Часть 2 СТРАНА ЧТО НАДО!

Часть 2

СТРАНА ЧТО НАДО!

Многие достопримечательности КНДР были немного знакомы мне заочно — по страницам журнала «Корея сегодня», на который у меня когда-то была подписка. В Москве в годы моего студенчества был еще магазин «Книги стран социализма», а в нем — отдел корейских книг, где я приобрела тогда русские переводы классических корейских произведений «Море крови» и «Цветочница». Так что некоторые познания о том, что мне предстояло увидеть, у меня имелись.

Но реальность превзошла все мои ожидания. В свое время, рассматривая глянцевые фотографии в журнале, я думала, что, конечно же, наяву увиденное окажется не таким ярким, не таким ослепительно красивым — потому что такой красоты, как на журнальных картинках, просто не может быть в природе. Но уже в первый день пребывания в Пхеньяне, когда нас повезли на экскурсию в родной дом Ким Ир Сена в Мангэнде, я поняла, что в этом я ошибалась!

Корея оказалась страной сногсшибательной, невероятной красоты. Причем не только природной. Здесь все, даже многоэтажные новостройки, каким-то образом умудряется существовать в гармонии с природой. И маленький, крытый соломой, аккуратный, утопающий в зелени домик Вождя был еще одним тому подтверждением.

В Мангэнде было полно посетителей — школьники целыми классами, рабочие — трудовыми коллективами, военные — подразделениями. Женщины — в красивых разноцветных национальных платьях….

Музей произвел на меня большое впечатление. Пока мои менее знакомые с корейской историей спутники, ходя по залам, потихоньку привыкали к корейской терминологии адресования руководителей государства и к тому, как выражается в этой стране уважение к ним, я, слушая экскурсовода, начала наконец понимать то, чего не понимала в свое время о Корее в СССР. Нам, инфантильным избалованным, зачастую — единственным в семье детям брежневского времени трудно тогда было поверить в то, что человек уже в возрасте 13 лет может вести борьбу за освобождение родной страны. Несмотря даже на то, что мы знали о пионерах-героях в собственной стране, отдавших свои юные жизни в борьбе с фашистами. «В 13 лет — и уже боролся с японскими колонизаторами?» — недоверчиво морщились мы, считая это, мягко говоря, преувеличением.

А представьте себе, что так оно и было!

Если бы я побывала в Корее тогда, в своей юности, возможно, я не оценила бы многого из увиденного мною так, как я ценю это всем сердцем сейчас — потому что для нас тогда все это, — и спокойные улицы, и доброжелательные, отзывчивые люди, и отсутствие бездомных и нищих, и дети, которые ходят в школу вместо того, чтобы побираться в подземных переходах, — было само собой разумеющимся. Понимание всего этого пришло сейчас, но слишком дорогой ценой.

Я стояла на холме над Мангэнде на простирающийся до самого горизонта величавый Пхеньян, я чувствовала, как меня охватывают восхищение народом, сумевшим в такой маленькой стране сохранить все самое главное, все необходимое для достойной человеческой жизни — и стыд за свою собственную, огромную страну, обладающую всеми необходимыми ресурсами для создания такой жизни для всех нас, а превратившуюся в край непуганых абрамовичей и дерипасок, где торгуют женщинами и нефтью, где насилуют и убивают детей, где проводят конкурсы на «самую красивую попку» и перепродают сделанное китайцами и турками вместо того, чтобы самим работать, где старики медленно умирают раньше от постоянного недоедания, а мужчины не доживают до пенсии, и население уменьшается на миллион человек в год…

Видно, контраст этот — потому, что корейским шахтерам не захотелось, как нашим в конце 80-х, торговать углем «напрямую за валюту», а экскаваторщикам — «жить на капитал с акций»… И разве не правы корейцы, утверждая, что беда, случившаяся со странами Восточной Европы, произошла из-за того, как сильно у нас недооценивали значение формирования и воспитания нового человека, стремясь к одному лишь только «догнать-перегнать»?

После музея в Мангэнде мы посетили парк с аттракционами неподалеку (аттракционы — не такие «душераздирающие» как на Западе, где обязательно почему-то надо испугать человека, а такие, что на них приятно покататься людям любого возраста), улицу, сплошь застроенную стадионами для разных видов спорта, где полно школьников и молодежи, как говорят старожилы, было при Сталине, музей истории Кореи и музей изобразительного искусства… Везде, во всех музеях, было столько посетителей, местных, не туристов, сколько я не видела ни в одном музее на Западе.

Вечером, за ужином, гостеприимные хозяева пели нам народные корейские песни.

^{Сельская улица}

Я поймала себя на мысли, что вот так же, должно быть, чувствовали себя в свое время иностранные туристы в СССР. Один из моих спутников побывал в СССР в качестве туриста еще в 1979 году и я сказала ему об этом. «Не все было так же, — ответил он. — В СССР уже тогда чувствовался цинизм у многих, особенно у официальных лиц. Гиды наши не могли ответить толком на многие наши вопросы. Их интересовали нейлоновые чулки, а не что означает то или иное в партийных документах. А один из советских чиновников прямо объяснил нам разницу между общественной и личной собственностью: „Смотрите, вот скамейка, на которой я сижу. Это общественная собственность, и мне на нее глубоко наплевать. А вот мой зонтик, который на скамейке лежит. Это моя личная собственность, и на него мне не наплевать“. В СССР уже тогда чувствовалось внутреннее разложение. В Корее этого нет. Я много лет уже сюда езжу — и я вижу, что корейцы искренни, когда рассказывают о своем социализме и его достижениях. Наверно, именно поэтому людям в других странах их так трудно понять. И я рад, что ты теперь начинаешь понимать их лучше. Люди, которые могут по-настоящему вжиться в образ мышления корейцев и в их чувства, встречаются редко, и тем ценнее будут твои заметки об этой поездке».

После того, как увидишь КНДР своими глазами, смешно становится читать истеричные вопли посетивших ее «жруще-срущ***х» особей: «Нас возили только по специально отобранным объектам!», «без гида никуда нельзя было пойти», «фотографировать можно было только исподтишка»! Даже в насыщенной культурной программе такие типы способны увидеть только подвох: «Это корейцы специально нас так много водят по всяким музеям — чтобы потом уже никаких сил не оставалось на то, чтобы самостоятельно бродить по городу!» Идиоты.

Во-первых, вы-то сами у себя дома наводите порядок прежде, чем пригласить в него гостей? Или предпочитаете оставить на их обозрение кучу немытой посуды, незастланную постель и не смытый за собой унитаз?

Во-вторых, а что бы вы делали в незнакомом городе без гида и не зная языка? Шастали бы по подворотням в поисках чего-нибудь плохонького, что позволило бы вам наконец почувствовать себя и общество, в котором вы живете, не такими уж ущербными по сравнению с корейским?

Когда мы просили своих гидов показать нам то или иное место, или где-то остановиться для фотографирования, нам, как правило, безо всяких трудностей шли навстречу — за 2 недели только один раз нас попросили не фотографировать.

Я увидела в КНДР вполне достаточно для себя, чтобы составить неплохое представление о тамошней жизни. Не будете же вы утверждать, что исключительно ради нас одели, обули и накормили всех прохожих вдоль дороги нашего следования, в том числе — в сельской местности, дав им при этом строгий приказ улыбаться, и что это именно ради нас не только в Пхеньяне, а и во всех городах и поселках, через которые мы проезжали, люди поддерживали на улицах чистоту и порядок?

Многие обычаи в Корее — совершенно другие, чем у нас. Другая еда, ни на что мне знакомое не похожая на вкус, подают которую в маленьких отдельных пиалах, которых на столе обязательно должно быть нечетное число. В отличие от китайской кухни, в корейской блюда приготовляются в основном не на масле, а на пару, много соленостей, но не таких, как в русской кухне, а очень острых; рис часто подают отдельно,после основного блюда, и уже холодным, суп подают в конце обеда, а знаменитую корейскую лапшу из гречневой муки едят холодной.

По-другому люди спят — на циновках на отапливаемом зимой снизу полу, с жестким соломенным валиком вместо подушки, иначе сидят за столом — на полу на циновках, по-другому устроены здешние дома — в традиционных домах вместо стекла в окнах была бумага, но сейчас такое можно встретить только в музее; отопление проведено из кухни под полами; обувь надо снимать у дверей снаружи, а порог дома находится на значительной высоте от земли; внутри дома для посещения ванной комнаты/туалета полагаются резиновые тапочки, которые стоят там у двери и опять снимаются с ног при возвращении в комнату. По-другому выражают свои чувства здесь не принято так часто целоваться как у нас или в Европе, а верхом выражения хороших чувств в публичном месте является взять собеседника за руку и несколько секунд ее подержать; корейцы очень вежливы, в корейском языке, в отличие от нашего, в обращении есть не 2 ( на «ты» и на «Вы»), а 3 разные формы вежливости (младший — старшему или незнакомому, равные — друг другу и старший-младшему), и чаще всего употребляется самая высокая ее степень.

Если у этого народа такие отличные от наших обычаи и традиции, то почему мы не можем принять того, что и мыслят корейцы не так, как мы, а по-своему? И почему, вместо того, чтобы попытаться их понять, мы склонны посмеиваться, автоматически судя о них по себе, а об их лидерах — по нашим лидерам? Это примитивное и поверхностное суждение о людях отличной от европейской истории и культуры говорит многое, но, увы, не о корейцах, а о нас самих. Не надо уподобляться американцам, во всех меню во всех странах ищущим, а «который здесь гамбургер?»

На второй день мы посетили Мавзолей Ким Ир Сена — Мемориальный Дворец Кумсусан. Раньше там работало корейское правительство, но после смерти лидера корейской Революции было решено перенести правительство в новое здание. В Корее практически все имеет какой-либо символический смысл в гораздо более глубокой степени, чем в нашей культуре и в данном случае символизм заключается в том, что Ким Ир Сен, по-прежнему настолько живой в памяти корейского народа, как будто все еще работает у себя в кабинете и будет работать вечно.

В отличие от Китая или нашей страны, для того, чтобы его посетить, необходимо быть занесенными в список и прийти строго ко времени. Внутри полагается идти медленно, размеренным шагом. Сначала немного непонятно, а где же именно находится Ким Ир Сен — проходишь через комнаты с его статуей, с картинами с его изображением, через Зал Слез, где запечатлена скорбь корейского народа, узнавшего о его кончине. И только потом уже оказываешься в комнате, где покоится сам первый Президент Страны Утренней Свежести… Покрытый начиная от пояса красным полотном, товарищ Ким Ир Сен, о котором я читала в детстве и в юности, действительно выглядит как живой. У него спокойное, уверенное выражение лица. Люди подходят к его гробу небольшими шеренгами в 4–5 человек и склоняют в знак почтения головы. За стенами зала с телом товарища Ким Ир Сена находится зал, где можно сделать запись в книге для посетителей. Гиды тут же переводят написанное вами на корейский язык.

Из Мавзолея мы направились на мемориальное кладбище революционеров на горе Десон. Место для захоронения героев тоже выбрано символическое — с высоты они, кажется, наблюдают за городом, словно оберегая его жителей и видят, как строится на их Родине новое общество, за которое отдали они свои жизни. Товарищ Ким Ир Сен покоится напротив и тоже как бы видит своих соратников по борьбе. Бронзовые памятники на кладбище воспроизводят лица реальных героев. У каждого из них имеется своя история, и наш гид рассказывает нам несколько. Вот — молодая женщина-партизанка, оставив 2-летнего ребенка бабушке, ушла в партизанский отряд и погибла в японских застенках. А вот — бабушка, отдавшая всех своих сыновей Революции… Там и мать нынешнего лидера КНДР — Ким Чен Ира, Ким Чжон Сук, умершая в 32 года, когда тому было всего 7 лет.

Мы успеваем за тот же день побывать еще в ботаническом саду, в консерватории имени Ким Вон Кюна и — в пхеньянском метро, которое хотя и меньше московского по протяженности, по красоте ему не уступает. Здесь всего 2 линии, перекрещивающиеся друг с другом, а станции называются гордыми именами вроде «Победа» или «Процветание»…

Вечером в отеле меня опять приятно поразила тишина. Единственными «громогласными» постояльцами, не считающимися с другими, были американские корейцы. Как говорил Карлсон, который живет на крыше, «от некоторых людей нельзя требовать слишком многого».

В вестибюле отеля персонал вместе с постояльцами смотрел телевизор. Местное телевидение — всего 1 канал, что даже порадовало всякого рода дрянь, в особенности реклама, мне давно дома надоела. Показывают в КНДР в основном корейские художественные фильмы и народ смотрит их с неподдельным удовольствием, (сама видела!), концерты (в том числе иностранных музыкантов, посетивших страну), новости. Новости похожи на наши советского времени — героями в этой стране являются не бандиты и сутенеры с их постоянными «разборками», не «магнаты» с их новыми покупками и не «примадонны» с их вульгарными «тусовками», а рабочие, крестьяне, солдаты, дети…

И от этого так хорошо стало на душе. Нет, эта Корея — страна что надо!