Хельмут Шрайнер Национал-социализм перед вопросом веры Иллюзия или Евангелие[116]

Хельмут Шрайнер

Национал-социализм перед вопросом веры

Иллюзия или Евангелие[116]

Роковой драматизм нашей истории в том, что сильнейшая группа рабочего движения оказалась с самого начала своего существования связана с идеями, глубоко чуждыми ее внутренней сути. Связь социалистического движения с духовными побочными продуктами либеральной буржуазии парализует борьбу рабочих изнутри. Что сегодня в общем и целом достигнуто со времен Маркса и Лассаля? Говоря немецким языком – нищета пролетариата в перенаселенных жилищах и горечь безработицы. Перспективы развития, то, что еще только может быть достигнуто, брать в расчет не стоит. Социалистическое рабочее движение восприняло учение Карла Маркса. Оно переняло не только его экономическую теорию хозяйственной жизни, но и связанную с ней теорию мещанской демократии Запада, соединив все это с теорией материализма. Благодаря такому объединению немецкий рабочий класс, в отличие от английского, купился на иллюзию. В итоге ему ближе интернациональная солидарность, интернациональные интересы, чем самобытное могущество народа, с которым мы связаны кровью, языком и судьбой. Это заблуждение сегодня широко распространено среди социалистов – как среди руководителей, так и среди масс. История социалистического рабочего движения наглядно демонстрирует, как сильно отражается на сущности движения сохранение сознания, чуждого его внутренней сути, как оно эту суть преобразует.

В начале своего существования социалистическое движение обладало четким инстинктом, делающим народ и нацию реалиями самобытной мощи. Теперь оно этот инстинкт утратило. В настоящее время часть рабочих, будучи в растерянности, переметнулась на сторону коммунистов, большая же часть, законсервировав перенятые духовные ценности, застыла в позиционной войне с буржуазией. Таким образом, народная общность стала полностью беспомощной, ни на что не способной. Сегодня всего одна группа – религиозных социалистов – работает над переустройством старой теологии и осуществлением новых связей, касающихся духовных основ. Но эта работа еще не настолько продвинулась, чтобы найти решение вновь образовавшихся национальных проблем.

Между тем мы сегодня остро нуждаемся в появлении нового движения. Национал-социализм перенял во многих отношениях основные требования социалистического рабочего движения. Сам подход к жизни тоже во многом схож: он тоже был вынесен массами. Он тоже является фрагментом немецкой народной судьбы. Однако нельзя не видеть его принципиального, основополагающего отличия от марксизма: национал-социализм возник не из потребности одного сословия, а исходя из потребности целого народа. Его внутренняя сущность основывается на решительной воле национальной молодежи. Прочие же составные части его мировоззрения еще не сформировались до конца. Кого следует считать не полностью принявшим национал-социализм? Тех, кто молится Вотану и христиан лютеранской конфессии, национально настроенных вольнодумцев и верующих католиков, консерваторов и либералов, дворянство и, разумеется, пролетариат. Потому что, хотя национал-социализм и работает сегодня над формированием основных положений своего мировоззрения, однако двуличен по природе. Никто не знает, куда зайдет его путь. И потому все более насущным становится вопрос: не является ли национал-социализм одной из волн народного движения, которая увязнет в песке, как многие другие до нее, или ему удастся сформировать свои массы и не только стать неотъемлемой частью немецкой истории, но и принять участие в ее сотворении?

Что будет дальше, если повторится та же самая трагичная ситуация, которая лежит черным пятном на марксистском рабочем движении? Что, если мировоззрение, являющееся его основой, получит неверное выражение своей внутренней сущности, само станет себе помехой, препятствием для развития свободного движения?

Почему эти вопросы являются для нас настолько неотложными, ощущаются как жизненная потребность нашего народа? Не из праздного ли интереса, не потому ли только, что мы видим возможность просто затронуть интересную тему, неисследованную проблему? Нет, напротив. То, о чем мы говорим, необыкновенно важно, так как в итоге может привести к фатальным результатам. В том смысле, что если духовные постулаты, на которые сегодня опирается национал-социалистическое движение, и дальше будут осуществляться в том виде, в каком это делается, то миллионы людей окажутся обманутыми и преданными. И тогда подающее большие надежды движение выдохнется. Тогда его правда станет ложью. Тогда лучшие порывы нашей молодежи будут растрачены впустую. Таким образом, национал-социализм, вне зависимости от того, сознают это его идеологи или нет, стоит перед судьбоносным решением, да и вообще – перед вопросом о своем будущем.

Что удивительно, нет большой разницы – не удивляйтесь – не имеет значения, состоим мы в движении или нет, так как то, что произойдет, во что движение выльется, так или иначе касается нас всех. Говоря совсем точно, нечто должно произойти и настигнуть нас: мы неминуемо с этим встретимся. Но как – это вопрос. Поэтому мы все сосчитаны и востребованы в качестве друзей или врагов. Однако ответственность за наш выбор лежит глубже, чем просто в политической сфере. Она лежит много глубже даже, чем если бы речь шла о любых, пусть даже самых важных, вопросах культуры. Она воистину реальна, а потому мы не можем ограничиваться академическим разбирательством и мировоззренческой проблематикой. Решение, перед которым стоит национал-социалистическое движение, а вместе с ним и все мы, неразделимо связано с борьбой за существование. Борьбой, которая нам как народу навязана. Поэтому мы можем смело утверждать, что оно относится к вопросам религиозного плана.

Наш народ – не некая абстракция, с которой можно делать что угодно. Мы никоим образом не можем от него полностью абстрагироваться. Мы включены в этот высший порядок через Родину и кровь, язык и судьбу. Благодаря им мы посвящены в божественный замысел Творца. Творца, перед которым мы должны за них отчитываться. Они – вверенное нам добро, благо, которое нам должно нести по жизни. И этому благу угрожает ложь.

Чем больше ответственности от нас требует это положение, тем тяжелее груз, который лежит на нас – немцах. Мы стали народом рабов. В этом положении мы имеем право «свободно» прислуживать победителям, и только. В остальном же мы предоставлены сами себе. Из-за Версальского договора, из-за принятия плана Юнга, наконец, мы упустили жизненные возможности грядущих поколений. Да, с нас спросится не только за то, что мы не позаботились о собственной жизни, но и за то, что мы предали одновременно с нашей свободой еще и свободу наших детей и детей наших детей. Потому что план Юнга является планом погибели немецкого народа. Кстати сказать, когда мы, являясь христианами, окажемся призванными к ответу перед Богом, нам поневоле придется вспомнить, как мы, будучи вообще-то в состоянии что-то сделать, заняли выжидательную позицию – в противовес вольному устремлению национальной молодежи. Так что мы должны поддержать его, и иначе поступить нельзя.

Правда, то, что мы стали народом рабов, может оказаться Божьей волей. И – почти наверняка – в бездну нужды мы попали не без Его попущения. Да, тот, кто верит, знает, что за всеми историческими событиями кроется встреча Бога с человечеством; его личное сознание подсказывает, что в роковых событиях настоящего нас постигает Божий гнев, призывающий к покаянию. Но то, что мы должны этому покориться, остаться народом рабов, – это тоже должно воспринимать как его волю? А то, что народность и свобода вскоре могут стать лишь пустым заблуждением? С этим мириться невозможно, и поэтому нам остается самое простое – призыв: «Проснись, бог снегов, не терпящий рабов!».

Речь сначала пойдет не о каком-то конкретном решении, в котором проявится послушание замыслу Творца. Напротив, сначала самым насущным станет вопрос о том, согласуется ли это с волей нации, следующей национал-социализму. Это и станет для нас главным направлением исследования. В первую очередь мы займемся не политическими программными требованиями, а отважимся на анализ жизненных ощущений и духовного содержания национал-социалистического движения. Движение само борется, уделяя этому повышенное внимание, за то, чтобы систематизировать свое сущностное содержание в мировоззрение. При этом оставим в стороне вопрос о том, что есть собственно мировоззрение и не прошли ли окончательно времена мировоззрений.

Однако в любом случае самым тщательным образом остановимся на этом пункте – сущностного содержания национал-социализма, отражая то, что относится к самым глубоким слоям нашей жизни.

Мы убеждены в том, что конечная, истинная правда встречается лишь в событии, являющемся Божьим откровением. Мировоззрение национал-социализма и, таким образом, мировоззрение народа, из которого проистекает это движение, столкнулось с необходимостью такого события, в котором Бог проявлялся бы как творец истории и мира. Эта необходимость очевидна. Но Божье откровение не должно поначалу само быть понято в качестве мировоззрения. Оно уверенно формирует мировоззренческое направление там, где его слово пересекается с нашим человеческим бытием. И слово Божье означает, по сути, поиск правды в любом мировоззрении и при любом мироустройстве. Только исходя из этого возможно осуществление критики национал-социализма.

Итак, мы вначале не спрашиваем об отношениях национал-социализма и церкви. Это было бы отсрочкой разрешения главного вопроса. Разбирательство по поводу политических взаимоотношений церкви и власти тоже отставим на время в сторону. И тем более с самого начала мы отказываемся от принятого сегодня тут и там муссирования предположений, что-де церковь, в случае если народ пойдет за национал-социалистами, утратит почву под ногами и пр. Вильгельм Штапель был совершенно прав, когда сказал: «Хороший пастух не приноравливает свои заявления к требованиям, исходящим из стада. Церковь спрашивается не о том, получает ли она поддержку в народе, а о том, насколько она стоит на позициях Евангелия». Правда, тут остается множество разного рода возможностей для поддержки церковью национал-социализма, основанных на понимании целесообразности почтительного отношения национал-социализма к Евангелию. Из этого понимания, кстати, могло бы проистекать весьма многое.

Как только мы попытаемся привести сущность национал-социалистического учения к единой формуле, мы столкнемся с непреодолимыми трудностями. Так, нас бы постигла полная неудача, попытайся мы в логической последовательности строить высоконаучные выводы на основании предложений «25 пунктов» – программы Национал-социалистической немецкой рабочей партии. Хотя она при этом не является просто сиюминутной программой. «25 пунктов» обладают просто-таки каноническим значением. Нас постигла бы неудача и в случае, посчитай мы программу чем-то несущественным, привлекая ее только как более или менее официальный письменный документ движения, такой же, как «Фелькишер беобахтер», «Национал-социалистише монатсхефте», – или что там еще можно было бы назвать в этой связи? Тогда имеет ли смысл придавать большое значение выражению сути движения в официальном документе? Ответ – да, если документ появился в пропагандистских целях.

Далее: может ли быть рекомендован к применению другой путь, на который советует вступить Хельмут фон Мюке. Разрываясь между теорией и практикой национал-социализма, он показал пропасть, которая между ними пролегает. Объединять их – безнадежное дело. Потому что в этом заключается вечный спор между желанием и возможностью, между тем, как должно, и тем, как есть, – спор, являющийся жизненной необходимостью для всего человечества. Мы все с этим сталкиваемся. Вопрос только в том, насколько сильна наша воля, чтобы преодолеть это вечное противоречие. Осознание этого не придет ни через доказательство, ни через опровержения. Здесь речь идет об обретении понимания благодаря решению на совсем ином уровне. Уже эти трудности показывают со всей очевидностью, что для понимания национал-социализма не имеется какой-то единой формы, глубоких оснований.

Пробивная мощь национал-социализма опирается на естественный процесс. Национал-социализм пробивает себе путь грубой силой. Он произведен на свет непорабощенной жизненной волей, его невозможно понимать только лишь в качестве реформационного движения. Он заряжен революционным насилием. Поэтому дорогу он часто пробивает слепо и неосознанно. Разум бесприютен в нем, что, впрочем, его не огорчает, поскольку он ненавидит духовность и боится мысли. Он таков, поскольку он и есть изначально и прежде всего природа. Поэтому делается смешно, когда ученые-теоретики стараются понять его, руководствуясь разумом. С природой не ведут диспутов, в этом так же мало смысла, как, например, в чьем-нибудь намерении создать… союз по прекращению грозы. Произойдет нечто удивительное, если противоречия в его программе как-нибудь существенно ему навредят. Но уже не смешно, а глупо пытаться разрушить мощь порабощенной жизненной воли, усиливая степень порабощения. Национал-социализм можно было бы искоренить, но для этого пришлось бы убить всех людей, в которых он живет. А об этом пока что речь не идет. Тому, кто хочет в политическом плане посвятить себя национал-социализму, не остается ничего другого, как только или предоставить ему развиваться свободно, или сделать пригодным для высоких целей присутствующее в нем природное начало. А это называется – следовать ему. Это нелегко. Сначала должно быть выполнено главное условие: следует познать правду, живущую в этой природе.

Наступление национал-социализма – это естественно обусловленный процесс. Сочетание национализма и социализма, сформулированное в его программе и пропаганде в качестве единого вызова, родилось от перемены в ощущении жизни, от элементарной реакции на социальную несправедливость и порабощение национальной жизни. Но национал-социализм – это не только природа. Он – народное движение. Он характерен для людей, осуществляющих решение. Он проникнут этосом. Он не может быть обращен вспять и не спрашивает о причинах и результатах. Он направлен вперед, к цели. Все входящие в партию, от фюрера до члена СА, спаяны в круг для поиска средств воплощения последней великой цели: Третьего рейха. Цель – это все, все остальное – ничто.

Это, по-вашему, все еще природа?

Здесь возникает еще одна проблема, связанная с национал-социализмом. Его приверженцы осознают себя стоящими перед выбором: кровь или дух. Скорее всего, национализм и социализм будут подчинены общей цели посредством крови. Решения, в котором кровь и дух сочетались бы, не существует. Однако само это решение уже и является духом.

Что будет с правдой жизненной воли, если решение, связанное с кровью, окажется неверным? Что будет, если предзнаменование окажется больше ложью, чем истиной? С этим вопросом мы дошли до проблемы, характерной для национал-социализма. Он ее уже ощущает, но пока еще не видит. Хочет ли он ее вообще видеть? По существу, речь идет о проблеме, отвечает ли мировоззренческая установка, которую декларирует национал-социализм, его внутренней сути или противоречит ей. В одном случае он должен победить, в другом – национал-социализм будет потерян, а с ним и еще многое.

Жизненная воля национал-социализма покоится на двойственном ощущении жизни: одно происходит из реакционного движения против социальной несправедливости внутри сегодняшних народных масс, другое – из реакционного движения против национальной несвободы. Их смешение в единое целое сегодня осуществлено лишь частично. Реакцию, о которой идет речь, ни в коем случае не следует воспринимать как обычную политическую реакцию. Та жизненная воля – нечто большее, чем голый антимарксизм.

Чтобы увидеть это поподробнее, требуется поближе рассмотреть политико-экономические и социально-политические требования «25 пунктов». Главным являются не детали, а фон. Однако следует знать детали, если хочешь ощутить последствия общей жизненной воли.

Только два предложения программы выдвигаются в качестве разрядки. Готфрид Федер называет их «сердцевиной».[117] Речь идет о следующих: «разрушение процентного рабства» и «общественная польза важнее пользы личной». Требование превалирования общественной пользы над личной образует всеобщий фон, опережая требования, проистекающие из расовых проблем, и требования «создания сильной централизованной власти в рейхе» (пункт 25). Требование разрушения процентного рабства выглядит как осевое для политико-экономической программы. Итак, главные положения программы соединены в основном в пунктах 10–19.

10. Первейшей обязанностью каждого гражданина Германии будет выполнение работы, умственной или физической. Деятельность каждого гражданина не должна расходиться с интересами общества в целом, должна протекать в рамках общества и, следовательно, служить общей пользе.

11. Мы требуем объявления безжалостной войны тем, чья деятельность вредит общим интересам. Преступления против нации, совершенные ростовщиками, спекулянтами и т. д., должны наказываться смертной казнью, несмотря на расу и убеждения. Мы требуем уничтожения нетрудовых доходов и процентного рабства.

12. Ввиду огромных человеческих жертв и имущественных убытков, требуемых от нации каждой войной, личное обогащение во время войны должно рассматриваться как преступление против нации. Мы требуем, следовательно, безжалостной конфискации военных прибылей.

13. Мы требуем национализации промышленных трестов.

14. Мы требуем участия рабочих и служащих в прибылях крупных коммерческих предприятий.

15. Мы требуем значительного увеличения пенсионного обеспечения для стариков.

16. Мы требуем создания здорового среднего сословия и его сохранения, немедленного изъятия из частной собственности крупных магазинов и сдачи их в наем по низким ценам мелким производителям, самого строгого учета за тем, чтобы мелкие производители получали общественную поддержку всюду – на государственном уровне, в землях или общинах.

17. Мы требуем проведения земельной реформы в соответствии с интересами германской нации, принятия закона о безвозмездной конфискации земли для общественных нужд, аннулирования процентов по закладным, запрещения спекуляций землей.

18. Мы требуем объявить безжалостную борьбу с преступностью. Мы требуем ввести смертную казнь для преступников против германского народа, ростовщиков, спекулянтов и прочих, вне зависимости от общественного положения, религиозной и национальной принадлежности.

19. Мы требуем замены римского права, служащего интересам материалистического мирового порядка, немецким народным правом.

Было бы заманчиво присоединиться к некоторым требованиям, анализируя их смысл и степень важности. Здесь имеется, например, предложение об участии в прибыли на крупных предприятиях. Древнее (вечное, исконное) требование. Оно вызывает оживленные дискуссии тут и там. Удивляет то обстоятельство, что Готфрид Федер, первый народный хозяйственник движения, придал ему новое толкование, значительно изменившее смысл требования. Участие в прибыли свелось к понижению цен. Это становится понятно из его комментария к критике прочих толкований данного понятия. «Источник требований, связанных с участием в прибыли, кроется либо в корыстолюбии: тогда они являются капиталистическими по своей внутренней сути, – либо в зависти: тогда они становятся марксистскими». Истинное участие в прибыли начинается в том случае, когда дивиденды крупных акционерных обществ перестают выплачиваться акционерам, а заменяются удешевлением товаров и продуктов массового спроса. Почему, например, гигантские Красильные заводы Германии остаются только капиталистической дойной коровой для акционеров общества АО Farbindustrie – монополиста, диктующего свою волю? Оно в лучшем случае делится доходом со своими рабочими и служащими, одновременно повышая цены.[118] В чем состоит суть участия в прибыли? В ликвидации незаработанных доходов. При ближайшем рассмотрении таковые оказались тоже весьма многогранным понятием. Разве не бывает незаработанных доходов, полученных благодаря одаренности, таланту, счастью или случаю? В суть этой проблемы не вникают. Однако есть еще вопрос трудности практического осуществления. Как на него ответить? «Как скоро в национал-социалистическом государстве решится вопрос участия в прибыли, здесь не обсуждается».[119] Остается только понижение цен, волшебное слово, посредством которого и осуществляется наделение доходом национального производства народных масс.[120] Разве это не своеобразное истолкование? Следует ли только отречься от огосударствления трестов? Именно здесь, возможно, содержится попытка перехода к фашистской корпоративной организации хозяйства; обозначение единства как «вероятного синтеза мощи и авторитета государства с капиталистической экономической системой».

Есть и другие частные вопросы: трудовая повинность, земельная реформа, рабочие поселения… Каждое требование – проблема. Должны ли быть поделены сельскохозяйственные крупные предприятия? Нет! Поскольку задуманный здесь государственный социализм одновременно признает значение центрального руководства в хозяйстве. Но лучше оставим эти частности.

Такой же сложной проблемой при ближайшем рассмотрении оказываются и требование охраны старости в системе всеобщего огосударствления системы пенсионных выплат, и борьба против неопределенности судьбы стариков, и другие вопросы. Эта проблема ни в коем случае не должна толковаться двусмысленно.

Первое: проблема землепользования, проистекающая из приведенных выше требований, должна быть решена без использования марксистской идеологии. Перспектива классовой борьбы должна быть решительно отклонена, в то время как неизбежность борьбы экономической одобрена. При этом не возникает противоречия, что национал-социализм исходит из постулата, что граждане в основной своей массе не в состоянии строить новый рейх. «Молодыми аристократами Третьего рейха» являются рабочие. Однако их поддерживает не социальная политика в ее сегодняшнем понимании. Социальная политика является лишь завуалированным обозначением политических интересов определенной группы.[121] И марксистскому разложению государства до состояния чисто экономического общества будут противостоять высшие инстанции народного государства, превалирующие над экономикой.

Второе: отдельные требования из области хозяйственной политики являются тем более спорными, чем более конкретных жизненных вопросов они касаются. Точнее, они научно не обоснованы. Это говорит не в их пользу. И при этом неумение науки соответствовать практическим требованиям никогда не имело решающего значения. Все новое, что происходило и происходит в истории, почти всегда приходит из донаучной области жизни. Для этого национал-социализм обладает необыкновенно развитым инстинктом. Он как раз живет, презирая теорию. Однако чувствуется, что это не всегда идет ему на пользу. Может, он вынужден так поступать? Практика не может длительное время оставаться жизнеспособной без теории.

Это в высшей степени характерно для основного требования движения, включающего в себя в области хозяйственной политики все отдельные требования. «Разрушение процентного рабства – это тот стальной стержень, вокруг которого вращается все, это требование больше, чем просто финансово-политическое, со своими предпосылками и влиянием, оно распространяется столько же на политическую жизнь, сколько и на экономическую. Оно является также основным требованием экономических воззрений и, таким образом, глубоко проникает в жизнь каждого отдельного человека. От каждого оно требует решения: служить народу или предаться безграничному личному обогащению. Это, таким образом, означает решение социального вопроса».[122]

Данное требование, конечно, наталкивается на чрезвычайно серьезные возражения. Они выражаются в том, что его научное осмысление движением все больше сходит на нет. Ряд школ, подробно изучавших вопрос на протяжении последних десяти лет, сегодня просто нарасхват. Призыв разрушить процентное рабство в основных чертах объясняется так: «Задача народного хозяйства должна заключаться в удовлетворении потребностей, а не в обогащении, того, кто дает ссуды. Финансовая область должна стоять на службе у государства. Финансовые органы не имеют права образовывать государство в государстве».[123]

Если вглядеться повнимательнее, то откроется, что национал-социализм работает над вечной проблемой: как определить границы частной собственности. Частная собственность как таковая признается. Но накопление огромных богатств в чьих-то одних руках – а количество миллионеров увеличивается в Германии и сегодня – делает невозможным воплощение требования о «всеобщем благополучии и культуре». Национал-социалистическое движение понимает свою борьбу против банков как борьбу производителей с теми, кто присваивает капитал. Факты, на которые национал-социалисты ссылаются, общеизвестны: для того чтобы иметь возможность производить, следует взять кредит. Тот, кто сегодня вынужден брать кредит, а это почти каждый, обречен выплачивать высокие проценты. Процентная ставка в настоящее время такова, что съедает любой доход. Смысл экономики заключается в соблюдении качества, которое является чем-то редким по сравнению со спросом на него. Что есть экономика в свете вышесказанного? Здоровое стремление к доходу с одновременным удовлетворением спроса оказалось заброшено в погоне за прибылью. Из самостоятельных предпринимателей получились акционерные общества. Последние тоже в свою очередь являются лишь придатками крупных «держателей портфелей» – больших банков. Здесь накапливается прибыль. Поток кредитов течет от властей, занятых созидательным трудом, как никогда ранее. К ним же назад течет поток процентов. Свое монопольное положение они используют так, чтобы вновь превращать кредитные выплаты во власть. Они – тайные тираны мира. Возросшие проценты, которые они собирают, опускают нашу экономику до уровня принудительного труда. Будь то малое или большое предприятие, оно охвачено молохом процентного гнета и обдирается до крови. Капиталистическое хозяйство выродилось в мамонизм. Под процентным гнетом одно за другим разрушаются различные блага. Фабрики останавливаются. Растет армия безработных. Каждый это знает, все от этого страдают. Никто не возмущается.

Марксисты возмущаются. Однако их ответный удар не достигает цели. Марксизм подменил в общем понятии «капитализм», капиталистическое хозяйство с его свободой, мамонизмом. Пока что на стадии формообразования он потерпел крушение. Все охвачено разочарованием.

В эту разочарованность и врывается наступательная воля национал-социализма. «Разрушение процентного рабства» – таково общее название для жизненной воли, которая решительно не хочет смириться с сегодняшней ситуацией в народном хозяйстве. Он стал надеждой миллионов, стоящих в своем существовании на краю пропасти. Встретившись с угнетенным человечеством, он вместил в себя новую надежду. Здесь сошлись все нити социальных вопросов.

Конечно, все повторяется. Никто не может доказать, что этот путь является спасением. Поскольку этот путь новый, даже если за него отданы некоторые голоса из прошлых столетий, голоса некоторых отцов церкви и голос Лютера. Финансовые теоретики пожимают плечами. Но спросите, каков их путь, – и они опять пожмут плечами. Национал-социализм переступает через их критику. По праву ли? В любом случае он не может иначе. Обо всем произошедшем он не может размышлять с позиции гарантированности. Ему не нужно теоретическое истолкование современности. Он стоит перед совсем иным вопросом: как Германия может выстоять перед непрошенным насилием, пришедшим к нам. Наука в попытках приоткрыть будущее заходит в тупик. Знание закончилось. Пришло время пророчеств. Риск определяет успех предприятия.

Говорится ли что-то о правильности пути, на котором должен быть уничтожен гнет процентного рабства? Есть и фальшивые пророчества. Есть и пророчества неудачные.

Никогда не будет успеха в том случае, если знание о предмете минует их, открываясь лишь научному знанию, а не процессу, находящемуся в зависимости от причин и действия. Но что делать, если область финансов и финансовая теория оказываются слишком сложными и непостижимыми для научных специалистов? Именно так обстоит дело на сегодняшний день. И в этой ситуации только национал-социализм выступает со своим призывом и, насколько возможно, подводит под этот призыв теоретическую базу. Для этого он использует так называемую теорию количества, которая проистекает из соответствия массы товаров денежной массе. Считается, что деньги можно сотворить в любое время, если производить соответствующие реальные ценности. Готфрид Федер говорит об освобождении народа и государства от процентной задолженности крупному капиталу: «Государство не должно делать долгов, поскольку в этом нет необходимости. Государство нельзя отождествлять с частным лицом, взявшим кредит и вынужденным влезть в долги. Это экономически неверно. Государство – это средоточие высшей власти, оно может то, чего не может частное лицо, – делать деньги! Государство это делало совершенно глупо во время инфляции. Оно делало это также с использованием инфляционной марки и имперской марки, после того как предоставило своей высшей властью свободу Имперскому банку. Это высшее право на создание денег государство, вполне вероятно, может реализовывать и более эффективно, избегая опасности инфляции. Правда, только в том случае, если оно будет осуществлять большие общественные задачи (строительство гидроэлектростанций, дорог), избегая залезать в долги, посредством выпуска беспроцентных ценных бумаг при отсутствии наличных денег. Другими словами, ситуация, когда с легкостью изготавливают бумажные денежные знаки, означает – и мы все это пережили – инфляцию. Но есть логичное решение: выпуск государственных ценных бумаг не вызывает инфляцию в том случае, когда производятся новые ценности. То, что сегодня воплощение значимых в народно-хозяйственном плане задач осуществляется через займы, по меньшей мере странно. Именно здесь, как уже говорилось выше, был бы простор для осуществления законного права государства на выпуск денег».[124]

Спросят, благо национал-социализм сам дает к тому основания, только ли область финансов нуждается в свободном руководстве. Этот вопрос шире, чем вопрос, может ли вообще государство производить любое количество ценностей. Оно так же подпадает под действие закона спроса и предложения. Все эти вопросы, и самые важные в большей степени, находятся в противоречии с программой Федера. «За» и «против» не смолкают. Тот, кто хочет серьезно подойти к делу формирования собственного мнения, не ограничится теми или иными краткими указаниями. Решающий вопрос здесь: является предложенный путь оправданным риском или просто утопией? В любом случае первая и важнейшая предпосылка разрушения цензового рабства состоит в создании сильного государства. Вторая – в осуществлении высшей власти государства над экономикой. Третья – в национальной свободе данного государства.

С этим третьим предположением мы встречаемся, поскольку оно составляет жизненную волю национал-социализма. Разрушение процентного рабства мыслимо лишь при одновременном разрушении ярма поборов благодаря национальной свободной воле. В своей социалистической составляющей национал-социализм отходит от капитализма гражданских партий и приближается к Немецкой национальной партии. В своей национальной жизненной воле он отходит от марксизма любых оттенков, благодаря чьей внешней политике немецкая экономика попала в руки интернационального капитала. Первое предварительное условие снижения процентов состоит в ограничении груза поборов. До тех пор пока представители американского и еврейского капитала могут разыгрывать из себя хозяев Германии, мы тщетно ожидаем того дня, когда будет сказана правда: «Германия – родина немцев». Мы потеряли наше военное управление, потеряли управление финансами. Рейх уже больше не является родиной для нас и наших детей, государством свободы и родиной безопасности. С каждым годом все сильнее сжимаются тиски репарационных выплат. Они душат наше социальное обеспечение, они подрывают жилищное строительство: больше миллиона немцев живут на чердаках и в подвалах в более ужасных условиях, чем скот. Они помогают убивать еще не рожденных детей. К тому же погибает культура. Во что превратились немецкие школы? В предприятия массового производства, в которых учителя едва ли знают, как помочь делу. Все блага, предоставленные именно нам милостью Божьей, зачахли в бедности: образование, наука и искусство. Поэтому борьба национал-социализма против процентного рабства и интернационального капитала ведется как внутри Германии, так и вовне.

Здесь возникает проблема государства. Здесь нельзя пройти мимо еврейского вопроса: будет он решен через монархию или республику – все равно. Пять или двадцать пять федеральных государств – не имеет значения «в том случае, если в них объединятся только все немецкие племена, объединенные сильной централизованной властью, противостоящие загранице подобно железной скале, в которых радостно и в довольствии могли бы жить немецкие граждане».[125] Воля, вырастающая из этого взгляда на сложившееся положение, уменьшится до борьбы за замкнутое государство, объединяющее все немецкие племена. «Мы не отречемся ни от одного немца», ни в Австрии, ни в Польше, ни в Эльзасе и Лотарингии, и при этом можно было бы продолжить в духе Федера: «Но мы отречемся от каждого иностранца». Речь идет о выдворении евреев и всех не немцев со всех значимых постов в общественной жизни.[126]

Неважно, насколько эти требования обоснованы логически в отдельных пунктах. В этом отношении программа содержит постулаты, находящиеся в противоречии с прежними утверждениями национал-социализма. Она возвращается обратно к демократической идеологии, самоопределению народов, политическому равноправию наций. Тактика побеждает логику. Тем не менее выражение народной воли в целом следует правовым нормам. Оно зародилось из-за обделенности немецкого народа. Нам не были даны: кровь, страна, язык, поскольку мы их выкинули на свалку, подобно хламу и нечистотам. Кровь, язык, страна – это первое, что мы получаем, еще до того, как учимся самостоятельно жить и мыслить, это божественное творческое начало. Но этот дар обязывает. И эта ответственность требует со всей серьезностью отнестись к формированию полученной нами собственности. Это имеет политические последствия для народа и государства. И это устанавливает границы между людьми и явлениями других народов. Конечно, государственно-политические требования национал-социализма, касающиеся решения еврейского вопроса, являются достаточно сложными. Их глубинный смысл недосягаем. Разумеется, то, что их начнут выполнять, поднимая борьбу за очищение расы из сферы народно-политической и государственно-политической целесообразности в сферу мировоззренческую, выглядит более чем сомнительно. Это будет проверено с беспощадной прямотой. Но здесь речь вначале пойдет о политических требованиях национал-социализма – нет, об инстинкте, лежащем в основе этих требований. Имеем ли мы право разом покончить с этим инстинктом? Не является ли нашей обязанностью, напротив, восхищаться этим инстинктом как голосом природы, направленным против того, что общественное мнение, право и экономику нашего народа захватили люди и власти, которые сами вообще не могут понять, чем мы, немецкий народ, наделены. Конечно, это во многом зависит от того, как такая борьба с еврейством будет осуществляться. И кроме того, мы имеем все основания вспомнить о том, что «голос природы» не обязательно является голосом правды. Да, так как мы знаем об ответственности перед Творцом, мы должны решительно противостоять любому притязанию на исключительность какой-то одной расы. Но вера в Божественный творческий замысел подразумевает, с другой стороны, народную ответственность.[127] Эта ответственность в нашем народе давно потеряла силу. В прошедшем столетии уже звучали голоса, воскрешавшие ее. Мы подразумеваем двух пророков евангелической церкви, которым мы благодарны до сих пор: Эрнст Мориц Арнд и Адольф Штекер. Сегодня эта ответственность пробуждается вновь. Я, как христианин, не могу сказать ей «нет».

Анализ национал-социалистического движения выявил в качестве его глубинных корней жизненную волю, которая развивалась как национальная и социальная свободная воля. Национал-социализм проявился в качестве элементарной мощи природного насилия. Он еще не сформирован, и его политические проявления в частных вопросах являются спорными. Но он – надежда многих, единственная надежда для миллионов представителей нашего народа. Он сам выступает с этим притязанием – быть единственной надеждой. Пыл его страсти отличает религиозная глубина: «я – избавление от рабства».

С этой абсолютностью своей жизненной воли национал-социализм поставлен перед совершенно новым вопросом. Он проистекает из нерушимости его природной воли и рискует оказаться последним решением, которое опирается не только на то, что сегодня и сейчас хорошо для Германии. Он стоит перед вопросом истинности. Безусловность жизненной воли наталкивается на сопротивление. До тех пор пока сопротивление состоит в политическом антагонизме, он служит только для того, чтобы усиливать эту безусловность. Но почему национал-социализм задается вопросом о праве и смысле своего движения? Почему трудится над сознательным проявлением своей жизненной воли, формируя мировоззрение? Является ли случайностью, что он установил в качестве провозвестника ценностей и цели своей народной воли религиозное мировоззрение? Он не может иначе, поскольку в своем желании он натыкается на сопротивление, на сомнение, которое он вообще не в состоянии разрешить в политической плоскости. Он раздираем изнутри сомнениями: имеется ли вообще земная власть, которая может сказать о себе: «я располагаю средством спасения»? Где вожди, где их дружины, которые могли бы на это претендовать? Вопрос о возможностях человека, об их границах повсюду остается открытым. При этом добавляется еще и второй. Чем ближе виден день приближающейся победы, тем напряженнее делается взгляд на цель: что потом, когда цель будет достигнута? Не означает ли достижение цели одновременно конец – конец движения? Так жизнь ставит нас всех – там, где мы вмешиваемся своими действиями, – вследствие своей внутренней закономерности перед вечностью. Национал-социализм еще в самом начале познал эту динамику. Со своей жизненной волей он должен ответить перед последней инстанцией. Ответственности перед Германией недостаточно. Его жизненная воля продвигается с непоколебимостью и исключительностью, желает вечности. Никто из нас не может долго по-настоящему жить, не зная о рейхе, чья правда и сила выстояла во всех вихрях на протяжении времени и пережила все исторические изменения. Является ли этот рейх Третьим рейхом или он имеет иную глубину?

Национал-социализм дает ответ в своем мировоззрении. Он выносит решение против духа и за кровь. В религии крови толкует он смысл своего желания. Религиозный пыл является рамкой, обрамляющей его жизненную волю, мировоззрение является предвестником, который своей мощью изменит содержимое внутри рамки.

«Самое благородное, что только есть в человеке, – это кровь, когда она стремится к правильной цели. Но самое злое в человеке – это тоже кровь, если она стремится к дурному». К этим словам, принадлежащим мистику Майстеру Экерхардту, обратился Альфред Розенберг в своих «Мифах ХХ столетия». В них он увидел средоточие смысла народной религии. «Рядом с мифом о вечной свободной душе стоит миф о религии крови».[128] Воистину Майстеру Экерхардту принадлежат превосходные слова. Спрашивается только: как кто-то мог их столь превратно истолковать? «Кровь стремится!» Кровь не может быть просто хорошей, она находится во взаимосвязи. Она становится субъектом душевного выбора. Мимо Розенберга полностью прошло то, что Экерхардт здесь говорит вовсе не о том, что мы обычно называем кровью.

В качестве вождя Розенберг стоит на первых позициях национал-социалистического движения. Его книга не выступает в качестве канонического писания. Но с позиций, на которых он пребывает, он действует, в том числе и посредством книги, в качестве вождя нового религиозного мировоззрения на расистской основе. Религия и мировоззрение настолько связаны друг с другом, что становятся взаимозаменяемыми понятиями. Из элементов, составляющих народную общность: кровь, страна, язык, история, – он берет лишь первый и возводит его в ранг основополагающего. Значение слова при этом изменяется: душа – это кровь, а кровь – это душа. Безусловно, имеется глубокая связь между душой и кровью. Оба понятия слиты в едином ритме. Тело и душа неотделимы друг от друга. Кровь и здоровье, кровь и темперамент, кровь и характер имеют более ярко выраженную связь, чья глубина сегодня исследуется наукой совсем по-новому. Не последнюю роль играет и взаимосвязь между строением тела и характером. Кровь определяет характер, характер – кровь. Влияние крови чувствуется вплоть до способа интеллектуального функционирования, вплоть до осмысления художественных произведений. Здесь видно все значение расовой проблемы. Поистине стоило бы рассмотреть все эти связи лучше, чем это делалось до сих пор.

Достаточно было лишь однажды выделить кровь или расу из числа прочих элементов народности и отказаться от того, чтобы исследовать, а не формируют ли расу еще и ландшафт и история; совсем обойти тот факт, что познания и этос оказывают глубокое воздействие на наш духовно-телесный организм, – и сразу становится логичным высказывание: «Объединенная расовым признаком, народная душа является мерой всех наших помыслов, устремлений воли и действий, высшим мерилом наших ценностей».[129] «Ценности германского характера являются тем непреходящим, на чем покоится все остальное. Тот, кто этого не знает, отрекается от немецкого возрождения и выносит самому себе смертный приговор».[130]

Адольф Гитлер стоит в этом отношении на тех же мировоззренческих позициях. Его исповедальная работа «Моя борьба» свидетельствует едва ли не каждой своей частью о том, что ценность крови является основной человеческой ценностью.[131] Именно отличие по крови определяет расу. Поэтому расовый вопрос является политически определяющим вопросом. Антисемитизм в качестве природного инстинкта находит свое теоретическое обоснование в этом мировоззренческом определении расы. Очищение расы будет заповедью из заповедей. В вопросе отношения к еврейству эта точка зрения достигает своего наивысшего выражения. Ни один грех не является настолько большим, как грех, совершенный против крови. Нигде он не достигает большей глубины, как при «бастардизации» народов, нигде он не является настолько непереносимым, как там, где народ, подобный еврейскому, представляющему собой символ «бастардизации», портит кровь германского народа.

В этом пункте боевая позиция национал-социализма достигает такой страстности и глубины, до какой она прежде не доходила в своей борьбе. Отсюда приобретают свое значение определенные практические требования, не вошедшие в программу. Возникает отрицание гуманизма. А вместе с ним – собственнический этос самосохранения, на основании которого осуществляется борьба против владычества менее ценных на основании внутреннего права сильных и здоровых.[132]

«В качестве средства борьбы были приняты требования расовой гигиены, такие как стерилизация и другие».[133] Исходя из этого же трактовался смысл семьи. Политика народонаселения определялась расовыми идеями». Брак также не может являться самоцелью, а должен служить великому делу преумножения и сохранения вида и расы. Только это является его смыслом и задачей».[134]

В этих своих основных положениях национал-социализм един. Там, где он в отдельных случаях делает попытку использовать научные результаты расового исследования, обосновывающие надлежащим образом эти положения, начинаются сложности. Как правило, от них вообще будут отказываться. Но в остальном кажется не важным просто перенять во многом расовое учение Гюнтерса. Вообще же в основных понятиях имеет место некоторая неразбериха. В одном месте приравниваются друг к другу понятия «арийский», «германский», «нордический», в другом – они же они разграничиваются по значению. Нигде нет полной ясности в вопросе о том, что вообще такое «раса». Неудивительно, поскольку само расовое учение еще очень молодо. В большинстве случаев можно совершенно уверенно действовать, полагаясь на здоровый инстинкт, если, конечно, он наличествует. Однако есть места, где пасует самый здоровый инстинкт. Где объективные показатели, по которым следует узнавать, не является ли кто-то арийцем лишь внешне, будучи по своей сути семитом. Что является высшей инстанцией – строение скелета или душевный склад? Или сегодня хоть кто-то верит, что внешние признаки дают надежную точку опоры? Или кто-то серьезно думает о том, что для разведения и нордификации нашего народа должно выдаваться врачебное свидетельство при заключении брака – по аналогии с животноводством? Роскошное дело: пары будут подбирать, руководствуясь размерами черепа, шириной таза, объемом ноги!.. Я это допускаю. Никогда еще такое хорошее дело не воплощалось такими плохими средствами.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.