20. Не закладывай голову черту

20. Не закладывай голову черту

Прибегнем к обычному допущению: Булгаков косвенно указывает на вину Берлиоза, о которой нельзя было сказать прямо. Провинился; «заложил голову» когда-то прежде, а на Патриарших только «прыгнул», то есть упорствовал в своей вине.

Именно это я и пытался доказать, интерпретируя сцену на Патриарших как суд, а не случайную встречу. Суды назначаются после совершения преступления. Мы помним также, что Берлиоз ни на йоту не отступил от стандартной манеры поведения и вел себя как обычно – упрямился, подобно герою По.

Сделаем следующий шаг и предположим, что вина Берлиоза была похожа на чертыханье этого героя – нечто постоянное, монотонное, повторяющееся изо дня в день. Не одноразовое прегрешение.

У Берлиоза может быть несколько вин. Прежде всего, конечно, руководство литературной травлей Мастера и, возможно, других каких-то писателей. Другой вариант – доносительство. Тоже вполне в духе времени… Берлиоз ведь «прыгнул» на пути к телефону – бежал звонить «куда надо». Не исключается ни то, ни это. Однако же трудно предположить, что он каждый день затевал новую травлю или на кого-то доносил – сколь ни часты бывали такие дела в 30-е годы, все же они оставались не рядовыми. Не монотонными, во всяком случае.

Шарада: что делал литератор и литературный мэтр в те годы ежедневно и непременно?

Конечно же, лгал. Ответ помещен во второй вариант «усекновения главы», в казнь Бенгальского, который лгал, перевирая слова Воланда, подгоняя их под конформный стандарт «впечатлений иностранцев» от СССР.

«Так что же говорит этот человек?» – спрашивает мессир, и «клетчатый помощник» звучно, на весь зал отвечает: «А он попросту соврал!» – и еще дает усиление: «Поздравляю вас, гражданин, соврамши!» (538). Форсированная реакция на то же действие, после которого Воланд жал руку Берлиозу и благодарил.

Мы имеем рабочую гипотезу: усекновение головы производится в наказание за конформную (заданную обязательной социальной установкой) ложь.

Конферансье Бенгальский такой ложью обязан был грешить всегда – это несомненная реалия 30-х годов; о редакторской работе и говорить нечего: в первой главе Берлиоз тем и занимается в присутствии читателя – наставляет Бездомного, как именно надо лгать. Внимательно присмотревшись, мы заметим, что Прохор-председатель грешит тем же: как полагается чиновнику, он врет, что занят («Ничем вы не заняты», – рубит ему Бегемот). Для этого буффонадного повтора сюжета выбран заезженный советской сатирой вариант, вроде «Прозаседавшихся» Маяковского: «Вижу, сидят людей половины…»

Но великий шут Бегемот на пустяки не разменивается. Его сатира – всегда настоящая; это подчеркивает аллюзия с безголовым градоначальником Салтыкова-Щедрина. Руководителю, оказывается, голова вообще не нужна… Таков второй метафорический смысл, несущий в себе настоящую сатиру.

Мы пришли к одному из вопросов, важнейших для анализа многослойного булгаковского текста. В самом деле, если лукаво-наивная история с Прохором Петровичем служит комментарием к главной казни романа, вскрывает ее смысл, то и сама комментирующая история вторично объясняется через казнь Берлиоза! Повседневная ложь бездельника-чинуши попадает в категорию конформных, обязательных деяний вместе с ложью о свободе совести и ложью об оценке нашей действительности иностранцами. Получается, что Прохор выселен из своего костюма не за то, что он скверный работник (а такое впечатление лежит на поверхности), но за то, что он именно хороший работник с точки зрения своего общества – лжет как полагается. То же и Берлиоз.

Но ведь тема караемых официальных лиц в «Мастере» сквозная. Лиходеева карают за служебное несоответствие, Варенуху за лганье по телефону, целое учреждение – за видимость «общественной работы», и так далее. Всего таких наказанных девятеро. И все они, кроме Берлиоза и Бенгальского, караются по видимости за служебные прегрешения – так же, как и безголовый Прохор. Позволительно спросить: а нет ли и здесь подобных перевертышей, не скрываются ли под винами, лежащими на поверхности, иные, подведомственные уже не микросатире вроде «Прозаседавшихся», а настоящему социальному разоблачению?

Не заложили ли все эти люди голову дьяволу?

И кто, в конце концов, подразумевается под дьяволом (или чертом)? Ведь если следовать скрупулезно за булгаковским рисунком, то чертыхался, призывая на свою голову Воланда и компанию, один лишь Прохор Петрович. Он вроде бы Накойчерт. Но Берлиоз, история которого предваряется перифразом названия рассказа о Накойчерте, он-то не чертыхался и вообще не верил в дьявола! А именно его голову и уносят самым ужасающим образом… Именно он заложил голову по-настоящему; он, а не Прохор. То есть чертыханье действительно маскировочный ход, как мы и предположили с самого начала. Или – условное обозначение, которое, как только что было сказано, расшифровывается через историю Берлиоза. Не слово «черт» грозит бедою, не дьяволу закладывают голову, а власти предержащей. Ибо в угоду ей лгут, доносят, травят творцов.

Такова рабочая гипотеза, которую, разумеется, надо еще основательно проверить.

Резюме

Мы вправе, по крайней мере, заподозрить, что тройным сюжетом, обыгрывающим рассказ Э. По, писатель давал опаснейший намек на власть, намек, в свою очередь, метафорический. Эта, последняя метафора должна звучать так: «Не закладывай голову дьяволу власти, сотрудничая с нею». Может быть, было бы правильнее сказать: «Дьяволу идеологической власти» – кровь льется потоками только при казни двух идеологов. Власть, таким образом, есть как бы «настоящий дьявол» в противоположность Воланду. И еще о чертыханье: идеологический работник тех лет обязан был на каждом шагу поминать имя «великого вождя и учителя».