Александр Башкиров, Дмитрий Хомак Прошлой весной в Канзасе

Чувак! — сказал Билли. — У меня потрясающая идея. Ну, не «чувак» — «dude». Билли был родом из Малибу. Он вырос на пляже. Он всегда и всем говорил «чувак». Если кто-то постоянно называет тебя чуваком, это страшно. Это очень заразно. Машинально отвечаешь тем же. Как-то раз Билли назвал «чуваком» учитель. Автоматически. В бакалейной лавке мистер Андерсон назвал чуваком мистера Торнтона. Это при том, что мистер Андерсон носил очки, а мистер Торнтон водил пикап!

И что бы вы думали? Мистер Торнтон сначала разбил мистеру Андерсону очки, а потом тоже назвал его чуваком!

«Какой я тебе чувак, чувак?!» Вот так-то.

Билли в Томорроу, штат Канзас (пятнадцать тысяч жителей), терпеть не могли.

— Чувак! — ответил я. — Я пытаюсь радио слушать.

— Даже не пытайся, чувак. Это KBZY. И диджей урод. Возьми лучше косячок.

— Не хочу косячок. Ну нету же других музыкальных станций! Одни спортивные и религиозные.

— Чертов Томорроу, — сказал Билли.

Ну, не «чертов»…

Билли отвечал Томорроу взаимностью.

— Так что у тебя за идея?

— Ты слышал об Эдварде Квине? Типа писателе?

— Билли, я ваши книжки с трудом читаю.

— Я понимаю, Майки, Толстоевский, все такое. Зато у этого Квина куча бабок. Знаешь, как он их тратит?

— И как же?

— Интересно. Как только Квин услышит какую-нибудь отвратительную радиостанцию, так тут же звонит, типа, своему менеджеру, покупает эту радиостанцию и заставляет ее играть… м-м… настоящий немецкий хэви-метал!

— «Раммштайн», что ли?

— Идиот!

— Ну и что?

— Если Квин услышит KBZY, он ее точно сразу купит! Диджея выгонит. И весь Томорроу будет слушать Metal Heart.

— Утопист. И потом, Квин, наверное, в Калифорнии живет.

— Нет, в штате Мэн. Морозит, типа, задницу.

— Ну и вот. Как он ее услышит?

— Чувак! Ты послушай! Я в Сети прочитал…

— В Сети, Билли?

— В Сети. Я все-таки серфер. В лучшем смысле этого слова! Ну так вот, прочитал: три года назад Квина попросили дать интервью по поводу «Затмения». Ну, помнишь такую киношку Дэнни Рубрика? И Квин, который терпеть не может летать, прыгнул в самолет и полетел к черту на рога только для того, чтобы, типа, сообщить корреспонденту, какой же все-таки гад этот Рубрик!

Ну, не «гад»…

— А вот если нам позвонить, типа, секретарю Квина, сказать, что мы из газеты и хотим взять у Квина интервью про то, типа, какой все-таки гад Дэнни Рубрик и насколько он, типа, не понимает светлый жанр хоррора? Квин прыгнет в самолет, полетит в Томорроу… А мы его тут встретим с радиоприемником.

— Билли, мы же на самом деле не из газеты. А они проверить могут.

— Чувак, у нас есть газета! Давай звони.

— «Завтра»? Ой, Билли, может не надо?

— Надо, чувак. Звони.

— Нет, чувак! Ты же знаешь, как она на меня, типа, смотрит!

— Ради такого дела! Звони. Родина ждет, чувак.

— Тебе легко говорить! У нее глаз косит.

Пенни… Больше всего она любила спиритические сеансы. И баскетбол. Пенни… Девочки из школы собирались у нее на уик-эндах, смотрели «Баффи» (в записи, разумеется) и мечтали стать ведьмами. Местные церкви, католическая и епископальная, девочек привлекали мало. Пенни исключили из Школы Христианского Наследия.

О, Пенни… А еще она писала про цветочные выставки.

Билли сказал, что я просто боюсь американских девочек, обозвал меня нехорошим словом и отвернулся.

— Сам такой, типа, — сказал я. — Мне нравятся американские девочки. Но нормальные американские девочки не забавляются с досками Уиджа!

— Чувак, Пенни на баскетболе с блокнотиком сидит. На трибуне. А нормальные американские девочки у площадки прыгают и перьями машут. Дуры. Звони давай.

Переубедить Билли мог разве что удар доской для серфинга. Желательно, по голове. Да и то, говорят, не всегда.

— Может, ее дома нет? — спросил я.

— Ни фига, Майки. Ее родители вместе с моими подались на концерт Брюса Спрингстина. А у Пенни два младших брата и одна сестра. Тоже младшая. Думаешь, мама с папой потратились, типа, на бэби-ситтера?

— Тогда, чувак, у меня тоже потрясающая идея!

— Какая, чувак?

— Пенни! Одна дома! С детьми сидит!

— Ну и?

— Давай, типа, пошутим. Где твоя хоккейная маска, чувак?

Сказано — сделано.

— Пенни, — ныл Билли, скребясь в дверь. — Пенни, не звони в полицию. Это же я, Билли! И нож у меня не настоящий. Он с убирающимся лезвием. И маску я просто снять забыл. И Майки в кустах кровью не истекает. Нет, правда.

— Тебе конец, Билли Томпсон! — ответила Пенни из-за двери. — Остаток своих дней ты проведешь за решеткой. Тоже мне, Джейсон Бэйтс!

— Майки! Чувак! Ну скажи ей, что ты на самом деле не умер!

— Беги, Пенни! Я умираю. Спасай себя, пока можешь!

— Я тебя убью, чувак!

— Вот видишь, Пенни?! Видишь?!

На вопли приехал депутат. В смысле — помощник шерифа.

Пенни вылетела из дома, затащила меня и Билли внутрь.

Сестренка идиллически сидела перед телевизором. Пенни с радостным урчанием подскочила к ней и взяла на руки.

— А где твои братцы? — спросил Билли.

— Ой! В шкафу сидят.

Пенни выпустила братцев из шкафа и снова вцепилась в сестренку. В дверь постучался депутат. Пенни, с ребенком на руках, открыла.

— Здравствуйте, мисс Миллер, — строго сказал депутат. — Что тут происходит? Где ваши родители?

— Здравствуйте, сэр. Совершенно ничего, сэр. На концерте, сэр.

— Брюса Спрингстина? А ты почему не на концерте?

— Не люблю концерты. Я однажды пыталась взять интервью у Мэрилина Мэнсона, так он мне в диктофон, э-э… плюнул.

— Диспетчер говорит, тут люди с ножами бегают.

— А это ко мне мальчики в гости пришли. На весь вечер. К Хэллоуину готовимся.

— Но Хэллоуин только осенью!

— Хэллоуин не застанет нас врасплох. Правда, мальчики?

Мы с Билли сидели на диване. Смотрели телевизор. Сопели. Ничего не поделаешь, на весь вечер так на весь вечер.

— Билли Томпсон? Майкл Пушински?

— Здра-авствуйте, сэр!

— Зачем тебе сразу два мальчика, Пенни?

— Для разнообразия.

Депутат только моргнул. Распрощался, надел шляпу, ушел.

Пенни, грозно кося глазом, повернулась к нам.

— Пенни, а ты еще пишешь для «Завтра»? — спросил Билли как ни в чем не бывало.

— Ага, пишу. А вы что, читать научились, олигофрены?

— Про баскетбол?

— Еще про цветочные выставки!

— Слушай, а почему бы тебе, типа, не взять интервью у Эдварда Квина?

— Хм-м. Электронное?

— Живое! Ты же профессионал, Пенни.

— Ну так вам Эдвард Квин и приедет в Томорроу давать интервью газете «Завтра»! А сама я в Мэн не поеду. Там лобстеры.

Билли рассказал про Дэнни Рубрика. Пенни обозвала Билли олигофреном, идиотом и торчком, но, подумав немного, позвонила редактору. Невеселая, должно быть, у редактора «Завтра» была жизнь, если ему домой звонили школьницы.

— Хочешь чаю, Майки? — спросила Пенни. — Со льдом?

Билли, гад, захихикал.

Ровно в одиннадцать эй эм (в смысле — утра) мы с Билли стояли в аэропорту. У нас был хороший — для захолустного городка-то! — аэропорт. Специально для инвесторов.

Билли держал в руках табличку с надписью МИСТЕР КВИН. У меня в кармане лежал диктофон. Пенни очень хотела поехать встречать Квина, но некстати подвернулась цветочная выставка.

— Гляди, чувак! — Билли пихнул меня в бок.

Прямо на нас, прихрамывая, шел Эдвард Квин. Как живой.

Сощурился на табличку.

— «Завтра»?

Я посмотрел на Билли. Билли посмотрел на меня. Кивнули.

— Очень хорошо, — сказал Квин. — Здравствуйте. Так вот, этот урод Дэнни Рубрик…

Билли что-то промямлил. Квин замолчал, посмотрел на него. Потом на меня. Я тоже что-то промямлил. Мямлить на английском, кстати, куда проще, чем на русском. Жестами объяснили Квину, что у нас машина.

Машина, конечно, была родителей Билли (которые до сих пор не вернулись с концерта Оззи Осборна). «Вольво»! Представляете?

— «Вольво»! — осклабился Квин. — М-да, машинка для настоящих экстремальных журналистов. Или это редакционная?

— Редакционная, — пролепетал Билли.

Квин с сомнением покосился на номерной знак B0RN2SURF, но промолчал. Повезли его в ресторан. По сигналу Билли я включил радио. Посмотрели в зеркальце. Квин поморщился. Билли широко улыбнулся.

— На обратном пути добьем, — прошептал он.

Квин уставился в окно. Там как раз проползал рекламный щит.

— «Миллер Лайт», — сказал Квин с выражением.

— Я сбегаю, — предложил Билли.

— Сынок, это все давно в прошлом. И к пушеру тоже не надо. Вот раньше бы…

«Пушер» — это у них так наш дилер называется. Ну, который наркотиками торгует.

— К тому же ты, по-моему, несовершеннолетний. Какое в Канзасе возрастное ограничение на продажу спиртных напитков? Восемнадцать? Двадцать один?

— Восемнадцать, — соврал Билли.

— У старших товарищей покупаете, — понимающе кивнул Квин.

Приехали, сели. Квин пил чай со льдом. Галлонами.

— Вы не подуймате чего, мистер Квин, — сказал Билли. — «Завтра» — приличное издание… типа.

Квин заржал.

— Я знаменитый писатель! Я проницаю взором сферы бытия. Не надо мне рассказывать про доблесть местных печатных органов.

Помолчали.

— Ну что с интервью-то? — поинтересовался, допивая чай, Квин.

— Э-э… Чуваки, мне надо выйти, — сказал Билли. Убежал.

Квин посмотрел на меня. Я сидел молча. Я не смотрел «Затмения».

Тогда Квин взял интервью сам у себя.

— «Мистер Квин, а что вам больше всего не по душе в фильме Рубрика?» Ну, для начала, Дэнни совершенно не понимает жанр хоррора… «Но позвольте, мистер Квин, «Затмение» многие считают классическим фильмом ужасов!» Это такой же фильм ужасов, как «Сталкер» Тарковского — фантастика! «Ух… Это что, оскорбление, мистер Квин?» Да! Курсив, ребята, сами расставите.

До меня дошло, что я диктофон не включил.

— Майки! — Пенни хлестнула меня по уху букетом. — Ох, ох, так и знала, что опоздаю…

Букет был из красивых темных роз на очень длинном стебле. Шипы огромные. Пенни мне чуть глаз не выколола.

— Добрый день, мистер Квин! — Пенни вручила ему букетик. — Вы цветы любите?

— С тех пор, как я написал пьесу про растение-убийцу — не особенно, — Квин взял букет, поморщился и, привстав, сунул его в ведерко со льдом на соседнем столике. — А ты кто такая?

— Я помощник редактора отдела «Культура» газеты «Завтра». Эти двое… э-э, кстати, а где второй-то? Эти двое — мои подчиненные.

— Ой, — ухмыльнулся Квин, — журналисточка. Люблю. Особенно маленьких. Сколько же тебе лет, милая?

— Довольно много!

— Привет, Пенни, — сказал я. — Рад тебя видеть.

Квин сразу насторожился.

— Что у тебя за акцент, парень?

Я покраснел.

— У Майки папа с мамой русские, — объяснила Пенни. Сочувственным таким тоном.

— Русские! — возмутился Квин. — Да вы мне детство загубили. Запустили, понимаешь, проклятый Sputnik! Я в школу боялся ходить.

— Родители Майки работают в фармакологическом центре, — объяснила Пенни. — Трудятся на благо человечества. А на родине Майки жил в заснеженном лесу. По дороге в школу от медведей отбивался. Ему тоже было очень страшно.

Квин смягчился.

— Майки, значит?

— Mikhail. Misha Pushinskiy.

— Тогда еще ничего.

Вернулся Билли. Предатель. Саботажник.

— Ну как, взяли, типа, интервью? Пора везти мистера Квина в аэропорт! Кстати, мистер Квин, а какую музыку вы…

— Мальчики, а давайте покажем мистеру Квину Бэд-крик?

— Это же два часа ехать. Мистер Квин спешит.

— Что за Бэд-крик? — спросил Квин. В глазах его появился нездоровый блеск. — Хорошее место Бэд-криком не назовут! Это не там в августе туристы пропали?

— Нет, туристы пропали в июле, — ответил Билли. — В августе пропали спелеологи.

— Все вы путаете, — сказала Пенни. — В августе — герлскауты. И не пропали, а нашлись. Правда, мертвые. Я заметочку писала.

— Черт, у меня как раз в сумке камера, — сказал Квин. — Надо, надо съездить. Впечатлений набраться.

Поехали в Бэд-крик. Квин немедленно заснул.

— Мальчики, а вы понимаете, что у вас на заднем сиденье валяется знаменитый писатель-миллионер?

— И что, типа, с того?

— Можно отрезать ему ноги, держать на наркотиках и заставлять писать новые романы. А потом продавать.

— Я все слышал! — встрепенулся Квин. — Я больше не занимаюсь литературной деятельностью, мисс…

— Миллер.

— Мисс Миллер. Я и так знаменитый писатель. Что это, кстати, за радиостанция?

— KBZY! — Билли триумфально взглянул в зеркальце. Подставил ладонь. Я по ней ударил. Квин помрачнел.

— И что они такое передают? Чем отбивали вкус диджею? Где Нэнси Синатра? Чак Берри? «Битлз»?

— Вот-вот, чувак! С другой стороны, настоящий немецкий хэви-метал…

— Сколько еще все-таки в нашей стране неправильных радиостанций… чувак, — вздохнул Квин.

Остановились заправиться. Квин из машины выходить отказался.

— Я собак боюсь, — сказал он. — Видите, вон там огромная собака?

— Почему вы их боитесь, мистер Квин?

— Меня в детстве сенбернар укусил!

— А еще вы чего боитесь?

— Много чего. Рельсов, например. У меня в детстве друга поездом переехало.

— Трудное у вас было детство, мистер Квин.

— Нормальное.

Билли заправлял машину. Мы с Пенни вылезли. Пенни помахала ручкой служащему.

— Майки, тебя устраивает, как проходят твои весенние каникулы? — неожиданно спросила она.

— Угу.

— А мне кажется, тебе не хватает мотивации. Ты ленив и отвратителен. Это что, национальные черты характера?

В такие моменты лучше всего притвориться, что забыл английский. Причем весь.

— А из ваших национальных героев мне нравится только герлскаутша, накормившая отравленным печеньем восемнадцать немецко-фашистских захватчиков…

В Канзасе нет лучшего места для наблюдения за НЛО, чем Бэд-крик. Среди аккуратных зеленых холмов — безобразный каменистый разлом, будто упавший космический крейсер все тут перепахал. НЛО над разломом видели всякие. И огоньки. И тарелочки (точнее, соусники). И в форме атмосферных зондов. И секретные военные истребители, выдающее себя за НЛО. И НЛО, выдающие себя за секретные военные истребители.

У нас здесь даже эпизод «Секретных материалов» хотели снимать. Но актеры испугались.

— Пещеры? В Канзасе? — спросил Квин. — Я думал, он плоский, как мой стол!

— А Большая Котловина как же?

— Никогда не слышал.

— Надо же! Пойдем вон в ту пещерку? — предложила Пенни.

— Я читал, в такие места не стоит лезть без пищи, воды и фонарика, — сказал Квин. — Или писал? Не помню уже.

— У меня есть фонарик! — Пенни поставила на камни рюкзачок, по-шарилась в нем и радостно предъявила фонарик. — И два «Сникерса».

— Чуваки, подождите секунду, — сказал Билли. Вернулся к «вольво». Достал что-то из бардачка. Когда вышел из-за машины, мы все увидели, что он прячет под футболку большую «беретту».

— Спятил? — спросили мы с Пенни хором.

— Откуда это у тебя? — спросил Квин.

— Никогда не слышали выражения «владельцы «вольво» больше всего ценят безопасность», мистер Квин? — Билли ухмыльнулся.

Американский школьник-серфер с «береттой»… Страшилка из вечернего выпуска новостей. Еще бы косячок ему в зубы. Впрочем, Билли не смотрел вечерних новостей.

У входа в пещеру валялся плюшевый медвежонок.

Пенни тут же бросилась к нему.

— Стой! Вдруг он заминирован?!

— Это же не Вьетнам, мистер Квин!

— Ну, может, ирландские террористы…

— Откуда здесь ирландские террористы?

— Ну, доморощенные. Не подходи ко мне с этим зверем! Он может быть отравлен! Сибирской язвой и чем-нибудь похуже! Вон, у русского мальчика своего спроси. Как у вас в Сибири с язвой, Майки? Свирепствует?

— Он не мой мальчик. Какой хорошенький медвежонок! — кудахтала Пенни. — Наверняка какая-то девочка горько плачет. Я дам объявление. Если никто не откликнется, будет мой.

— Ой! — сказал Квин. И сел.

Мы его обступили.

— Что с вами?!

— Это не медвежонок! Это тварь из открытого космоса! Она общается со мной телепатическим образом!

Мы с Билли переглянулись. Не стоило, наверное, тащить Квина в эту глушь. Что нам делать с сумасшедшим писателем? В обществе серфера, русского и юной журналистки любой дойдет до ручки. Тем более — человек творческий, тонкой душевной организации.

Тут мы увидели, что у медвежонка появился длинный пушистый хвост, завивающийся лихим кренделем. И вообще это уже не медвежонок. Во всяком случае — не плюшевый. И медвежат с шестью лапами я еще не видел. А ведь, если верить Пенни, я специалист по медведям. В этом создании от плюшевого мишки остались только глазки-пуговички.

— Ой, — сказали мы.

А Билли пистолет достал. Придурок.

— Ой! — сказала Пенни. Другая на ее месте «медвежонка» уронила бы. Пенни, напротив, нежно прижала неведомую тварь из глубин открытого космоса к груди.

— Я назову его Терри, — твердо сказала Пенни.

— Эту тварь надо убить, — заявил Квин. — Или хотя бы сдать куда следует. Говорю вам: она общается со мной телепатически!

— А почему она с нами не общается, мистер Квин? Сделайте так, чтобы она общалась! Ну пожалуйста? Терри, Терри, это я, Пенни, девочка из Канзаса!

— Ну, может, это потому, что меня в детстве шайбой по лбу ударило. Не знаю, не знаю. Но они уже здесь! Они среди нас!

— И что же они говорят?

— Ну а что они могут говорить? «Мы пришли с миром», говорят. «Просто ждем спасательного корабля, не обращайте внимания», говорят. «Мы умеем взрывать человеческие головы на расстоянии», говорят.

— Мистер Квин!

— Ну хорошо, хорошо, про головы я придумал. Это профессиональное. И все равно Терри надо сдать. Черт, почему я назвал его «Терри»?!

Мы с Билли недоверчиво тыкали в Терри пальцами. Терри отмахивался всеми шестью лапками, поводил хвостом и раздраженно открывал розовую пасть, полную мелких зубов. Пенни замахнулась на нас фонариком.

— Прочь! Не оскверняйте мне контакт.

— Сдать! — надрывался Квин. — Я призываю вас, как взрослый человек с чувством социальной ответственности. Сдайте мохнатого друга властям, детки. Не поддавайтесь дурному влиянию Спилберга! В жизни все не так. Я об этом несколько книжек написал.

— Сдать мы его всегда успеем, чувак, — задумчиво сказал Билли.

— Пока надо его спрятать, — сказала Пенни. — Предложения?

— У себя не могу, — сказал Билли. — Родители, наверное, уже вернулись.

— У меня тоже нельзя. Тоже вернулись.

— Есть мысль, — сказал я.

Мы поехали к Лиззи.

Лиззи был гиком. Гики — это толстые немытые мужчины, которые живут в подвалах. Не всегда толстые. Иногда чисто вымытые. Но обязательно мужчины и, по возможности, в подвалах. Гики — это уже совсем не дети, но и к миру взрослых они никакого отношения не имеют. Ролевики. Реконструкторы. Романтики.

— И все-таки… — не унимался Квин. — Мне домой пора.

— Да хватит вам, мистер Квин, — сказала Пенни. — Вы же писатель. Когда еще вам доведется пообщаться с живым пришельцем? Телепатически? Уедете домой и всю жизнь будете жалеть. Позвоните в ФБР и будете жалеть еще сильнее, потому что я вам этого никогда не прощу!

Нигде, кроме подвала, жить в доме Лиззи было нельзя. Весь дом зарос плесенью — по слухам, разумной и плотоядной. Газон перед домом давно превратился в джунгли. Один из друзей Лиззи клялся, что наблюдал в полночной чаще саблезубого тигра. И хотел идти на тигра с огнеметом.

Лиззи открыл нам дверь. Он был похож на ящерицу. На толстую бледную ящерицу, которую много лет кормили холодной пиццей.

— Привет, ребята. Здравствуйте, мистер Квин. Ваша последняя книга вам решительно не удалась.

Квин промолчал.

— Предпоследняя, кстати, тоже.

— Спасибо, спасибо, я в курсе. Скажите, не мог я вас видеть на своем форуме?

Лиззи заметил Терри.

— Ой, какая Пикачу, — сказал он. — А оно говорящее?

— Нет, — ответила Пенни. — Мы войдем?

— Конечно. И вы тоже заходите, мистер Квин. Кстати, ваш форум был закрыт три года назад.

— Вот именно.

— Осторожно, плесень, — Лиззи отвел нас в подвал. Там сидели гики. Они, для разнообразия, не убивали драконов, не ползали по подземельям за сокровищами, не мерялись картонными мечами и не бросались кубиками. Они играли в карты.

Самые обыкновенные карты.

— Что ты делаешь, Банни? Это покер! Техасский холдем! Здесь нельзя тапать карты! Прекрати тапать даму.

— Гики, — вздохнул Квин.

В подвале стояло три шкафа, четыре кресла, два дивана и один стол. За место под солнцем (точнее, под бледной ртутной лампой, висевшей над столом) приходилось бороться. Расчищать вековые завалы.

Мы с Билли уселись на пол и заскучали. Можно, конечно, упрекнуть нас в том, что мы не проявляли должного интереса к гостю из открытого космоса. Но вы попробуйте проявить интерес к гостю из открытого космоса, когда этот гость находится в руках Пенни Миллер!

Жирный кот Лиззи появился из ущелья между двумя мониторами, смерил Терри взглядом.

— Кошечка, — сказала Пенни. — Брысь, кошечка! Это мой пришелец.

Кот холодно зевнул и, задрав хвост, скрылся в ущелье.

— Что это у вас? — вяло поинтересовались гики.

— Терри, — сообщила Пенни, поставила Терри на вымощенный коробками из-под пиццы пол и принялась расчищать захламленное кресло. — Он владеет телепатическими способностями. Может сказать, о чем каждый из вас сейчас думает.

Раздалось шуршание. Пенни повернулась. На трех гиках красовались шапочки из фольги.

— И вот о чем же мы сейчас думали? — грозно поинтересовалась Пенни. — Скажите, мистер Квин!

— Э-э… неважно, Пенни. Это мужское.

Квин, раскидав мусор, улегся на диван. Рука его касалась пола. На длинном тонком пальце сияло обручальное кольцо.

— Мистер Квин? — вкрадчиво начала Пенни.

— Да? Пенни, у меня страшно болит голова. Не так-то это просто — общаться телепатически. В мои-то годы. А ты сейчас напоминаешь мою младшую дочку. Всякий раз, когда я работаю, она заглядывает мне через плечо и ноет: «Папа, папа, а напиши в книжку что-нибудь про меня?». А если я пишу про нее, ко мне подходит моя старшая дочка и тоже ноет: «Папа, папа, а про меня? Только чтобы было длиннее, чем про Холли!». Я ращу маленьких демонов. Понятно?

— Но мистер Квин, нам же очень интересно. Попросите Терри рассказать нам о своем доме. О своей цивилизации. Когда они вступят в контакт с нашим правительством? Терри на нашей планете один или с друзьями?

— Пенни, если бы тебе в голову стучался маленький мохнатый пришелец, ты бы не задавала глупых вопросов. Он не рассказывает. Он слушает. Такой вот у него характер. Скрытный, замкнутый… Но добрый. Прямо как у меня. Ох, а на твой последний вопрос он решил ответить. Да… Есть еще четверо. Ребятки, а у вас пива нет? У меня был тяжелый день.

Непьющий писатель от переживаний выпил ящик пива. Ну, маленький такой ящичек, на шесть бутылок. Да и бутылки несерьезные. Потом отобрал у гиков полбутылки кукурузного виски и тоже выпил. Тут в Квине что-то серьезно разладилось.

— Я, — всхлипывал Квин, — по уши в чужой субкультуре! Вы меня ненавидите, мерзкие неудачники! Но за что? За что?!

Пенни тем временем заботилась о Терри.

— Но чем же его кормить? Такого маленького? Терри, ты кошачий корм будешь?

— Кровь они пьют, — сказал Квин мрачно.

— Человеческую?!

— По возможности. Но только в случае крайней необходимости. Когда или пей, или помирай.

— Как Блейд! — восхищенно сказал гик с кольцом в носу. — Круто!

— Ты колечко-то сними, — ласково сказал Квин гику. — В тюрьму попадешь, там или при осмотре срежут, или потом… Сними колечко, сынок.

— Мистер Квин, а где эти… соплеменники Терри? — спросила Пенни. — Однопланетяне?

— О-ох, ребятки, мне бы отдышаться… Воздух тут у вас какой-то…

— Так где же они, мистер Квин? — Пенни подпрыгивала от нетерпения.

— Куда тут пройти? О-ох, ребятки…

— Мистер Квин!

— В фармакологическом центре, — пробормотал Квин.

— В каком центре?

— Фармакологическом, — повторил Квин, бледнея.

— Что они там делают?!

— О-ох… Опыты там над ними проводят, опыты. О-ох…

— Опыты над маленькими зверюшками? Опять?! Я этого так не оставлю, — мрачно пообещала Пенни.

— О-ох…

— Только не на бустеры, мистер Квин! — взвился Лиззи. — По лестнице вверх. За дверью налево. Или направо, если хотите прогуляться.

— По лестнице? — жалобно уточнил Квин.

— В сад не выходите. Там могут водиться тигры.

В полном расстройстве чувств Квин достал телефон, отвернулся к стенке и позвонил домой.

— Это ты, Холли? Папа тебя любит! Очень-очень. Нет-нет, меня не похитили. Я здесь по своей воле, вы слышите! По своей! Передай маме, что буду завтра вечером. Нет, Холли, целиком буду. И не в багажнике. Будь оно проклято, это телевидение!

Ну, не «проклято»…

— Привет, дядя Гарри, — сказал я.

— Привет, Майки, — сказал дядя Гарри. — Привет, Пенни. А это кто с вами, Билли Андерсон?

— Томпсон, сэр.

— Дети, вы же знаете правила посещений. Это серьезное учреждение. Сверхсекретное. Тщательно охраняемое профессионалами.

— Да ладно вам, дядя Гарри, — сказала Пенни. — Мы просто хотим показать Билли игровую комнату. А про профессионалов я все знаю. Мой папа этот пресс-релиз составлял.

— Ну хорошо. Пожалуйста, сдайте все фотоаппараты, телефоны, плееры и диктофоны. Особенно ты, Пенни.

— Да пожалуйста, — Пенни отдала ему диктофон. И плеер. И телефон. И фотоаппарат.

— А вы, мальчики?

Мы тоже сдали электронику.

— Что в рюкзаке?

— Дядя Гарри! Я все папе расскажу!

— Ну ладно, ладно, — дядя Гарри поправил портупею, нажал кнопочку.

Мы прошли через отключенный сканер.

— По коридорам не бегать, — сказал дядя Гарри. — Камеры везде. Сиду на глаза не попадайтесь. И с центрифугой не баловаться, вы слышите?!

— Конечно, дядя Гарри!

— Куда, типа, теперь? — спросил Билли.

— К лифту. Но лифт охраняет дядя Сид. На нижние уровни он детей не пустит. Во-первых, надо избавиться от дяди Сида. Во-вторых, найти маму Майки. У нее есть ключ от лифта.

— Хм-м. Избавиться?

— Ага! Снимай рюкзак.

Билли тоскливо посмотрел на меня, но рюкзак снял.

— Ты журналы взял? — деловито спросила Пенни.

Билли покраснел до кончиков ушей.

— Так взял или нет? А то ведь сама посмотрю.

Билли порылся в рюкзаке, не открывая клапана. Неуверенно извлек довольно пристойный журнал «для мужчин». Закрыв глаза, протянул его Пенни. Пенни бегло просмотрела издание.

— Не этот, — сказала она. — Другой давай.

И сама полезла в рюкзак.

— Эй, это свежий выпуск! — возмутился Билли.

Пенни взглянула на обложку, покачала головой, смерила Билли взглядом, но, к счастью, ничего не сказала. С журналом под мышкой добежала до конца коридора, заглянула за угол.

Там, в нише, должен был торчать за армированной стойкой страшный дядя Сид. Одним нажатием кнопки он мог призвать дядю Эрла, дядю Лесли и дядю Джона в сопровождении доберманов с ампутированными голосовыми связками.

Пенни доберманов не боялась. Она нырнула за угол. Тотчас вернулась.

— Он отвернулся, а я журналку на угол стойки подбросила, — захихикала она.

Выглянули все вместе. Пустая стойка. На ней пустой пластиковый стаканчик. Ни журнала, ни дяди Сида.

Игнорируя Пенни, мы с Билли пожали друг другу руки.

— Классно придумано, чувак!

— Прекрасно сработало, чувак!

— А где ты берешь такие журналы, Билли? — спросила Пенни, заложив ручки за спину.

— Э-э… — сказал Билли.

— Пойдем уже, — сказал я.

Говорят, в шестидесятых, когда наш фармакологический центр был только-только основан (со дня основания он был серьезным, сверхсекретным и тщательно охраняемым), в комнате отдыха стоял единственный стол для пинг-понга. Некрасивые леди и встрепанные джентльмены в белых халатах уныло стучали по мячику. Сейчас там стояли такие игровые автоматы, какие не то что в фойе кинотеатров — в японских аркадах нечасто встретишь.

Перед автоматами Билли надолго завис. Вызвал меня на дуэль.

— А не боишься? — спросил я.

— Нисколечко! Ли Вулонг всегда готов к реваншу.

— Прекратите, олигофрены, — сказала Пенни. — Майки, звони маме.

Я подошел к интеркому, спросил миссис Пушински.

— Мама? Подымись, пожалуйста. Мы хотим Билли акулу показать.

— Акулу? — переспросил Билли. Даже «чувак» не добавил.

Мама приехала за нами на лифте. На шее у нее висел стальной ключ на цепочке. Мама вставила ключ в скважину под кнопочной панелью, повернула, нажала кнопку. Сталь — проводник. Замок распознает химический состав человеческого пота.

Мы стали спускаться. Лифт в фармакологическом центре был необычный. Он двигался не прямо вниз, а вниз по диагонали.

Между серым одноэтажным зданием с вывеской ФАРМАКОЛОГИЧЕСКИЙ ЦЕНТР ТОМОРРОУ и собственно фармакологическим центром Томорроу, подземным, пролегло изрядное расстояние. В основном по вертикали. Но не только.

— Как у тебя дела, Билли? — спросила мама.

— Спасибо, хорошо, миссис Пушински.

— Как твои весенние каникулы, Пенни?

— Нормально, миссис Пушински.

— Почему ты так редко к нам заходишь?

— Теперь я буду заходить к вам часто! Мы с Майки будем все уроки вместе делать.

Я сглотнул.

Двери лифта открылись. Мы увидели табличку ПЕРВЫЙ УРОВЕНЬ. И ниже — ОТДЕЛЕНИЕ ФАРМАКОЛОГИЧЕСКОЙ ГЕНЕТИКИ.

— Найдешь дорогу, Misha? — спросила мама. — А то у меня через пять минут производственное совещание. И папа на вскрытии.

— На собственном?

— Очень смешно. Очень красиво.

— Найду, мам.

Мама ушла.

— Так вот, типа, про акулу…

— Да зачем тебе акула, Билли, — сказал я. — Она спокойная.

— Чувак, а крокодила у вас тут нету?

— Умер крокодильчик, — ответила Пенни со слезами в голосе. — Такой был хорошенький…

Пошли по коридору. Одна стена вогнутая. Другая выпуклая. Это потому, что подземная часть фармакологического центра (надземной-то у него, собственно, и нет) — цилиндрическая. В той, что выпуклая, — раздвижные двери. В той, что вогнута, дверей нет.

Билли изнывал от любопытства. Рядом с каждой дверью светился фотоэлемент. Билли закрыл один рукой. Створки разъехались.

Четверо ассистентов в белых халатах держали за лапки обезьяну-ревуна. Ревун, распластанный на лабораторном столе, издавал жалобные гортанные звуки. Кто-то еще (кажется, мистер Спенсер; никогда не видел его без белого халата и темных очков) подкрадывался к ревуну со шприцом в руке.

Ревун стонал и извивался. Мистер Спенсер примерился…

Ревун хвостом вырвал у него шприц и запустил через всю комнату. Шприц вонзился в дверной косяк и задрожал там.

— Он укусил меня! — заорал Спенсер. — Вакцину мне! Срочно вакцину!

Пенни махнула рукой, створки закрылись. Потрясенный Билли некоторое время тупо таращился на дверь.

— Видишь, против чего мы боремся, — мрачно сказала Пенни.

Ушла вперед. Когда мы с Билли подошли к нужной двери, Пенни уже сидела на пороге, обхватив руками коленки.

— Не обращай внимания, — сказал я Билли. — С ней здесь всегда так.

Мы перешагнули через Пенни (та угрожающе заворчала) и оказались в комнате с аквариумом. Аквариум был размером с дом. В нем кружилась акула.

— Ни фига себе фармакологический центр, — сказал Билли.

— Атлантическая серо-голубая, — пробурчала Пенни. Она сидела на прежнем месте в прежней позе. — Она же мако. Девять тысяч фунтов живого веса.

— Нам направо, — сказал я.

Через маленькую дверцу мы вошли в питомник.

Там плохо пахло. Все вокруг было загромождено клетками. В клетках стрекотало, пищало, шуршало, шипело и даже чирикало.

— Хорошие мышки, — сказал Билли.

— Это крыски, — сказала всезнайка Пенни. — Черные норвежские.

— Черные крысы? Они белые и мелкие!

— Билли, последние семьдесят лет они размножались исключительно в лабораториях. Ты бы от такой жизни тоже усох и обесцветился.

Мы миновали клетки с пауками, кузнечиками, змеями, обезьянами, кроликами и морскими свинками.

— Почему наука, предоставленная самой себе, немедленно принимается мучить беззащитных животных? — вздохнув, спросила Пенни. — Надо у Квина поинтересоваться. А вот и они, маленькие!

Отдельно стояли четыре стеклянных ящика. К каждому шла труба вентиляции. За стеклом, понурившись, сидели четыре маленьких и мохнатых существа, весьма похожих на Терри. У одного был длинный раздвоенный пушистый хвост. У другого — удивительные уши, похожие на фейерверк. У третьего через левый глаз шла черная полоса, как повязка у пирата. На четвертом вся шерсть стояла дыбом.

— Покемоны, чувак! — уверенно сказал Билли. — Я знаю, я видел.

Но глазки у всех, как у плюшевых мишек. Пуговички.

На каждый ящик спереди был наклеен клочок желтой бумаги.

Я оторвал один. ШТАММ KG/OD2, 05/11/05, 2:32 РМ.

— Давай, Билли, — сказала Пенни. — Выпускай.

Билли задумался. Вы думаете, такие ящики открываются просто? Как бы не так! Но Билли все-таки разобрался. Открыл ящик. Немедленно взвыла сирена.

— Черт, — сказала Пенни. — Черт, черт, черт…

Ну, не «черт»… А с виду приличная девочка.

— Лифт, типа, единственный путь на поверхность? — спросил Билли, запихивая вяло отбивающегося пушистика в рюкзак.

— Еще служебная шахта, — ответил я. — Лиззи рассказывал.

Из рюкзака остались торчать большие уши.

— Tcheburashka!

Билли совал в рюкзак третьего пушистика. Рюкзак жертву принимать не хотел. Пушистик протестующе попискивал.

Четвертого Пенни, сжалившись, сунула в откинутый капюшон ветровки.

— Быстро, — сказал я. Отвел их к ближайшей вентиляционной решетке.

Решетка крепилась к стальной раме четырьмя болтами. Запасливый Билли достал из рюкзака пару Гаечных ключей. Мы с Пенни подтащили к вентиляции столик на тонких хромированных ножках и опасливо на него вскарабкались. Через минуту мы аккуратно прислонили решетку к стене. Решетка упала с громким звоном. Подняли. Поставили. Сняли мелкую сетку, очень пыльную.

Сирена печально выла. Но на ее зов никто не спешил.

Билли запихал в отверстие рюкзак, придерживая за ремешок. Рюкзак бодро пополз вперед. Забуксовал.

— На, держи, — Билли сунул ремешок Пенни.

Задрал футболку, вытащил «беретту», отдал ее мне.

— Держи, чувак. Я попробую выбраться на лифте.

— Это еще почему?

— Не пролезу. Не спорь, не пролезу. И вообще, у меня боязнь тесных, замкнутых пространств. Я серфер. И кто потом решетку на место поставит?

— Давай, Майки! — прошипела Пенни. — Вперед!

Я ухватил зубами поводок рюкзака, подтянулся (у вентиляционной шахты, между прочим, очень узкие и острые края) и заполз внутрь. Чуть не раздавил рюкзак с пушистиками. Встал на четвереньки, пополз, толкая перед собой рюкзак. Темно и тесно. Сзади вскарабкалась Пенни.

Билли с лязгом поставил на место решетку. Прошипел что-то неразборчивое, снял решетку — она опять с лязгом упала — поставил сетку, затем решетку и начал завинчивать. Винты мерзко заскрежетали. Хорошая у них в трубе акустика. Уши закладывает.

— А у меня фонарик есть, — сказала Пенни.

— И так видно.

Сбоку из решеток в трубу сочился слабенький свет.

Впереди самостоятельно уползал по трубе рюкзак. Я бросился за ним, больно ударившись головой о потолок. Сзади пыхтела Пенни.

— Стой, Майки.

— Чего тебе?

— Устала я!

— Поймают — будет плохо.

— Сама знаю. Мне страшно.

— Ну включи фонарик.

Включила.

— Хм-м, знаешь Пенни, а ты ведь… красивая.

— Ох. Самое время. Самое место.

— Правду говорю.

— А глаз?

— А что глаз? Тоже красивый. Серенький.

— Ох, Майки… Ты мне очень нравишься, но… Не в вентиляции же!

— А почему нет, Пенни?

— Да потому, что это хуже, чем на заднем сиденье «фольксвагена»!

— Не знаю, не пробовал.

— Но кто целуется в вентиляции, Майки? Русские?

— Всего один разочек, Пенни!

— Ну ладно.

Поцеловались. В вентиляции.

— Ты чего так дышишь?

— Я взволнована, Майки.

— Хм-м… А давай… Ой, что это?!

— Это у меня зверек в капюшоне.

— Пенни, а давай еще раз?

— Ползи. Дурак.

Не заметили, как доползли до служебной шахты. Рюкзак в нее благополучно ухнул. Я рванулся вперед и поймал его за ремень. Пенни пришлось ловить за ремень меня. Она бы меня, конечно, не удержала, но, по счастью, совсем рядом на стенке шахты поблескивали стальные скобы. Для ремонтников. Свободной рукой я вцепился в скобу.

Знаете, как неудобно выбираться из шахты в положении «головой вниз»? Не знаете.

Рюкзак я не уронил. И сам не упал. И Пенни за собой, что характерно, не утащил. Потому что координация движений хорошая!

Ладно, координация тут ни при чем. Я прошипел Пенни «тащи!» и принялся перебирать скобы. Вот и все.

Нет, спорт — это не мое.

— Уф-ф. Ты жив, Майки? Где мы сейчас? И куда ползем?

Я вспомнил Лиззи. У него были планы вентиляции. Зачем? Он из них Кишки Смертельной Гробницы делал. Лабиринт для игрушки. Откуда? Ему кто-то из друзей совершенно секретные чертежи скопировал. На папином ксероксе.

— Мы сейчас в служебной шахте. Тут вытяжка идет. И еще электропроводка, трубы всякие. Американский стиль. Ползем наверх.

— А далеко ползти?

— Ну, метров сто — сто пятьдесят.

— Майки, не выпендривайся.

— Пятьсот футов, Пенни.

— Ой! Лучше было в метрах.

Поползли. Очень тяжело. Мне уже после двух скоб захотелось передохнуть. А уж после трех-то как захотелось!

А Пенни вдруг петь начала. Низким, хрипловатым голоском.

— Лягушонок Джеремия другом был моим… Хоть не мог сказать ни слова… Вместе пили с ним…

Название песенки я забыл.

— Радость мальчишкам и радость девчонкам… Радость щеночку и радость котенку… Радость кораллам на дне… Радость тебе и мне…

Слуха у Пенни не было. Совсем.

Позли часа три. С перерывами. Отдыхали, привязавшись моим ремнем к скобе. Петь Пенни быстро перестала. Когда уже думали, что не выберемся, наткнулись на нишу для отдыха ремонтников. Там нашли небольшой аварийный лючок — заглушку, открыть которую можно было лишь изнутри. Открыли ее. Вылезли. Увидели лес, небо.

Ни серого одноэтажного здания, ни КПП поблизости. Мы долго лежали пластом.

— Майки… А где рюкзак? — слабо спросила Пенни.

Я пошарил рукой рядом с собой. Рюкзака не было.

Он уполз! В капюшоне Пенни тоже оказалось пусто.

Пенни грызла яблочко.

— Знаешь, почему детей учат считать на яблоках? — спросил у нее Квин. Он лежал на диване, прижимая ко лбу пузырь со льдом. — Почему Библия начинается с яблока? Почему именно яблоко бьет по башке измученного бессонницей физика?

— Нет. Почему?

— Яблоко — это единица мироздания, Пенни.

— Это вы говорите или Терри?

— Какая разница?

— Лучше спросите, знает ли он, где его друзья.

— Знает. Но нам не скажет. Так будет лучше.

— А знает ли он, где Билли? Мы очень беспокоимся о Билли.

И с хрустом откусила огромный кусок.

— Пойдемте в кино, мистер Квин?

— А как же Билли?!

Раздался звонок в дверь. Мы все, включая гиков, сели прямо.

— Это, наверное, Билли! — обрадовалась Пенни. — Я открою.

Вспорхнула по ступенькам. Вернулась в подвал.

— Это не Билли. Это агенты ФБР.

— Сами с ними разбирайтесь, — сказал Квин.

И спрятался в шкаф.

— Мистер Квин? — позвала Пенни. — Я думаю, будет гораздо лучше, если с ними поговорит кто-нибудь взрослый.

— Только не я! С детства боюсь ФБР.

Пенни вздохнула.

— Все приходится делать самой… Майки, открой дверь!

Я хотел сказать что-нибудь умное, передумал, поднялся по ступенькам и открыл дверь. На пороге стояли двое. Тощие, высокие, бледные. Мрачные. В темных костюмах. Походили на продавцов энциклопедий. Или на налоговых инспекторов. На незваных гостей, короче.

— Агент Брэйн, — представился один гость. — Это агент Пинки.

— Удостоверения, — пискнула Пенни, высунувшись из-за моего плеча.

— Мы их уже показывали дверному глазку.

— Ну и что, вы дверному глазку еще и представились.

Брэйн вздохнул, показал удостоверение.

— А вот это бледное существо, что, заменяет вам красивую, скептически настроенную напарницу, агент Брэйн? — спросила Пенни.

Теперь вздохнул уже Пинки.

— Можно нам пройти в подвал? — спросил Брэйн. — Мы привыкли работать в подвале.

На солнце оба тяжко страдали. Гики, проведшие за столом в подвале три четверти жизни, отнеслись к просьбе агентов с пониманием. Проводили их в подвал. Терри сидел в центре стола и притворялся плюшевым мишкой.

— Приступим, — сказал Брэйн. — Из местного фармакологического центра пропали четыре подопытных экземпляра. Бюро известно, что все четыре экземпляра — внеземного происхождения. Вам ведь это тоже известно.

— С чего вы взяли?

— Билли раскололся.

Мы с Пенни переглянулись. Она едва заметно качнула головой.

— У вас есть две минуты, чтоб вернуть похищенное, — сказал Пинки странным бесцветным голосом. — Потом…

Он снял перчатки, сложил из бледных пальцев решеточку и показал ее всем присутствующим.

— Никогда! — сказала Пенни. — Вы ничего не докажете. Ведь правда, Майки?

— Не знаю, Пенни, — пробормотал Лиззи. — Вспомни, что они сделали с «Напстером».

Присосался к ингалятору. У него от переживаний астма разыгралась.

— А где Терри? — спросил Брэйн. — Про него мы тоже знаем. Сдайте его немедленно.

— Ни за что! — Пенни сцапала Терри со стола.

Тот немедленно ожил, оплел руку Пенни хвостом, заморгал глазками-пуговичками.

— Ага! — сказал Пинки.

И пошел на Пенни. Та забилась в угол подвала. Пинки хищно над ней навис. Гики отважно растворились в тенях. Пенни заплакала. Я шагнул к ней.

— Пинки, ну что ты делаешь, — недовольно сказал Брэйн. — Вот, ребенка до слез довел. Ты бы еще пистолетом начал размахивать. Ребятки, поймите — это неофициальный…

— Пока что! — прорычал Пинки.

— …визит. Мы просто заберем Терри и остальных. И уйдем.

Брэйн снял темные очки. Заглянул Пенни в глаза.

Пинки тоже снял очки. Лучше бы он этого не делал.

— Мисс Миллер, проявите благоразумие! — проникновенно сказал Брэйн. — Хоть раз в жизни. Вы просто не знаете, с чем столкнулись! Если мы не получим экземпляры сейчас, то просто оцепим Томорроу. И начнем прочесывать. Будем заходить в каждый дом. Заглянем под каждый камень. И через три часа их найдем. Но тогда, наверное, будет уже слишком поздно.

— Почему поздно?

— В фармакологическом центре экземплярам был введен новый экспериментальный вирус. Смертельный как для них, так и для человека. Очень, очень заразный.

— Вирус? Наши мамы и папы помогают разрабатывать вирусы?

— Вирусы — это самое безобидное из того, что помогают разрабатывать ваши родители. Но дело даже не в этом.

Глядя на Пенни, Брэйн заговорил очень быстро.

— Допустим, существует раса пришельцев. Допустим, она промышляет скупкой и продажей планет, избавленных от разумных форм жизни. Чтобы избежать штрафных санкций, от разумных форм жизни избавляются весьма хитрым способом. На планету посылают отряд из пяти скаутов. Они имеют совершенно безобидный облик, но при этом владеют телепатическими способностями. Скауты ведут наблюдение. Ищут места, въезд куда перегорожен шлагбаумами. Где есть будки с часовыми. Заведения, которые расположены не менее чем в ста пятидесяти милях от ближайшего мегаполиса, рядом с маленькими, почти безымянными городками. И скауты слушают. Слушают мысли отправляющихся по домам ученых, сменившихся охранников, инвесторов, прилетающих на вертолетах… Скауты не торопятся. Времени у них сколько угодно. Они выбирают страну, претендующую на звание сверхдержавы. И слушают до тех пор, пока не услышат мысли вроде «боюсь даже представить, что будет, если ОНО вырвется на свободу» или «что мы наделали? Господи, что мы натворили? Не слишком ли поздно?». И когда они слышат такие мысли… Тогда они действуют.

Брэйн обвел нас всех взглядом.

— Четыре скаута попадаются на глаза охранникам. В силу своей пушистости и экзотичности скауты немедленно оказываются в питомнике. У ученых рефлекс наработан. Они обязательно вколют очаровательному пушистику последнюю версию своего новейшего вируса…

Брэйн перевел дух. На шкафу шумно завозился кот. Он уронил на Пинки коробку с «Монополией». Поднялась туча пыли, Пинки закашлялся. Лиззи обреченно достал ингалятор.

— И что же делает пятый скаут? — продолжил Брэйн, почему-то обращая свой монолог к коту. — Находит убежденных защитников окружающей среды. Или неразумных детишек. Что одно и то же. И неразумные детишки освобождают четырех скаутов! Как им это удается? В маленьких городках мамы и папы убежденных защитников трудятся в том самом тщательно охраняемом заведении! Защитники там все входы и выходы знают. И вот уже скауты на свободе. Проходит месяц, два, три (в зависимости от того, насколько продвинулась вирусология на этой отдельно взятой, совершенно условной планете), разумные формы жизни захлебываются в собственных соплях, а неразумным хоть бы хны. Вирус-то не простой, а искусственный… Получите готовую к использованию планету с почти нетронутой экосистемой, но без назойливых разумных форм жизни, бряцающих ядерным оружием. Теперь понятно, кого вы защищаете?

Внимательно выслушав Брэйна, кот зевнул и повернулся задницей.

— Все равно он глухой, — сказала Пенни. — И вы все врете! Терри не такой. И вообще, откуда вы знаете? Тоже Билли рассказал?

— Мы из Бюро! ФБР! ФБР знает все! А теперь давай сюда Терри, или я прикажу Пинки тебя…

С грохотом открылись дверцы шкафа. Из него, чихая, вывалился Эдвард Квин.

— А вот и Deus ex Machina! Прошу прощения, у меня аллергия на пыль, — сказал он.

В руке у Брэйна возник пистолет. Пинки попробовал схватить Терри, Пенни отскочила.

— Мой папа тебе глаз натянет… — Пенни, хоть и была журналисткой, покраснела. — В общем, натянет.

Пинки вцепился ей в плечо. Я сзади ударил его «береттой». Пинки охнул, покачнулся, схватился за стол. Я направил пистолет на Брэйна, Брэйн — на меня.

— Да прекратите же, — сказал Квин. — Тоже мне, «мексиканская ничья». Майки, отдай мне пистолет.

— Да, Майки, ты же не хочешь стрелять в федерального агента? — вкрадчиво спросил Брэйн.

— Послушайте, красавцы, оба вы — пришельцы, хватит уже морочить детям головы, — сказал Квин.

С потолка на ниточке свешивался колокольчик. К язычку был привязан маленький дракон, а к дракону — китайские монетки. Колокольчик лез Квину в лицо. Квин отмахивался. Колокольчик звенел.

— Э-э… Какие еще пришельцы? Мы федеральные агенты! У нас и удостоверения есть.

— Не сомневаюсь.

— Ладно, ладно. Мы пришельцы. Как ты догадался?

— Я знаменитый писатель! У меня богатый жизненный опыт. Одними изданиями в бумажных обложках можно «Боинг» набить!

Пинки хмыкнул.

— Мне все рассказал Терри, — вздохнул Квин, отмахиваясь от колокольчика. Тот обиженно трезвонил.

Брэйн убрал пистолет.

— Ох уж мне эти писатели…

— У нас с вами будет небольшой разговор, — сказал Квин.

Гики возбужденно зашептались.

— Разговор — он и в Африке разговор, — прошипел Лиззи. Приложился к ингалятору.

— В смысле — давайте уже нормально общаться, — сказал Квин, глядя на Лиззи с ненавистью.

— Нам нужны скауты!

— Конечно, нужны. Но зачем? Давайте поразмыслим… Майки, дай мне «беретту». Спасибо. Пенни, не могла бы ты поставить Терри на стол? Гран мерси. Итак, я писатель. Для меня все дыры вашей истории очевидны. Например, с защитниками окружающей среды и их родителями — очень слабое обобщение. Не все защитники обладают настырностью и хитростью Пенни. Не все родители позволяют им разгуливать по секретным лабораториям. Такое только в фильме «12 обезьянок» возможно. Ну, и в Томорроу…

Квин снял «беретту» с предохранителя. Лиззи внимательно посмотрел на него, сделал вид, что уронил ингалятор, и спрятался под стол.

— Кое-что Пинки и Брэйн рассказали верно. Да, есть колонизаторы, оформляющие планеты «под ключ». И есть скауты. Но колонизирует планеты одна раса, а разведкой занимается другая! Раса скаутов. У нее своя логика поведения. Скауты наблюдают. Просто наблюдают, не вмешиваются. На этом они сделали себе имя. Скауты пассивны. Даже когда есть угроза, даже если угроза прямая и явная. Внимательно посмотрите на эти глазки. Пуговички… Разве вы до сих пор не поняли? Они, как телекамеры! У телекамер нет инстинкта самосохранения.

— Разве Терри не просил нас…

— Он нас ни о чем не просил. Он доложил, что остальная группа погибла, выполняя задачу. Скауты не ждут спасения. Оно им не нужно. В чью головку пришла блестящая идея организовать спасательную операцию, Пенни? А?

— Но почему Терри с вами общается, мистер Квин?

— У меня есть теория. Видишь ли, Пенни, в каком-то смысле я тоже скаут. Я наблюдаю. Потом возвращаюсь с передовой и записываю наблюдения, прогнозы, обобщения. Я не вмешиваюсь. Писать надо о том, о чем знаешь… Сначала я знаю, потом пишу. Мы с Терри мыслим на одной волне. Но это, конечно, всего лишь теория.

— Вы только теории и городите, писаки, — сказал Брэйн.

Мрачный Пинки кивнул, потирая спину.

— Городим, городим. Вот еще одна. Скауты поставляют колонизаторам информацию. Насколько стабильны нынешние хозяева планеты? Когда планетенка станет пригодной к заселению? Да и станет ли? И вот в один прекрасный день скауты дают заказчикам прогноз по Земле. Весьма неутешительный для заказчиков. Человечество, сволочь такая, вымирать не собирается. А у колонизаторов сроки. Не правда ли, Пинки?

Квин наступал на Пинки и Брэйна. Те пятились.

— Мы тоже люди! — пискнул Пинки. — В смысле — пришельцы. На нас давят!

— Не отвечай ему! — Брэйн налетел на кресло, обернулся, сел. Пинки продолжал отступать вокруг стола.

— На всех давят, Пинки. А под давлением и люди, и пришельцы совершают идиотские поступки. Кто предложил скаутам собрать больше информации о фармакологическом центре Томорроу, Пинки? Ты? Или все-таки Брэйн? А кто подсказал охране центра, когда и где ждать? И вот скауты оказываются в питомнике. В герметичных стеклянных ящиках. Пятый скаут даже не пытается спасти друзей. У него и в мыслях такого нет. Он объявляет, что миссия провалена, и движется в точку эвакуации. А где у нас точка эвакуации? Где днем и ночью видят звездолеты? Правильно, в Бэд-крик. Но звездолет не прилетает! Пинки об этом позаботился.

— Это был Брэйн! — завопил Пинки, пятясь.

— Заткнись, идиот, — прошипел Брэйн из кресла.

— Зато в точку эвакуации приезжает экспедиция в составе трех подростков и одного писателя. Случайно? Сомневаюсь. Хотелось бы знать, что натолкнуло Билли на блестящую мысль о радиостанции. Или кто… Где Билли Томпсон, Брэйн? Я тебя спрашиваю.

— Да зачем он нам нужен? — Брэйн, развалившись в кресле, дружелюбно осклабился. — Билли сейчас с родителями объясняется. Позвоните, проверьте.

Колокольчик с драконом стукнул по лбу Пинки. Тот раздраженно отмахнулся. Колокольчик ударил сильнее. Пинки сорвал его, бросил на пол и растоптал.

— Но вирус! — закричала Пенни. — Мы с Майки заразились? Мы все умрем?!

— Нет, Пенни, нет. Скаут — это живой, разумный, ползающий пробник. Зонд. Они коллекционируют местные бактерии — колонизаторам же надо знать, с чем они столкнутся. У скаутов очень хитрая иммунная система. Вредоносные организмы в ней не уничтожаются, а запасаются. Вы понимаете? Вирус сейчас изолирован в каждом из четырех скаутов! Если скауты попадут в руки колонизаторов, те извлекут вирус и пустят его в водоемы. И все. Кранты человечеству. Планета вымерла и готова к эксплуатации. Вину за эпидемию можно возложить на скаутов. Такое пятно на репутации фирмы!

— Какое вам дело до репутации их фирмы? — спросил Брэйн. — Это проблемы скаутов. Беспокойтесь лучше о человечестве. Откуда вы знаете, что Терри говорит правду?

— Ничего я не знаю, — вздохнул Квин.

И выстрелил в Терри.

Я до сих пор ясно вижу эту картинку: Терри лежит на столе, и черная лужица растекается из-под него, кровь бежит по чьей-то игровой карточке, по параметрам силы, ловкости, интеллекта, мудрости и харизмы, и слабо подергивается пушистый хвост.

— Вот, — сказал Квин. — Вот вам человеческая логика. Терри умер. Видите? Вы никогда не узнаете, где скауты. Впрочем, они уже давно на запасной точке эвакуации. Ищите, если хотите. Не хотите? Тогда, мистер Пинки, мистер Брэйн, всех вам благ.

7.

Билли вернулся в Малибу. Он много времени проводит в Сети. Собственно, теперь мы с ним общаемся больше, чем когда Билли жил через дорогу от меня. Странно, не правда ли?

Над Бэд-крик опять видели НЛО.

Станцию KBZY приобрел аноним. Крутит она настоящий немецкий хэви-метал. И «Битлз».

Как и в любом городке, где по автостраде грохочут восемнадцатиколесные грузовики с прицепом, в Томорроу есть Кладбище домашних животных. На этом Кладбище — маленькие могилки, трогательные самодельные крестики, плачущие девочки. Мальчики туда не ходят. Стесняются. На одном крестике написано «Спайк» (убитая грузовиком собачка), на другом — «Шэдоу» (видимо, кошечка, убитая собачкой), на третьем — «Терри». Перед этим крестиком часто стоит Пенни. Она — единственная девочка на Кладбище, прячущая улыбку.

Почему?

Конечно, Терри был маленький, а пуля калибра 9 мм — большой. Но если учесть, что в момент выстрела Терри находился в телепатическом контакте с Квином… Если учесть, что они были на одной волне, и Терри мог подсказать, где в его маленьком тельце находятся жизненно важные органы, а где этих жизненно важных органов нет… Если вспомнить, что Пенни организовала сбор крови «для помощи бедному щеночку»… Люди очень любят сдавать кровь для кого-нибудь жалкого и беспомощного. Американцы — в особенности. Неважно, человек это или нет. Лишь бы получатель был маленьким, беззащитным и хорошо смотрелся на фотографиях.

И если учесть, что домой, в Мэн, Квин не отправился самолетом, а взял напрокат машину…

В общем, Пенни очень хочет выбраться в Мэн. У нее там целых два друга.

У нас с Пенни все хорошо, спасибо, что спросили (американская формула, я знаю; но, увы, я все чаще использую американские формулы, и все реже — русские). Мы планируем… Мы много чего планируем. Поездить по свету, например. Посмотреть Бермуды, Гавану, Рио… Когда, конечно, у нас появятся деньги, и если, конечно, они у нас появятся. Вот станет, допустим, Пенни знаменитой писательницей. Или я, в полном соответствии с Великой Американской Мечтой, выиграю в лотерею. Видите ли, когда живешь в городке под названием Томорроу, завтрашний день кажется куда реальнее сегодняшнего.