали, и отчаянные погони являлись частью карьеры похитителя чужого имущества, но с таким чувством он бежал впервые.

Особняк Глабро находился на верхушке холма, спускавшегося к городским воротам и к дороге на Карбингдон. Вор летел над мостовой, изредка перепрыгивая попадавшиеся мраморные ступеньки, пока не выскочил к месту, где дорога выходила на небольшую площадь. Здесь таможенники досматривали приезжавшие фургоны, а стражники задерживали нищебродов.

Выскочив на площадь, он не стал оглядываться: когти людоеда лязгали по брусчатке прямо за его спиной; тварь уже догоняла его. Он увидел, как сгрудившиеся возле ворот воины поворачивают головы к человеку, мчавшемуся к ним с воплем: «Чудовище! Чудовище!».

Выражения на их лицах мгновенно переменились, когда они заметили тварь. Рафаллон никогда не питал особой симпатии к разного рода страже — интересы ее и вора почти всегда противоположны, — однако поклялся хотя бы раз тепло подумать об этих людях, которые выставили вперед оружие и образовали надежную линию, сквозь которую он прополз между их ног.

Алебарды замедлили продвижение кошмара. Чудище вздыбилось на задние лапы и с ревом и рыком бросилось на острия копий. Пробежав через ворота, Рафаллон позволил себе остановиться на достаточно долгое мгновение, чтобы оглядеться. Пушкари разворачивали одно из орудий, стоявших за зубцами парапета, и обращали его ствол вниз, к площади.

Не успел он сделать еще десяток шагов, как за спиной его грохнула пушка, почти сразу же раздался взрыв. После этого рык и рев смолкли, оставив лишь ропот голосов на площади. Рафаллон не стал останавливаться; случай с этим вурдалаком повлечет за собой неудобные вопросы. Он преодолел еще несколько миль до перекрестка дорог, возле которого находилась знакомая ему гостиничка, и потратил там золотую фасолину на ужин и ночлег.

Утром он вернулся в город, однако постарался обойти ворота стороной. Избрав особый маршрут и воспользовавшись принятыми в Гильдии методиками, он направился прямо к дому, в котором находилась его кладовая. Он залег в своем логове на все утро, однако не увидел никаких признаков, что его дом представляет собой объект интереса для кого бы то ни было, кроме него самого.

Наконец он отправился на прогулку. И возвращаясь обратно, отметил, что почти незаметный волосок, который он приклеил между дверью и притолокой, остался на месте. Войдя внутрь, он также не заметил даже следа вторжения на свою территорию.

Посвистывая, он подхватил мешок с отобранными у Фиронделя редкостями и по тайному коридору спустился в свое хранилище. Открыв большую дверь, он обнаружил, что в помещении ничего нет. Хуже того, его вдруг бросило в полный мрак, в котором бушевал ревущий ветер. Когда шум прекратился и вокруг вновь воссиял свет, он обнаружил, что оказался в месте, которое прежде видел только снаружи: в штаб-квартире древнего и достопочтенного Совета волшебников и тавматургов.

Он осмотрелся по сторонам, но среди занимавших ряды фигур не оказалось тех, кто был бы настроен дружелюбно. Начались расспросы и средства побуждения к подробным и точным ответам.

Рафаллон придерживался достоверной версии: всю операцию спланировал Глабро, завидовавший и Хердеванту, и всем своим более удачливым коллегам. Сам же он в качестве вора был простым наемным работником и не имел никакого представления о тех заклинаниях, которыми волшебник превосходил защитные меры. Он не стал упоминать про Демиурга и его мастерскую.

В итоге, если ему и не удалось добиться полного доверия, то и полного недоверия удалось избежать.

— Что же нам с ним теперь делать? — проговорил Жаж Оптимальный, нынешний глава Совета. Последовало несколько предложений, каждый раз повергавших Рафаллона в трепет. И через какое-то время он прервал обсуждение.

— Делайте со мной все, что угодно, — смиренно попросил он, — только не то, чем грозил мне Глабро в случае плохой работы.

Жаж посмотрел на вора, как птица, углядевшая червяка.

— И чем же он тебе грозил?

Рафаллон заученным тоном воспроизвел:

— Радостное Изнурение Икстликса, Нисходящее Фламбё Чанта плюс заклинание, отсылающее меня в пустыню.

— Все три сразу? — переспросил тощий, как призрак, тавматург. — Ничего не получится. Флюкции не гармонируют.

Вор недоуменно пожал плечами, демонстрируя свою неспособность быть арбитром в этом вопросе.

— Знаю только, что он рассказывал мне, как у него однажды это получилось… с жуткими такими подробностями. До сих пор мороз по коже.

— Гм-м, — задумался Жаж. Подойдя к одному из книжных шкафов, стоявших в палате Совета, он принялся водить пальцем по плотным рядам корешков, выискивая нужный том, — У Хердеванта были собственные соображения относительно синтеза…

Нащупав понадобившуюся книгу, он раскрыл ее:

— Ну, если это мог сделать Глабро… — Он умолк, провел пальцем по странице, улыбнулся жесткой, подобающей магу улыбкой. — Так как ты говоришь: Радостное Изнурение Икстликса, Нисходящее Фламбё Чанта и отсылающее заклятие?

— Нет-нет! — возопил Рафаллон. — Что угодно, только не это!

Перевел с английского Юрий СОКОЛОВ

© Matthew Hughes. Wearaway and Flambeau. 2012. Печатается с разрешения автора.

Рассказ впервые опубликован в журнале «Fantasy and Science Fiction» в 2012 году.