2. Круги достоверности

2. Круги достоверности

Что такое достоверность художественного произведения?

Очень многие полагают, что это соответствие материала книги справочнику. Увы, в данном случае они путают достоверность реалий жизни и достоверность ХУДОЖЕСТВЕННОГО ОБРАЗА. Это принципиально разные достоверности. Иначе получается сравнение теплого с мягким.

Раньше мы полагали (об изменениях позиции – чуть позже) что достоверность – это область пересечения двух кругов: круга знаний автора и круга знаний читателя. Чем шире область пересечения, тем выше достоверность. Впрочем, пересечение может быть крохотным, но достоверность появится, если читатель изначально доверяет автору – или вообще ставит себе иные цели при чтении.

При этом возможны варианты. Писатель может знать много, а читатель – мало. Писатель может знать мало, а читатель – много. Оба могут знать много и оба могут вообще ничего не знать. Достоверность от этого не зависит! Она зависит от пересечения областей, а не от количества знаний. Достоверность – это «верю – не верю», а вера не есть знание.

После выхода в свет повести «Отель „У погибшего альпиниста“» братьев Стругацких замучили претензией, что не бывает пистолета «люгер» с оптическим прицелом. В конце концов Аркадий Натанович, человек остроумный, честно ответил: «Мой люгер, что хочу, то и делаю.» Так вот, на этом история не заканчивается. Мы этим летом побывали в Варшаве. Там после ремонта вновь открылся чудесный музей Войска Польского. И в зале Второй Мировой войны мы обнаружили пистолет «люгер» с удлиненным стволом и креплениями для оптического прицела! Малая, специально выпущенная партия. Вполне возможно, что Аркадий Натанович знал о таком пистолете. Но это неважно. Задумайтесь: он ведь правильно ответил «знатокам»! Было бы стыдно, вступи писатель в объяснения. Тогда бы он автоматически стал в позу виноватого: «меня обвиняют – я оправдываюсь».

Была история с конными арбалетчиками у Перумова. Все, кому не лень, сообщили миру, что это ляп. Потом выяснилось, что конные арбалетчики существовали в реальности. Более того, одна наша знакомая (прекрасная наездница и неплохой стрелок) провела эксперимент, успешно отстрелявшись с лошади из арбалета. Была история с палашом у Пехова – знатоки утверждали, что «ленивым ударом» палаша нельзя расколоть человеку череп. Доказывали долго, упорно, с выкладками и ссылками на источники. Сказать по правде, мы палашей перевидали всяких – кавалерийских, артиллеристских, пехотных, офицерских. И в руках подержали.

Можно расколоть, поверьте на слово!

Похожий случай был лично с нами, в Питере, в первой половине 90-х. Редактор согласовывал правки в повести «Страх» и докопался до эпизода, когда человеку разваливают голову ударом матросского тесака. «Не может быть! Меч – еще ладно…» Наш приятель Игорь Солунский, неплохо разбирающийся в холодном оружии, немедленно заявил: «Дайте, дайте мне тесак! Я продемонстрирую… Нет тесака?» И тут он увидел большущий кухонный нож. «Ладно, сойдет!»

Редактор мигом перестал настаивать на правке.

С тем же редактором был еще один казус. В романе «Восставшие из рая» упоминался флигель при избе. «Не бывает у избы флигелей! Я архитектор, я знаю!» – заявил редактор. Мы засомневались. Вместе полезли в справочник – благо был под рукой – открываем, читаем: изба может иметь до 16-и (!) строений, включая флигеля (во множественном числе!).

Если угодно, вот пример не из фантастики. Один просвещенный читатель, прочитав роман Улицкой «Казус Кукоцкого», был крайне возмущен. В романе герой сложными путями во время Великой Отечественной войны достает где-то несколько ампул пенициллина, чтобы спасти в военном госпитале свою умирающую жену. Не может быть! Пенициллин в то время (это чистая правда) был только у американцев! – и это испортило читателю все впечатление от романа. Дамы и господа, Улицкая разбирается в медицине и знает, что во время Отечественной войны при помощи американского пенициллина были спасены кое-кто из наших генералов-адмиралов (и не был спасен Ватутин, если версия о запрете Сталина на использование импортного пенициллина для Ватутина верна). Но Улицкая переработала реалии войны так, как ей понадобилось – ведь книга-то художественная!

И снова дадим слово Анджею Сапковскому:

– Критик свое знает. Двуручный меч – это меч двуручный, кольчуга – кольчуга, арбалет – арбалет, конь – конь, сом – сом, а мыло – оно и есть мыло. <…> Критик всю свою жизнь сражался мечом, стрелял из арбалетов и тисовых луков, соскребал с сомов чешую и намыливался в самых различных жидкостях. Автор может ссылаться на фантастическую licentie poetica ad mortem usrandum (поэтическое право, пока до смерти не обделается (лат.)). Ежели критик окрестил его дурнем, то таковым он и останется во веки веков.

Господа критики! Очень вас прошу, отцепитесь вы наконец от Конана и Геральта! Испытайте силы в мейнстриме, вот там-то уйма неправдоподобных, бессмысленных, бумажных, кое-как слепленных героев! Докажите, что Робин Гуд ни за какие коврижки не смог бы расщепить торчащую в яблочке цели стрелу, а Зорро, хоть ты тресни, не вырезал бы рапирой своего инициала на штанах сержанта Гарсии. Заметьте также, до какой степени психологически фальшивой фигурой является рыбак Сантьяго. Ведь вместо одного большого марлина он мог бы – и даже обязан был – выловить весовой эквивалент маленьких скумбрий, благодаря чему, несомненно, избежал бы бессмысленных хлопот…

Остроумие пана Анджея, как всегда, на высоте. И все-таки: достоверность, как пересечение областей знаний читателя и писателя – чего не хватает? Какого третьего, важнейшего компонента недостает?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.