4

Мы встретили наших гостей в розовой гостиной.

Марик играл на пианино. Под потолком висела гирлянда лампочек, оставшаяся с Нового года.

Девушек было десять.

Они были русыми, голубоглазыми, ростом почти такими же, как мы, но худенькими. Блох заранее сказал нам, что их физиологический возраст — восемнадцать лет, на два года моложе нас.

Одеты они были по-разному, но вкусы у девушек были схожими, поэтому, даже не глядя на лица, а только на одежду, можно было догадаться, что они сестры или хотя бы близкие подруги.

С ними пришли два доктора и ассистент. Один доктор был мужчиной, а второй — женщиной. Ассистент тоже был женщиной, но некрасивой и сутулой, чего не скажешь о женщине-докторе.

Ее звали Марией Тихоновной, и в ней была особенная материнская стать и готовые утешить материнские глаза цвета шоколада со сливками.

Девушки чувствовали это обаяние и особенно в первые минуты теснились вокруг своего главного врача (Мария Тихоновна была главным врачом женского отделения и ведала клоном).

Но все равно наш Григорий Сергеевич был главнее. И не только потому, что он доктор наук и всемирный авторитет, но и внешне. У Марии Тихоновны было обаяние, а наш доктор был вождем. Такие люди становятся вождями с того момента, когда входят в помещение.

Сначала мы стояли, как бы две армии на поле боя, но потом ассистент их клона, ее звали Раисой, стала представлять девушек. Мария Тихоновна посмотрела на нас, а потом они уселись в сторонке с Григорием Сергеевичем и принялись беседовать на свои темы.

А со мной случилось происшествие.

Я увидел девушку, которая отличалась от своих близняшек лишь более светлой блузкой и прической. Вернее, все были завиты или изобразили прическу, а та девушка зачесала волосы назад и получился короткий хвостик. Волосы у нее были такими мягкими, что мне захотелось их погладить, как гладят котенка.

Это было как в сказке, которую я сохранил в генетической памяти: принцу в ней следует выбрать невесту из строя одинаковых красавиц — клона первобытных времен.

И красавица помогает ему. Делает знак…

Моя красавица никакого знака мне не сделала. Посмотрела, а потом стала рассматривать корешки видеокассет на полке — у нас неплохая коллекция.

Рыжий Барбос подошел к ней и заговорил. Я не слышал, о чем он говорит, но сразу расстроился. Почему не подошел я?

А он взял ее за локоть!

Вы бы знали, как я его невзлюбил!

Странно теперь думать — ведь прошло десять минут после появления женского клона в нашей гостиной. Всего десять минут. Не может же человек влюбиться с такой скоростью!

Но что-то со мной случилось.

Именно одна красавица из строя невест вызвала во мне судороги сердца. А остальные были просто девушками.

— Не стесняйся, — сказал Григорий Сергеевич, который незаметно подошел ко мне. — Ты заслужил эту награду.

— Какую награду?

— Внимание этой девушки. Я хотел бы, чтобы у вас возникли личные отношения. Более того, как твой наблюдающий врач заявляю: сексуальный контакт мне интересен и даже желателен.

— Ну что вы говорите! — Честное слово, я смутился.

— И больше никаких таблеток!

Мне захотелось уйти, и я даже сделал движение к выходу, но доктор крепко взял меня за рукав и также вполголоса добавил:

— Учти, мой мальчик, в женском отделении Мария Тихоновна придерживается русской врачебной этики. То есть тяжелый или терминальный пациент не должен подозревать о серьезности заболевания. Принимаются все меры к тому, чтобы пациент оставался в хорошем настроении и убеждении, что дело идет на поправку.

— Но ведь они и так здоровы, — удивился я.

— Они, эти девушки, не подозревают о том, что их цель — подвиг во имя человечества. Что их жизнь относительно коротка, что они — благородные доноры на благо цивилизации.

— А что же они думают?

— Что это Институт, в котором их клон находится под наблюдением. Вскоре будут выведены другие клоны для улучшения природы человека. А девушки выйдут замуж, родят детей и так далее…

— Надо немедленно сказать правду! — заявил я.

— Остановись, безумный! — горько улыбнулся Григорий Сергеевич. — Представь себе, что ты обрушишь на хорошенькую головку этого ребенка страшную для непосвященного информацию. Ведь даже такие стойкие и закаленные герои, как ты, порой подвергают сомнению свое предназначение…

— А где Лешенька? — спросил я.

— Его спасти не удалось, — ответил Григорий Сергеевич.

— Но это не из-за…

— И не думай, — перебил меня доктор. — Не мучай себя понапрасну. Лешенька в самом деле оказался сильнее и мудрее, чем я о нем думал. Его раздражительность была особого свойства — он был готов к подвигу и смущен отсрочкой… Когда-нибудь мы с тобой об этом поговорим подробнее. Не заставляй Дашу ждать.

— Вы знаете, как ее зовут? Вы их различаете?

— А разве ты не различаешь?

Я промолчал. В голове проскользнула дурацкая мысль, желание сказать доктору: «Когда мы с вами поговорим подробнее? А если завтра вам понадобится мое сердце? Или селезенка?»

Конечно же, я этого не сказал и тут же забыл об этой мысли — зачем думать о плохом? Ведь каждая жизнь кончается смертью. Никто еще не выздоровел от жизни. Умру ли я завтра или через двадцать лет — в чем разница? Годы и дни пролетают с одинаковой скоростью.

А Григорий Сергеевич подвел меня к девушке по имени Даша.

— Хочу познакомить вас, Дашенька, — сказал он тем воркующим низким рокотом, который заменял ему голос, когда надо было кого-то расположить к себе.

Девушка вздрогнула, словно погребенная под лавиной рокота. Она не посмела взглянуть на меня.

— Я доверяю его вам, — сказал Григорий Сергеевич. — Пожалуйста, позаботьтесь о моем приемном сыне. Он только кажется

могучим парнем, на самом деле он всего лишь робкий юноша со взором горяшим.

— Ну что вы говорите! — сказала Даша. У нее был низкий взрослый голос.

Впрочем, у всех девушек был одинаковый голос. Только я не прислушивался к другим голосам.

— Я вас оставляю, — сказал Григорий Сергеевич. Он улыбался, как сытый кот. Ну что за гадкое сравнение! Разве можно, хотя бы мысленно, походя, так обидеть своего доктора!

— Вы все это просмотрели? — спросила Даша, глядя на кассеты.

— Нет, не все.

— А что вы больше любите, ужастики или триллеры?

— Я люблю хорошее кино, — ответил я.

— Ах, ну что вы мне отвечаете невпопад! Все понимают, что лучше хорошее, чем дерьмо. А по жанру? Наверное, фантастику?

— Не выношу фантастики, — признался я.

— Как интересно, — сказала Даша, — я тоже не очень люблю фантастику. Зачем они выдумывают без признаков любви? Я поэтому люблю фэнтези. Вы знаете, что такое фэнтези? Ник Перумов — это класс. И Головачев.

— Я уважаю только Стругацких, — сказал я.

— А в детстве?

— У нас слабая генетическая память, — сказал я. — Своего детства у меня не было.

— А я все помню. У нас даже есть занятия на воспоминания. Мы смотрим детские фильмы, чтобы вспомнить, что знали наши физиологические родители. Был такой мультик — «Тайна третьей планеты», я его угадала, как будто смотрела. У вас бывает чувство, когда вы смотрите фильм, а потом понимаете — вы его уже видели? Кадр за кадром…

— Было, — признался я. — А вы лимонада хотите?

Лена принесла нам несколько бутылок лимонада, а еще у нас были конфеты и торт, который мы сами чуть не слопали — так вдруг захотелось.

— Я голодная — жутко. Можно печенья взять?

— Пошли, — сказал я.

Даша взяла меня за руку, словно боялась потеряться в тесно уставленной людьми гостиной.

У нее были прохладные пальцы.

От пальцев исходил слабый ток. Может, это только казалось, но я чувствовал этот ток.

Я смотрел на нее в профиль.

Оттого, что волосы были туго зачесаны назад, голова казалась меньше, чем у других, и четче обрисованной. Нос был чуть вздернут, его кончик как бы потащил верхнюю губу и подбородок. Они выдавались вперед, придавая лицу выражение лукавого упрямства.

Девушка почувствовала мой взгляд и повернулась.

Повернулась, чтобы прямо посмотреть на меня увеличившимися зрачками.

Как будто забралась взглядом далеко внутрь меня, перекрыв горло. Я сглотнул.

Даша сдавила мою ладонь пальцами.

Мы остановились, не в силах двинуться дальше.

Если бы мне сказали о том, что такое возможно, недавно сказали, я бы поднял вас на смех. Это из недорогой книжки.

Мы подошли к столу. Вокруг него уже собрались все или почти все, кроме докторов. Доктора и ассистенты остались в сторонке, на диване у телевизора.

Я успел схватить последние куски торта. Буквально последние. И еще яблоко для Даши. Потом передал ей тарелку, а сам сгреб с блюда шоколадные конфеты.

— Уйдем? — спросил я Дашу.

Возможно, вокруг шумели или пели песни, может быть, ко мне обращались с вопросами — не знаю.

— Куда уйдем?

— К нам в спальню.

— Мария Тихоновна не разрешила, — сказала Даша. — Она просила не оставаться наедине.

— Почему?

— Ты знаешь.

— Честное слово, не знаю. Она боится, что я сделаю тебе плохо? Видно, удивление мое было настолько искренним, что Даша

вдруг засмеялась.

— Предлагаю компромисс, — сказала она. — Рядом с этой комнатой есть перевязочная. Она пустая. Мы проходили мимо, мне надо было носок поправить, и я туда заглянула. Мы дверь закрывать не будем.

— Хорошо.

Она пошла впереди, неся тарелку с кусками торта, а я следовал за ней с остальной добычей.

На полпути в коридоре она остановилась и увидела, что ее ассистентка, некрасивая Раиса, беседует с доктором Блохом.

Она заговорила с Раисой. Я еще не успел подойти, поэтому не слышал, о чем был разговор, зато все понял.

Ассистентка обернулась к Блоху, Блох кивнул, тут и я подоспел, и Блох сказал мне:

— Если вам есть о чем поговорить, почему бы не уединиться. Тут кто-то включил музыку, оркестр заиграл громко, словно

Начался новогодний вечер.

Даша включила свет в перевязочной.

Сколько раз я бывал здесь на осмотрах, но впервые увидел эту комнату без врачей, без делового, свойственного ей антуража и настроения.

Письменный стол с компьютером стоял у стены.

— Ставь сюда, — сказала Даша.

Она поставила тарелку с тортом на стол.

— Чего не хватает, — сказала она, критически осмотрев наш праздничный стол, — так это выпивки.

— У нас не бывает, — признался я.

— Знаю, знаю, не в деревне родилась, — улыбнулась Даша. У нее были жемчужные зубы. Не просто белые, а с внутренним отблеском.

— Схожу посмотрю, не поставили ли чай.

— Поставили, — сказала Леночка, наша медсестра, входя к нам. Она несла две большие кружки, надев их ручки на пальцы левой руки. В правой был чайник.

Она ловко, как официантка, поставила чашки на стол.

— Наливайте, — предложила она, — тут уже заварено.

— Ну, у вас обслуга! — обрадовалась девушка.

— Я бы не стала называть меня обслугой, — улыбнулась Леночка. Улыбнулась улыбкой слез — где-то я это слышал. — Желаю счастья, — сказала Лена. Она закрыла за собой дверь.

— Придется тебе на мне жениться, — засмеялась Даша, — такой заботы я еще никогда не встречала.

Ей было забавно. У нее обнаружилось чувство юмора.

А я за мою относительно короткую жизнь еще никогда не оставался с женщиной один в комнате. У некоторых из моих братьев бывали связи с женщинами — санитарками, сестрами, уборщицами, и Григорий Сергеевич не возражал против них, потому что весь персонал женского пола в нашем Институте подбирался тщательно и женщины проверялись, словно любовницы президента.

В прошлом году я влюбился в нашу повариху Лизавету. Она была веснушчатой хохотушкой, и ни халат, ни платье не могли скрыть больших мягких грудей, что распирали одежду и норовили вывалиться, выскочить из заточения. Мы к ней неслись, как мухи на мед, но в отличие от Лешеньки и Марика я был в нее влюблен и даже писал стихи.

Лизавету уволили после того, как на нее накинулись втроем наши мальчики. Но нельзя сказать, что виноваты были только они. Лизавета сама устроила праздник в своей подсобке, а подробности вам, наверное, известны.

— Ты чего замолчал? — спросила Даша. Она разлила чай по чашкам, развернула «Каракум» и разгладила фантик.

— У нас некоторые девочки собирают фантики, — сообщила она. — А что ваши мальчики собирают?

— Даже не задумывался, — ответил я. — Кажется, Лешенька собирал телефонные карты.

— Совершенно неинтересно, — сказала Даша. — Вас на экскурсии возят?

— Редко, — признался я. — Григорий Сергеевич не хочет привлекать излишнего внимания. Когда столько одинаковых вместе — люди пугаются. Начинают шептаться — клон, клон! — как будто в этом есть что-то стыдное.

— Ничего нет стыдного. Бывают естественные близнецы, а бывают клонированные. Я считаю, что нам повезло.

— Потому что вы красивые?

— Разумеется, красивых людей должно быть как можно больше. Зачем нужны уроды?

— Это наука вашей Марии Тихоновны?

— Ты пей чай, а то остынет.

На Даше была кофточка, розоватая с длинными рукавами, а джинсы в обтяжку. Мне хотелось бы посмотреть, какие у нее колени. Хотя я понимал — нет ничего проще, возвратись в гостиную и погляди на одну из ее клона. У всех коленки одинаковые.

А грудь у нее была небольшая. Плечи широкие.

Даша перехватила мой взгляд и сказала:

— Мы плаванием занимаемся. Я на спине первый разряд проплываю. Можешь себе представить, что я меньше года занимаюсь! И уже первый разряд. Тренер говорит, что я самая способная в группе.

— Мы тоже иногда плаваем в бассейне, — сказал я. — Но я тебя там не видел.

— Разные смены… Но у меня получается недостаток — видишь, какие широкие плечи получились. И мускулистые. Попробуй. Дай свою руку, попробуй. Да не так сильно! Ты мне плечо оторвешь!

— Извини, я нечаянно.

— Верю, что нечаянно. Еще чаю хочешь?

— Нет, спасибо.

— Я себе еще налью. А ты сильный.

— Обыкновенный, как все.

— Довольно скучно, правда?

— Скучно.

— Хорошо, что мы к вам в гости пришли.

— Жалко, что раньше не приходили. Мы еще встретимся?

— Почему ты так спрашиваешь?

— Ведь не каждый день вас будут к нам в гости приводить.

— А как нам встретиться?

— Не знаю, я думаю. Еще не знаю, но думаю.

— Можно я конфеты возьму? У нас таких не дают. И знаешь почему? Маруся боится, что мы растолстеем. Она говорит: матери будущих спасителей Земли должны быть стройными, как Венеры.

— Какие еще спасители Земли?

— Ну ты же должен знать! Скажи, какая у тебя цель в жизни?

— Жертвовать собой ради других людей, — проговорился я, хотя обещал о таких вещах не говорить.

— Чепуха. — Она посмотрела на меня в упор, и ее глазищи увеличились до какого-то умопомрачительного размера.

— Я близорукая! — пояснила Даша. — Это ненормальный размер. В пределах клона, как ты знаешь, бывают разночтения. Близорукость — это индивидуально. У остальных наших девочек глаза нормальные. И не надо мне пудрить мозги своей жертвенностью. Жизнь — простая штука. Но я на нее не обижаюсь. Женщина — в первую очередь мать, продолжательница рода. Ты, голубчик, осеменил меня и побежал дальше, а я должна выносить, родить, выкормить и выпустить в свет маленького человечка.

— Значит, вас выращивают как гарем? — спросил я.

— Не хами, или я сейчас уйду. Мы — невесты достойных мужей.

— Значит, вас знакомят, потом выдают замуж? Или без знакомства?

— Иван, ты мне буквально надоел, — сказала Даша. Ее зрачки уменьшились до разумных размеров. Конфеты она ссыпала себе в сумочку. — Можно я твой торт доем?

— Доедай.

Я верил Григорию Сергеевичу. Конечно же, в нашем Институте клоны держат не для каких-то будущих счастливых браков. Мы обречены. Но я знаю об этом и готов к этому. Даша ничего не знает и пойдет к своей судьбе, как баран с завязанными глазами. А должен ли я верить Григорию Сергеевичу? А что, если на самом деле в соседнем отделении воспитывают клон будущих идеальных матерей?

— Ты была на свадьбе?

— На какой свадьбе?

Она так спешила съесть кусок торта, что испачкала кремом кончик носа и подбородок.

— Ты говоришь, что твоих сестер выдают замуж…

— Конечно. Но не обязательно. Иногда достаточно искусственного осеменения. Результат тот же самый, правда?

Она лукаво улыбнулась и наконец-то спрятала между алых губ последний кусочек торта.

— А ты уже была… была с мужчиной?

— Ну что за глупости лезут тебе в голову, Ваня! — воскликнула Даша. — Здесь, на товарищеской встрече с соседним клоном, только девственницы. Надеюсь, тебя это не смущает?

Она притворялась. Странная смесь словесного цинизма и робкой неуверенности в себе.

— Извини, я неправильно себя веду, — сказал я. — Тебе неприятно?

Она вынула зеркальце из сумки и, посмотревшись в него, стала вытирать лицо платочком.

— Чего ж ты не сказал, — упрекнула она меня. — Представляешь, если бы я вернулась с такой рожей?

— Когда я тебя увижу?

— А ты этого хочешь? По коридору кто-то шел.

— Я не знаю. Может, тебе разрешат меня навестить?

В перевязочную заглянула их ассистентка Раиса, некрасивая сутулая женщина.

— Свидание закончено, — сказала она. За ее спиной стоял доктор Блох.

— Чао, бамбино! — проворковала Даша.

И быстро пошла прочь. Я только сейчас заметил, что у нее были туфли на каблуках, и потому ее уход оказался звонким, чечеточным, гарцующим.

В конце коридора, у выхода из нашего отделения, стояли гурьбой наши и гости. Мужские головы были темными, каштановыми, а женские — светлыми, русыми.

— Она понравилась тебе? — спросил Блох.

— Не знаю, — ответил я, потому что не успел решить, что выгоднее: изобразить равнодушие или, наоборот, интерес. Ведь мне надо было придумать, как увидеть ее снова.

Я догнал Дашу у дверей.

Девочки начали шутить — где, мол, была, что делала? Соблазнили ли тебя?

— А мы с ним видео смотрели, — сказала Даша. — Порнуху. Славно время провели.

— Врешь

— У нас нет порнухи, — сообщил Василек. Но его никто не услышал за охами и писком наших гостей.

Правда, ассистентка спросила Блоха:

— Насколько это соответствует?

— Дети балуются, не обращайте внимания.

Этот ответ можно было понять двояко. То ли есть, но не надо реагировать, то ли мы невинны как овечки.

Мы проводили гостей до большой лестницы. Я ждал, когда Даша обернется. Она обернулась в последний момент, как будто была убеждена, что я гляжу вслед. Она подняла руку, прощаясь со мной.

Но ее взгляда я перехватить не смог.

Я стоял, а мои братья медленно возвращались в отделение, они были возбуждены и веселы, хотя, как я понимаю, никто из них не провел время вдвоем с девушкой.