Грабь награбленное!
Грабь награбленное!
Краеугольным камнем в отношениях преступных элементов и предпринимателей начиная с самого семнадцатого года и почти до конца ХХ века стало понятие «безнаказанность». Как только выяснилось, что политика новорожденной страны Советов в отношении частного предпринимательства резко отрицательна, любому преступнику на территории советской республики стало ясно – можно безнаказанно заниматься отъемом собственности у представителей частного сектора. Даже лозунг тех времен однозначно говорит о лояльности властей к такого рода преступлениям: «Грабь награбленное!» И надо сказать, что при всей рискованности формулировки этот лозунг никакого явного противления у представителей официальных властей не вызывал. При той неразберихе, которая царила в стране сразу после Октябрьской революции, наспех созданные из кого попало правоохранительные органы были озабочены исключительно расхитителями государственной собственности, коих нарисовалось огромное количество, недобитыми врагами существующего строя и бандами, громившими все подряд без разбору. А разбираться с какими-то «купчиками», у которых грабители изъяли ценности и капиталы, милиционерам явно было недосуг. Тем более что такими же точно методами, только на законных основаниях, пробавлялись и сами представители власти.
Но был и еще один существенный момент, который делал частных предпринимателей, чудом уцелевших в котле страстей революции, особенно уязвимыми. Если в ряды чекистов случайные люди с улицы практически не попадали, то в только что созданную милицию пришло много криминальных элементов. Революция открыла двери тюрем, где лишь небольшой процент заключенных томился по политическим мотивам. Большее количество узников попало за решетку хоть и при царизме, но по вполне прозаическим статьям: грабеж, разбой, воровство и убийство. Для того чтобы осознать масштаб произошедшей катастрофы, просто попробуйте вообразить, что произойдет, если сейчас проделать то же самое. Плюс хаос по всей стране. И вполне естественно, что среди такого количества отпущенных на свободу преступников нашлось немало людей с «криминальным талантом», которые мгновенно сообразили, каким образом можно поживиться за чужой счет. Даже не обязательно было вступать в ряды советской милиции – достаточно было просто записаться к ней в добровольные помощники, и в руках у грабителя образовывались необходимые «корочки». С ними грабеж назывался красивым словом «экспроприация».
Конечно, после того, как первые годы хаоса более или менее закончились, те же чекисты взялись за «чистку рядов» советской милиции, что, надо признать, у них почти получилось. По крайней мере, явно криминальные элементы покинули ряды правоохранительных органов. На улицах города установился относительный порядок, всеобщая нищета несколько поубавила преступникам пыла, ибо грабить временно стало просто некого, и тут нагрянул НЭП. В мгновение ока открылись все пустующие магазины, рестораны и прочие злачные места. Главные города страны, Москва и Петроград, стали похожи сами на себя. Оживилась торговля, и, как следствие, вновь появились состоятельные люди. Причем процесс пошел на удивление быстро, всего каких-то полгода или год.
Новая экономическая политика была санкционирована государственной властью, но отношение самой власти к нэпманам было резко отрицательным. Нэпманы оказались не только в социальной, но и в правозащитной изоляции. В одном Петрограде из тысячи поданных за несколько месяцев в милицию заявлений об ограблении было раскрыто всего около пятидесяти, да и то по чистой случайности. Пусть не сохранилось документальных свидетельств, что сотрудники правоохранительных органов получили прямое указание не тратить время на раскрытие преступлений против «новых бизнесменов», но здравый смысл подсказывает – нечто в этом роде вполне могло иметь место. Что, кстати, было бы совсем не удивительно и полностью в духе советской морали.
Вообще время НЭПа очень похоже на то, что происходило в России в начале девяностых годов, поэтому не стоит тратить время читателей на рассказ о хорошо известных вещах. Вот только окончание этой истории в корне отличалось от модели образца девяностых годов. Через некоторое время политику НЭПа попросту отменили соответствующим декретом. И до самой ВОВ в истории отношений частного предпринимательства и криминалитета в СССР наступила полоса неопределенности. Нет, немногочисленные оставшиеся кооперативы и артели по-прежнему оставались любимой мишенью воров и грабителей, но правоохранительная система советской страны решила (в показательных целях) наконец снять ограничение на правовую поддержку частного сектора. Советской милиции дали четкое указание «сверху» избавиться от преступных элементов в принципе. И надо сказать, их действия принесли завидный результат.
Так что атмосфера страха оказалась общей и для расхитителей государственной собственности, и для уголовных преступников, и для потенциальных врагов народа. Затаились все. Затем нагрянула Великая Отечественная война. И снова советское правительство пошло на то, чтобы выпустить из тюрем тех заключенных, которые готовы были собственной кровью смыть свои преступления против советского народа. Но в этот раз ситуация не превратилась в столь катастрофическую, потому что основная масса уголовных преступников, точнее, той их части, которая идеологически принадлежала миру криминала, осталась верной принципу «не служить власти» ни при каких обстоятельствах. Поэтому на фронте оказались в основном люди, которые пошли на преступление не по убеждению, а по случайности судьбы. Но среди них были и те, кто осознал, что это единственная возможность оказаться на свободе. Поэтому не удивителен факт роста преступности, особенно в больших городах.
Один бывший сотрудник отдела по борьбе с бандитизмом, работавший в Ленинграде во время войны, называл сложившуюся в городе ситуацию «кот из дома – мыши в пляс». Этот своеобразный комментарий относился к тому, что количество экономических преступлений, хищений государственной собственности, спекуляций и мошеннических операций резко возросло. Ни в коем случае нельзя забывать также и о миллионных состояниях, нажитых, к примеру, на продуктах во время блокады. По мнению этого ветерана, такое положение дел было в первую очередь вызвано тем, что половина оперативного состава ушла на фронт, а во вторую очередь – отсутствием в Ленинграде серьезных уголовных преступников во время войны. Ведь именно этот контингент подчас быстрее оперативников узнавал о накоплении криминального капитала и принимал соответствующие меры, то есть попросту грабил.
После окончания войны и до конца сороковых годов опять замечено значительное снижение как экономических преступлений и хищений, так и уголовных. Правоохранительные органы бодро рапортовали о повышении сознательности и патриотизма в рядах советского народа, но вполне возможно, что такие показатели свидетельствовали в первую очередь о понижении общего уровня благосостояния людей.
В начале пятидесятых годов в СССР был принят целый ряд нормативных актов, ужесточающих возможность регистрации малых предприятий: кооперативов и артелей. Советским правительством взят четкий курс на полное уничтожение в стране частного предпринимательства даже в самых невинных формах. Любая форма получения доходов советским человеком воспринималась скептически, если она не была связана с системой планового государственного производства и хозяйства. И вот именно с этого момента и начинается еще один этап взаимоотношений уголовного мира и частных производителей, названых чуть позже цеховиками. Именно с начала пятидесятых годов криминальный мир понял, что приобрел целую когорту состоятельных людей, которых можно совершенно безнаказанно грабить. Ограбленные совершенно точно не подадут заявление в милицию, а если и обратятся, то укажут в качестве похищенного десятую часть от действительного ущерба, а тут уже совершенно другая статья, да и вряд ли в милиции будут сильно напрягаться, чтобы разыскать золотое колечко или пятьсот рублей, указанные потерпевшими.
Реакция потерпевших была настолько прогнозируемой, что ее могли просчитать даже не подкованные в юриспруденции уголовники. Действительно, потери несоразмерные: в одном случае потеряны деньги и ценности, в другом – свобода и (возможно) даже жизнь. Подпольные производители и частные предприниматели оказывались совершенно не защищенными от ограблений и представляли собой столь лакомый кусок для уголовников, что многие толково налаженные предприятия стали идти ко дну. Не говоря о рэкете, который особенно процветал в небольших населенных пунктах или на юге страны: в Одессе, Киеве, Львове, Харькове и союзных республиках, где правоохранительные органы были коррумпированы в большей степени и, стало быть, являлись бы «ручными». Если оценивать ситуацию более скрупулезно, то нападки криминального мира в те годы более напоминали шантаж, чем рэкет: собиравшие дань уголовники пугали цеховиков не только физической расправой, но и доносами в правоохранительные органы. К сожалению, и по сию пору нет никаких данных о том, в какой степени подпольные производители страдали от уголовного произвола. Ведь ясно, что поскольку пострадавшие не обращались за помощью, то не существовало и никакой официальной статистики. Да и неофициальной тоже. Но можно себе представить, насколько крупными и массовыми были потери, если по своей инициативе цеховики начали готовить собственное полномочное представительство на воровских сходняках.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.