2

2

С теоретической точки зрения у традиционной исламской культуры нет ни шанса в борьбе против позднеиндустриальной цивилизации Запада. В конце концов, все это мы уже проходили: индийские сипаи, китайские «боксеры», суданские махдисты, – исповедовали ту же стратегию, что нынешние вакхабиты или маджахеды. Но для борьбы с ними европейцам не приходилось даже толком напрягать силы.

Что же изменилось?

Во-первых, разумеется, резко увеличилась связность и перемешанность мира. Это резко увеличило мобильность террористов и, следовательно, количество потенциальных объектов захвата или уничтожения. Во-вторых, страх Запада перед людскими потерями, особенно, среди гражданского населения, неизмеримо вырос. Современный европеец утратил трансцедентальную составляющую своей жизни, поэтому он стал очень бояться смерти. Эта слабость, конечно, будет эксплуатироваться снова и снова. В-третьих, скорость технического, социального, экономического развития Запада к концу XX столетия резко снизилась, и принципиальный разрыв между «цивилизацией» и «варварством» сократился до минимума.

Наконец, в четвертых, а на каком основании мы решили, что столкновением европейской и исламской идентичности исчерпывается все содержание современной террористической войны?