Недоверительное управление
Недоверительное управление
На неделе между 24 и 30 сентября. – Отставка Сердюкова отклонена. – В правительстве сменилось всего три министра. – Андрей Луговой заявил, что пойдет в парламент – вторым по спискам Жириновского; бывший второй, Митрофанов, подался в «Справедливую Россию».
Любой публицист обычно страдает скрытым параноидальным комплексом; он только тем и занимается, что всем стремится навязать свою точку зрения. Ходит за читателем, слушателем, зрителем, дергает его за фалды, крутит пуговицу, дышит в лицо: не-не, погоди, не отворачивайся, а знаешь ли ты, что…
Странно ловить себя на чувстве, что паранойя побеждена шизофренией. И твое сознание двоится. Вместо того чтобы мучить адресата навязчивой идеей, ты сидишь в уголке растерянно и думаешь: с одной стороны, с другой стороны… но ведь эти стороны не совмещаются?[12]
В начале нынешней недели мы узнали состав нового российского правительства. В очередной раз подивились умению власти наводить тень на плетень. Ругался-ругался т. Зубков на административную реформу, грозился-грозился перестроить структуру кабинета – и что же он перестроил? Еще один вице-премьер, два комитета и перераспределение финансовых полномочий между министерствами. Все это обычные технические донастройки, их запросто можно было произвести в рамках фрадковской недовертикали. При этом сами донастройки производят очень хорошее впечатление.
То, что Кудрин усилился, позволяет надеяться на то, что сезам не откроется депутатам. Ни перед выборами, ни во время оных, ни после. Кудрин денег не даст. И страну не раздует от мгновенной финансовой водянки. После которой столь же быстро наступает смерть.
Герман Греф, что называется, ушел по бизнесам; это тоже неплохо. При всем либеральном к нему уважении. Герман Оскарович давно устал от государевой службы; амбиции не позволили бы ему смириться с потерей контроля за инвестфондом в пользу министерства регионального развития. А Эльвира Набиуллина, во-первых, ничем не хуже – как талантливый администратор, масштабно мыслящий экономист. Во-вторых же, по-женски сдержана; больше не будет ежевесенних прошений о немедленной отставке; имперский размах министерства уступит место внятному управлению обозримым пределом.
Татьяна Голикова хороша и вне параллелей с Зурабовым; если же сравнить, что ждет социальное развитие при ней – с переделом страхования при нем… и не будем даже сравнивать. Человек с умом и сердцем всегда лучше человека с одним только умом. Особенно на ключевой политической должности. А министерство социального развития и медицины в патриархальной стране по имени Россия таковым является по определению. И если этого властители не понимают, им же хуже.
Дмитрий Казак, возвращенный из южной ссылки, внушает некие надежды. Нет, не на то, о чем подумал либерал. А на то, что в центре политических борений появился новый мощный противовес. Силовики ненавидят Козака; Козак ненавидит силовиков; то, что он позволял себе вслух говорить об Устинове, сравнится разве только с тем, что Устинов позволял себе вслух говорить о нем. Вот и хорошо, вот и ладненько. Тем более что козаковское министерство усилено многократно; это не жалкое позорище бывшего губернатора Яковлева, не тот позорный министерский столб, к которому Яковлев был публично привязан, чтоб жил и помнил, какие следы за ним тянутся и чем эти следы пахнут. Козак по своему чиновному весу стал административным олигархом, что хороший знак.
Это правительство, в котором перевес получили умеренные экономические реформаторы, без революционных закидонов и бюрократической привычки дрожать за кресло, а значит, ничего не делать. Тут нужно было бы сказать «правительство Зубкова»; язык не поворачивается. Потому что когда переводишь взгляд с министров на их председателя, все начинает плыть и параноидальный приступ проповедничества уступает место шизофренической исповеди на два голоса. Как в ночной сцене «Властелина колец», когда раздвоившийся Горлум ругается сам с собой.
Телевизор – то ли совершенно бесстрастно, то ли с умилением по разнарядке – показывает нам знакомые картинки. Грозный премьер отсылает товарища такого-то на Сахалин, покамест деньги не придут по назначению. Вызывает на ковер якутского начальника и приказывает утром быть в столице, как будто личное присутствие в Москве меняет что-нибудь в сравнении с селекторным совещанием. Лично контролирует надои в Пензе и сентиментально вспоминает, что в его совхозе еще при советской власти надаивали по семь тысяч литров на корову против пяти рекордных в нынешних условиях.
А дальше и вовсе происходит проекция известного сериала про Леонида Ильича Брежнева на современную жизнь. Если кто не помнит, в недавнем кино Леонид Ильич неожиданно сворачивает в поселковый магазин, покупает местной колбасы и в ужасе зовет премьера Тихонова, семидесятипятилетнего сопляка: ты чем народ кормишь? А в новостном сюжете т. Зубков столь же неожиданно забредает в лавку, лично приобретает кулечек конфет и дарит деткам в детском доме. Мало того, он интервьюирует старушек на продуктовом рынке: правильные ли цены сегодня, не снижены ли по случаю его великодержавного приезда? Снижены, батюшка, снижены – радостно закладывают директора рынка старушки. И вот, как Брежнев Тихонова, т. Зубков жучит директора рынка, объясняя ему всю неправильность происходящего. Правда, Брежнев все-таки ниже премьера не опускался; т. Зубков демократичнее. Если он решил таким образом, контрольно-закупочным, управлять российской экономикой, то впереди нас ждет беседа главы кабинета с продавцом универмага, детсадовской нянечкой и, возможно, представителем профсоюза уборщиц.
Мы долго играли в безобидную постмодернистскую игру под названием «советские знаки с отсутствующим значением». Советские вожди сошли с экрана и стали частью нашей политической жизни. Когда т. Зубков (у которого наверняка множество человеческих достоинств и который, судя по всему, ухитрился в коррупционной системе остаться честным и небогатым) сидит среди своих молодых коллег, кажется, что ты смотришь комбинированные съемки. Помните, у того же Парфенова в «Намедни – наша эра»? Щелк-щелк-щелк, и фотография из газеты «Правда» превращается в коллаж, на котором Леонида Геннадиевича приобнимает Леонид Ильич.
Как можно совместить деятельность продвинутого правительства – с традициями партхозактива? Современный образ экономического управленца – с симулякром брежневской поры? Или нам опять начнут объяснять (как это было с гимном, обращением «товарищ» в армии, а потом и с краснознаменным Фрадковым), что никакого совмещения не происходит? Ибо старые символы – всего лишь спецоперация по прикрытию серьезных преобразований жизни. Так сказать, недоверительное управление страной, не дозревшей до полного к себе уважения. Зубков – опиум для народа, а реальные реформы случатся под общим наркозом. Может быть, намерения и такие. Но почему-то раз от раза наркоз становится сильнее, бьет по мозгам гораздо жестче. И все ближе критический момент, когда из-под наркоза в обновленную жизнь уже не вынырнешь. Называется – состояние комы.
…Пожалуйста, не вынуждайте обозревателя становиться шизофреником. Паранойя, она как-то привычнее.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.