Политика, которой нет{80}

Политика, которой нет^{80}

Я коротаю время за чтением и просмотром немецкого телевидения — очевидно, в связи с предстоящими выборами там показали фильм, в котором удивительно подробно рассказывается о выселении судетских немцев из Чехословакии и геенне, через которую они прошли. Я видел и выступление госпожи Эрики Штайнбах[272], а госпожа Ангела Меркель[273] уже не против создания в Берлине «Союза изгнанных»[274]… Однако меня поразили две другие вещи.

Во-первых — это сообщение из Лейпцига, где в церкви Пресвятой Девы Марии Марсель Райх-Раницкий[275]которому уже стукнуло восемьдесят пять и которого изрядно скрючило от старости, битый час рассказывал о Томасе Манне в пятидесятую годовщину его смерти. Церковь, подчеркиваю, была полна, хотя пришли скорее представители старшего поколения, молодежи почти не было видно. А во-вторых, в приложении к газете «Речь Посполита» «Плюс-минус» напечатана очень интересная статья Ежи Помяновского[276] «Игра над пропастью», посвященная отсутствию у нас какого-либо определенного политического курса в отношениях с Россией. Она заканчивается словами «В Польше продолжает править бал глупость». И как ни печально, это горькая правда.

Небольшой плюсик поставил Помяновский только Квасьневскому[277], который пытался что-то предпринять на восточном направлении и получил в ответ оскорбления со стороны российской проправительственной прессы. Кажется, в «Ньюсуике» я, в свою очередь, прочитал интервью с Ричардом Пайпсом[278], который заявил, что в польско-российских отношениях не наступает улучшения, и с этим ничего нельзя поделать. Я не был бы таким фаталистом. Мне кажется, что начать следовало бы с поисков путей достижения энергетической независимости от России. Сейчас благодаря Ющенко может появиться доступ к каспийской нефти через Броды. С норвежским вариантом дела обстоят сложнее, потому что, во-первых, скважины в Северном море быстро приходят в негодность, а во-вторых, кажется, нельзя допускать пересечения нефтепроводов на дне моря, а газопровод из Норвегии как раз должен был бы пересечься с тем, который планирует построить Путин.

Помяновский прав: это даже нельзя назвать пренебрежительным невниманием к проблеме, это просто полное отсутствие каких-либо идей, касающихся политики по отношению к нашим восточным соседям. Конечно, был порыв солидарности с Украиной — я боюсь, что это был всего лишь порыв. Мой друг, профессор психиатрии, уже давно покойный Эугениуш Бжезицкий, причислил поляков к скиртотомическому типу, от греческого skirteo — прыгаю. В переводе на польский это означает мгновенно вспыхивающее, но быстротечное увлечение. Не так ли обстояли дела с всеобщей одержимостью «Солидарностью»[279] и распадом того же движения несколько лет спустя?

Один писатель из Неполомиц прислал мне двухсотстраничную, напечатанную на машинке работу, в которой он перечисляет преследующие Польшу несчастья, критикуя и левых, и правых. Не хватает только вывода — что весь этот сор следовало бы вымести железной метлой. Но где же взять такую метлу? Одним из самых слабых мест исторического материализма было утверждение, что выдающиеся личности не оказывают влияния на ход истории. Это неверно — взять хотя бы Пилсудского[280]. Сейчас же нет ни таких личностей, ни программ.

Я, впрочем, не слишком удивляюсь этому, наблюдая за предвыборной борьбой в Германии между Ангелой Меркель (ХДС) и Эдмундом Штойбером[281] (ХСС — Христианско-социальный союз), с одной стороны, и канцлером Шредером[282] и так называемыми новыми левыми — с другой. Когда-то партия, перед тем как стартовать на выборах, оглашала свою предвыборную программу. В наши дни на смену этому пришли оскорбления и перебранки. Госпожа Меркель перепутала термин «брутто» с термином «нетто», и сразу же разразился большой скандал. А когда Штойбер заявил, что баварцы не могут допустить, чтобы судьбу выборов решали носители пролетарской ментальности из Восточной Германии, рейтинги левых в восточных землях сразу же подскочили.

Вернусь на секунду к блестящей статье Помяновского. Он верно подметил, что Роман Гертых[283] ведет себя довольно странно — величает себя представителем польских интересов на востоке, особенно в Белоруссии, хотя в то же время его люди в Брюсселе голосуют так, словно получили инструкции из Кремля. Это какая-то политическая шизофрения. Хотя больше шансов на выборах имеет Анджей Леппер[284], о котором Мариуш Урбанек прекрасно написал в последнем номере «Одры», что воображает себе Леппера в белой сермяге, красных шароварах и в цилиндре, купленным за евро.

Мне вдруг вспомнились предвоенные времена, когда во Франции один за другим терпели крах кабинеты министров, но хозяйственно-экономическая машина была в такой степени зависима от того, кто стоял у власти, что продолжала работать без сбоев. И мне в голову пришла шальная мысль, что было бы не худо, если б не было никаких партий, никаких правителей, а осталась только машина польской экономики, тем более что в этой области я наблюдаю неслыханную активность. Конечно, и на солнце бывают пятна; наряду с небольшими фирмами у нас есть и супермаркеты, которые мне представляются огромными насосами, выкачивающими прибыль из страны, — такими, как, например, издательские концерны вроде «Акселя Шпрингера» или «Бертельсманна»[285].

По немецкому телевидению я также посмотрел двухчасовую трансляцию с празднования 9 мая в Москве и думаю, что многие грехи мне за это простятся. Перед почетной трибуной маршировали бесчисленные отряды всех возможных российских военных подразделений, правда, за исключением боевой техники. Никаких ракет и танков, только великолепно вымуштрованная пехота. Я вспомнил свой давний приезд в Москву; это было в мае, как раз перед годовщиной Победы, а может быть, перед юбилеем революции, я жил в гостинице «Пекин» на площади Маяковского и не мог уснуть, потому что на улицах раздавался грохот железа: армия, тогда еще советская, ночи напролет тренировалась, готовясь к параду. Смотреть на такие парады, кажется, — любимое развлечение не только Путина, но и его окружения. Ему также очень нравятся царские мундиры и двуглавый орел, хотя гимн он оставил советский: когда во время недавнего чемпионата мира по легкой атлетике вручали медаль россиянке, выше всех прыгнувшей с шестом, я вновь услышал знакомую мелодию, для которой просто написали новые слова.

Кстати — сейчас сезон отпусков, а, значит, можно немного поговорить на отвлеченные темы, — я помню, как накануне войны наш бегун-марафонец, на которого возлагали большие надежды, прибежал последним, а потом оправдывался, что у него прихватило живот от съеденной котлеты. У поляков часто возникают такие проблемы — в Хельсинках наша бегунья, довольно милая девушка, свалилась в ров с водой, находящийся на беговой дорожке, а пресса жаловалась, что женская эстафета не увенчалась успехом, потому что на финише англичанка перебежала дорогу польке, чего судьи не учли. Правда, чтобы подсластить нам пилюлю, американцы — несомненные победители в эстафете четыре по сто метров — потеряли эстафетную палочку.

Впрочем, я начал с нашей политики на востоке, точнее, скорее отсутствия таковой, и в конце хотел бы к ней вернуться. Как метко заметил Помяновский, наши реакции носят случайный характер. Когда что-то происходит, наши политики просыпаются и что-то бормочут — по делу или нет, однако у нас отсутствует когерентное видение. Может быть, потому, что возникшее двадцать пять лет назад движение «Солидарность» не ставило перед собой далеко идущих планов. Главной его задачей было добиться «социализма с человеческим лицом», но это лицо социализму должны были создать правители. Что произойдет, если коммунизм на самом деле падет и придется самим взять бразды правления в свои руки, никто, по сути, не задумывался. Конечно, были и исключения, но далеко за пределами Польши: Ежи Гедройц[286], еще раньше — Мерошевский[287] в парижской «Культуре»[288]. Но кто сейчас об этом помнит? От Помяновского я узнал, что тридцать три депутата голосовали в сейме против того, чтобы почтить память Гедройца в столетие со дня его рождения. Этот человек заслужил большего признания со стороны поляков.

Удивительное дело — до чего трудно сказать доброе слово о наших политиках! Складывается впечатление, будто польские политические партии жаждут оторвать как можно больше от пресловутой штуки сукна, о которой князь Богуслав Радзивилл говорил Кмицицу на страницах «Потопа»^{81}. Рвется это сукно, и кто сильнее его на себя потянет, тот и выиграл. Госпожа Меркель сейчас созвала так называемый теневой кабинет. Кто заседает в нашем теневом кабинете — не знаю, я не настолько смел, чтобы это проверить.

Август 2005