Японский Есенин
Японский Есенин
Есть особые мгновения, они не повторяются в жизни. Я с любовью вспоминаю эти мгновения. Мне не хочется, чтобы они прошли бесследно. Чтобы запечатлеть их, нужны короткие песни, которые можно создавать быстро… Я пишу такие песни, потому что я люблю жизнь.
Исикава Такубоку
Издалека мне показалось, что эго — изваяние с острова Пасхи: в вечерней мгле одиноко глядела в небо таинственная каменная глыба. Она находится в префектуре Иватэ, на берегу реки, в часе езды от города Мориока. Гранитная глыба воздвигнута в честь любимейшего из поэтов японского народа Исикава Такубоку. Здесь, на земле, где родился, рос и любовался вот этим багровым закатом поэт, я вспомнил еще одну встречу, вернее, памятный вечер в Москве в Доме дружбы с народами зарубежных стран.
То был необычный вечер. Москвичи — молодежь и всемирно известные японоведы — собрались почтить память поэта. по случаю пятидесятилетия со дня его кончины. Были здесь и переводчицы стихов Исикава — Анна Евгеньевна Глускина и Вера Николаевна Маркова. Председательствовал академик Николай Иосифович Конрад. Задушевно и торжественно звучала речь академика. Но не это взволновало меня, и даже не его ораторское искусство, отмеченное строгостью мысли и отточенностью формулировок. Меня поразила тогда надолго оставшаяся в памяти необычная, но удивительно точная аналогия: Такубоку — Есенин! Оба — любимейшие певцы своего народа, выразители сокровенных глубин народной души. Оба воспели родные края. Оба ушли из жизни молодыми, оставшись навечно в благодарных сердцах своего народа.
…Существует старинный японский обычай: когда расцветают деревья, на особенно красивые ветки вишни или сливы подвешивают колокольчики, звенящие от малейшего дуновения ветра. К язычкам колокольчиков прикрепляются полоски бумаги, так называемые тандзаку, на которых начертаны тушью стихи любимых поэтов. И когда с белоснежных ветвей доносится мелодичный перезвон, кто бы ни шел, невольно замедлит шаги, чтобы прочесть стихотворение, а заодно и полюбоваться благоухающей ветвью.
Каждый апрель на зеленеющей ветке ивы можно увидеть «тандзаку» с очень известным стихотворением:
Вы перед глазами у меня,
Берега далекой Китаками,
Где так мягко ивы зеленеют,
Словно говорят мне:
«Плачь!» [8]
Эти строки принадлежат Такубоку. Он умер в апреле, тринадцатого числа, и ежегодно вся Япония отмечает день памяти поэта. Подобно Пушкину, Роберту Бернсу и другим великим поэтам, он удостоился всеобщей любви.
Исикава Такубоку — народный поэт в подлинном смысле слова. Он вышел из народа и оставался с ним, живя его жизнью, служа его интересам.
Такубоку родился в 1885 г. в бедной крестьянской семье, с детства познал нужду, которая не покинула его, как и великого шотландского барда, даже в зените славы. Рассказывают, что нередко Такубоку приходилось добираться до дому пешком — не на что было купить трамвайный билет.
Друзья!
Не брезгуйте так жалким видом нищих!
Ведь я в дни голода такой же, как они! —
писал поэт.
В поисках лучшей жизни, в поисках смысла самого существования поэт переезжал с места на место — устремлялся то на юг, то на север.
В своей критической статье «Стихи, которые можно есть» Такубоку писал: «Когда мне исполнилось двадцать лет, в жизни моей произошли большие перемены… Следовало бы всем мечтателям — этим жалким трусам, которые боятся действительности, — хоть частично испытать на самих себе пережитое мною с тех пор…»
В надежде на заработок он едет в Токио — напрасно… Вторая поездка — и вновь неудача… С женитьбой нужда становится еще нестерпимее. Как прокормить пять человек на жалованье помощника школьного учителя? Но и этих мизерных денег Такубоку лишился за организацию в школе забастовки протеста. Его уволили.
И все же, несмотря на тысячи бед и невзгод, несмотря на царившую в обществе гнетущую атмосферу тирании и деспотизма, в которой гибли лучшие люди, поэт не сдавался. Он писал и боролся, любил и страдал, жаждал свободы и воспевал ее грядущий приход… Недаром в одном из своих стихотворений он назвал себя «сгустком мятежного духа», недаром во многих стихах он говорит о своей любви к алому цвету как символу мятежной борьбы:
О алый, алый цвет!
Как радостен наш мир,
Когда горит в нем алый цвет!
Враг неподвижности и застоя, Такубоку едко высмеивал тех, кто стремился, как премудрый пескарь, остаться в стороне от событий века, уйти на дно обывательщины, погрязнуть в сугубо личных переживаниях:
«Как мне бездействие противно
Застывшего в своих порядках мира!» —
Так я сказал,
И с этих пор
Живет в душе мятежная тоска.
Вот почему спокойное, безветренное море ассоциируется в сознании поэта с застоем:
О, как томит меня
Это спокойное море!
Я отвернулся прочь, —
И опалил мой взор
Пламенем алый пояс.
Весь — порыв, весь — устремленность вдаль, вперед, к светлому завтра… Таким был Такубоку.
Любовь к России окрашивает многие произведения Такубоку.
Имя русское
Бородин,
Не знаю сам почему,
Целый день
Я твержу безотчетно…
А вот другое стихотворение:
Русское имя
Соня
Я дал дочурке своей,
И радостно мне бывает
Порой окликнуть ее.
В одну из своих поездок, на пути к городу Кусиро, что на Хоккайдо, Такубоку увидел равнину Исикари, и в его воображении возник русский пейзаж. Она напомнила ему повести Тургенева, которыми он зачитывался, его настольную книгу — «Накануне» и любимого героя — революционера Инсарова:
Летел навстречу мокрый снег,
И по равнине Исикари
Наш поезд мчался сквозь метель.
Я в этом северном просторе
Роман Тургенева читал.
Во время русско-японской войны поэт бросает резкий вызов силам милитаризма и расовым предрассудкам, воспевает врага — неслыханная в Японии дерзость! — «русского героя» в произведении «Памяти адмирала Макарова»:
Утихни, ураган! Прибой, не грохочи,
Кидаясь в бешенстве на берег дикий!
Вы, демоны, ревущие в ночи,
Хотя на миг прервите ваши крики!
Друзья и недруги, отбросьте прочь мечи,
Не наносите яростных ударов,
Замрите со склоненной головой
При звуках имени его: Макаров!
(Перевод В. Н. Марковой)
Смело приветствует Такубоку и первую русскую революцию:
Кто посмеет меня упрекнуть,
Если я поеду в Россию,
Чтобы вместе с восставшими биться
И умереть,
Сражаясь?
Поэтический сборник Такубоку «Горсть песка», созданный в 1910 г., — своеобразная исповедь поэта, собравшего в одной книжке лирические записи разных лет. Когда читаешь «Горсть песка», сердце переполняется тоской, безотчетной и долго не проходящей, — настолько печален и беспросветен внутренний мир поэта:
Какая грусть в безжизненном песке!
Шуршит, шуршит
И все течет сквозь пальцы, когда сожмешь в руке…
С волнением я читал эти строки, высеченные на камне — еще одном памятнике поэту — перед старинной гостиницей (в которой он жил когда-то) на одной из улочек столицы неподалеку от Токийского университета. Прежнее здание сгорело, а новое бережно хранит память о великом скитальце. И вспомнились мне тогда же еще одни строки поэта:
Вдруг незаметно для меня
С крупинками песка слеза смешалась…
Какой тяжелой сделалась слеза!
Жизнь уходила… Но когда же придет долгожданное освобождение? Да и придет ли оно?..
От сердца своего
Сегодня я бежал,
Как зверь больной,
Куда глаза глядят…
От недовольства жизнью я бежал.
И все же, читая и перечитывая «Горсть песка» (равно как и другую книгу Такубоку — «Грустная игрушка»), замечаешь, что пессимистический настрой стихов не всеобъемлющ. Убеждаешься, что «Горсть песка» проникнута и оптимизмом, искренней симпатией к людям. Да и могло ли быть иначе, если поэзия Такубоку отображала реальность во всем богатстве красок и оттенков? «Надо писать стихи, крепко стоя обеими ногами на земле, — говорил Такубоку. — Надо писать о чувствах, тесно связанных с реальной жизнью. Надо писать стихи, необходимые для нас, от которых исходил бы запах нашей повседневной еды, а не редких изысканных блюд».
В поэзии Такубоку древнее пятистишие — танка, этот традиционный малый поэтический жанр, избавилось от условностей, наложенных предыдущими веками, наполнилось соками полнокровной жизни. Поэт вдохнул новое содержание в форму тысячелетней давности. Он поднял новую тему — воспел любовь к своей родине, к своему народу:
Сегодня снова боль в груди моей.
И думаю: «Уж если умирать,
Уеду и умру в родном селе! [9]
Последний сборник Такубоку, «Свист и свисток», создавался в период увлечения поэта социалистическими идеями. Он посещал кружки, где революционно настроенные интеллигенты вели жаркие политические споры. Но, к сожалению, только споры. Об этом с горечью говорит Такубоку в стихотворении «После бесконечных споров». Пылкие сердца, горячие головы! Но никто из споривших не предлагал, подобно русским единомышленникам, идти «в народ». И когда поэт встретил среди них не случайного попутчика революции, а настоящего борца, он проникся к нему огромным уважением. Встречу сохранило потомкам стихотворение «Надгробная надпись».
Свою недолгую и печальную жизнь Исикава Такубоку посвятил народу. Мечта о новом завтрашнем дне, о революции не покидала поэта до последнего вздоха:
Верно, думают с грустью об этом жена и друзья, —
Ведь смертельно я болен, и все же
Говорю беспрестанно о революции вновь!
Но Такубоку не только демократический поэт, глашатай социальной бури. Такубоку — тончайший лирик, воспевший любовь, душевную человеческую привязанность:
Как в груду мягкую скопившегося снега
Пылающие щеки погрузить —
Вот так бы полюбить!
А как трогательно пишет поэт о матери, раньше времени состарившейся от нужды и горя:
Я в шутку
Мать на спину посадил,
Но так была она легка,
Что я не мог без слез
И трех шагов пройти!
Эти строки невольно воскрешают в памяти другие, написанные в другой стране:
Ты жива еще, моя старушка?
Жив и я. Привет тебе, привет!
Пусть струится над твоей избушкой
Тот вечерний несказанный свет.
Много общего у двух этих разных поэтов — Есенина и Такубоку. И свежесть чувств, и нежность души, и грусть, и молодость, и надежды… О родственности их поэзии когда-то говорил академик Н. И. Конрад. Об этом пишет и современная японская критика. Но более всего это подчеркивают стихи. Можно немало привести примеров. Но мне хотелось бы обойтись еще одним. Вспомним, с какой теплотой писал Есенин о животных, о «зверье», которое, «как братьев своих меньших, никогда не бил по голове». Вспомним «Собаке Качалова»:
Пожалуйста, голубчик, не ложись.
Пойми со мной хоть самое простое.
Ведь ты не знаешь, что такое жизнь.
Не знаешь ты, что жить на свете стоит…
А вот трехстишие Такубоку:
В тот день, когда я голодал,
Так добра была морда собаки, что в лицо мне
глядела,
Голодная, тонким виляя хвостом!
…На берегу реки Китаками, где протекало детство поэта, на фоне белоснежной горы Иватэ высится огромная глыба камня, воздвигнутая в честь Такубоку. На полированной поверхности памятника высечены строки поэта, посвященные родной реке и плакучей иве. Те же строки, к которым каждой весной с ветвей цветущих деревьев взывает звон колокольчика:
Вы перед глазами у меня,
Берега далекой Китаками,
Где так мягко ивы зеленеют,
Словно говорят мне:
«Плачь!»