Белая тишина

Белая тишина

О творчестве Владимира Жемчужникова

Думаю, чем дальше мы будем жить, тем чаще, настойчивей и серьезней люди вообще, а писатели в частности — будут задумываться о природе, о будущем земли и о человеке, стоящем между этими, полярными когда-то, но ныне настолько сблизившимися полюсами, что существование человека и самой жизни вообще оказалось вроде бы совсем неожиданно для человечества под угрозой исчезновения.

И все, кто обостренно чувствует время, кому небезразлично наше будущее, все громче и громче бьют в тревожные земные колокола.

Повесть «Белая лайка» Владимира Жемчужникова, родом уральца, но всю свою сознательную жизнь прожившего в Сибири и настолько «осибирячившегося», что уже роднее Сибири и нет ему земли, повесть эта в том же ряду, который мы приблизительно, за неимением свежего термина, именуем «экологическим рядом».

Сейчас много пишется и говорится о городской или окологородской природе, о той, которую достают ближним взглядом литераторы и публицисты, в большинстве своем ныне живущие в городах. Многим кажется, что там, в глуби сибирской тайги, широкой и далекой тундры, все еще стоит белая тишина, глушь там и первозданный покой.

Владимир Жемчужников много лет занимался охотничьим промыслом в Восточных Саянах, да и сейчас большую часть года живет на Байкале, у истока Ангары и наяву, так сказать, видел и видит взаимоотношения человека меж собой и тем, что именуют природой, зачастую забывая почему-то, что и сами мы есть неразделимая часть этой природы, может, и «забываем» оттого, что не всегда и далеко не во всем, в особенности в отношении к земле, показали себя не «лучшей частью».

Нет надобности пересказывать повесть Владимира Жемчужникова, поначалу спокойную и даже убаюкивающе- вкрадчивую. Да и чего вроде бы тревожиться: какие-то ученые на каком-то участке необозримой тайги ведут учет поголовья белки, занимаются наблюдениями, попутно охотятся, выполняют план…

Но в природе вообще, а в тайге в особенности так все взаимосвязано, в такой плотный клубок свито, что обрыв нитки где-то, в каком-то месте может все «сбить с ноги», запутать, перевернуть вверх дном. И это прекрасно понимают герои повести, они видят «вперед и дальше», не умозрительно, а воочию, «согласно науке», где все проверяется, перепроверяется, где каждому слову, цифре, выводу соответствует точность анализа, неотразимость доказательств.

Согласно с «наукой» не так уж все благополучно в белоснежной тайге. Как и всюду на земле, современное течение жизни здесь не только многоводно и тревожно, но и многомерно; как и всюду, здесь зло и добро противостоят друг другу, и напористое зло под покровом тишины и глушины порою берет верх над добром невидимо, коварно и ох как жестоко!

Белая лайка — символ белой тайги, преданнейшее человеку животное, труженица, хлопотунья — гибнет от руки завистливого, темного человека; а сколько горестей, сколько растлевающей спеси, распущенности приносят с собой бичи — эти «свободные люди», распустившиеся от безделья, дармоедства, пьянства.

Они давно уже бродят по тайге и, не желая работать, кормятся от тайги, от случайного заработка, от случайных встреч, и поначалу смешные, даже нелепые в изображении Жемчужникова, они в конце концов превращаются в темную силу, чуждую не только самой тайге, но и духу жизни таёжной прямодушной, гостеприимной и все еще доверчивой.

Почти в тех же местах, где когда-то охотился автор повести «Белая лайка», произошла не так давно жестокая трагедия.

В промысловые избушки еще с осени были заброшены продукты, орудия лова и все нужное для жизни и работы промысловика. По первому снегу пришел охотник в избушку, а она и в ней все разорено, поедено, выпито, разбито. Горестно опустив голову, отправился промысловик за десятки верст во вторую, запасную, избушку — и там то же самое. В избушках жили, пировали и наслаждались «свободой» бродяги-бичи.

Охотник бросился в погоню, выследил пьяных бродяг, перестрелял их и сам на себя заявил в милицию. Охотника судили, приговорили к высшей мере наказания…

Всего этого не знал Жемчужников, но таежных трагедий он видел и ведал немало, да удержался, не напичкал повесть «страстями-мордастями», однако «Белая лайка» читается и без того залпом, она интересна и в незамысловатости своей, оттого что точна по материалу, написана хорошим языком и всюду, за каждой строкой и картиной, слышно биение растревоженного сердца доброго и умного писателя, который и в первых своих очерках и рассказах, изданных в Иркутске, проявил себя как тонкий лирик и боевой публицист, не лишенный чувства справедливой иронии и юмора.

1981