Глава девятая Переговоры с англичанами

Глава девятая Переговоры с англичанами

Ванневар Буш во время войны исполнял множество важных обязанностей, но, пожалуй, наибольшую пользу американскому народу принесла его деятельность по представлению интересов Манхэттенского проекта в Белом доме. Тесный деловой контакт с Рузвельтом был установлен им еще задолго до того, как армия взялась за работы в области атомной энергии, и после создания МЕД он обсуждал все наши вопросы либо непосредственно с президентом, либо с Гарри Гопкинсом. Буш был для президента человеком, к которому тот постоянно прибегал за советом по делам проекта. Буш оказывал неоценимую помощь не только мне, но и военному министру Стимсону, освобождая нас от дополнительного бремени.

Со свойственной ему энергией и деловитостью он выступал от лица проекта во многих других организациях, причем всегда пунктуально информировал других членов Комитета о военной политике и меня о ходе его переговоров и достигнутых результатах. Я глубоко благодарен ему за всю его деятельность.

Я никогда не забуду то мастерство, с которым он провел весьма деликатные переговоры с англичанами об обмене информацией в области атомных исследований.

До лета 1942 г. в основном благодаря установившемуся порядку обмена информацией работы, проводившиеся в США, не очень отличались от работ, проводимых в Англии.

Вскоре после моего появления в Манхэттенском проекте Буш, Конэнт и я обсудили сложившееся в Англии положение и пришли к выводу, что в ближайшем будущем английские исследования в области атомной энергии будут ограничены масштабами небольшой группы ученых, лишенных существенной поддержки правительства и промышленности. При этом поток информации из США в Англию будет увеличиваться, тогда как англичане вряд ли смогут снабжать нас чем-либо, кроме результатов предварительных исследований. Чтобы уточнить основы наших отношений с англичанами, я внес этот вопрос на заседание Группы по общей политике 23 сентября 1942 г.

Первые переговоры с представителями Великобритании о развитии атомных исследований начались еще в 1940 г., когда американскими исследованиями руководил комитет по урану. Первая попытка установить формальную основу для обмена информацией была сделана в памятной записке посла Великобритании 8 июля 1940 г. на имя президента США, где предлагалось немедленно организовать широкий обмен секретными техническими сведениями. В этом документе не было речи об атомной энергии и в основном имелись в виду работы в области радио и радара. Однако дверь для предлагаемого соглашения была оставлена открытой, так как посол заявил, что англичане не собираются торговать своими секретами, но соглашаются передать большинство их или даже все США и ожидают, что и США предоставят соответствующие возможности для обсуждения той секретной информации, с которой англичане захотят познакомиться.

Эта памятная записка была рассмотрена американским правительством и затем одобрена президентом, а также военным и морским министрами. После этого Госдепартамент информировал англичан, что США готовы начать переговоры об обмене технической информацией, и подтвердил свое согласие с указанными предложениями в той степени, в какой они не будут мешать собственным военным усилиям Соединенных Штатов. В свете дальнейших событий важно подчеркнуть, что как в первоначальном английском предложении, так и в нашем ответе информация не ограничивалась только информацией, имеющей военное значение.

Той же осенью английская миссия во главе с Генри Тизардом, облеченным полномочиями передавать секретную информацию, касающуюся оружия, прибыла в США для обсуждения хода исследовательских работ в обеих странах. С согласия армии и флота США эта миссия провела несколько совещаний с членами НДРК, в ходе которых Тизард предложил установить полный обмен любой информацией, относящейся к исследованиям и разработкам нового оружия. Желательность такого соглашения была подтверждена в письмах, которыми обменялись Буш, представлявший НДРК, с военным и морским министрами.

В феврале 1941 г. по приглашению англичан НДРК послал свою миссию, возглавлявшуюся Конэнтом, для обмена технической информацией. Во время этой поездки было заключено соглашение, которое определило дальнейшие формы научно-технических связей во время войны. В соответствии с этим соглашением НДРК передавал техническую информацию непосредственно соответствующим английским министрам. Предусматривалось также, что англичане будут в основном разрабатывать проблемы, имеющие непосредственное отношение к обороне своей страны, тогда как американцы возьмут на себя в основном разработку проблем далекого будущего.

Однако до сформирования ОСРД 28 июня 1941 г. никакого обмена информацией по атомной тематике не было. В приказе об организации ОСРД в числе задач этого учреждения упоминалось: «…развивать и поддерживать те научные исследования, в которых заинтересованы страны, оборону которых президент США сочтет жизненно важной с точки зрения национальных интересов США… Служить средством для передачи подобной научной информации таким странам». Этот приказ совместно с упоминавшейся памятной запиской английского посла послужил основой для установления между США и Великобританией полного обмена информацией в области атомных исследований на первой фазе их развития.

В течение лета 1941 г. обе страны обменялись отчетами по этой тематике, а несколько месяцев спустя два американских ученых Гарольд Юри и Джордж Пеграм посетили Англию, чтобы непосредственно ознакомиться с работой англичан в этой области. В тот момент эти работы касались в основном некоторых теоретических аспектов газодиффузионного метода разделения урана. У них, кроме того, были проведены кое-какие исследования по созданию тяжеловодного реактора, однако исследования по созданию уран-графитового реактора и электромагнитному способу разделения (они были использованы нами впоследствии) практически не проводились. Не так давно мне стало известно, что англичане просили разрешить им иметь своего представителя в комитете С—1 ОСРД, однако в этом им было отказано.

Таков был общий характер взаимоотношений между США и Англией, когда я внес на заседание Группы по общей политике вопрос о масштабах обмена информацией по работам, ведущимся в лабораториях обеих стран, и по их планам на будущее. В тот момент, насколько я осведомлен, не существовало никакого специального соглашения об обмене научной информацией в области атомной энергии. После некоторого обсуждения было решено не изменять сложившегося порядка, пока Стимсон не переговорит с Рузвельтом.

В конце заседания правительства 29 октября Стимсон спросил у Рузвельта его мнение по данному вопросу и связывал ли тот себя какими-либо обязательствами с руководителями других стран. В своем дневнике Стимсон так описывает эту беседу:

«Рузвельт ответил, что он не говорил по этому вопросу ни с кем, кроме Черчилля, да и с ним лишь в самых общих чертах. Тогда я спросил его, не лучше ли было бы нам пока работать в одиночку, не передавая никому сведений сверх того, что мы считаем возможным сообщить. Он согласился, добавив, однако, что в недалеком будущем нам следует обсудить этот вопрос с Черчиллем. Затем мы говорили с ним об открывающихся перед нами гигантских возможностях, а также о путях урегулирования этой сложной проблемы после войны, имея в виду предотвращение возможности использования атомного оружия для захвата власти над миром. Его, между прочим, очень беспокоила мысль о том, что бомба может упасть на вражескую территорию не взорвавшись, и наш секрет будет раскрыт».

Примерно в то же время английское правительство направило к нам Эйкерса, который до войны занимал руководящий пост в компании «Империал Кемикэлз», а ко времени своего визита возглавлял все английские работы в области атомной энергии. Во время пребывания в США, встречаясь с Бушем, Конэнтом и мной, он приводил много аргументов в пользу более широкого обмена информацией по производству делящихся материалов. Однако по действующим соглашениям мы не имели права расширять границы такого обмена. В те дни я часто обсуждал с Бушем и Конэнтом предложения Эйкерса, и в результате мы пришли к следующему выводу: во-первых, стремление Эйкерса к расширению обмена информацией может диктоваться соображениями экономической выгоды в послевоенных условиях; во-вторых, Соединенным Штатам Америки следует передавать другим странам информацию только в тех случаях, если это поможет выиграть войну. Каждый из нас был абсолютно не склонен менять что-либо в сложившейся политической обстановке без прямого официального указания президента.

Из бесед с англичанами в тот период нам стало ясно, что они не в состоянии начать крупные атомные исследования или организовать массовое производство делящегося материала, пока идет война. Обеспокоенные все уменьшающимся количеством сведений, поступавших от нас (это происходило в силу моего указания направлять им лишь ту информацию, которая необходима с точки зрения наших с ними общих военных интересов), они организовали все усиливающийся нажим на меня и Буша, утверждая, что сотрудничество должно быть полным, независимо от требований военного времени.

Они сами, однако, создавали многие прецеденты, позволявшие нам отвергать их аргументы. Как указывал Конэнт, они не сообщили нам о своем секретном методе обезвреживания бомб и о некоторых других результатах, в которых мы были заинтересованы. Они объясняли свое поведение тем, что эти сведения не смогут оказаться полезными для военных целей США. Поэтому мы не испытали никаких угрызений совести, когда решили, что сведения о работах Манхэттенского проекта не окажутся полезными для участвующей в войне Великобритании. Эйкерс и его коллеги были разочарованы такой трактовкой политики военного сотрудничества. В тот период, когда обмен информацией был практически прекращен, т. е. в декабре 1942 г., Комитет по военной политике направил президенту отчет, в котором давалась характеристика работ проекта в целом. В этом отчете указывалось на необходимость более четких инструкций о будущих отношениях с англичанами и канадцами и предлагалось на выбор три возможных варианта:

1) запрещение всякого обмена информацией;

2) полная свобода обмена информацией как в области научно-исследовательских работ, так и в области производства с разрешением обмена специалистами;

3) ограниченный обмен информацией в пределах, определяемых возможностями страны, получающей информацию, ее немедленно использовать.

В пользу третьего варианта высказывалось большинство. Этот вариант был утвержден президентом и составил основу нашего дальнейшего сотрудничества с англичанами.

Примерно в то же время Эйкерс в письме к Конэнту, еще раз излагая свои взгляды, которые он уже высказывал мне и Бушу, выразил свое глубокое беспокойство ограничениями, наложенными на обмен информацией, и писал: «Британская группа всегда надеялась, что самый тесный контакт должен поддерживаться не только в области исследований, но и в области производства».

Если бы англичане, и в частности Эйкерс, не обнаруживали столь явного интереса к материалам, имевшим ценность в основном в условиях послевоенной ситуации, существовавшие нормы обмена информацией, может быть, и не были бы изменены. Переговоры провалились только потому, что англичане отказались согласиться с нашим принципом: сотрудничество должно было подчиняться интересам быстрейшего окончания войны, а не послевоенным интересам стран. Я решил, что, поскольку отсутствует какое-либо официальное соглашение по данному вопросу, для продолжения передачи англичанам информации, за исключением той, которая не противоречит указаниям президента, у нас нет никаких оснований и оправданий. Естественно, англичане не были в восторге от такого решения и предприняли еще одну попытку изменить его.

Черчилль обратился непосредственно к Рузвельту. С целью достигнуть общности точек зрения в Белом доме 25 мая 1943 г. было созвано совещание, на котором присутствовали Гарри Гопкинс, Буш и Черуэлл, являвшийся во время войны консультантом Черчилля по вопросам науки. На этом совещании Черуэлл вполне откровенно дал нам понять, что главной причиной английских требований в области информации являются военные интересы Великобритании в послевоенный период. Он отрицал наличие каких-либо экономических интересов его страны в этом направлении. «Если Великобритании, — сказал он, — не будет передана соответствующая оборонно важная информация, необходимая ей с точки зрения ее послевоенных задач, англичане, возможно, будут вынуждены переключать часть своих военных ресурсов на самостоятельное решение тех же проблем».

Попытка Черчилля добиться полной отмены всех ограничений была готова увенчаться успехом 20 июля, когда Буш получил от президента письмо, содержащее такие слова: «Хотя я обеспокоен крайней важностью всемерного сохранения секретности в этой области, но все же думаю, что наше взаимопонимание с англичанами допускает неограниченный обмен любой информацией». Новая точка зрения президента полностью отвергала утвержденные им всего шесть месяцев назад рекомендации Комитета по военной политике.

Буш не смог получить, однако, это письмо вовремя, так как находился в Лондоне. Когда Черчилль пригласил его для обсуждения вопроса об обмене, Буш ответил, что, поскольку военный министр США Стимсон и Бэнди также находятся в Англии, они должны принять участие в таком обсуждении. Совещание состоялось 22 июля.

К этому моменту Буш все еще не знал о намерениях президента допустить свободный и полный обмен с англичанами в области атомных исследований. Упомянутое письмо Рузвельта получил Конэнт, действовавший временно в качестве главы ОСРД, который просил передать его содержание Бушу в Лондон. Однако искажения при передаче этого сообщения помешали американским представителям в Лондоне правильно понять содержание этого указания президента.

Еще до намечаемого совещания Конэнт писал: «Решение о свободном обмене с англичанами по работам комитета С—1 является ошибкой. Сделанное ранее официальное предложение американского правительства, я убежден, наилучшим образом служит как интересам победы, так и национальным интересам США. Мне остается только надеяться, что президент пересмотрел свое решение по вопросу, который может иметь решающее значение для будущего Соединенных Штатов Америки, не оценив со всей тщательностью потенциальных возможностей разрабатываемого нами оружия, как и всей сложности нашей программы. По моему мнению, возобновление обмена информацией с англичанами не только не поможет делу победы, а усугубит трудность сохранения секретности».

Я полностью разделял его мнение.

На совещании 22 июля англичане были представлены премьер-министром Черчиллем, Андерсоном (ответственный сотрудник правительства, занимавшийся вопросами атомной энергии) и Черуэллом. Представителями США были Стимсон, Буш и Бэнди. Открывая совещание, Черчилль предложил подвергнуть полному пересмотру всю проблему обмена информацией в этой области. Он особенно подчеркнул отсутствие у его страны каких-либо экономических интересов в области использования атомной энергии и высшую заинтересованность ее в деле обеспечения в будущем независимости перед лицом международного шантажа, к которому, вероятно, сможет прибегнуть Россия.[13] После подробного обсуждения Черчилль несколько изменил свою позицию, согласившись с тем, что обмениваться следует лишь той информацией, которая полезна и необходима для военных усилий союзников, сняв таким образом основные возражения против нашей позиции. Он предложил проект соглашения между ним и Рузвельтом, состоявший из следующих пунктов:

1) полный обмен устанавливается в тех случаях, когда работа является, по существу, совместной;

2) оба правительства обязуются не использовать изобретения[14] друг против друга;

3) оба правительства обязуются не передавать третьей стороне информации без согласия партнера;

4) оба правительства обязуются не использовать атомного оружия против третьей стороны без согласия партнера;

5) информация по экономическим и промышленным вопросам, направляемая в Великобританию, будет направляться в соответствии с теми ограничениями, которые президент США сочтет необходимыми и удовлетворяющими интересам обеих сторон, и исходя из того, что основная часть расходов лежит на США.

Я никогда не считал справедливыми высказывавшиеся время от времени суждения, что в пункте четвертом был заключен некий тайный смысл. Что касается пятого пункта проекта, то он появился благодаря желанию британского правительства устранить все подозрения, которые могли возникнуть по поводу его позиции после «смелой» миссии Эйкерса.

После дополнительного обсуждения Стимсон согласился представить предложение Черчилля Рузвельту. Вскоре Стимсон получил от Черчилля письмо, в котором тот сообщал, что он получил от президента письмо, где предлагалось послать в Вашингтон английских представителей для «оформления возобновления сотрудничества». Для этой цели английский премьер выделил Джона Андерсона, который должен был передать президенту проект соглашения, предложенного Черчиллем на совещании 22 июля. Я не знаю, когда успел Стимсон сообщить президенту о переговорах в Лондоне, но едва ли это случилось до его возвращения в США (31 июля). Таким образом, президент еще раз (из-за тесного контакта с Черчиллем) вторгся в сферу дел, о которых он был не полностью информирован.

Андерсон по прибытии передал Бушу для рассмотрения расширенный вариант проекта по будущему сотрудничеству. В основном изменениям подвергся пятый пункт, в котором Андерсон попытался более или менее детально определить механизм англо-американского сотрудничества в области научных исследований и разработок. В соответствии с его редакцией в Вашингтоне должен был быть организован специальный Объединенный политический комитет.

Между членами этого комитета и их непосредственными техническими советниками должен существовать полный обмен информацией по всем разделам работ проекта.

Между представителями обеих стран, занятыми решением одних и тех же задач в «области научных исследований и разработок», должен быть установлен полный и эффективный обмен техническими данными и идеями.

В области проектирования, строительства и эксплуатации крупных заводов обмен информацией должен регулироваться соответствующими временными соглашениями, которые могут оказаться желательными или необходимыми в том случае, если проект удастся быстро осуществить. Подобные временные соглашения должны подвергаться утверждению упомянутым политическим комитетом.

Буш ответил, что, поскольку первые четыре пункта проекта относятся к сфере международных отношений и далеки от конкретной проблемы, они должны обсуждаться на уровне руководителей правительств. Свои замечания он посвятил целиком пятому пункту, выразив в них согласие Группы по общей политике с предложенной англичанами процедурой и еще раз подчеркнув, что мы понимаем обмен информацией как средство, которое будет применяться лишь в тех случаях, когда оно может содействовать успешному развитию оборонных применений наших работ.

Андерсон в своем ответе, поступившем тотчас, согласился с такой интерпретацией Буша и заверил его, что второй пункт был добавлен лишь для того, чтобы дать возможность английским представителям обсуждать со своими ближайшими техническими консультантами сведения, которые им могут быть предоставлены, характер же обмена должен определяться в основном четвертым пунктом. Он далее писал: «…мы считаем, что Объединенный политический комитет не должен вмешиваться в дела инженерных войск США по управлению Манхэттенским проектом. Члены Объединенного политического комитета должны располагать лишь той информацией, которая необходима для уверенности в успешном завершении работ в кратчайший срок».

7 августа Буш известил президента, что основа для соглашения с англичанами подготовлена. Хотя он и ссылался на указание Рузвельта от 20 июля о неограниченном обмене, к его письму был приложен проект соглашения, в котором предлагался ограниченный обмен.

Во время переговоров с Андерсоном Буш постоянно консультировался с членами Группы по общей политике и Военно-политического комитета. Но, начиная с 7 по 12 августа, когда было подписано Квебекское соглашение, мы ничего не знали о ходе переговоров. За все это время президент, насколько мне известно, ни разу не консультировался с Военно-политическим комитетом. Большинство из нас серьезно опасалось, как бы президент не согласился на какой-либо невыгодный для нас вариант соглашения. По просьбе генерала Маршалла Бэнди попросил Стимсона передать президенту мнение Буша и Конэнта, которые твердо считают, что обмен информацией должен способствовать работам по линии комитета С—1.

Я не знал о приезде Черчилля в Соединенные Штаты вплоть до Квебекской конференции в августе 1943 г., так же как и не знал о подготовке к этой конференции. Когда я, наконец, услышал о ней, я понял, что Рузвельт и Черчилль обязательно будут обсуждать вопросы атомной энергии. Их переговоры должны были касаться в основном проблемы обмена информацией, но не было никакой гарантии, что они этим ограничатся.

Буш постоянно информировал Рузвельта о нашей работе в устной форме. Единственный письменный отчет был направлен ему в декабре прошлого года. Необходимость нового отчета была очевидной. Я с помощью Николса взялся за его написание. 13 августа Военно-политический комитет высказался за немедленное направление этого отчета президенту.

Чтобы обеспечить возможное использование отчета при переговорах, мне пришлось послать его с Николсом на военном самолете в Квебек. Он доставил его генералу Маршаллу, но, вероятно, слишком поздно, поскольку соглашение уже было подписано.

Я не уверен, обращался ли Рузвельт к кому-либо из американцев в Квебеке за консультацией по вопросам атомной энергии. Все, что нам стало известно о переговорах, сводилось к тому, что 17 августа президент подписал текст соглашения, почти совпадающий с вариантом, предложенным Андерсоном несколько недель назад. Как полагаю, нам сильно повезло, так как, во-первых, англичане не знали об указаниях президента от 20 июля; во-вторых, передача этих инструкций Бушу была искажена и, в-третьих, Буш оказался достаточно смелым, инициативным и искусным во время переговоров и сумел, несмотря на то что уже он знал об указаниях президента, изменить их, защищая национальные интересы страны.

Квебекское соглашение составило официальную основу сотрудничества США и Великобритании по основным направлениям атомной программы на время войны.

В соответствии с этими соглашениями был образован Объединенный политический комитет с местом работы в Вашингтоне, в задачу которого входило наблюдение за совместными работами США, Англии и Канады (первоначальный состав комитета был такой: Стимсон (США), Буш (США), Конэнт (США), фельдмаршал Дилл (Англия), полковник Лейеллин (Англия), Хоув (Канада). Полковник Левеллин входил в Британское министерство снабжения и постоянно находился в Вашингтоне, Хоув являлся министром вооружения Канады).

Работа этого комитета в дальнейшем протекала довольно гладко и за время войны между его членами не было серьезных разногласий. Я в первую очередь объясняю это удачным составом комитета, а также признанием английскими представителями несравненно большего вклада Америки в общее дело, чем их страны. Решения, принимавшиеся этим комитетом, действительно, никогда не мешали программе США. Наоборот, они совпадали с ней и были полезны настолько, насколько это было возможно.

Выполняя соглашение о сотрудничестве, мы предоставили некоторым ведущим английским ученым возможность работать в наших лабораториях. Мы помогали кое-какой технической информацией, кадрами, оборудованием и материалами строительству тяжеловодного реактора в Чолк-Ривере, в Канаде. В декабре в тесном контакте с полковником Левеллином и Чедвиком, который незадолго перед тем был назначен руководителем английской научной группы, прикомандированной к Манхэттенскому проекту, я составил правила для английских ученых, работавших в контакте с нами, и прикомандировал 28 из них к учреждениям, находившимся в моем ведении. Объединенный политический комитет одобрил эти правила и, кроме того, назначил подкомитет, состоявший из Джеймса Чедвика, Мак-Кензи (Канада) и меня, для выработки соответствующих правил по обмену информацией между группой ученых, работавших над Канадским проектом, и их американскими коллегами. Разработанные нами правила служили основой для осуществления научного обмена вплоть до вступления в действие в 1946 г. закона об атомной энергии.