Евреи в преддверии революции

По переписи 1897-го года количество евреев в России составляло 5 189 401 человек (4,13 %)всего населения. Из самодеятельного еврейского населения всей империи сельским хозяйством было занято 2,4 %, почти 40 % занято в промышленности и на транспорте, в торговле — 31 %, на подённой работе и, как теперь говорят, в сфере услуг занято 11 %, в армии — 3,5 %.

Таким образом, в стране преимущественно земледельческой профессиональный состав еврейского населения коренным образом отличался от общероссийского, тем самым ещё раз демонстрировалась уже профессиональная обособленность евреев от русских.

В черте оседлости евреев — фабричных рабочих насчитывалось 45 000 человек, в сельском хозяйстве занято 12 000 человек.

Несколько слов к вопросу о «бесправном положении евреев» в дореволюционной России, взятых из воспоминаний известной еврейской террористки М. Школьник: «Мой дедушка поселился в Боровом-Млыне, деревне Виленской губернии, в 1851 году. Правительство давало еврейским колонистам-земледельцам некоторые привилегии, в том числе освобождение от воинской повинности… Чтобы спасти своих сыновей от военной службы, мой дедушка стал крестьянином».

«Как все крестьянские жилища, наша хата разделялась тёмным проходом на две половины. Одна половина служила для жилья, другая была сараем, где находились лошади, коровы, земледельческие орудия и продукты» (Школьник М. М. Жизнь бывшей террористки).

Отметим, что у «дедушки» было пятеро сыновей, и при этом на военную службу призывались вместо «бесправных евреев» русские крестьянские дети, не имевшие еврейских привилегий.

Вспомним, что в 1906-м году Маня Школьник вместе с Ароном Шпайзманом совершили покушение на черниговского губернатора Хвостова. Одна бомба не разорвалась, другая губернатора ранила. Шпайзмана казнили, Маню Школьник приговорили к 20-ти годам каторги, в 1927 году она вступила в ВКП(б) и в 1947 году благополучно стала персональной пенсионеркой. Жизнь её является ярким свидетельством «жестокости» царского режима, зачастую заменявшего смертную казнь длительной ссылкой, откуда была возможность сбежать, или где можно было добиться смягчения наказания.

Из приведённой выше цитаты следует, что «черта оседлости» давала евреям больше преимуществ, чем недостатков. В то же время «черта оседлости» квалифицируется евреями как «хрестоматийный пример дискриминации евреев».

Фактически организацией черты оседлости было создано первое еврейское государство, где евреи пользовались безопасностью и большими свободами, чем местное население, а выезд из этого государства, естественно, был связан с преодолением ряда бюрократических рогаток.

Большой интерес представляет книга генерал-лейтенанта Е. И. Мартынова «Политика и стратегия», который был участником русско-японской войны, где и получил орден Святого Георгия 4-й степени. В Первой мировой войне он участия не принимал, так как, попав на фронт, оказался в плену. Вернулся в Россию в 1918-м году и служил в Красной Армии. В этой книге даётся, в частности, характеристика евреев как солдат дореволюционной армии.

Но Мартынов писал так, как будто он живёт в период современной российской демократии:

«Все многочисленные наши инородцы, с интернациональным еврейством во главе, ненавидят армию как олицетворение национальной русской идеи, как представительницу прочного государственного единства…».

Сравнивая русского солдата с японским, Мартынов замечает:

«В России, как известно, военного обучения в школах совсем нет, а воспитание ведётся в космополитическом направлении, причём наша передовая интеллигенция всеми мерами стремится внушить молодежи отвращение к войне и пренебрежение к военным доблестям…».

При подготовке же русского солдата «параллельно с обучением должно идти и нравственное воспитание солдата в идеях патриотизма, чувства долга, самопожертвования, приверженности к закону и порядку».

Мартынов также считал, что «евреи, в общей своей массе неспособные к строевой службе, должны быть совершенно от неё освобождены. Их следует назначать в нестроевые команды, за исключением, конечно, тех единичных личностей, которые сами пожелают служить в строю…»

И, рассматривая итоги русско-японской войны, Мартынов делает заключение:

«Евреи, оставшиеся в строю, обыкновенно очень дурно влияли на товарищей и вследствие своей нервной натуры были главными распространителями всевозможных паник. Конечно, и между евреями попадались хорошие солдаты, но они представляли единичные исключения, в общем же еврейская национальность, отличительными чертами которой является крайняя трусость и физическая слабость, совершенно непригодна к военной службе. Влить в хорошую строевую часть большой процент евреев — это значит наверняка её деморализовать…».

В. В. Шульгин считал, что из-за того, что евреи с начала ХХ века стали силой «явно опасной, ибо вели революционную пропаганду в войсках», то надо было «освободить евреев от несения воинской повинности подобно тому, как были от неё свободны в России около 20 миллионов других инородцев. Эта мера не отразилась бы чувствительным образом на армии, но в значительной мере подвела бы логический фундамент под “ограничения”: кому меньше дано — с того меньше и взыскивается».

Освобождение «других инородцев» от воинской повинности, видимо, объяснялось не низким их образовательным уровнем, а той ненадёжностью, которые они привнесли бы в армию, защищающую русские национальные интересы.

Но не будь евреев в армии, это привело бы к ещё большему появлению революционеров-евреев с высшим образованием, уже дипломированных специалистов по революционной пропаганде и агитации. В соответствии же с высказыванием Плеханова, мы помним, что пропаганда — это доведение многих сведений до немногих, а агитация — доведение немногих сведений до многих. И здесь трудно сказать, что опаснее для нарушения стабильности в стране.

Ещё в 1905-м году, обращаясь к евреям, генерал М. И. Драгомиров писал: «Вам удастся закупить интеллигенцию, закупить правительство, кого льстивыми речами, кого нытьём о вашем якобы страшном угнетении… кого чем, и в конце концов, разумеется, надуть; но инстинкта масс вы не надуете. Долго они терпят от вашей эксплуатации, но терпение, наконец-то лопается, и затем… затем вы знаете, что происходит».

Обратите внимание, как часто встречаются в этом тексте ссылки на книги еврейских авторов, изданные в Ростове-на-Дону — родине (но не «предков»!) многих местечковых евреев — дореволюционных террористов и послереволюционных евреев-большевиков.

В. Кожинов пишет:

— В сознание многих людей… давно внедрено представление, что евреи… вырывались, «освобождались» из чуть ли не «концлагеря» — «черты оседлости». Но вот, например, И. Э. Бабель записывает в дневнике об исчезающих на его глазах еврейских местечках в «черте оседлости»: «Какая мощная и прелестная жизнь нации здесь была…».

Ещё лучше знал еврейскую жизнь в «черте оседлости» писатель Р. И. Фраерман (1891–1972), который «с глубокой горечью говорил о том, что в пределах этой самой “черты оседлости” в течение столетий сложились своеобразное национальное бытие и неповторимая культура, которые теперь, увы, безвозвратно утрачены…» (выделено мной. — В.Б.).

Мало того, это были самоуправляемые кагалом территории — обратимся опять к «Карманной еврейской энциклопедии»: «Кагал — форма еврейской общинной самоорганизации… Кагал играл роль посредника между общиной и нееврейской властью…». Вопросы есть?

«Черта оседлости» никак не могла отрицательно повлиять на получение евреями высшего образования. Так, в 1911-м году в Московском университете училось 10 % евреев, в Петербургском — 17,7 %, Киевском — 20 %, Новороссийском — 34 % (при численности еврейского населения немногим больше 3 %). В то время как установленные правительством «нормы» для Москвы и Петербурга составляли 3 %, а для центра России и черты оседлости, соответственно, 5 % и 10 %.

Основная мысль по этому поводу у Якова Рабиновича («Быть евреем в России: спасибо Солженицыну») такова: если среди евреев был очень высокий процент людей с высшим образованием, то в этом виноваты русские, которые просто не хотели учиться, поэтому, чтобы высшие учебные заведения не пустовали, они заполнялись евреями.

Рабинович отмечает, что в Российской империи «оторванное от Запада еврейство прозябало в нищете и бесправии и давно уж не развивалось духовно».

Сердобольный читатель сразу же скажет: «Позор русским угнетателям!», но уже следующие фразы Рабиновича заставят его изменить это мнение о кагалах и положении евреев: «Все усилия религиозных лидеров были направлены на сохранение стародавних обычаев и устоев, а отнюдь не на их критическое переосмысление и развитие. Малейшие поползновения в этом направлении воспринимались как страшная ересь. Против “еретиков” велась отчаянная борьба, причём если лидеры кагалов и наиболее авторитетные раввины не могли их одолеть таким грозными мерами как публичное проклятье и отлучение от религиозной общины (херем), то в ход пускались доносы царским властям».

Рабинович также отмечает положение с еврейским образованием: «По общему уровню образования еврейские дети уступали своим сверстникам из высшего дворянства, посещавшим элитные школы, но намного превосходили детей из крестьян и других низших сословий, которые вообще не знали грамоты» (выделено мной. — В.Б.). Вот вам и бесправное положение евреев в русской «тюрьме народов»!

И Рабинович, видимо, самостоятельно додумался до такой мысли: «Проводя политику определённой дискриминации, царское правительство преследовало одновременно побочные политические цели, заключающиеся в том, чтобы с помощью школы поставить еврейских детей в антагонистические отношения к их родителям и вообще к еврейству». При этом оставляя русский простой народ в невежестве, видимо, для того, чтобы евреям стало стыдно за неграмотное русское крестьянство.

Прямо бред какой-то, напоминающий историю о том, как зять выколол себе глаз, чтобы досадить тёще — пусть у неё будет кривой зять.

В последней фразе Рабинович говорит об «определённой» дискриминации евреев.

Вообще подобные книги представляют большой интерес, так как в них приводятся фактические материалы и рассуждения, которые, будучи изложенными авторами-неевреями, вызвали бы обвинения этих авторов в грубейшем антисемитизме, черносотенстве и ксенонофобии.

Рабинович откровенно выступает в качестве еврейского расиста и ксенофоба, утверждая: «…глупых и бездарных среди евреев нисколько не меньше, чем среди любых других народов, а вот талантливых или, вернее, способных к активному творческому умственному труду — больше! И дело тут не столько в генетике, сколько в воспитании, традициях, образе жизни» (выделено мной. — В.Б.). Попробуй так сказать о своей нации русский!

В 2001-м году вышла книга А. И. Солженицына «Двести лет вместе» (М., Русский путь), задачу которой он понимал так: «посильно разглядеть для будущего взаимодоступные и добрые пути русско-еврейских отношений» (курсив мой. — В.Б.). При этом автором было проанализировано большое количество исторических материалов, что позволяет сделать несколько выдержек из этой книги.

Со ссылкой на дореволюционную Еврейскую энциклопедию Солженицын пишет, что с лета 1905, по инерции революционных событий, правления и советы учебных заведений «не считались в течение трёх лет с процентными нормами». Здесь имеются в виду нормы, регулировавшие приём евреев в высшие и средние учебные заведения, объективно отражающие процентный состав еврейского населения в России.

«В 1905 студентов-евреев в России числилось 2 247 (9,2 %), в 1906 их было 3 702 (11,6 %), а в 1907 — 4 266 (12 %)» (А. И. Солженицын).

С августа 1909 года в столицах эта норма теперь стала составлять 5 %, вне черты оседлости 10 %, в черте оседлости 15 %. К этому моменту количество евреев в Петербургском университете составляло 11 %, в Новороссийском университете — 24 %.

Но «в заведения же художественные, торговые, технические и ремесленные приём евреев не ограничивался» (А. И. Солженицын).

Уже в 1898 году в городских и уездных училищах еврейских мальчиков было 12 %, девочек — 17 %. «Кроме того, еврейская молодежь заполнила частные высшие школы», например в Киевском коммерческом институте в 1912 году было 1875 студентов-евреев, в психоневрологическом — “тысячи”. С 1914 любое частное учебное заведение получило право преподавать на любом языке» (А. И. Солженицын).

В. В. Шульгин писал:

«…Самой серьёзной опасностью для государства и русского народа (вернее сказать, — для всех народов России, а в том числе и для евреев), грозили именно студенты-евреи, студенты “бывшие и настоящие”. “Настоящие” студенты-евреи, избрав университеты в качестве авангарда революции, вели “под сению науки” самую злобную пропаганду среди молодёжи…

…Роль евреев в революционировании университетов была поистине примечательна и совершенно не соответствовала их численности в стране…

Как бы там ни было, сделав из университетского диплома некий “чин”, дававший, между прочим, евреям право повсеместного жительства, русская власть совершила грубую ошибку с точки зрения защиты от еврейского наступления…».

В этот период евреи составляли 35 % всего торгового класса России и 36 % промышленников. Приведённые выше цифры характеризовали состояние еврейского образования до начала Первой мировой войны, с началом которой ситуация существенно изменилась.

В 1915 году на первый курс медицинского факультета Новороссийского университета было принято «586 человек — и из них 391 евреев, то есть две трети, и только одна треть остаётся для других народностей»»; в Ростове-на-Дону: «на юридический факультет принято евреев — 81 %, на медицинский — 56 %, на физико-математический — 54 %» (А. И. Солженицын).

В 1916 году на первый курс медицинского факультета Одесского университета поступили 586 человек, из них 390 — евреи.

В. В. Шульгин писал: «Русские учебные заведения основывались правительством и содержались на средства казны. Сказать — “на средства казны”, это значит сказать — на средства всего населения. Поэтому можно с большим весом возражать, допустим, против такого порядка: когда, например, на деньги русского населения, которое, предположим, платит 95 % всех налогов, воспитывалось бы русского юношества всего 5 %, а остальные юноши, получающие образование, были бы не русские…

Так как еврейство проявляло огромную настойчивость, стремясь к образованию по тем или иным причинам, то можно было без всякого попрания “священных принципов” евреев несколько попридержать; попридержать, чтобы еврейство не отбивало “места под солнцем образования” у остального населения. И это тем более, что сей процент не был мерой специально еврейской… для поляков в университетах и гимназиях Западной России тоже существовал известный процент.

Но поляки никогда не заполняли полностью мест, им предоставленных. Евреи же заполняли целиком свой процент, хотя сей процент, им предоставленный, был исчислен “с гаком”, то есть щедро, сравнительно с еврейской численностью. И всё же много евреев, желающих попасть в учебные заведения, оставались за флагом. Отсюда — бешеная ненависть евреев к этому проценту… На самом же деле было подрезано в высшей степени сомнительное право (с точки зрения элементарной справедливости) получать образование за чужой счёт».

Если верить Якову Рабиновичу, который пишет, что русские сами не хотели учиться, то возникает такая картина — русскому говорят: «Иди учиться», а он отвечает: «Нет, лучше я пойду воевать, чтобы дать возможность евреям получить высшее образование!».

Обратите внимание: идёт тяжёлая, затяжная война, русское туземное население в ней активнейшим образом участвует, давая возможность «угнетённым» нациям спокойно получать высшее образование, чтобы потом на собственной шкуре почувствовать все прелести такого положения.

Аналогичная картина наблюдалась и в годы, предшествующие Великой Отечественной войне. Вот только небольшой пример: «доля» евреев среди выпускников физического факультета Московского университета в конце 1930-х — начале 1940-х годов:

— 1938 — 46 %,

— 1940 — 58 %,

— 1941 — 74 %,

— 1942 — 98 %,

то есть чем ближе подходила война, тем больше евреев желало внести свой вклад в оборону Родины в её тылу.

В период Первой мировой войны Марков писал: «Спасаясь от воинской повинности», евреи «в огромном количестве наполнили сейчас Петроградский университет и выйдут через посредство его в ряды русской интеллигенции… Это явление… бедственно для русского народа, даже пагубно», ибо всякий народ — «во власти своей интеллигенции». Русские «должны охранять свой верхний класс, свою интеллигенцию, своё чиновничество, своё правительство; оно должно быть русским» (А. И. Солженицын; выделено мной. — В.Б.).

Интересный факт: при росте еврейской эмиграции из России с конца девятнадцатого века среди эмигрантов образованные евреи составляли немного больше одного процента!

Усилению же эмиграции евреев из России, по мнению Солженицына, способствовало:

— введение всеобщей воинской повинности и нежелание евреев служить в армии;

— выселение еврейских ремесленников из Москвы;

— введение винной монополии в России в 1896 году, что «лишало дохода всех корчмарей и сокращало доходы от винокурения».

Но если правительство не препятствовало выезду евреев из России, то религиозное еврейское крыло эмиграцию евреев осуждало как «уход от живительных корней восточноевропейского еврейства».