Глава III. Культ без личности — технологии насаждения президентов
Глава III. Культ без личности — технологии насаждения президентов
Почти каждый здравомыслящий человек сегодня, наблюдая за экранной суетой государственных деятелей, президентов, министров, депутатов и прочих чиновных субъектов (а где их еще увидишь? — только в телевизоре), так вот каждый сохранивший еще рассудок гражданин России недоумевает, как эти серые, мышеобразные персонажи попадают на политический Олимп, какими неведомыми нам крысиными ходами пробираются к вершинам власти? Ведь допустить, что таких ничтожных людей выбрали сограждане за их человеческие, деловые, профессиональные качества, просто невозможно. Добрая половина депутатов и министров не прошли бы в советские времена простой фейс-контроль во власть, ибо лица их либо откровенно тупые, либо преступно пронырливые. Ни одна из тугоумных глав нынешних Генеральной прокуратуры и Следственного комитета, не говоря уже о милицейских начальниках, не имеет внешности порядочного человека. Ни одно из лиц не носит на своей физиономии печати ума и честности. И, тем не менее, все эти люди как-то вскарабкиваются на вершины российской власти и восседают пусть и на шатких тронах, но удерживаясь на них десятилетиями. По-видимому, секрет их головокружительного успеха не в них самих, а в пиарщиках, применяющих особые технологии политического имиджа, благодаря которым легко возвести пирамиду культа любой личности, даже если и личность сама по себе никакая.
Мы исследовали эти технологии, распечатав их, как многослойную роскошную упаковку бракованного и бесполезного товара, который агрессивно навязывают гражданам менеджеры от политики. Только вот беда в том, что бракованного президента, не годного ни на что премьера, никчемного генерального прокурора, бесплодного председателя Государственной Думы на помойку потом выбросить не удастся. Они впиваются и вгрызаются во власть, и обманутым избирателям остается только горевать о своей наивности и доверчивости.
Расскажем об этих технологиях летописно, чтобы на примерах возведения во власть первых лиц государства Путина и Медведева предостеречь наивных и доверчивых от следующих ошибок.
//- Назначение наследника — //
Очередная смена премьера не сулила ничего судьбоносного. Тогда, в августе 1999 года, Ельцин снял Степашина, что уже неоднократно проделывал со своими предполагаемыми преемниками, и во всеуслышанье заявил, что следующим президентом хочет видеть назначенного на этот пост некоего Путина. Единодушный отклик всех, кто хоть сколько наблюдал за ситуацией, был тогда даже не отрицательным, а скорее презрительным: как же ты надоел, старый алкоголик! Сидел бы и не высовывался, а то только позоришься по наущению своих клевретов. Объявленного же преемником Путина пожалели: как теперь ему, бедному, жить с клеймом ельцинской рекомендации.
В эту пору в стране буйствовала вакханалия рейтингов. Вообще рейтинги, эти пресловутые списки популярности, очень хороши не только для открытого шантажа тщеславных политиков: будешь себя хорошо вести — попадешь в рейтинг, сослужишь службишку — президенту ли подтявкнешь, или осудишь «русских фашистов», или подольстишься к Чубайсу — повысишь рейтинг, но рейтинги важны и в другом: в сознании электората они резко очерчивают круг избранных некими силами лиц, которые, по мнению этих сил, должны и могут публично вершить судьбы страны. Остальные, рейтинга не заработавшие, не выслужившие доверия, — не должны и не могут.
Рейтинг — сильное средство психического давления на человека. Руководитель центра «Общественное мнение» Александр Ослон откровенно заявлял, что составляемые его центром еженедельные предвыборные рейтинги, торжественно оглашаемые по телевидению как последнее слово российского избирателя, на самом деле не являются ни предсказанием, ни прогнозом, ни тем более последним словом избирателя, и будь выборы завтра, рейтинг Ослона вряд ли бы совпал с ними по результатам. «Но, — подчеркивал А. Ослон, — рейтинг необходим, чтобы показать населению общее настроение». Так что никто и не скрывает от избирателя, что рейтинговый список популярности — это психическая атака на человека, ведь вслед за переменой рейтинга меняется и настроение толпы, в которой, так уж устроено большинство людей, все хотят быть как все, не отстать от других, подпевать общему хору, словом, психоманипуляции с рейтингами весьма эффективны в подавлении воли человека. Вспомним, как стремительно пополз вверх рейтинг больного Ельцина накануне выборов 1996 года: в феврале за него проголосовало бы четыре процента избирателей, а в июне — уже 35 процентов, и ведь именно 35 процентов голосов обеспечиваются выборными технологиями.
Точно такие же манипуляции проделали и с рейтингом Путина. Тогда, в августе 1999-го, его вообще никто не знал. Лезли вверх показатели Юрия Лужкова (социологи с готовностью объясняли, что население ждет крепкого и ушлого хозяйственника), рос, как на дрожжах, рейтинг Евгения Примакова (нам толковали, что народ истосковался по руководителю брежневского типа, что устал от реформ и хочет отдохнуть), потом Сергей Степашин резко повысил рейтинг (а это потому, внушали политгехнологи, что мы желаем в правители мягкого, неагрессивного либерала). И вот в рейтингах замелькал Владимир Путин, и сразу оказалось, что все прежние симпатии побоку, народ заждался ежовых рукавиц «силовика». Тогда Путин выглядел случайным, подвернувшимся под руку Ельцину угодником. Россия с интересом зрителя, наблюдавшего за растасовкой карт в крупной игре, скептически рассматривала очередного надутого политтехнологами туза.
Но прошло несколько месяцев, и оказалось, что изредка просыпавшийся, чтобы заехать в Кремль, алкоголик Ельцин, утративший работоспособность, подчинявшийся сомнительным нашептываниям, все же настоял на своем решении или на решении своих клевретов, он практически обеспечил избрание вторым президентом России того человека, на которого указал в августе 1999-го.
Вот так избиратели, мечтавшие о скором конце эпохи Ельцина, убежденные в том, что этот погубитель России досиживает в Кремле последние месяцы, что от него уже ничто не зависит, и ждавшие, когда следующий, уже с умом выбранный президент начнет каленым железом выжигать из президентской администрации и правительства ельцинских «крысят», всех этих Дьяченко, Юмашевых, Волошиных и многочисленную их челядь в генеральских погонах и без них, все мы, простодушно надеявшиеся на непременное справедливое возмездие если не самому Ельцину, то его Семье, разворовавшей, пустившей в распыл страну, даже не заметили, как эти надежды стали рассыпаться прямо на наших глазах. И уже с октября 1999 года те, кто рассчитывал на перемены в стране, могли при этом уповать только на… самого Ельцина, а вдруг он взбрыкнет и закатит — назло Волошину и Юмашеву, а заодно Чубайсу и Березовскому — еще одну «сильную рокировочку». За полсуток до Нового, 2000 года и эта слабая надежда угасла.
Нежданным стал тогда новогодний подарок президента Ельцина измученному им народу, уже накрывавшему праздничные столы, чтобы заглушить стопкой водки мысль о грядущих в очередном 2000 году бедах и трудностях (на лучшее, как показывают соцопросы, давно уже никто не надеется). Это был точно рассчитанный ход: две недели всенародного беспробудного новогоднего и рождественского загула с непременным похмельем давали новичку Путину, оказавшемуся вознесенным на самую высокую кремлевскую высоту, время оглядеться, привыкнуть к «золоченому стулу», все же остальное в его жизни вряд ли изменилось. Ведь именно тогда стало очевидно, что с уходом Ельцина из власти конец ельцинской эпохи не наступит — место Ельцина, его президентское кресло ушло вместе с ним. Путин же, его преемник и верный слуга, занял совсем другое место, являющееся президентским лишь по названию, ровно настолько, насколько можно считать престолом королевское седалище в театральной постановке шекспировского «Ричарда III». И каждый новый день из президентского срока Владимира Владимировича Путина становился лишь новым подтверждением марионеточности этого президента.
//- Кролика вынули из цилиндра фокусника — //
Был ли Путин «чертиком из табакерки» для ельцинской Семьи, как стал им для ошарашенного электората? Нет, не был. Никак он не мог быть похмельным капризом вздорного, накачанного лекарствами Ельцина.
Проект «Уходящий Ельцин» существовал года три. Путин рассматривался как возможный преемник с самого начала», — признал политтехнолог Глеб Павловский, не таивший своего участия в «проекте».
Это означает, что с августа по декабрь 99-го все политические и военные действия со стороны правительства и президентской администрации уже четко и слаженно работали на будущую президентскую кампанию Путина. Вспомните, что потрясло общество в осенне-зимние месяцы последнего президентского года Ельцина — взрывы домов в Москве и Буйнакске, которые без расследования приписали «чеченским террористам», ответный ввод российских войск в Чечню, новые зачистки, гибель русских солдат. У нормального человека душа содрогнется принять все это за «избирательную технологию». Но разве Березовский и Волошин, Дьяченко и Юмашев, не будем тревожить полуживого тогда Ельцина, мнения которого вряд ли кто из них спрашивал, разве эти люди, год за годом убивавшие страну и народ, являются нормальными? Да один только страх возмездия при смене власти за все разворованное и уничтоженное в России должен был удесятерить их энергию остаться у руля любой ценой. Вполне логично, резонно допустить, что такой ценой могли стать погибшие под развалинами многоэтажек московские семьи, разбомбленные чеченские села, брошенные на смерть русские солдаты. Продуманность действий избирательной команды Путина в 1999 году не оставляет сомнений: им было за что бороться, было что спасать!
Голосовавшие за Путина в марте 2000 года 52 процента избирателей — вот кто поражает потрясающим легковерием и легкомыслием. Что за личность Путин, никто из них не знал, повлиять на него или хотя бы на его дальнейшие дела избирателям было не дано, ведь уже тогда было ясно, что у этого кандидата в народные избранники совсем другие повелители, но, тем не менее, мы его избрали и терпеливо ждали, как эта не ведомая никому фигура проявится в делах. Так в очередной раз важнейший вопрос в государстве — вопрос о власти — разрешился для народа экспериментом на собственной шкуре. К концу первого президентского срока Путина этому эксперименту был подведен горький итог: перевалившая за два миллиона ежегодная убыль населения, четыре с половиной миллиона беспризорных и бездомных русских ребятишек, почти половина населения России на грани вымирания — не на что жить. Маховик уничтожения нации и развала государства, запущенный при Ельцине, раскрутился при его преемнике на полные обороты. При этом Россия продолжала оставаться страной-производителем самых богатых в мире людей. Ходорковский и Абрамович удвоили за 2002 год свои капиталы — соответственно до восьми и шести миллиардов евро. А, главное, Ельцин и его Семья никуда не «ушли», живы-здоровы, процветали, путешествовали и развлекались, наслаждались роскошью, отняв средства даже для нищей жизни у миллионов соотечественников.
Чудовищный эксперимент под названием «правление президента Путина» продлился и второй срок, нам снова навязали этого президента, именно навязали, потому что выбор зависел не от нас, роль граждан России в этих грандиозных выборных шоу сводилась лишь к одному — обеспечить явку к избирательным урнам, послушно прийти, а еще лучше и проголосовать, как надо нынешним хозяевам России.
Наш опыт участия в подобных экспериментах — это опыт подопытных кроликов, нужные рефлексы которых вызываются в основном мощными разрядами телевизионных информационных технологий. Для тех, кто однажды уже был кроликом, почувствовал себя им и больше не хочет, этот опыт бесценен. Осознание, что тебя принуждают к выбору всеми разрешенными и запрещенными способами, должно заставить человека выйти из шока, очнуться, увидеть свою душу распростертой для препарирования и возмутиться этим.
Вглядимся же в те выборные технологии, с помощью которых привели к власти Путина, а потом Медведева, а потом снова Путина, используя нас как слепое орудие в руках преступных правителей, обманно добывающих нашими голосами себе мандат на «царствование», еще и кичащихся своей «всенародной избранностью».
//- Путин опроверг пословицу «насильно мил не будешь» — //
Когда Борис Ельцин с ловкостью фокусника вытащил из своего цилиндра бывшего помощника Собчака, бывшего подручного Бородина, бывшего подхватного Валентина Юмашева и провозгласил его своим преемником, многим не верилось, что этот серенький, невзрачный человечек, без году неделю пробывший директором ФСБ и премьер-министром, станет Президентом государства Российского. Тогда к назначению Путина премьером и преемником отнеслись как к очередной ельцинской похмельной загогулине.
В тот момент все предполагали, что Путин — очередная попытка выиграть время в лихорадочном поиске подходящего заместителя Ельцину. Тем не менее Путин, именно он, человек без лица, «с наклеенной улыбкой и стеклянными глазами», стал всенародно избранным уже в первом туре 26 марта 2000 года. Число желавших видеть его президентом прямо накануне выборов по разным опросам колебалось от 47 до 56 процентов! Это был невиданный показатель, с которым мог соперничать только Ельцин накануне своих первых президентских выборов. Но Ельцин в те романтические годы был символом героя-одиночки, вставшего против государственной машины КПСС и генсека Горбачева. А Путин кто? Как же принудили русских людей самозабвенно, буквально потеряв голову, безумно, бездумно «полюбить» Путина?
Социологическая фирма «Валидейта» опросила тех, кто 26 марта собирался голосовать за Путина. Путинский электорат оказался велик, и это были люди совершенно разных политических настроений. Двум группам избирателей во Владимире (одна из голосовавших на минувших думских выборах за КПРФ, другая — некоммунистический электорат), и таким же, абсолютно не похожим друг на друга двум группам избирателей в Москве (одна — преуспевающие молодые люди, отстаивающие ценности рыночной экономики, другая — бедные пенсионеры, считающие себя пострадавшими от реформ), задавали вопросы о Путине. Единодушная любовь к ельцинскому служке людей с разным жизненным опытом, богатых и бедных, про- и антикоммунистически настроенных, просто ошеломляла, и это в век так называемого «плюрализма мнений». Они говорили о Путине одно и то же, высказывали одинаковые надежды и опасения. А это означает, что в современной России в результате применения избирательных технологий разницы в воззрениях нищего пенсионера-оборонщика, голосующего за КПРФ, и преуспевающего менеджера тридцати пяти лет, отдавшего свой голос Союзу правых сил, практически нет!
У людей спрашивали, чего они ждут от будущего президента, которым, как они надеются, станет Путин. Все отвечали расплывчато: «чтобы лучше стало жить народу», «чтобы поднялся престиж страны», «чтобы зарплаты росли быстрее». Ничего конкретного социологам услышать не удалось. Люди даже обижались настойчивости вопросов: «Как мы можем знать, что он будет делать? Откуда мы знаем, какие конкретные шаги? Пусть сделает нормальную жизнь». Зато все опрашиваемые сходились в одном — Путин правильно делает, не оглашая до времени никакой программы: «Сразу на него набросятся. А ему нужно получить власть — зачем ему сейчас с кем-то ссориться».
«Осторожный», — так отмечали во всех группах главную человеческую черту Путина. Это не особо жалуемое русским человеком свойство натуры, сходное с трусостью и зачастую являющееся ее деликатным синонимом, вдруг почему-то выросло в глазах избирателя в достоинство, за которое человека, оказывается, можно даже полюбить. Вообще эпитеты, которыми поклонники-избиратели наделяли будущего президента Путина, очень знаменательны: «аккуратный, деловой, подтянутый, сдержанный, скрытный, умный, жесткий, толковый, хитрый, себе на уме...». А вот характеристики внешности: «незаметный, блеклый, с холодным взглядом...». Да разве в России таких людей когда-нибудь любили? — озадаченно разводили руками трезвые аналитики. Ведь буквально накануне та же социологическая фирма исследовала представления русских о русском национальном характере, и разные люди по возрасту, по профессии выделяли одно и то же, что в России народ открытый, душа нараспашку, щедрый и удалой, рисковый. Именно таким привык видеть себя русский человек, именно эти черты он отмечает с уважением и симпатией. Но ведь Путин, согласно представлениям тех же самых людей, весь состоит из свойств, прямо противоположных этому идеалу.
Единственное качество, свойственное русской натуре и отмеченное участниками соцопроса у президента Путина, — его скромность. Но даже путинская скромность и та отличалась от общепринятой у русских. О нем говорили: «Скромный, не выставляется. Жену повсюду не возит». А о русской скромности иное: «В том смысле, что вот тебя спросят, мол, можешь ли ты это сделать? А ты говоришь: не знаю. А сам можешь сделать лучше всех». Так что и здесь русский человек и наследник Ельцина вроде бы не сошлись характерами. Но ведь полюбили же! Это же как нужно было исказить, извратить сознание русских людей, видевших прежде в своих героях-идеалах Илью Муромца, Минина и Пожарского, Евпатия Коловрата, побеждавших с такими вождями, как Жуков и Сталин, — наше представление о вождях как людях непременно волевых, бесстрашных, самоотверженных и, разумеется, абсолютно самостоятельных!
Обратите внимание: у избирателей не было иллюзий о характере будущего президента. Им, например, задавали вопрос: «Если все наши известные политики живут в общей коммунальной квартире, что в ней делает Путин?» После недолгих раздумий, избиратели отвечали так: «За всеми наблюдает, изучает»; «Сидит в своей комнате, закрывшись, и до блеска чистит ботинки»; «У него все по часам расписано: когда завтрак, когда в ванную». «А если все работают на заводе?» — следовал новый вопрос. Кто-то представил Путина главным инженером, кто-то мастером, а вот москвичи дружно согласились: «типичный начальник первого отдела». И вновь изумление социологов: давно ли начальник первого отдела стал кумиром российского избирателя?!
Оказалось, что Путин нравится электорату именно таким — не по-русски закрытым, даже скрытным, себе на уме. Принужденные политтехнологами полюбить своего избранника, люди себе в оправдание ревностно искали в Путине хоть черточку, действительно достойную любви. И представьте, даже лицемерные слезы на похоронах Собчака, а какой пятидесятилетний русский мужик проливает их перед телекамерами, ведь не отца-мать хоронит (отец у Путина умер в бытность его премьером, и он прилюдно на похоронах не плакал), а тут похороны бывшего начальника, причем подлого и преступного, и все это знают, и Путин в том числе, но и эти притворные рыдания у микрофона радиостанции «Балтика» избиратель воспринял с надеждой на путинскую искренность. Плач по Собчаку добавил Путину сторонников. «Вы хотели бы иметь такого человека в друзьях?» — спрашивали избирателей. Многие, особенно женщины, с готовностью кивали: «Да. Он надежный. Собчака не предал». Путинскую верность Собчаку, как оказалось, одобрили все его избиратели, в том числе и те, кто самого Собчака, мягко скажем, не любил. Такова сила технологии: герой-разведчик, роняющий скупую мужскую слезу на гроб учителя, поддерживающий твердой рукой убитую горем вдову и прижимающий к груди осиротевшую дочь покойника. Мизансцена хорошо поставленной мелодрамы, рассчитанной на миллионы зрителей. За кулисами же вдова Людмила Нарусова и герой деловито вытирают слезы и договариваются о наследстве. Вдова получает в распоряжение на прокорм фонд с деньгами для узников немецко-фашистских концлагерей, затем должность члена Совета Федерации от Тувы, дочь — возможность безбедно и праздно жить, безнаказанно проедая наворованное папой, по слову Путина, «порядочного человека с безупречной репутацией».
Принужденность путинских сторонников его любить, натужность и вымученность их симпатий читаются во всех ответах избирателей в соцопросах. К примеру, тридцатилетний банковский работник, москвич, всем сердцем отстаивая Путина, все же дружить с ним не склонен: «Нет, дружить, пожалуй, не надо. А вот в начальники — в самый раз. Только не непосредственным, а начальником начальника». Пенсионерка Зоя Васильевна, называющая себя «активной общественницей», высказалась еще определенней и, главное, за всех: «Ну и что, что нам многие путинские черты в людях не нравятся? Президент — совсем другое дело».
Самое парадоксальное, что избиратель горячо полюбил и оправдал немецкое «прошлое» Путина, и это несмотря на нашу крепнущую нелюбовь к Западу, несмотря на неприязнь к Германии, воспитанную двумя мировыми войнами. Из путинского немецкого прошлого народ вынес какую-то дурацкую надежду на будущую мудрость Путина-президента. Во всех группах соцопроса путинская работа в Германии рассматривалась только в одном ракурсе: пожил на Западе — многому научился. О том, что кандидат в Президенты России служил в Дрездене заурядным оперуполномоченным КГБ, никаким не засекреченным агентом, он даже жил в доме Министерства государственной безопасности ГДР — «Штази», если верить его собственным воспоминаниям и мемуарам его жены, и слыл среди тамошних коллег лишь большим любителем пива и вояжей на природу с сосисками, об этом факте немецкой путинской биографии никто не задумался. Избирателю внушили иное: «Попал туда молодым человеком, сумел воспринять и понять тамошнюю жизнь», «он Запад изучил, это не значит, что он будет слепо копировать, но все хорошее сможет перенести сюда», «он настоящий разведчик, весь законспирированный». На пустом месте сотворили образ Путина-резидента, от которого всего шаг до Путина-президента.
Да, Путина электорат полюбил, полюбил, несмотря ни на что, наперекор неприглядному и непонятному прошлому. В чем же причина такой скорой и сердечной привязанности? В том, что нас просто-напросто поймали на голый крючок технологий. Без наживки поймали! Эта «любовь к Путину» — психологически выверенная, навязанная нам, внушенная технологами, мастерски и цинично просчитанная, и сам «Президент Владимир Владимирович Путин» это прекрасно понимал и своей веры в победу выборных технологий над душами избирателей никогда не скрывал: «Для победы нужны профессионалы, технологи для работы по предвыборной кампании» («От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным», с. 105).
Ну что ж, попробуем отделить подлинного Путина от Путина пиаровской конструкции, которую нам создали технологи-профессионалы. Поскольку во всех выборах, и минувших, и грядущих, избиратель должен решать лишь одну задачку: уметь находить отличия нарисованного пиарщиками образа кандидата в наши властители от его подлинной физиономии. Поделимся же опытом отыскания таких отличий.
//- Как начинал «самый богатый человек в Европе» — //
Вопрос «кто такой Путин?» возник у журналистов с политологами, дай у простых граждан сразу же после объявления Путина наследником Ельцина в конце декабря 1999 года. Правдивой информации о новом главе государства было очень мало. Журналисты изощрялись в сочинении легенд и сказаний, отыскивали путинскую родню то в тверской деревне, то в Коканде, то в Ярославле, даже намекали, что отчим отца Путина еврей Эпштейн, и отсюда у Владимира Владимировича ярко выраженная симпатия и расположенность к этому племени, и впрямь любимые учительницы — Гуревич и Юдицкая, любимые тренеры — Рахлин и Ионович, милейшие евреи-соседи по коммунальной квартире. Статистика привязанностей впечатляла.
Не сняла, а лишь добавила вопросов спешно выпущенная к выборам книжка «От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным». Ну, что нам говорит о Путине его собственный ответ из книжки на вопрос о работе в Дрездене, на основе которой политтехнологи «слепили» образ героического разведчика? Вопрос: «В какой должности вы приехали в ГДР?» Ответ: «Я был старшим оперуполномоченным. Следующая должность — помощник начальника отдела. И вот это считалось уже очень хорошим ростом. Я стал помощником, а потом еще старшим помощником начальника отдела.» Как говорили в любимом фильме, «старший помощник младшего конюха». Вопрос: «За что же Вас, интересно, повышали?». Ответ: «За конкретные результаты в работе — так это называется. Они измерялись количеством реализованных единиц информации. Добывал какую-то информацию из имеющихся в твоем распоряжении источников, оформлял, направлял в инстанцию и получал соответствующую оценку» («От первого лица.», с. 65–66). Кстати, именно таким, оформляющим и направляющим «по инстанциям» бумажки, запомнил Путина и его начальник в бытность путинской службы в Ленинграде, всемирно известный предатель, бывший генерал-майор КГБ, а ныне гражданин Америки Олег Калугин, который в интервью журналу «Коммерсантъ-Власть» на вопрос: «Как же Вас так подвела профессиональная интуиция и Вы не обратили внимание на Путина?», пренебрежительно ответил: «У меня было три тысячи подчиненных. Он, по-моему, работал одно время даже в секретариате, сидел, бумажки перебирал. Это, конечно, тоже нужная работа. Я помню его такое бледное лицо. И не более».
Вообще Владимир Владимирович Путин в своей первой официальной публичной биографии, изложенной в форме беседы, предстает этаким кристально-прозрачным, без пятен и пороков, а какие свои недостатки и признает, то искренне в них кается, что читателю понятно и приятно, — сами не ангелы. Перед нами мужской вариант сказки про Золушку. Мальчик из бедной трудовой семьи, шпана и троечник, ставит перед собой высокую цель — стать разведчиком и целеустремленно идет к ней, поступает в университет на юрфак, где конкурс 40 человек на место, трудится в КГБ, учится в Краснознаменном институте разведки.
Перед читателем образ примерного, любящего сына, свято почитающего мать-труженицу, хотя и позволяющего себе вместо помощи матери просадить все заработанные в стройотряде деньги на отдыхе в Гаграх. Избиратель, впрочем, это легко прощает, кто из нас не грешен перед родителями. Затем возникает образ отважного патриота-разведчика, до сих пор скрывающего секретную информацию о своей деятельности, хотя, по собственному признанию Путина, «то, что мы делали, оказалось никому не нужным» (там же, с. 76). Но, может, потому и умалчивает о своей «разведработе» Путин, чтобы не удивить нас ее мизерностью? И потом, как соединить этот самый супершпионский образ со словами самого Путина о том, что накануне развала Союза он «потихоньку начал думать о запасном аэродроме» (там же), впрочем, и в этом преступном равнодушии огромная масса избирателей, беспрекословно принявшая развал родной страны, Путина понимает и оправдывает. Немало штрихов в палитре путинского образа уделено семье, жене и детям, причем подчеркивается, что для Владимира Владимировича, беззаветно любящего дочек, семья не самоцель, он умеет жертвовать ее интересами, и это замечательно потрафляет избирателю, которому как раз опостылело ельцинское чадолюбие и диктат кремлевской Семьи. Наконец, щедрыми красками расписан образ Путина как мудрого правителя, бескорыстно и истово выполнявшего свой долг высокого чиновника сначала в Петербурге, затем в Москве. Неустанный труд Путина-хозяйственника подан с намеком, что эти-де обязанности ему душевно тяжелы, что Путин по натуре не диктатор, а просто добрый человек, но с необыкновенным, почти сверхчеловеческим чувством долга. При этом в сказке про Золушку-Путина аккуратно вырваны важные для понимания этого человека страницы. Мы так ничего и не узнали о реальных делах кэгэбэшника Путина, кроме разве воспоминаний его приятеля о том, что Путин частенько стоял в оцеплении вокруг православных храмов на Пасху. В биографии как-то мутно помянуто о причинах ухода Путина из КГБ на мелкую и непрестижную работу помощника проректора Ленинградского госуниверситета.
Общими словами отделывается Владимир Владимирович и о своей деятельности на посту заместителя Собчака, практически ничего не говорится о работе будущего президента России в должности заместителя Бородина, Юмашева, а ведь все это не только высокопоставленные лица страны, но и лица, скандально известные своей криминальной деятельностью! Именно при них верным оруженосцем состоял Владимир Владимирович, и надо же, чист, как надраенный на валенке пятак. Наконец, очень старательно подчищены те кадры из хроники его жизненного пути, где Путин становится верным слугой Семьи Ельцина. На имена Дьяченко, Абрамовича, Мамута в биографии Путина наложено своего рода табу. А Березовский и Чубайс показаны как люди, с которыми Путин встречался не по дружбе и общности интересов, а исключительно по службе. То есть книжка про Владимира Владимировича Путина «От первого лица» не содержит в себе достоверной путинской биографии, она изготовлена по заказу этого самого первого лица, и заказ выполнен весьма умело: лести — в меру, восхвалений столько, чтобы не пересластить, есть даже острые вопросы, на которые тщательно составлены уклончивые ответы, которыми вопросы эти как бы исчерпываются, а у читателя-избирателя после знакомства с книжкой вкус немного приторной, но в общем весьма приятной мятной подушечки во рту, и ни малейшего подозрения, что начинка в этой самой подушечке с ядовитой горечью лжи.
Вершиной угодливого строительства предвыборного образа Путина стала заказная психолингвистическая экспертиза устных его выступлений, глубокомысленно, на самом «высоком научном уровне» обнаружившая в путинских тирадах, что будущий президент — «человек, склонный замечать лучшее в людях и человеческих отношениях, остро переживать внешнюю событийную канву», что «в системе его индивидуальных ценностей наиболее высок рейтинг понятий дружбы, мужества, порядочности» («Эксперт», 2000, № 6, с.57).
Конечно, научная экспертиза несомненного лидера выборной гонки, лидера по административному статусу, а не по личным лидерским качествам, такая экспертиза вряд ли может претендовать на объективность. Впрочем, сама ссылка на авторитет науки, на независимость научных критериев исследования является выборной технологией. Неискушенный избиратель, мало разбирающийся в алгоритмах научного анализа, но благоговеющий перед учеными степенями, всею душой верит, что наука не обманет, что экспертиза — это как аптечные весы, измеряет с точностью до миллиграмма и выдает истинный «вес» политика. Однако это не так. Научные экспертизы, анализы и эксперименты — удобная кулиса, за которой идет умелая подтасовка выводов, их прилаживание к интересам заказчиков от власти.
После «строго научного, абсолютно объективного исследования» оглашают искомый результат: скрытность, к примеру, объявляютскромностью, трусоватую нерешительность величают сдержанностью, ледяное бесчувствие называют спокойствием, а малодушную робость выдают за молчание, которое «дороже золота». Был бы заказ, а уж щедро проплаченные, вооруженные научными званиями исполнители распишут вам под заказ любой портрет, хотите, к примеру, психологический портрет мужественного героя-разведчика, пожалуйста, не потому молчит, что косноязычен и страшно боится не угодить хозяину, и не потому вовсе, что хорошо усвоил расхожее «молчи, за умного сойдешь», оказывается, он вовсе не молчит, он привычно сдержан в словах, чтобы случайной проговоркой не выдать государственной тайны. В таком вот духе, мазок за мазком, ляпается под заказ любой портрет.
Но не всегда наука в прислугах у власти. Мы провели свою профессиональную психолингвистическую экспертизу речей Путина, взвесив значимость его словес на научных «аптечных весах». И вот что обнаружилось: о личности президента России по его устным выступлениям накануне избрания (письменные, понятно, составляются спичрайтерами, то бишь речеписцами) ничего определенного сказать невозможно. Наш, прямо скажем, малоразговорчивый народный избранник всегда произносил абсолютно бесцветные, ничего не значащие речи, по которым не определишь ни величины, ни своеобразия натуры, из которых не поймешь, добрый он или злой, умный или глупый, вспыльчивый или уравновешенный. Из его слов даже сейчас, годы спустя, не видно, кто он. Вот как об этом не без недоумения говорит вполне официальное, лояльное к власти лицо, причем зависевшее от нее в бытность директором ВЦИОМа, Юрий Левада: «Путин силен своей неопределенностью. Он ни левый, ни правый. Ни такой, ни сякой. До сих пор половина людей отвечает, что не знает, кто он. Никакой программы он не показывает. И если мы говорим, что 70 с хвостиком процентов одобряют его деятельность, это означает, что каждый видит в нем того, кого хочет» («Коммерсантъ-Власть», 2002, 4 июня, с. 14). Даже видавшего виды, прожженного, всей душой преданного и проданного властям социолога озадачило необычайное, но очень типичное для сегодняшней России явление: «На вопрос «Одобряете ли вы политику Путина?» больше 70 процентов отвечают «да». Но несколькими строчками ниже идет вопрос: «В чем состоит политика Путина?» — и 60 процентов только что утверждавших, что одобряют политику Путина, честно отвечают «не знаю». Не знают они, что за политику проводит президент, но. одобряют ее.
Ничего не определивший результат нашей независимой психолингвистической экспертизы путинских речей — тоже результат. Он отвечает на вопрос, почему за все годы правления мы так ничего и не узнали о президенте Путине, хотя постоянно слышали его выступления в новостях и силились понять, кто же перед нами.
Можно, конечно, предположить, что такова пиар-технология, рекомендованная Путину еще в предвыборный период. Дескать, политтехнологи могли обязать Путина скрывать свои мысли, чувства и политические симпатии до времени, чтобы разделенные баррикадами ненависти российские граждане, голосуя за президента, поверили каждый в своего Путина и выбрали именно его как воплощение собственных чаяний. Естественно думать, что и сам Путин интуицией угодливого слуги, до этого умевший услужить таким разным хозяевам от Собчака до Бородина, от Волошина до Ельцина, от Березовского до Абрамовича, научился так увертливо и скользко говорить, чтобы, с одной стороны, не вызвать недовольства своих очередных хозяев, заказчиков его выборной гонки, но и при этом не дать повод избирателям подумать, что он угодничает перед Семьей.
Пристальное изучение речей наследника Ельцина уверяет нас, однако, в ином: речи Путина безликие и пустые не потому, что он такой хитрый, изворотливый, осторожный, а потому, что он сам такой серый и безликий, — пустой. Никакой! Ведь как бы ни прятался человек за официальными формулами предвыборных обещаний и послевыборных резолюций, натура в его языке обязательно проявится, промелькнет доброта и открытость, если наш избранник добр, сверкнет юмор, если он умеет пошутить, обнажится воля, если он самостоятельно принимает решения. Но даже и малых проблесков подобного в языке Путина нет. Единственное, что просматривается отчетливо, — страх сказать что-то не то и боязнь обозначить свою несостоятельность. Эту несосотоятельность хорошо маскирует высокопарная риторика — многочисленные рассуждения о благе простого народа. То и дело слышим от Путина: «На народ надо опираться прежде всего», «Опираться нужно только на народ», «В конечном итоге решение всегда останется за народом», «Все мы, кто находится сегодня у власти, получим на это моральное право только в том случае, если хоть что-нибудь сделаем для улучшения жизни народа», «Если правительство действует успешно на основных направлениях своей деятельности, то тогда правительство не может не встречать поддержку населения, поддержку народа, простого человека».
Два путинских президентских срока и один премьерский ясно показали, что это порожняк, что пустопорожние о благе народа словеса, взятые напрокат из речей на партсобраниях эпохи застоя и уже тогда воспринимавшиеся населением как пустая болтовня, лицемерный ритуал цековских карьеристов-идеологов, так и не повлекли за собой никаких действий во благо народа. Вот формула, которую Путин эксплуатировал после своего назначения премьером — «отсутствие политической стабильности». Ведь эта фраза абсолютно пустая по смыслу. В отличие от более точного слова «нестабильность», которое обязывает тут же указать на причины и виновных, «отсутствие политической стабильности» освобождает Путина от необходимости принятия каких-либо решений.
Еще замечательнее, что после восьми лет правления Путина это «отсутствие политической стабильности» быстренько заменили термином «политическая и экономическая стабильность», — вот, дескать, результат правления президента. Но перед нами вновь слово без конкретного смысла, с нерезультативным, расплывчатым значением. И эта демагогическая фразеология освобождает Путина теперь уже не от принятия решений (время прошло), а от ответственности за бездеятельность.
Лингвисты исследовали соотношение слов, обозначающих активные и неактивные действия в речах Путина еще первого предвыборного периода и в течение первого полугодия его президентства, применительно, разумеется, к управлению страной. Оказалось, что слов со значением активного действия в президентских речах всего 28 процентов, а вот слов неактивного действия в путинских тирадах аж 72 процента. За всем этим, безусловно, стоит страх проговориться, самоцензура серости, строгая установка изображать одни абстрактные благие намерения.
В своих речах Путин всегда избегает высказывать даже свое отношение к соратникам и противникам его как президента. Хотя именно президент по статусу обязан оценивать работу всех ветвей власти, всех подчиненных ему ведомств и министров, и эти оценки, если судить по состоянию российской экономики, должны быть крайне негативные. Но Путин как раз ускользает от оценок, ничем не выражает своего мнения, боится выступить судьей, занять решительную позицию. Это понятно, ведь президентская оценка деятельности ведомства или министра с необходимостью влечет за собой действенные решения, президент, критикующий ведомство или министра, берет на себя ответственность за разрешение кризиса. Путин же не оказывает ни малейшего давления на своих вроде бы подчиненных, ни одним словом не задевает их, видимо памятуя: они меня породили, они меня могут и убрать!
Даже когда он говорил о прощальной встрече с Ельциным в Кремле, казалось бы, такое яркое событие (если в разговоре о Путине вообще можно говорить о чем-то ярком), он даже это умудрился подать в отстраненно-репортажном стиле: «Это был вообще день такой, насыщенный эмоциями. Но Борис Николаевич держался очень мужественно. Откровенно говоря, я даже не ожидал, что он так может собраться. Действительно, я сам там чуть не расслабился. Я считаю, что мы должны продемонстрировать очень доброе и человеческое отношение к Президенту». Обратим внимание на это безличностное, расплывчатое «мы». В этой скользкой, извилистой фразе отсутствуют подлинные чувства Путина к Ельцину, хотя можно предположить, что это были благодарность и демонстрация прежней подчиненности. И прощальные ельцинские слова от его преемника Путина народу услышать не удалось, все то же увиливание от прямого ответа: «Они (слова Ельцина. — Т.М.) были с пафосом, но сказаны очень по-доброму, человечески».
Речевое поведение Путина, когда он говорит о политических друзьях и врагах, — типичное поведение несамостоятельного человека. Определения, которыми Путин наделяет и друзей, и врагов, опять же максимально нейтральны — смелость (смелый, мужественный, волевой), порядочность (приличныи, порядочный, честный), иногда всплывают «умный» (о Примакове), «независимый, уважаемый» (о депутатах), «хитрый» (о террористах). Путин умудряется не обидеть своими речами даже террористов! Они для него всего-навсего «хитрые». Еще очень интересно, что в его речах практически нет таких терминов, как политик, лидер, депутат, народный избранник, государственный деятель, член правительства, а все больше человек, люди и лишь изредка вдруг выскочит «опытный работник» (о Патрушеве).
Конечно же, не политтехнологи научили Путина выступать именно в таком духе, это его собственная блеклость и вялость мысли, вечно подчиненное его положение продиктовали ему серый стиль речи, заурядность поведения, трусливую осторожность в оценках. Но есть приемы, которые, несомненно, Путин перенял по рекомендации своих пиарщиков. Таково обилие риторических вопросов в речах президента, причем они возникают там, где от президента ждут не вопросов, а как раз ответов и решений, и решений действенных. Вместо этого избиратель получает очередной вопросец, а по сути дела ловкое увиливание от ответственности: «Разве можно вести политические разговоры с террористами?», «Если ценой этих отношений (с международным сообществом. — Т.М.) является распад нашего государства, то зачем такие отношения?», «Как можно обеспечить армию на Северном Кавказе, если у нас нет доходов в бюджет?». Риторический вопрос выгоден тем, что легко привлекает внимание к выступающему, но не более. Рано или поздно на такие вопросы все равно нужно отвечать, иначе президент будет восприниматься как вопросительный знак, и только. Применительно же к Путину риторический вопрос всегда служит лишь удобной маскировкой президентской бездеятельности — удачная пиаровская находка для безвольного человека.
По рекомендации политтехнологов Путин все время подчеркивает свое происхождение «из простых»: «Я помню, как у меня папа на пенсию уходил. Он самый был простой человек, работал мастером на заводе всю жизнь», «К таким условиям работы, как в Кремле, я конечно не привык. У нас в Питере такое только в Эрмитаже можно увидеть. Здесь своеобразная обстановка, такая дворцовая, я никогда к этому не стремился». По замыслу политтехнологов, это должно резко отделять его от так называемой «элиты», выдвинувшей Путина в президенты, от Семьи и олигархов, купающихся в немыслимой роскоши. Все делается для того, чтобы избиратели после таких откровений президента не доверяли публикациям о строительстве Путиным в бытность замом Собчака элитной дачки в заповедном месте, об изготовлении для Путина личной яхты по образцу царского «Штандарта», о зарубежной земельной собственности Путина в Испании, о реконструкции под президентскую резиденцию великокняжеского дворца в Стрельне., и прочем прикарманенном достоянии этого «не привычного к дворцовой обстановке» человека.
Но бывает, что иногда «прорвет» Путина, и он разразится хлестким словцом, этаким выраженьицем, которое крылато облетит всю страну, станет визитной карточкой президентской жесткости и обнадеживающей решительности. Так возникли всем памятные — «мочить в сортире» (о тех, кто подорвал дома в Москве), «сделать обрезание» (обещание террористам), «выйдут — сядут» (о толпах протестующих, перекрывавших транссибирскую магистраль сидением на рельсах), «нам не нужны военные, которые сопли жуют» (о жесткости задач армии в Чечне). Вырвется странновато-диковатый «афоризм» из путинских уст, потрясенным эхом прокатится по газетам, по телеэкранам, обдаст обывателя смрадным духом грязных питерских подворотен, и вновь перед нами, как ни в чем не бывало, скучный господинчик в сером пиджаке. Лишь к концу президентского срока раскрылась эта интригующая тайна «сортирных» филиппик Путина. Она со всей ясностью проявилась в его пресс-конференции, когда расслабившийся Президент великой когда-то страны, сделавшейся при его участии слабой и нищей, в предвкушении долгожданных удовольствий, которые доставит ему звание самого богатого человека в Европе, вдруг выплеснул на журналистов и зрителей целый фонтан дурно пахнущих «сточных словесных вод». Особенно пахучи были его ответы на так называемые «острые» вопросы, где Путину явно приходилось врать. Так требования ОБСЕ в отношении наблюдения за выборами в России он обозвал «хотелками» и порекомендовал влиятельной европейской организации «пусть жену учат щи варить там». Отрицая всякую возможность грядущей денежной девальвации, Путин разразился истеричным «вы что хотите, чтоб я землю ел из горшка с цветами или на крови клялся?». Ну, и самое гадливое чувство, которое сродни разве отвращению, когда нечаянно вляпываешься в навозную кучу, вызвала у слушателей возмущенная тирада Путина на вопрос о его богатствах. Цитирую стенограмму: «Вопрос Ассошиэйтед пресс: Некоторые газеты писали о том, что Вы — самый богатый человек в Европе. Если это правда, каковы источники Вашего богатства? В. Путин: Это правда. Я самый богатый человек не только в Европе, ной в мире: я собираю эмоции, я богат тем, что народ России дважды доверил мне руководство такой великой страной, как Россия, — считаю, что это самое большое мое богатство. Что касается различных слухов по поводу денежного состояния, я смотрел некоторые бумажки на этотсчет: просто болтовня, которую нечего обсуждать, просто чушь. Все выковыряли из носа и размазали по своим бумажкам. Вот так я к этому и отношусь». Момент, когда «прорывает» Путина, когда он напрягается, чтобы не показать, что испугался или смущен, или загнан в тупик вопросом. И в этих прорывах Путин настоящий, подлинный, без привычной непроницаемой маски.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.