Урок 36. Энтропия

Урок 36. Энтропия

Советую вам провести любопытный эксперимент. Он несложен и доступен абсолютно каждому. Достаточно спросить любого так называемого верующего православного, почему их главный праздник называется Пасхой и что на самом деле это слово обозначает? И вообще, откуда оно взялось? И почему этот праздник так упорно продолжает называться Пасхой, несмотря на то что вроде бы для него есть и параллельный термин – так называемое Воскресение?

Скажу сразу: если вы спросите православного, почему праздник называется Пасхой, то, как показывает статистика, самым распространенным ответом будет оскорбленное молчание либо обвинение в богохульстве. Правда, попадаются всякие жизнерадостные личности, которые уверенно и твердо отвечают, что праздник называется Пасхой в честь того самого кондитерского изделия, которое им разрешают в эти дни есть попы. Что касается самих попов, то на вопрос о том, почему праздник называется Пасхой, они начинают удивительным образом ундулировать, всячески извиваться и тщательно заводить рака за камень, рассказывая про Исход евреев из Египта и вспоминая другие сказки, хотя на самом деле все обстоит гораздо любопытнее.

Настоящее, подлинное звучание названия этого праздника – Песах. У него есть еще и другое имя – Хаг ха-Мацот. Установлен он был в честь того, что в этот день древнееврейский бог, решив отомстить египтянам за какие-то мелкие бытовые неудобства, которые они причиняли евреям, умертвил всех младенцев-первенцев в земле Египетской. Еврейские же дети в ночь, когда происходили эти массовые убийства младенцев, остались живы по той простой причине, что евреи намазали кровью баранов свои двери. Ангел, который совершал убийства, обходя дома, принюхивался к двери и понимал, что ему сюда заходить не надо, а надо идти дальше. Эту хитрость с бараньей кровью подсказал евреям их бог. То есть Песах – Пасха – означает буквально «прошед мимо», или «прошедший мимо».

В корректности моего изложения очень легко убедиться. Для этого достаточно взять главную книгу христиан – Библию, – открыть ее, если не ошибаюсь, на главе 12 Книги Исхода и прочесть, начиная с 22-го или 26-го стиха: «В полночь Господь поразил всех первенцев в земле Египетской, от первенца фараона, сидевшего на престоле своем, до первенца узника, находившегося в темнице. […] И встал фараон ночью сам и все рабы его и весь Египет; и сделался великий вопль в [земле] Египетской, ибо не было дома, где не было бы мертвеца».

То есть, как всегда в христианстве, сплошное повальное человеколюбие. Связь этого события и главного христианского праздника теологически тоже очень четко установлена. Дело тут в жертвенной крови, в торжестве евреев и в других моментах. Церковники, правда, как-то стесняются данного факта и избегают разговоров на эту тему с той же настойчивостью и аккуратностью, с которой они избегают вопросов по поводу обрезания Иисуса Христа. Хотя какие могут быть тайны и недоговоренности между своими людьми! Странная застенчивость.

Как известно, в основе православной культуры лежат священные, основополагающие книги еврейского фольклора, а именно Тора и Тегилим. Тора – это непосредственно Пятикнижие Моисеево, важнейшая часть Библии, рассказывающая о сотворении мира. Тегилим – это Псалтырь, который тоже во многом является основой православного русского национального мировоззрения.

Самое страшное, что, может быть, по итогам всей этой лекции РПЦ все-таки выдаст мне какой-нибудь орден за катехизацию своих же верующих, но ничего, переживем. Думаю, что где-нибудь местечко для этого ордена я отыщу.

Вот такое любопытное и знаковое происхождение русского народного православного праздника. Иначе говоря, тысячи, десятки и сотни тысяч людей употребляют этот термин, совершенно не задумываясь и не зная того, что он обозначает массовое истребление детей и торжество по этому поводу.

Что же касается бездумного употребления различных слов, то теперь попа можно узнать с закрытыми глазами: если вы где-нибудь услышите разговор про законы термодинамики или слово «энтропия», можно с уверенностью говорить, что эти слова произносит поп. Я не знаю, кто научил главного попа Гундяева слову «энтропия», но количество наукообразных терминов, совершенно неприменимых ни к теории эволюции, ни к теории абиогенеза, ни к одной вообще научной реальности, в поповской речи стало зашкаливать. Точно так же они вдруг очень полюбили говорить на тему начал термодинамики – судя по всему, абсолютно не умея их формулировать и не зная, о чем вообще идет речь, однако же попугайски повторяя умные слова применительно к своим поповским идеям, что выглядит, конечно, феерически смешно.

Как мы видим, активное ундулирование церкви, когда она все тщательнее и сильнее трется об ноги науки и виляет перед ней задом, очень характерно. Удивляет нахальство, рассчитанное на невежество масс, с которым попы пытаются забрить в так называемые верующие, к примеру, Ивана Петровича Павлова или Чарльза Дарвина. Об атеизме Павлова я уже говорил. Что касается атеизма Дарвина, я вас отошлю к замечательной книге под названием «Автобиография», где сэр Чарльз описывает свои ощущения от религии, от христианства, от Евангелия и в конце концов подытоживает: «Заслуживает доверия не в большей мере, чем… верования какого-нибудь дикаря. […] Отвратительное учение!»

На той же странице Дарвин – причем книгу он писал уже в конце жизни, это подведение итогов, это взрослый, сильный, мудрый Дарвин, отвечающий за свои слова, – абсолютно четко заявляет: «В конце концов я стал совершенно неверующим. Но происходило это настолько медленно, что я не чувствовал никакого огорчения и никогда с тех пор даже на единую секунду не усомнился в правильности моего заключения».

Легкомыслие и нахальство, с каким попы пытаются сгрести выдающихся мыслителей и ученых прошлого под свою поповскую гребенку, конечно, поразительны. Хотя тут надо понимать одну очень важную вещь: совершенно неважно, какого цвета кепочка была на свидетеле, иначе говоря, совершенно неважно, какие личные, бытовые или субъективные привычки были у того или иного человека, – важно, какие он дал показания касательно идеи бога. Что далеко ходить – возьмем Грегора Менделя, который был духовным лицом и, вероятно, мог вполне серьезно относиться к религиозным вопросам. Но именно закон расщепления гибридов второго поколения дал тот ключ творцам теории абиогенеза, который позволил окончательно достроить эту теорию. То есть мысль Менделя тоже была прежде всего показаниями против идеи бога.

Или можем вспомнить Чарльза Скотта Шеррингтона – правда, он был не настолько примитивен, чтобы дать себя увлечь какому-то стандартному, традиционному религиозному культу. Он увлекся неогегельянством, которое было модным в Англии в 1930-е годы, и ушел из науки. На его похоронах его ученик Джон Факуар Фультон заметил, что не знает второго такого примера, когда работа ученого настолько полно и всесторонне опровергала бы его личные взгляды. Это надо тоже очень хорошо понимать.

Наконец, что касается взаимоотношений церкви и науки. Поверьте, вы всегда будете по этому поводу слышать ложь, всегда будете слышать нелепые доводы – будто бы, например, Коперник был церковником, будто бы кто-то еще был верующим. Во-первых, помните, что буквально до последнего времени атеистические взгляды были очень опасны для своих носителей и их обнародование могло привести к трагическим последствиям. Во-вторых, действительно, личные бытовые убеждения, как правило, никакой роли не играют.

Насчет опасности – вспомните тот замечательный факт, о котором мы уже говорили и который мало кому известен. Дело ведь не только в десятках и сотнях костров, на которых сжигали ученых. Опасность – это не обязательно публичные казни; это, например, еще и перспектива гнить в тюрьме полтора десятка лет и в ней же умереть. А иногда использовались еще более интересные способы, как это было с великим астрономом Иоганном Кеплером. Для того чтобы держать Кеплера в тонусе, церковники арестовали его мать Катарину и бросили ее в камеру – по обвинению, естественно, в колдовстве и ведовстве. И затем в течение пяти лет время от времени, раз в неделю или две, сжигали какую-нибудь из товарок Катарины Кеплер, сидевших с ней в одной камере по тому же самому обвинению. Естественно, это стимулировало Кеплера быть предельно скромным и в своих лекциях, и в своих трудах. Достаточно сказать, что первое его посмертное издание набрало двадцать два тома ранее неизданных трудов, предельно важных для астрономии и для науки в целом.

Но вернемся к энтропии. Действительно, это звучит очень любопытно. И, пожалуй, надо знать такие простые вещи, которые недоступны попам, – что даже аминокислоты на определенном этапе абиогенеза обладают способностью к очень жесткой и очень интересной, практически структурной выстраиваимости и определяемости.

То есть то, что попы называют словом «энтропия», ни в коем случае энтропией не является. Энтропия – это было любимое словечко провинциальных гинекологов в 1950-е – 1960-е годы. Глядя в основной объект применения своих профессиональных навыков, они трагическим голосом произносили: «Энтропия!» – чем повергали пациенток в ужас и абсолютную покорность.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.