Историческая трагедия

Историческая трагедия

В Москве 19–21 августа этого года была предпринята попытка государственного переворота. В нем как в фокусе сконцентрировалась вся сущность процесса перестройки, начавшегося в 1985 году с приходом Михаила Горбачева к высшей власти. Поэтому это событие заслуживает самого пристального внимания и объективной оценки. Подчеркиваю: объективной! Это подчеркивание нелишне, так как в современной ситуации в мире сохранить позицию объективности очень трудно, если это вообще возможно. Тем не менее, я приложу все усилия к тому, чтобы остаться на этой позиции.

Когда начался переворот, если вообще к этому нелепому мероприятию на высотах власти приложимо высокое слово «переворот», все западные средства массовой информации немедленно окрестили его как путч. Слово «путч» в сознании западных людей вызывает вполне определенную картину: кучка заговорщиков, используя вооруженные силы, устраняет законное правительство и захватывает власть в свои руки. В данном случае на самом деле ничего подобного не было. Было нечто иное, что не укладывается в рамки привычных пропагандистских и журналистских штампов. Слово «путч» было пущено в оборот не приверженцами беспристрастной истины, а участниками одной из политических сил, кровно заинтересованных в дискредитации тех, кто рискнул пойти на переворот.

Рассмотрим сначала чисто внешний аспект события. Кто эти лица, образовавшие Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР (сокращенно — ГКЧП) и предпринявшие ряд действий, истолкованных как переворот и на самом деле имевших шансы, перерасти в переворот? Вице-президент СССР Геннадий Янаев, премьер-министр СССР Валентин Павлов, председатель КГБ СССР Владимир Крючков, министр внутренних дел СССР Борис Пуго, министр обороны СССР Дмитрий Язов, первый заместитель председателя Совета обороны СССР Олег Бакланов, председатель Крестьянского союза СССР Василий Стародубцев и президент Ассоциации государственных предприятий и объектов промышленности, строительства, транспорта и связи СССР Александр Тизяков. Так что «путчисты» были людьми, входившими в состав центральной власти СССР. Запомните это: центральной власти!

Президент Михаил Горбачев находился в отпуске. Согласно указу вице-президента Янаева, он, Янаев, вступил в исполнение обязанностей Президента СССР в связи с тем, что Горбачев по состоянию здоровья не мог исполнять обязанности Президента, причем Янаев сделал это на основании статьи 127.7 Конституции СССР. Вопрос о фактическом состоянии здоровья Горбачева стал предметом мировой политики, так что истину на этот счет узнать практически невозможно. Попытка переворота не удалась, и победители вобьют в головы людей ту версию, какую найдут нужным. А если бы переворот удался, то изобразить версию ГКЧП не представило бы никакого труда.

Никто, кроме Горбачева, не был отстранен от власти. Никто не был арестован. Другое дело, что успех переворота мог бы со временем привести к серьезным изменениям в стране и в системе власти. Это и напугало демократов и радикалов, а также их западных покровителей и инструкторов. Поэтому они и проявили бешеную активность по дискредитации попытки переворота и его срыву. Если смотреть на событие как на нечто серьезное, а не как на имитацию переворота, то такое поведение «путчистов» выглядит как непростительная ошибка. Они не младенцы — знали, на что шли. Если они имели серьезные намерения, то первым делом должны были бы арестовать всех активных радикалов, включая Ельцина. Это главное условие переворота ими не было выполнено, что стало важнейшей причиной его срыва.

Члены ГКЧП заявили, что над страной нависла смертельная опасность, что начатая Горбачевым перестройка зашла в тупик, и необходимы чрезвычайные меры по выводу государства и общества из кризиса. Более того, Янаев заявил, что советское руководство и дальше будет следовать курсом, который в 1985 году начал Горбачев. В это никто не поверил, это надо было предвидеть заранее и первым делом осудить всю перестройку как преступление против интересов страны и народа. Именно этого от них ждали миллионы людей, которые их поддержали бы. «Путчисты» этого не сделали, обрекая себя, тем самым, на провал. Весь «путч» с самого начала выглядел как фарс или даже как провокация. Впечатление такое, что «путч» был кому-то нужен, но такой, чтобы его было легко раздавить, и чтобы он дал повод для той «революции», которая произошла в Москве на основе его подавления. Надо отдать должное тем, кто спланировал эту операцию.

Членов ГКЧП обвинили в том, что их действия были неконституционными. Так ли это было на самом деле? Я утверждаю, что сам подход к событию с юридическими мерками лишен какого бы то ни было смысла. Если бы переворот удался, то было бы достаточно оснований, чтобы признать его конституционность, и нашлось бы достаточное число экспертов, которые привели бы убедительные аргументы в пользу этого. Переворот сорвался, и доминирующие в стране и в мире силы оценили его как неконституционный, найдя для этого подходящие аргументы. Но, повторяю, и то и другое бессмысленно именно юридически. Если встать на позицию оценки событий как конституционных или неконституционных, то с полным основанием можно вообще все действия горбачевского руководства оценить как неконституционные. Я уже не говорю о действиях Ельцина, неконституционный характер которых признавали даже сами представители лагеря реформаторов и радикалов.

По приказу ГКЧП в переворот пытались вовлечь вооруженные силы. В советской истории уже был такой случай в 1953 году, когда убрали Берия. Тогда в Москву были введены части тех же элитарных дивизий, которые теперь, почти сорок лет спустя, были введены по приказу ГКЧП. Члены ГКЧП, отдавая приказ о вводе их в Москву, поразительным образом не учли тех перемен, которые произошли за послесталин-ские годы, и того состояния, в которое ввергла советское население сама же государственная идеология и пропаганда за годы перестройки, не говоря уж о необычайно активной пропаганде антикоммунистических и антисоветских сил. Это решение ГКЧП было грубейшей политической ошибкой, непростительной для людей, которые сами находились на вершинах власти и знали положение в стране лучше многих других. Хотели этого члены ГКЧП или нет, но включением вооруженных сил в свою политическую борьбу они сыграли на руку тем, против кого намеревались вести борьбу. Они фактически сыграли тут роль провокаторов, усилив в огромной степени деморализацию армии и надолго, если не насовсем, исключив возможность нового переворота. Если этих людей стоит судить, то, прежде всего, за поразительную некомпетентность и нерешительность.

Радикальные силы во главе с Ельциным использовали конституционную демагогию, в рамках которой еще держались члены ГКЧП, и взяли на себя роль защитников конституционного порядка и демократии, что, разумеется, усилило симпатии к ним мирового общественного мнения. Они с поразительной быстротой мобилизовали ту часть населения Москвы, Ленинграда и других городов, которая была наиболее активной политически и поддерживала их. Такая реакция радикальных сил наводит на ту же мысль: если «путч » не организовали специально, то его, по крайней мере, кое-кто ожидал.

Большинство населения, втайне сочувствовавшее членам ГКЧП и надеявшееся на то, что кошмар перестройки, в конце концов, кончится, осталось пассивным. К тому же оно, развращенное и одураченное пропагандой реформаторов и радикалов в течение последних шести лет, впало в состояние полной растерянности, и было совершенно неспособно судить о том, на чьей стороне правда, с точки зрения их же интересов. Это молчаливое большинство всегда было пассивной массой в стране, покорно выполнявшей распоряжения начальства. Продержись ГКЧП хотя бы пару недель, оно восприняло бы переворот как нечто само собой разумеющееся и нормальное. Оно решило бы, что установка свыше переменилась и нужно жить так, как жили раньше. Радикалы понимали это. И поэтому действовали стремительно. Я думаю, что это понимали и политические лидеры Запада. Они приложили огромные усилия к тому, чтобы сорвать переворот. Без усилий со стороны Запада срыв переворота был бы затруднен и даже мог бы не состояться.

Одной из важнейших причин провала попытки переворота является та позиция, которую заняли центристы, включая руководство КПСС. Фактически переворот поддержали организации и группы людей, не имевших влияния в обществе. Это, например, Совет ветеранов труда и ветеранов войны, которым радикалы создали репутацию недобитых сталинистов. Члены ГКЧП рассчитывали на поддержку центристов. Они сами принадлежали к центристам и пытались выступить именно в такой роли. Но неумолимая логика политической борьбы приписала им роль совсем иную — роль консерваторов, стремившихся остановить пагубную для страны (с их точки зрения) политику перестройки и восстановить нормы жизни, сложившиеся в доперестроечные годы. Радикалы сделали многое для того, чтобы создать им такую репутацию. Кроме того, с этим аспектом политической борьбы переплелся другой, не менее важный, а именно — борьба между центральной властью, возглавлявшейся Горбачевым, и республиканской властью РСФСР, возглавлявшейся Ельциным. Логика политической борьбы после поражения консерваторов и фактического отстранения их от власти вела к поляризации в самом лагере реформаторов. Центристы при этом, по самому своему положению в системе власти вынужденные принимать какие-то меры по сохранению целостности страны и общественного порядка, все более толкались на то, к чему призывали консерваторы. Они вольно или невольно брали на себя функции разгромленных ими консерваторов. Радикалы же, которые нисколько не заботились исполнением позитивных функций власти, по самой их природе непопулярных в народе, подхватили лозунги перестройки и развили активную деятельность по разрушению советского социального строя, системы власти и идеологии, приобретя своей разрушительной деятельностью огромную популярность в массах.

Сложилось своеобразное двоевластие. Республиканская власть не подчинялась центральной, саботируя ее распоряжения и всячески дискредитируя ее. Такое положение не могло длиться вечно. Если бы не было попытки переворота, Горбачеву самому пришлось бы, так или иначе, предпринять нечто подобное. Но это не входило в его тактику. Он привык делать грязную работу чужими руками, сохраняя ореол политической святости и непорочности. Я не исключаю того, что он в какой-то форме сам замешан в подготовке фарса переворота.

Провал попытки переворота означал поражение центральной власти, склонной к умеренной перестройке, и победу республиканской власти, рвавшейся к коренной ломке всего советского образа жизни. Двоевластие, по крайней мере, на данное время, закончилось. Монополию на перестройку захватили радикалы. Трудно сказать, как далеко может зайти этот процесс и насколько молчаливое большинство способно оказать ему сопротивление.

Теперь от лидеров Запада зависит, кто из двух будет продолжать дело развала страны. Конечно, было бы лучше, если бы они продолжали это дело совместно, как это было до сих пор. Но, увы, «дружба» двух главных служителей Запада, по всей вероятности, окончилась насовсем. Хотя страна и велика, диктатор может быть лишь один. Горбачев хорошо поработал в пользу Запада, заслужив кучу премий и титулов вроде «человек года» и «человек десятилетия». Естественно, ему самому хотелось бы довести дело развала страны до конца, чтобы к полученным наградам и титулам добавить самый высший, а именно — «человек века». Но история с попыткой переворота, предпринятой людьми из его команды, подмочила его репутацию. Ельцин явно оттеснил Горбачева на задний план и стал фигурой номер один в политической жизни страны. Но он имеет репутацию человека, который может выкинуть неожиданный фортель, а это не соответствует точным расчетам творцов западной стратегии. Ельцин, как и Горбачев, прошел школу лжи, лицемерия и коварства в том же самом брежневском партийном аппарате. Отрекаясь от коммунизма, такие перевертыши не перестают быть стопроцентным порождением этого самого коммунизма. Хамелеоны коммунизма могут принимать любую форму и окраску.

Поразительным в данной ситуации является то, что руководство КПСС почти не поддержало попытку переворота, хотя это был последний шанс спасти КПСС как единственную силу, способную еще мобилизовать население страны на борьбу против надвигающейся катастрофы. С этой точки зрения руководители КПСС заслуживают еще большего презрения, чем радикалы, теперь открыто стремящиеся, разрушить в стране коммунистическую систему до основания. Руководители КПСС должны были понимать, что Советский Союз выстоял в войне с Германией только благодаря тому, что был коммунистической страной. И теперь Советский Союз способен выстоять в «теплой войне» только как коммунистическая страна. Разрушение коммунизма здесь равносильно полному разгрому страны. Лидеры Запада и все те, кто в армии Запада занят разрушением Советского Союза, прекрасно понимают эту банальную истину и бьют именно в это самое важное место в обороне страны.

Руководство КПСС может служить образцом того, какую гнусную породу людей породил коммунистический социальный строй. Никогда еще руководство большой организации не обнаруживало такого огромного числа предателей своей идеологии и своей собственной партии. Я считаю поведение таких высших руководителей КПСС, как Горбачев, Ельцин, Яковлев, Шеварднадзе и им подобные, основной причиной поражений Советского Союза в битве с Западом и в разрушении страны. И в данном случае роль руководства КПСС оказалась предательской. Если бы «путчисты» выступили с откровенным призывом к членам партии покончить с перестройкой, которая на самом деле провалилась как нечто созидательное, то на улицы Москвы вышло бы народу в десять раз больше, чем масса приверженцев Ельцина. Но вожди КПСС всех уровней, дрожа за свою шкуру, не сделали этого, подписав, тем самым, себе приговор.

Ближайшим следствием провала попытки переворота явилось то, что Ельцин запретил КПСС ца территории РСФСР, запретил выпуск газеты «Правда» и других газет, не запрещенных во время «путча». Никто на Западе ни слова не сказал о том, что эти решения неконституционны, хотя их неконституционный характер очевиден. Протесты Горбачева по этому поводу производили жалкое впечатление — чувствовалось, что эту политическую игру он проиграл. Он попался в ловушку своей собственной политики.

Исход попытки переворота и ситуацию в стране после этого нельзя понять, не принимая во внимание такой фактор, как Запад. Я не собираюсь здесь выступать в роли обличителя каких-то козней Запада. Борьба есть борьба, и Запад в борьбе с коммунизмом был вправе использовать то оружие, каким располагал. И надо отдать должное тем, кто осуществлял планы Запада, что они эту задачу выполнили блестяще. Может быть, многолетняя борьба Запада против коммунизма является самой значительной войной в его истории. Тем не менее, этот аспект дела до сих пор почему-то остается в тени.

Теперь общепринято считать, что «холодная» война закончилась, и что большая заслуга в этом принадлежит Горбачеву и его сподвижникам. Но при этом стараются помалкивать о том, в чем именно заключалась роль Горбачева. Пройдут годы, и потомки оценят эту роль по достоинству, а именно — как предательство национальных интересов своей страны и своего народа. Я не знаю в истории другого такого случая предательства, который можно по масштабам и последствиям сопоставить с этим. Вторая мировая война дала немало примеров предательства такого рода, но они просто детская забава в сравнении с тем, что удалось сделать Горбачеву в мирное время. Если бы лидеры Запада назначили на пост главы государства своего собственного политика, он не смог бы нанести такой ущерб своей стране, как это сделал Горбачев. Он действовал как опытный партийный аппаратчик, со знанием дела используя всю мощь власти, какой обладало коммунистическое государство.

Как-то вскользь, между прочим, признают основной результат окончания «холодной» войны, говоря о том, что Советский Союз перестал быть второй сверхдержавой, и что США остались единственными в этой роли. Но это сказано слишком слабо. Дело в том, что в результате «холодной» войны вообще разгромлен советский блок в Европе, а Советскому Союзу нанесено сокрушительное поражение. И главную роль в этом сыграли не мудрость и мужество лидеров Запада, а предательская политическая стратегия советского руководства.

И уж совсем никто не говорит даже намеками о том, что окончание «холодной» войны было не окончанием войны Запада против советского блока, а лишь началом нового периода войны, который я называю «теплой войной». Это — настоящая война, новая форма мировой войны. В ходе ее Советский Союз терпит беспрецедентное поражение, причем по вине своего предательского руководства. Главным оружием в этой войне пока являются политические, экономические, идеологические, пропагандистские и психологические средства, а также западная агентура и «пятая колонна » Запада в Советском Союзе, захватившая все ключевые позиции в стране. Но дело не ограничивается только этими «мирными » средствами. Последние были бы бессильны, если бы не подкреплялись средствами «горячей» войны. А с этой точки зрения горбачевцы и радикалы фактически разрушили обороноспособность страны. Даже мимолетное участие армии в попытке переворота показало, что армия расколота и деморализована. В армии вообще разрушено сознание необходимости обороны страны. Радикалы открыто проповедуют капитулянтские настроения, внушая обезумевшим людям мысль, что после капитуляции перед Западом американцы помогут советским людям совершить такой же скачок, какой они помогли сделать немцам и японцам. Происходящее сокращение вооружений фактически ведет к тому, что военный потенциал Запада будет неизмеримо превосходить советский. Варшавский пакт распался, а НАТО, наоборот, не проявляет ни малейшего намерения последовать его примеру. Опыт войны в Ираке и знание общего состояния советского населения, включая армию, уже породило на Западе идею, что война с Советским Союзом может стать лишь «большим Ираком», то есть прогулкой с огромными материальными затратами, но без человеческих жертв со стороны Запада, с громом оркестров, с красочным праздничным ликованием. Что при этом произойдет с советским населением — это мелочь. Подумаешь, какое дело — несколько десятков миллионов коммунистов!

Провал попытки переворота в Москве есть не победа некоей демократии и некоего прогресса над некими силами реакции, а очередная победа Запада в его «теплой войне» против советского народа, ведущейся под предлогом борьбы против коммунизма.

Хочу особое внимание обратить еще на один аспект сложившейся ситуации. Если принимать за чистую монету то, что говорят сами радикалы, и как это движение освещается в средствах массовой информации, симпатизирующих им, то дело выглядит так, будто, с одной стороны, действуют черные силы, а с другой — светлые. Первые якобы хотят вернуть страну к сталинизму, а другие мужественно борются за свободу и процветание народа. На самом деле такая интерпретация не имеет ничего общего с реальностью. На деле именно радикалы несут с собою диктаторский режим сталинского типа, а не «путчисты». Последние несли с собою режим брежневского типа, являющийся альтернативой сталинизму.

Сталинский и брежневский режимы, с политической точки зрения, различаются по двум признакам. Первый признак: один является волюнтаристским, другой — приспособленческим. Сталинисты стремятся силой заставить народ делать то, чего хочет высшее руководство. Брежне-висты приспосабливаются к рутинному процессу жизни. Второй признак: сталинисты стремятся создать аппарат власти вне партийного аппарата, а брежневисты — в рамках партийного аппарата. Для сталинистов характерно народовластие, то есть организация масс по законам массовых движений с вождем во главе, с формально неопределенной структурой управления. Для брежневистов характерна партийно-государственная бюрократия со строго фиксированными функциями.

Горбачевское руководство с самого начала обнаружило сталинские тенденции. Горбачев создал систему власти вне партийного аппарата — президентскую систему. Он постоянно требовал особых полномочий и получал их. Его реформы носили принудительный характер, что он сам подчеркивал. Но он еще сохранял партийный аппарат в качестве своего оружия, правда, уже в ослабленном виде. С провалом «путча » положение изменилось. Ельцинский волюнтаризм превзошел не только горбачевский, но даже сталинский. В отношении аппарата власти Ельцин пошел еще дальше Горбачева и Сталина: он вообще взял установку на полное разрушение партийного аппарата и на создание системы народовластия вождистского типа. В отличие от Сталина, Ельцин прикрывает суть своего режима яростным антикоммунизмом в духе нашего времени, дабы завоевать похвалы на Западе и привлечь на свою сторону антикоммунистически настроенные элементы дезорганизованного общества. Именно Ельцин, а не Горбачев и «путчисты», оказался способным на репрессии. Если в стране появится новый ГУЛАГ, то заранее можно с большой степенью уверенности утверждать, что создателем его будут радикалы во главе с Ельциным, а не консерваторы. Только ельцинский ГУЛАГ будет демократическим, ГУЛАГом «с человеческим лицом».

Перестройка при всех ее перипетиях по самой своей глубокой сущности была и остается переходом страны от брежневского режима к новой форме режима сталинистского, облаченного в форму демократии. Эта форма явилась результатом приспособления к новым условиям, навязанным Советскому Союзу поражением в его «холодной» войне с Западом. Горбачевцы и вслед за ними ельцинцы в интересах захвата власти и удержания ее использовали стратегию пораженцев в этой войне, повторяя вольно или невольно стратегию Ленина и большевиков при захвате ими власти в 1917 году. Но нужен длительный трагический опыт, прежде чем массы увидят в обманчивой оболочке демократии более страшный режим, чем тот, который они разрушают под лозунгами свободы и благополучия. Когда люди поймут это, будет уже поздно. Им останется лишь вспоминать о брежневском периоде как о золотом периоде советской истории.

Русские люди совершили трагический шаг, пойдя в свое время на коммунистическую революцию. Но они совершают не менее трагический шаг, отказываясь от результатов своей нелегкой более чем семидесятилетней истории. Я не вижу никаких оснований для восторгов ни по поводу попытки переворота, ни по поводу ее провала. И то и другое сработало одинаково в пользу рокового движения к национальной катастрофе.

Мюнхен, 1991