Александр Ефремов ВЕРТОЛЕТ
Корр. Михаил Борисович, слово "камчатка" еще в прошлом веке стало нарицательным обозначением какого-то отдаленного и не слишком удобного места. Вы уже год “сидите на Камчатке" как губернатор. Вашу область большинство жителей Союза ассоциировало с гейзерами, вулканами, землетрясениями, рыбой и крабами. Говорят, даже английское название крабов, "chatka" — происходит от "Kamchatka". Что сегодня представляет собой один из самых географически далеких регионов России?
Михаил МАШКОВЦЕВ. Знаете, это довольно правильное представление. Камчатку строили как рыбный цех страны, и она давала 70% от объема морепродуктов. Зато и весь Советский Союз работал на наш рыбный комплекс, в частности — на энергетику. Была единая энергетическая система, люди платили по четыре копейки за киловатт-час, как и везде, в сельском хозяйстве — по две копейки, хотя и тогда себестоимость киловатт-часа на Камчатке была 48 копеек. Теперь, в рыночных условиях, жители у нас платят по два рубля за киловатт-час, промышленность — по четыре рубля шестьдесят копеек. В этой ситуации никакая промышленность неконкурентоспособна и очень трудно развивать что-то помимо рыбоперерабатывающего комплекса.
Я думаю, очень многие еще помнят жуткие кадры 1998 года, которые показывали все каналы телевидения — очень дорогая красная рыба лежала на полях, гнила. Тогда выбросили порядка семидесяти тысяч тонн рыбы. Почему такое происходило? Да просто количество рыбопользователей дошло до нескольких сотен. Им важно было выловить свою квоту, выпотрошить, взять икру, а остальное — выбросить, потому что на рыбу у них не было ни сил, ни средств, ни базы переработки. На этом распылении область теряла огромные деньги. То же самое касается и океанического рыболовства. Квоты раздавались бесплатно, а сколько там будет выловлено, сколько показано, сколько налогов заплатят — темна вода во облацех. Давайте вещи называть своими именами. Раз у нас капиталистическая экономика, то и природные ресурсы должны быть платными. Я здесь ничего нового не придумал, это так называемая дифференциальная рента, которую должно изымать государство. А оно ее не изымало. Я это начал делать немедленно, как только приступил к исполнению обязанностей губернатора. Мне сказали, что это незаконно. Да, закона такого нет, формально плату за биоресурсы мы брать не можем — значит, находили окольные пути: почти законные, околозаконные, — так, чтобы прокурор не придрался. Но самое главное — надо было убедить рыбаков, что это необходимо. В принципе, за год удалось убедить почти всех. Остался один "рыбный генерал", крупная компания, которая до сих пор хочет жить по-старому.
Корр. То есть было жесткое сопротивление?
М.М. Что значит было? Оно и сейчас есть. Но ведь почему правительство решило устранить квоты? Там ведь тоже знают, что с рыбаков берут огромные деньги. Только идут они в карманы чиновников. Кстати, вот как я узнал цену на квоты? Месяц проработал губернатором — ко мне пришел один предприниматель и говорит: "Я раньше платил по доллару за килограмм нерки в воде. Готов и вам платить. Куда принести деньги?" Я ему ответил: несите их в областной бюджет, только не по доллару, а по полтора.
Корр. Согласился?
М.М. А куда деваться? Им же в конце концов самим легче работать. Отдавать деньги в бюджет, на открытые и прозрачные счета — это куда приятнее, чем те же деньги тратить на взятки.
Корр. Но этот самый "килограмм нерки в воде" — его еще выловить надо, а сколько там выловят на самом деле — совершенно непонятно.
М.М. Контроль за объемами лова — это задача контролеров, рыбоинспекции и так далее. Но в бюджет области деньги идут не за то, сколько рыбаки выловили, а за то, сколько хотят выловить. Это их дело. Точно так же на аукционе. Покупает промысловик лот на сто тонн минтая — выловит он его или нет, еще вопрос. А деньги платит здесь и сейчас. Подход жесткий, но зато он заставляет соизмерять желания и возможности. Меньше выловил — ты в убытке. Больше выловил — тебя поймали и оштрафовали, а рыбу конфисковали. Да, переход на аукционы не дал мне возможности серьезно улучшить ситуацию в экономике. Если бы я сегодня распоряжался тем же количеством квот, которым распоряжался мой предшественник — 800 тысяч тонн океанической рыбы — мы бы горя не знали. Но, во-первых, за десять лет рыбозапасы Охотского моря были серьезно подорваны, и наука уже не дает таких объемов, а во-вторых, федеральные аукционы отнимают еще 70%. Нам остается вылов порядка 160 тысяч тонн, в пять раз меньше. Но и с этих объемов мы собираем достаточно налогов, чтобы коммунальная энергетика наша работала без проблем с "большой энергетикой" РАО ЕЭС. Чем дольше работаю, тем больше удивляюсь, насколько бесхозяйственно руководил областью мой предшественник.
Корр. Михаил Борисович, вы — один из губернаторов-коммунистов. Как вам на практике дается совмещение коммунистических убеждений, идей социализма с постоянным приспособлением к рыночной реальности, к буржуазному правовому полю?
М.М. Получается очень просто. И рецепт здесь один: не надо лицемерить, не надо врать людям. Конечно, я понимаю, что капитализм — тупиковый путь для России, но главным тезисом моей предвыборной программы было такое положение: "Я не собираюсь строить социализм в отдельно взятой области. Моя задача скромнее: превратить бандитский капитализм в капитализм цивилизованный". Где меньше бы воровали, где не было бы взяточников, коррупции и чиновников, которые не подчиняются действующим законам. Где бы в рамках установленных норм все предприниматели отдавали положенные налоги в бюджет. Когда людям говоришь правду, все более или менее получается.
Конечно, людей надо знать. Мне в этом плане было легче, потому что я шесть лет проработал в здании областной администрации — сначала, два с половиной года, как депутат законодательного органа, а потом как его глава, член Совета Федерации. За это время я досконально узнал, кто есть кто в высшем звене областного руководства. И перед выборами опубликовал список из восьми человек: четырех заместителей губернатора и четырех начальников управлений,— которых я сразу уволю, как только стану губернатором. Они, правда, не стали дожидаться этого — сразу объявили о том, что уходят по собственному желанию. И не они одни. У губернатора было восемь заместителей, и четырех я просил остаться, но в отставку ушли семеро, демонстративно. Их расчет был на то, чтобы спровоцировать такой вариант правительственного кризиса. Зима, январь, старые долги, на столе губернатора лежат письма от всех поставщиков энергии и тепла с предупреждениями отключить наших потребителей за неуплату.
Корр. Ситуация как у Ленина в 1917 году… Как же удалось с ней справиться?
М.М. Нет, ответственности у меня было все-таки поменьше, чем у Владимира Ильича — я же не революцию делал, а с другой целью к власти пришел. Но все равно было тяжело. Кстати, за старые долги по энергетике, с 1996 года, мы только сейчас начали потихоньку расплачиваться. А на ключевые должности заместителей губернатора я пригласил тех людей из областной администрации, начальников управлений и начальников отделов, которых знал и которым доверял. У меня теперь только два "чистых" заместителя губернатора: первый зам и зам по социальным вопросам. Остальные десять параллельно являются начальниками управлений. Не без трений, но за год мы сработались, и я могу сказать, что теперь областная администрация в целом представляет собой коллектив единомышленников, сложились даже какие-то дружеские отношения. Я вообще не представляю себе работу в коллективе без товарищеских взаимоотношений. У прекрасного писателя и ученого Михаила Анчарова в одном из произведений есть такая замечательная фраза: "Я хорошо работаю, когда меня любят". Я тоже хорошо работаю, когда меня любят. Поэтому взаимопониманию отдаю приоритет перед какими-то командными методами работы. Я стараюсь не проверять каждую мелочь, не стоять над душой у человека. Мне важен результат. А вот когда результата нет — тогда уже приходится разбираться, принимать какие-то решения. Но в целом моя задача другая — наметить стратегию, обозначить цели и путь, которым можно этих целей достичь. Мне многие говорят, что им стало гораздо интереснее работать, они чувствуют себя хозяевами в своем деле. Но при этом в состав областной администрации я включил пять коммунистов — именно на те должности, где мне как губернатору были нужны коммунисты. У меня коммунист, член президиума обкома — начальник управления образования, педагог, отличный специалист. Я ввел должность начальника управления по делам молодежи и детей — ее тоже занимает коммунист, член обкома. Я ввел должность заместителя губернатора по работе с жалобами и обращениями населения, чтобы была обратная связь — эту должность тоже занимает коммунист. Он же отвечает за работу с общественными организациями. Коммунист стал и руководителем аппарата областной администрации. То есть всем, что касается воспитания, образования, работы с людьми — занимаются коммунисты. Кроме того, коммунист возглавляет комитет по управлению государственным имуществом.
Корр. И есть ли какие-то изменения: в уровне жизни людей, в их настроении? Вы ведь постоянно в гуще жизни, встречаетесь и с трудовыми коллективами, и с пенсионерами, со всеми жителями области. Триста пятьдесят тысяч населения — это очень немного. Все всех знают.
М.М. Да, особенно если учесть, что почти двести тысяч из них сконцентрированы в областном центре. Население за годы реформ сократилось почти на сто тысяч. Самый главный критерий изменения настроений, по-моему, такой. Меня избрали 17 декабря 2000 года. А 3 декабря 2001 года прошли перевыборы областного Совета. Причем в предыдущем составе совета минимум треть депутатов была настроена резко против меня как коммуниста. Они надеялись на федеральный закон о праве импичмента губернатора и были уверены, что будут в состоянии этим правом воспользоваться. Дескать, денег не будет, люди разочаруются и изберут такой Совет, который на первой же сессии выразит мне недоверие. Я в ответ, как альтернативу, построил избирательный блок, который так и назвал "Движение в поддержку губернатора". Коммунисты стали ядром этого блока, но мы пригласили туда и предпринимателей, в том числе крупных рыбохозяйственников. Депутатом от этого блока стал председатель колхоза имени Ленина, крупнейшего в СССР рыболовецкого колхоза, который сразу понял: то, что я делаю, идет на благо честно и серьезно работающих предприятий, честно и серьезно работающих предпринимателей. И наш блок победил на этих выборах. Председателем облсовета избрали человека, которого я предложил — он руководит отделением аграрной партии России на Камчатке и платит членские взносы как член КПРФ. Вот это показатель настроений. Потому что люди сейчас прежде всего благодарят меня за то, за что в принципе благодарить не должны. Это за то, что область уже больше года не знает отключений тепла и света. Хотя в принципе это вещь совершенно естественная, не заслуга руководителя, а его обязанность. Но поскольку до этого на протяжении четырех лет веером шли глубокие отключения, люди уже считают это большим достижением. Кроме того, мэр города Петропавловска — тоже ведь коммунист, второй секретарь обкома Юрий Иванович Коробов. Мы работаем вместе — не без споров, потому что между губернатором и мэром противоречия объективные неизбежны, они вызваны разницей экономических интересов между городом и областью, и здесь очень помогает то, что оба мы — убежденные коммунисты, одинаково смотрим на магистральные моменты. Поэтому в городе у нас все школьники бесплатно ездят на автобусах, все пенсионеры ездят бесплатно, есть скидки на некоторых маршрутах — дачных, например. Учитывая, что население во многом кормится с того, что само вырастит на земле, а автобус — единственный общественный транспорт в Петропавловске, это очень важно.
Корр. Но ведь нефть, бензин, солярка — это ведь все завозное?
М.М. Да, поэтому практически все деньги, которые удается собрать, идут на обеспечение области топливом. Но все-таки мы сделали областной бюджет более социально направленным, это все отмечают. Мы даже из нашего нищего бюджета гораздо лучше стали финансировать медицину, образование, культуру — это все сразу тоже заметили. Правда, трудностей очень много сейчас, и будет их тоже много, но отношение к ним у людей действительно изменилось. Перед Новым годом впервые за много лет у людей было действительно праздничное настроение, очереди в магазинах появились за покупками, разобрали товары, то есть деньги у многих была возможность отложить.
Корр. А каков сегодня уровень цен на Камчатке? Как соотносится с уровнем зарплаты?
М.М. Ну, скажем, врач, работающий на полторы ставки получает около трех тысяч рублей — со всеми северными коэффициентами, надбавками и так далее. На эти деньги очень трудно прожить. Сейчас, после повышения, будет получать в полтора раза больше. Но цены, конечно, тоже растут. Сравните по основным продуктам: черный хлеб на Камчатке стоит 7 рублей, молоко — 12 рублей литр, то есть сопоставимый если не с Москвой, то с Подмосковьем, хотя зарплаты несколько ниже. Но в сфере жилищно-коммунальных услуг, как я уже говорил, разрыв большой. У нас за двухкомнатную малогабаритную квартиру семья из трех человек должна платить около 900 рублей в месяц.
Корр. Михаил Борисович, а в демографическом потенциале области наметились какие-то сдвиги? Ведь вы говорили, что население Камчатки за годы "реформ" сократилось почти на 100 тысяч человек, то есть больше, чем на 20%. Удалось ли вам что-то сделать за год в этом направлении?
М.М. Резкого перелома нет, но тенденция, по-моему, изменилась. В том смысле, что отрицательного баланса уже нет. Появился даже небольшой прирост населения. В основном за счет рождаемости. Стали люди рожать детей — значит, появилась у них надежда на лучшее будущее.
Корр. Не чувствуете ли вы на Камчатке какой-то отрванности от "большой" России. Вот вы сами сколько времени и каким образом добирались до Москвы: губернаторским рейсом или как простой смертный?
М.М. Я знаю в России только одного губернатора — может быть, есть и другие, но я лично знаю только одного — кто летает в свою область на личном самолете. Это губернатор Чукотского национального округа Роман Аркадьевич Абрамович. Он себе это может позволить. Все остальные губернаторы летают обычными рейсами. Более того, я все время летал эконом-классом, пока мне не вручили персональную именную карту для бесплатных полетов в Москву первым классом от компании "Аэрофлот".
Что же касается времени, то в среднем приходится лететь около девяти часов. Бывает чуть больше, бывает чуть меньше — в зависимости от погоды. Рейсы еженедельные. В столицу летим вместе с солнышком. Это очень интересно, когда вылетаешь в двенадцать часов дня из Петропавловска, девять часов в полете, а в Москву прилетаешь все в те же двенадцать часов дня. Даже поспать удается. По-настоящему человек может отдохнуть разве что в самолете или в тюрьме, когда от него ничего не зависит. Правда, когда обратно, уже тяжеловато получается, почти сутки разницы, восемнадцать часов.
Корр. Кстати, о таком экзотическом вашем коллеге и соседе, нынешнем "начальнике Чукотки" Романе Аркадьевиче. Есть ли какие-то межрегиональные контакты, встречаетесь ли вы с ним на "горизонтальном" уровне?
М.М. Да, за год мы несколько раз встречались, но каких-то деловых контактов с Абрамовичем у меня не сложилось. Понимаете, Чукотка под его руководством — это несколько "вещь в себе", она развивается по каким-то собственным законам, и что там происходит, я лично не знаю. Более того, даже не понимаю, ради чего он выбил себе должность эту. Роман Аркадьевич, по сообщениям печати, туда вкладывает собственные деньги, вывозит людей из умирающих поселков на материк. Зачем, каковы перспективы и какова стратегия — я боюсь даже предполагать.
Корр. А каковы перспективы самой Камчатской области?
М.М. Думаю, главная наша задача — диверсифицировать экономику. На одной рыбе Камчатка в перспективе не выживет, это факт. Поэтому мы взялись за золотодобычу, и уже есть желающие разрабатывать наши очень богатые золоторудные месторождения. Здесь тоже есть проблемы, поскольку предыдущее руководство с нарушениями закона продало права на разработку неким структурам, которые и не думали развивать производство, а использовали эти права для получения банковских кредитов, как-то закладывали и перезакладывали их. Теперь они играют роль собаки на сене, нужно признавать сделки юридически ничтожными, идет долгий процесс. Думаю, правительство здесь тоже вмешается. Будем, конечно, развивать и рыбоперерабатывающую промышленность, и экзотический туризм.
Корр. Вы ничего не сказали о нефтегазодобыче на континентальном шельфе.
М.М. Это задача не ближайшего времени. Необходимо еще пять-семь лет геофизических изысканий, прежде чем можно будет начать бурить разведочные скважины. Я, кстати, приехал в Петропавловск-Камчатский в 1980 году из Ленинграда в качестве инженера-электронщика. Объединение "Севморгеология" тогда создало на Камчатке экспедицию для обследования континентального шельфа на предмет месторождений нефти и газа. То есть ситуацию здесь знаю профессионально.
Корр. В связи с этим хочу задать и такой вопрос. Вы наверняка сталкиваетесь с проблемой кадров. Сами вот приехали на Камчатку из Ленинграда, прошли здесь огромный жизненный путь, стали руководителем области. Сейчас в область приезжает мало людей, вам в основном приходится опираться на тех, кого вырастите сами. Как работает система образования на Камчатке?
М.М. Людей, подготовленных специалистов к нам приезжает мало. Приглашать кого-то мы не имеем возможности — у нас уже пять лет вообще не строится жилье, приходится ремонтировать, восстанавливать и распределять старый жилой фонд. Вообще-то, развал строительного комплекса Камчатки — настоящее преступление прошлого руководства области. Они не просто остановили и законсервировали, а вообще уничтожили домостроительный комбинат. Устроили там торговые помещения, а оборудование попросту разрезали и продали как металлолом. Мелкие строительные организации есть, что-то понемножку можно строить, но это далеко не то, что нужно области — и мощности не те, и стоимость жилья другая получается. Поэтому со стороны никого фактически не приглашаем. Я только первого заместителя пригласил со стороны — причем это был чисто политический ход, чтобы не оказаться одному перед лицом, так сказать, капиталистического окружения. Я обратился к Константину Борисовичу Пуликовскому с просьбой: "Дайте мне первого заместителя — человека, которому вы будете доверять, и который знает ситуацию в правительстве". Такого человека мне дали, и мы с ним сейчас прекрасно работаем. Михаил Михайлович — единственный из прежних заместителей губернатора, кто не ушел вместе с остальными в демонстративную отставку, он хорошо знает все московские коридоры власти, представляет нашу область в столице.
Корр. Но известно, что сейчас в школах учат по разным учебникам, качество которых порой вызывает сомнения. Много учебников, которые противоречат традициям нашей системы образования, нашего общества, нашего государства. Как сегодня обстоит с этим дело на Камчатке?
М.М. Нет, такие вещи не решаются постановлением губернатора и не переворачиваются за один день. Появилась общая атмосфера, и чуткие к политическим веяниям директора школ, которые все были коммунистами, а многие — членами райкомов и обкомов, кое-что плавно вспоминают из своего прошлого, переставая быть такими уж демократами. На кадровые решения приходится идти только в исключительных случаях, не имеющих ничего общего с политическими мотивами. Например, если школа уже не держится на ногах или какие-то серьезные нарушения законов допускаются. А так, наоборот, помогаем школам чем можем, в приоритетном порядке. Серьезное внимание мы обращаем и на систему профессионального образования, потому что в связи с развитием производства не хватает квалифицированных рабочих кадров, они уже в дефиците. А вот учреждений, дающих платное высшее образование, у нас, по-моему, слишком много расплодилось, особенно частных. Да и филиалы открылись дальневосточных вузов. Выехать из Камчатки на учебу сейчас все-таки сложно, люди учиться хотят, а где спрос — там и предложение. Другое дело, что и качество предлагаемого образования порой хромает, и его структура не соответствует объективным потребностям области. Ну, скажите, зачем нам каждый год столько бухгалтеров, юристов или экономистов. Где они будет работать, кем? Осенью прошлого года, чтобы решить эту проблему, которая перетекает уже в безработицу, в социальное напряжение, был создан областной совет по науке и образованию при губернаторе, куда вошли представители практически всех высших учебных заведений области. Через этот совет мы пытаемся как-то скоординировать действия этих ВУЗов, а параллельно обращаемся и к молодежи, и к их родителям через средства массовой информации, призывая их не получать профессии, которые сегодня никому не нужны. У области есть свой педагогический институт, есть определенная квота на бесплатные места, есть губернаторские стипендии, мы готовы отправлять людей в Хабаровск, например, для получения медицинского образования. Но люди могут просто остаться на материке, и тогда затраченные областью средства пропадут впустую. Поэтому мы ищем какие-то новые формы работы. Например, область выдает студенту целевой кредит через банк на пять лет учебы. Закончил институт — будь добр, возвращай деньги с процентами или отработай пять лет в области. Это — заодно и стимул к хорошей учебе. Вот в таком направлении, видимо, все и будет развиваться.
Корр. Я знаю, у вас был филиал Всесоюзного института океанологии. Был НИИ вулканологии. Наверное, существуют и другие научные учреждения. А как обстоит дело с камчатской наукой сегодня?
М.М. Да трудно сейчас науке. Бюджетное финансирование скудное, коммерческие заказы — по большому счету, тоже не кормят. Но как-то держится и институт океанологии, сейчас это самостоятельный НИИ; Институт вулканологии АН СССР, единственный в мире, из-за личных конфликтов в руководстве разделился на две самостоятельные организации. Стараемся поддерживать их, чтобы они не конкурировали, а дополняли друг друга. На Камчатке была очень сильная геология, сейчас она еле дышит, но тоже не погибла. У нас был Кроноцкий заповедник, куда входит знаменитая Долина гейзеров, он так и остался государственным заповедником, это научное учреждение, подчиненное Российской Академии наук. А был еще ряд заказников. Вот на их месте сейчас сделан так называемый природный парк. Но любое дело, в общем-то, держится на энтузиастах. Энтузиаст туризма и охраны природы на Камчатке — Виталий Иванович Лучников. Я его прекрасно знаю, в походы вместе с ним ходил, впервые — еще лет двадцать назад. Он сейчас является руководителем Камчатской дирекции природных парков. С его подачи Всемирный фонд дикой природы через статус всемирного природного наследия взял под опеку ряд наших территорий. Мы своими руками отдали их под международный контроль, ограничив там возможности нашей хозяйственной деятельности. Не в расчете на какие-то сверхдоходы от туризма — мы прекрасно понимаем, что с нашей нынешней инфраструктурой на Камчатке возможен только экстремальный туризм, а в мире желающих платить большие деньги за удовольствие мерзнуть в палатке и готовить пищу на костре не так-то много.
Корр. Помимо прочего, Камчатка — это еще и восточная граница России. Как складывается ситуация на этом направлении?
М.М. Пограничники в последнее время очень хорошо работают по охране экономических интересов страны. Сейчас нет такой дырявой границы, как в былые времена, когда в Охотском море рыбачили все, кому не лень. Но опасность сегодня исходит не столько от иностранных сейнеров, сколько от наших, родных, которые плавают под иностранными флагами из соображений коммерческой выгоды.
Корр. Насколько я понимаю, сейчас ваши отношения с федеральным Центром строятся достаточно конструктивно. Что вы можете сказать по поводу функционирования нынешней "вертикали власти"?
М.М. Если бы я пытался строить отношения с Москвой на какой-то конфронтационной основе, я бы не продержался и двух месяцев. Не потому, что я коммунист, а потому, что такова была реальность. Одних долгов по уже поставленному топливу было полтора миллиарда рублей. Я уже не говорю о страшной цифре международных долгов, которые накопились за годы "реформ". Сегодня они — проблема Центра, федеральные структуры занимаются этими долгами. Надеюсь только, что Камчатку кредиторам иностранным за эти долги не продадут. Хотя это тоже проблема — там замешаны и российские структуры, которые давали деньги, они пытаются действовать "по горизонтали", напрямую. Так вот, весь наш бюджет по доходам сегодня — два миллиарда рублей с небольшим, и до пяти миллиардов добавляются трансферты из Центра. Чтобы сейчас расплатиться со старыми долгами только по топливу, нужно отдать треть годового бюджета. Можем ли мы на это пойти? Конечно, нет — мы и по текущим-то расходам только-только свели концы с концами. Поэтому я изначально, зная ситуацию, был согласен на любые условия, на любые взаимоотношения, но при том, что Центр будет помогать — не мне лично, а жителям Камчатки. Уже на второй месяц работы я был принят М.Касьяновым по вопросу энергетики. Во многом по моей инициативе после этой встречи премьер-министр провел совещание со всеми дальневосточ- ными губернаторами по рыбному хозяйству. Был у В.Христенко постоянным гостем, с А.Чубайсом нашли какое-то понимание. Страна ведь одна, и область ломтем от нее не отрежешь. 30 января состоялась встреча с президентом. Это ведь было одним из моментов моей предвыборной кампании. Оппоненты же открыто запугивали: вот, мол, выберете губернатором коммуниста — и президент вообще отключит Камчатку. Я ответил статьей, которая так и называлась: "Они слишком плохо думают о президенте", где сказал, что хотя сам голосовал против Путина, но не считаю его все-таки исчадием ада, Гитлером каким-то, способным из-за политических мотивов заставить целую область сидеть без света и тепла. Я считал, что такого не будет — и такого действительно не произошло.
Корр. А что за проект газопровода, о котором вы говорили с полпредом президента? Если, конечно, это не государственная, не военная тайна и не коммерческий секрет.
М.М. На западе Камчатки есть запасы газа, открытые еще советскими геологами. Но пока не было необходимости, их оставили нетронутыми. А сейчас мы хотим использовать эти запасы для подстраховки нашей энергетики. Они невелики, их хватит лет на десять-двенадцать. Но для нас это будет серьезное подспорье. Даже если десять лет газопровод проработает, он себя окупит, а нам даст стабильное обеспечение теплом. По международным стандартам, таких газопроводов в принципе не строят, поэтому отрицательное заключение по его проекту дал Европейский банк реконструкции и развития. Но для решения наших тактических проблем он вполне приемлем. Вот он и строится. Схема инвестиций была такова, что область получает целевые квоты, рыбаки их покупают, и за эти деньги строится нитка газопровода Соболево—Петропавловск-Камчатский. Но теперь, с введением рыбных аукционов, этот механизм работать перестал, и на 70% готовая стройка встала. Поэтому мы обратились к правительству с просьбой помочь через компанию "Роснефть", которая, собственно, и ведет строительство. Я думаю, после беседы с президентом этот вопрос тоже сдвинется с места. Кроме того, я просил президента обсудить со всеми представителями регионов, где ведется лов рыбы,— не только дальневосточных, а всех — вопрос об аукционах. И здесь Владимир Владимирович тоже пошел навстречу. Надеюсь, это обсуждение в правительстве вскоре состоится. Так что иллюзий мы не питаем, а реальную работу ведем. И определенные результаты, как видите, есть.
Беседу вел Владимир ВИННИКОВ
[guestbook _new_gstb] На главную 1
2
3 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="
"; y+=" 14 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--
15
[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]