Власть имущие
Власть имущие
Гувер ходил по Овальному кабинету, обдумывая способы решения острого социального конфликта его президентства. Выступая в Нью-Йорке, он произнес слова, которые Америка ему припомнила: «Никто в нашей стране не умирает от голода». В сентябре 1932 года журнал «Форчун» открыто назвал президента лжецом. Журнал предложил оценить ситуацию таким образом: «25 миллионов страдают от голода». Городской совет Нью-Йорка зафиксировал 29 случаев именно «смерти от голода». Гувер был потрясен, когда на рыбалке в Скалистых горах ему показали семерых умирающих от голода детей.
Столкнулись в яростной классовой схватке самый мощный профессиональный союз рабочих и самые мощные корпорации страны. Сто сорок семь тысяч шахтеров угольных шахт прекратили работу, требуя, во-первых, повышения заработной платы; во-вторых, признания их профессионального союза рабочих шахт. В знак солидарности к забастовке присоединились восемнадцать тысяч рабочих битумных шахт. Затем забастовали железнодорожные перевозчики, и общее число бастующих приблизилось к четверти миллиона человек. И это в краю, который прежде добывал пятьдесят пять миллионов тонн угля. Америка в целом только сейчас стала осознавать грандиозность происходящего, речь начала идти о самом большом классовом столкновении в американской истории. Заезжий британский экономист Джон Мейнард Кейнс предсказал, что, если данная массовая забастовка продлится до начала холодного сезона, «последуют невиданные еще в мире социальные последствия».
Писатель Томас Вульф заметил, что «бездомные люди старались расположиться поблизости от ресторанов, бросаясь толпами на остатки пищи». «Армия спасения» сама подбирала остатки консервов для раздачи безработным. Томас Вульф беседовал с безработными, оккупировавшими общественные туалеты. «А небоскребы Манхэттена холодно сияли в жестокой яркости зимней ночи. Небоскреб Вулворта стоял всего в пятидесяти ярдах, а немного дальше мерцали серебряные пики Уолл-стрита, огромной крепости из камня и стали».
Журналисты обрисовали страдания людей в неотапливаемых домах. Представитель угольных компаний связывал святые идеи патриотизма с «преступной активностью подрывных элементов» и обвинил сами попытки «переговоров с подстрекателями анархии в злостном вызове закону»: Возобладала политика отрицания возможности самого диалога капиталистов с верхушкой профсоюзных деятелей.