Акакий Абрамович Березовский

Акакий Абрамович Березовский

Образ Бориса Абрамовича Березовского в новейшей российской истории – один из самых одиозных и легендарных. Демонический и вездесущий Березовский, «Абрамыч», главный олигарх, «лондонский сиделец», враг номер один российского президента, «серый кардинал», спонсор и идеолог «цветных революций», БАБ, окутанный флером тайных убийств, радиоактивных элементов и чеченских эмиссаров, «крестный отец Кремля» и «отец русской демократии». Очередное интервью Березовского о том, что «недолго уж осталось», заявление очередной страны о том, что она не испытывает страстного желания видеть миллиардера в числе своих гостей, или очередной запрос об экстрадиции политбеженца по причинам вполне уголовным – стали в последние годы неким неизменным дополнением к информационному меню. Нечто вроде десерта – есть уже не хочется, но когда не подали – остается ощущение незавершенности.

Свой имидж Борис Абрамович поддерживает, надо сказать, мастерски – любое его появление в информационном поле носит истеричный, скандальный и провокационный характер и напрочь смывает сонливость и умиротворенность у слушателей и зрителей. Не заметить его невозможно, не запомнить – сложно. Образ умудренного опытом и тайным знанием провидца, которому открыты все подспудные пружины и веревочки и который с трудом сдерживает благородное негодование, поскольку – человек воспитанный и к тому же академик (см. выше). Однако – столь ли благородно это негодование, и пытается ли.

Борис Абрамович сдержать его, находясь не в поле зрения камер?

В сентябре 2000 года директор Института групповой и семейной психотерапии Леонид Кроль начал публиковать в «Новой газете» серию психологических портретов самых известных деятелей России конца ХХ – начала XХI века. Первым в очереди, естественно, оказался Борис Березовский. Леонид Кроль увидел в нем героя гоголевской «Шинели» Акакия Акакиевича, добравшегося до вершин общества, но сохранившего в себе все комплексы «маленького человека» и пытающегося эти комплексы компенсировать. «Борис Березовский, эдакий Чарли Чаплин нашего времени», – говорит о нем психолог.

«Лысина, вопросительный знак фигуры, шея – вперед, все же не герой-любовник, несмотря на запал. <…> Народная молва видит в нем фигуру серого кардинала. Образ плута, обманщика, лгуна и интригана так часто всплывает, что, кажется, инициирован им самим. Зачем? А чтобы было, говорилось, звучало, напоминало въедливо и неиссякающей нотой, как надоевшая реклама, как бесконечная цитата самого себя. <…> Антигерой, владелец отрицательного обаяния. Страсть: “Относитесь ко мне, не будьте равнодушны, лучше ненавидьте, но не будьте холодны!”. “Мне – холодно, я бываю бесчувственен, уж лучше гореть в пламени, чем переживать этот холод безразличия и нечувствия!“».^[2]

Боязнь оказаться не у дел, остаться за бортом политической жизни, стать незаметным – один из самых серьезных страхов Березовского. Еще в 2000 году, отвечая на вопрос, почему он уходит из Думы, Березовский сказал: «Я не хочу быть статистом».^[3]

Пламенное желание Березовского добиться значительности и влияния – оттуда же, из детских комплексов и страхов: «Опасливость ребенка, которого не принимают в песочницу. Его мечты – как он всем им покажет. И какие игры мог бы он им в песочнице предложить, если бы взяли. <….> А вот жажда власти сжигает всерьез. Отчаянно верит, по-мальчишески страстно, в достижимость самой-самой власти – стать Президентом России. На всякий случай идет по многим дорогам сразу».^[4]

Принято считать, что уже в середине 90-х Березовский был одним из самых значимых персонажей российской политики, вхожим во все кремлевские кабинеты вплоть до самых высоких, и уже тогда стал тем самым «великим и ужасным» БАБом, миф о котором так тщательно культивируется до сих пор. Однако вот что говорит о нем тогдашнем, образца середины 90-х, Марина Юденич:

«…Что касается проникновения в кабинеты, я наблюдала этот процесс несколько раз. И всякий раз отдавала должное Борису Абрамовичу.

Происходило все так.

БАБ появлялся в приемной, с неизменным сиротливым портфелем. <…> Так держат портфели мелкие чиновники, скромные сельские учителя, услужливые порученцы, так, наверное, носил свой портфельчик – если он у него был – Акакий Акакиевич. При этом – если случалось БАБу открыть свой портфельчик, из того немедленно сыпались какие-то документы и просто клочки бумажек. Еще у БАБа был телефон – такая, знаете, большая серенькая Моторола, из первых мобильных, с крышечкой – который беспрестанно звонил. И БАБ, зажимая портфель под мышкой, торопливо откидывал крышечку, полушепотом бросал в трубку: “В Кремле…” или “В приемной NN…”, “не могу говорить”, но потом все же говорил, в своей обычной манере: скороговоркой – неразборчиво и сумбурно.

Потом он усаживался в приемной и начиналось ожидание. Именно ожидание, а возможно, даже Ожидание, как процесс, потому что длилось оно иногда часами. <…>

Дверь кабинета открывалась, хозяин появлялся на пороге, провожая посетителя, или – по каким-то своим державным надобностям – выглядывая в приемную. Естественно следовало рукопожатие. А дальше цепкая лапка БАБа ловко перехватывала державное лицо под локоток. При этом он сыпал словами, понять из которых было практически ничего не возможно, кроме одного – дело не терпит отлагательств. И это, разумеется, дело государственной важности. А вернее – архи государственной архи важности.

Хозяин кабинета иногда пытался сопротивляться, иногда вяло принимал визитера, как неизбежное, но БАБ всегда держался крепко и не выпускал руки государева человека, пока не оказывался в кабинете.

Потом начинался короткий спектакль одного актера, игравшего всегда одну и ту же пьесу, но всегда – с неизменным успехом.

Усевшись возле стола, БАБ в измождении растекался по стулу, и картинно прижимая свои маленькие лапки к груди, жалостливо произносил: “С утра на ногах. Ни росинки во рту. Дайте стакан чаю. Пожалуйста”. <…> Приносили чай. К нему – непременно чего-нибудь перекусить. <…> БАБ аккуратно, как белочка, брал угощение двумя лапками, мелко, часто откусывал, продолжая говорить с набитым ртом. Понятно, что человека, пьющего чай, не выставят, пока чаепитие не закончится. Стало быть, в распоряжении было, как минимум, минут сорок. БАБ руководил страной».^[5]

В конце концов Борис Абрамович действительно стал вхожим в кремлевские кабинеты не только затем, чтобы попить чаю. И действительно стал одним из тех, кто руководил страной. И в конечном итоге именно этот – кремлевский – период и растущая жажда новых доказательств своей значительности сыграли с ним злую шутку.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.