Часть пятая. Военкоры и сепаратисты
Часть пятая. Военкоры и сепаратисты
* * *
В тёплый солнечный день я случайно перешёл границу бывшей Украины и оказался на войне. Первое, что удивляет в Новороссии, – огромное количество бездомных собак и кошек. Люди уехали, животина осталась и сторожит. Породистая такса в сотый раз лезет носом в высохшую коробку из-под «Активии». Чем ближе к Снежному – тем чаще попадаются контуженные собаки. Не слышат идущей на скорости машины, задумчивы. Ополченцы говорят: зимой собаки начнут сбиваться в стаи и дичать.
Кошки, уже далеко от городов – в лесу – перебегают дороги. Охотятся в зелёнке. Пушистые, совсем недавно белые.
В Луганске проехали полгорода – ни одного жителя. Все окна тёмные. Разнообразные последствия бомбёжек. Потом вдруг встретили парня и девушку. Стоят на обочине и обнимаются. Впечатление, сложно поддающееся описанию: мёртвый город и эти двое, потерялись.
Потом дорогу перешёл спокойный китаец. Китай далеко, некуда бежать.
И, наконец, на выезде встретился дед, выгуливающий собаку на поводке. Этот дед с собакой… ну, вы понимаете. Собака, говорю, на поводке. Наверное, это самая счастливая собака в Новороссии. Очень спокойно себя ведёт. Показалось, что она ужасно горда этим поводком. И дедом.
* * *
Ещё в Ростове, едва вышел из аэропорта, таксист оценил быстрым взглядом и спросил:
– До границы?
Ему, конечно, не признался: мало ли, больно внимательный.
* * *
В приграничном селе Изварино поговорил с двумя первыми встреченными местными женщинами.
Одной лет 55, из «простых», ведёт себя спокойно, просто, улыбчивая; говорит:
– Когда эти (так она называет украинские войска) уходили из нашей деревни – я к окну, показать им (показывает средний палец), из окна не видно, на улицу выбежала: да провалитесь вы все, ироды!
Подошла другая, интеллигентного вида, того же возраста, рассказывает, как ругает своих знакомых мужиков, которые не ушли в ополчение:
– Вы думаете, русские должны приехать и всё сделать за вас?
Через минуту:
– Пусть украинцы приедут и заберут отсюда свои трупы (другое слово употребила, не буду повторять). Они не знают, сколько их здесь. Думают, тут им всё дёшево обошлось.
Я так понимаю, надо снова прийти сюда и добить этих женщин. И тогда точно дорога в Европу будет открыта.
* * *
Перед Луганском проехали поле сгоревших подсолнухов.
Никогда и нигде такого не увидишь.
Судя по дороге – стреляли из миномётов.
В Луганске пустота; остановились – как оглушило. Слышали когда-нибудь безмолвный город? Вообще ни звука. Это завораживает. Даже ночью такого нет нигде, ни в одном городе, известном мне.
Только редкие таксисты летают как бешеные. Они сейчас зарабатывают здесь больше всех.
Езда – невзирая на правила. Сразу вспомнился Грозный в 1996-м. Там мы тоже летали как сумасшедшие (город после семи простреливался насквозь) – и не было ни разу ни одной аварии. Я не видел за два месяца, по крайней мере.
Вместе с тем, оцените: сообщили, что в мёртвый Луганск завезли большую партию машин – мы мимо проезжали: «Кайен», «Хюндай». Стоят на улице дикие, что твои сиротливые коты. «Видимо, застрахованы с нулевой франшизой», – предположили спутники. Типа: бомбёжка – и бабло твоё.
Ночной пейзаж за Луганском: убитая дорога и горит поле. Апокалиптический вид. Тьма вокруг – и поле горит.
«…Надеюсь, это не корректировщик…» – сообщает водитель.
* * *
Вчера проехали несколько десятков блокпостов, едва не половину Новороссии.
На каждом останавливались. На всех блокпостах стоят ополченцы.
Во-первых, визуально отличить контрактника от, назовём так, партизана, несложно по многочисленным признакам. Во-вторых, возраст выдаёт всё в половине случаев: там стоят отцы, а периодически – деды.
Ну и речь, конечно. Едва начинают говорить – сразу ясно, откуда люди родом. Все улыбчивые, мужики такие – аж светятся в темноте всеми глазами. «Как у вас тут, не шалят?» – «Шалят, шалят». – «Ну, с Богом, ребята» («г» фрикативное – «Ну, с бохом» звучит).
* * *
На обочинах луганской трассы видны сгоревшие легковушки.
«Последствия медленной езды», – сообщает наш водитель.
В каждой машине ехал человек. И не один.
Через пятьсот метров мы пробиваем колесо. Стоим посреди равнины голой, отливаем на дорогу, потому что обочина может быть заминирована. Ну, то есть она точно заминирована, но никто не знает, где именно.
Остановилась ещё одна скоростная машина, полная весёлых вооружённых людей: «Вы чего, мужики, тут встали?»
Посмеялись вместе.
Запаска у нас была.
Ополченец: «А вот мост. Под ним мы прятались от “Градов”».
Мощный высокий мост наполовину обвалился, завалив одну полосу. Проезжаем в прогал.
«Характерно, что асфальт не потрескался», – отмечает водитель.
Тут же рождается слоган: «ЛУГАНСК-АВТОДОР: ПРОВЕРЕНО “ГРАДОМ”».
* * *
Встречали трёх наших из плена: двое ополченцев, один вообще не воевал, попал случайно.
При мне, с моего телефона, один ополченец позвонил жене (двое детей, дома цветущий бизнес, семьдесят дней в плену, весь перебитый, рубашку задрал: вот руку пытались отрезать – шрам), другой – матери.
Жена, слышу, плачет: «Как тебя забрать?»
Последний раз ей звонили «правосеки» месяц назад, пробивали, не врёт ли про себя пленный.
И потом весь месяц она ничего не знала.
Другой (пятьдесят дней в плену) говорил с матерью. Шёл долгий и муторный разговор, он чаще молчал. В один момент устало спросил: «Может, мне вообще домой не приезжать, мам?»
И так бывает.
Его к тому же жена бросила, пока в плену был. Он сам мне сказал потом.
Ополченцы рассказывали, что даже среди «правосеков» попадаются добрые ребята – успокаивали, не били. Но попадаются и другие. Совсем другие.
Ещё погранцы бывают добрые.
Украинские солдатики конфетами прикармливали, на день рождения одному из ребят принесли водки и шашлык. Храни вас Бог, солдатики. Спасибо вам.
Всё записали, но имён и мест, кто прикармливал, не выложим: мало ли что. Отучат конфетами кормить «сепоров» свои же.
А про тех, которые совсем другие «правосеки» или СБУшники, ничего не скажем пока. Ничего им не пожелаем.
* * *
Неделю назад нацгвардия похвалилась, что заминировали электростанцию под Луганском. На них свои же пшикнули: на фиг вы хвалитесь? («Палимся же!»)
Её, короче, взорвали на днях. Огромная территория без света. По коломойскому каналу передали, что это российская армия расстреляла электростанцию. Потому что российская армия очень боится света и не любит воды. Расстреляла и сидит в темноте, сухая.
Но ведь верят, верят ведь.
* * *
Вчера утром вышел из машины в центре Донецка, у кафе стоят трое чеченцев-ополченцев.
(Вообще ополченцев здесь называют «ополчи» – с ударением на первое «о»; очень резкое и ёмкое слово, немного грубоватое.)
Я им сделал ручкой.
У меня чёрные джинсы, чёрная закатанная шапочка, чёрная куртка.
Перешёл дорогу и курю. Через минуту уже бегут мои чеченские коллеги – автоматы наперевес, у одного ПМ в руке, размахивает им.
Там машины быстро ездят – тут как раз ехала быстро, едва не в чеченцев. Я чеченцам-ополченцам машу: не надо, не надо, стойте на месте, я сам приду, а то травмы, то, сё.
Подошёл, дал документы. Крайне подозрительно настроены, если не сказать хуже. «Пойдём с нами». Хотел сказать: «Да ладно, вы чего, я тоже в Грозном бывал!» Потом думаю: …может, не стоит?
Говорю первое, что пришло в голову:
– Ребята, меня тут все знают, всё нормально.
Тот чеченец, что размахивал пистолетом, спрашивает стоящего возле ресторана то ли охранника, то ли швейцара (хотя откуда тут сейчас швейцары?), явно напуганного всем происходящим:
– Ты его знаэш?
Тот закрутил головой: нет. Нет-нет-нет.
– А ты говоришь, всэ тебя знают! – говорит мне чеченец, по-прежнему держа в руке пистолет.
У кафе сидят журналисты, человек шесть, кто-то узнал меня, и вдруг все разом встали:
– О, Захар! Смотрите, Захар приехал! – короче, шумное воодушевление.
Чеченец, явно удивлённый:
– Ви что, его знаете?
Те: ну да, знаем.
– Всэ?
– Все, конечно.
Отдали мне паспорт, через минуту старший возвращается, очень приветливый: «А дайте номер телефона? Хотим дружить с вами». Смотрит ласково, как на брата.
Следующая встреча с чеченцами вечером. За нами едет машина с журналистами из НТВ. Их останавливает маленький чёрный джип с двумя чеченцами, говорят: «А дайте нам машину на пять минут?»
Типа тоже: хотим дружить с вами, не знаем, как начать. Начнём, пожалуй, с машины.
НТВшники в ужасе захлопывают дверь и тут же трогаются с места.
Представления не имею, чем закончилась бы эта история, если б они дали машину «на пять минут».
Нагонять их не стали.
На посошок из рассказов ополченцев.
Чеченские ребята, которые только что заехали и ещё не имеют оружия, имеют привычку ночью сниматься с места и куда-то уходить с одними ножами. К утру возвращаются с автоматами.
Но! Важное примечание.
Здесь иногда путают чеченцев и осетин. Осетин здесь очень много.
Спрашиваю осетина (спокойный, с характерными дерзкими интонациями, мужик лет тридцати пяти):
– А вы зачем приехали?
– Как зачем? У нас будет то же самое, если мы здесь это не прекратим.
Осетины очень сердятся, что их путают с чеченцами. А здесь любого кавказца принимают за чеченца.
* * *
В Донецке вместо «раньше» или «в прошлом году» теперь говорят «до войны». Мир до и мир после.
Вопросы про ополченцев всегда содержат в себе закавыку: подразумевается, что «ополчи» тут – что-то инородное. Когда ведёшь речь про осетин или чеченцев, у многих возникает ложное ощущение, что тут их больше всех.
Надо пояснить. В целом, говорят знающие люди, соотношение местных и добровольцев, приехавших из России, – 70 на 30 процентов.
Поэтому ответ на вопрос «как относятся к ополченцам» не предполагает какого-то противопоставления – да они тут дома, эти ополченцы, как к ним относиться – это мужья и дети.
Сегодня видел ополченца из местных: огромный колоритный мужик – он воюет вместе с сыном, сыну пятнадцать лет – на передовую, правда, его не пускает.
Люди проходят мимо военных как мимо естественной приметы ландшафта. Никто не бросается на грудь с криком «Сыночек! Спаситель!» – но никто не смотрит косо и не оглядывается с презрением. Я бы заметил. Я в Чечне эти взгляды ловил – глаза не спрячешь.
Здесь таких глаз не видел.
* * *
Выезжали в дома, которые только что попали под бомбёжку (бомбы падали во дворы, если точнее), – женщины уже сидят на лавочках, улыбчивые, уже спокойные. Спросили у нас документы: не диверсанты ли мы.
На рынке бабушка, как уже обыденную вещь, рассказывает, что позавчера была бомбёжка и убило Алевтину Петровну и ещё кого-то ранило. Обмениваются новостями.
В магазинах цены очень низкие. Такси по городу – рублей шестьдесят на наши деньги. По городу ходит общественный транспорт.
Сегодня была жёсткая бомбардировка Донецка (кажется, Киевское шоссе), достаточно долгая. Но в центре ходят трамваи – полупустые, и всё же.
Таксисты часто с георгиевскими ленточками (никто ж их не заставляет цеплять ленточки, верно?).
К русским отношение в целом приветливое. Никаких признаков воодушевления – просто приветливое и надеющееся.
Пьяных ополченцев не видел ни разу, они вообще по городу не очень ходят, только забегают на рынки изредка.
Ну, напоследок – маленький диалог, чтоб не создалось ощущения излишней благости.
Сидим в кафе. Рядом со мной ополченец с позывным Чечен (он с Сахалина, хотя чеченская кровь в нём есть).
За соседним столиком – местные донецкие братки, все в кожаных куртках, ведут себя по типу «мы тут хозяева жизни», я в России таких в девяностые видел в основном.
Говорю Чечену: «Тебя не раздражает то, что вы воюете, а эти тут сидят, как несусветные блатари?»
Он отвечает: «А, ладно, всё равно мне. Приказа не было. Сегодня – блатачи, завтра будут – копачи».
Поначалу не понял, что за слово, потом догадался – это которые окопы копают.
Ещё раз посмотрел на блатных я, подумал: а может, и стоит им, как это… покопачить разок.
* * *
Едем по ночному Донецку. Ополченец Артём говорит:
– Слушай, а мне начинает нравиться пустой город. Давай, когда кончится война, будем засылать фейки о том, что бомбёжки продолжаются, – и здесь будет такая же пустота и тишина.
Город действительно удивителен. Очень чистый – его по-прежнему убирают. И очень малолюдный. Дорожные правила соблюдает только местный транспорт. Ополченцы имеют привычку на аварийке пролетать мимо всех светофоров. Иногда это действительно необходимо. (Недавно прямо в городе расстреляли две машины, полные ополченцев.) Иногда не очень, просто нравится ездить быстро и чувствовать себя хозяином города, жизни и судьбы.
Они и есть эти хозяева сейчас.
* * *
Ополченцев, стоящих на постах, работающих и в городе и в поле, характеризует исключительная благожелательность: все улыбаются друг другу, все подчёркнуто обходительны; если какая-то машина останавливается посреди вечерней или ночной трассы (с нами такое было уже трижды – все дороги в осколках, колёса пробивают на раз) – любой идущий мимо транспорт с ополченцами останавливается: «Мужики, что случилось? Ничем не помочь?» При прощании неизменное на любом посту: «Удачи, ребята! С Богом!»
Боже мой, как эта картина отличается от вида наших российских «мирных», набыченных мужиков, с их чугунными яйцами, с их тупыми понтами, с их сорокакилограммовыми мордами, не способными на улыбку, с их привычкой цедить слова, которые на самом деле ничего не стоят и не весят. Тупой скот, что вы знаете о настоящих мужиках…
Я не буду писать о правоте или неправоте ополченцев, не о том речь. Главное: в Новороссии мужики живут с тем ежеминутным знанием, что их в любую минуту могут убить. Это, а не стальные яйца и прочие липовые повадки, наполняет их достоинством и, да, добротой и отзывчивостью.
Может, с той, украинской, стороны тоже есть нечто подобное – ради бога, пусть писатель Жадан и писатель Андрухович поедут и зафиксируют. Я не настаиваю, что это имеется только здесь. Но то, что это здесь имеется, – я настаиваю.
* * *
В Луганске немного заплутали поздно вечером. С нами ополченец, который был в плену, его только что обменяли. У него нет паспорта, отобрали на той стороне. Ему надо в местную центральную комендатуру.
На улице тьма, ничего не горит и никто не ездит. Как и где искать – непонятно.
– Луганск знаешь? – спрашиваем его.
– Я Екатеринбург знаю, – отвечает ополченец грубовато. Но по делу.
* * *
Вчера днём впервые видел, судя по всему, десантуру на броне. Один БТР. Они весело проехали мимо. Мы им помахали, они нам. Ну, может, у них туристический заезд в регион, кто ж разберётся.
Ополченцы из местных рассказывают: знаете, как отличить, кто едет на танках – ополченцы или… не ополченцы.
Когда колонна из шести танков проходит на скорости 60 км по трассе, вписываясь в крутой поворот колея в колею, с математически идеальными интервалами – значит, это не украинская армия. И это не шесть бывших танкистских водителей, которые когда-то служили в армии, а теперь снова решили тряхнуть стариной; таких тоже много среди ополченцев, но это и не они точно.
Это кто-то другой.
…По Донецкому аэропорту сейчас бьют из «Градов».
* * *
Какие были времена, обсуждать не будем – а то утонем в ненужном споре. Скажем так: какие были нравы!
Ладно бы на Великую Отечественную – на так называемую «белофинскую», то есть насквозь «империалистическую», едет добровольцем поэт Арон Копштейн, прямиком из Литинститута (он погибнет), едет молодой Слуцкий (ранен там и с денисдавыдовской бравадой пишет, что вырвало из плеча «на две котлеты»).
В 1939 году Евгений Долматовский отправляется на освобождение Западной Украины и Западной Белоруссии «из-под панского гнёта» (это мы самого Долматовского цитируем).
Долматовский, между прочим, на пару с Луговским сочиняют песню для того, чтобы воевать было веселее, крайне актуальную: «Белоруссия родная, Украина золотая, / Ваши светлые границы мы штыками оградим, / Наша армия могуча, мы развеем злую тучу, / Наших братьев зарубежных мы врагу не отдадим».
(Песню назовут «Марш красных полков», и она будет петься во всех частях.)
В 1940 году Евгений Долматовский уже входит с Советскими войсками в Прибалтику.
Про Отечественную вообще молчим: нынче всё чаще вспоминают про Хармса, и всячески объясняют, почему же он говорил следователю, что хотел бы стрелять в красных офицеров, а не в немцев, а вообще отправились военкорами и обычными солдатами – Слуцкий, и Самойлов, и Межиров, и Светлов, и многие иные…
Возвращались в орденах, в шрамах.
Никак не могу понять, на какую войну в любом качестве поедут нынешние прогрессивные поэты и прочие блогеры. Не знаю, в кого пальцем указать. Ну, Дима Кузьмин там, Дёма Кудрявцев, кто там ещё помоложе, сами подскажете – можно такую войну представить?
Хармс победил Слуцкого, Самойлова и Долматовского. И Симонова, и Твардовского. Почти сплошной Хармс вокруг. (Одна проблема: никто из них даже и не Хармс.)
Почему говорю «почти» – потому что я тут с такими отличными ребятами военкорами познакомился, вай.
Один из замов по командной части батальона «Восток» сказал, что за убитого ополченца на той стороне платят двадцать тысяч гривен, а за журналиста российских каналов – сто. Дороже спецкоров-военкоров только командиры и всякие видные управленцы Новороссии.
– Да ладно? – спросил один из военкоров, они тут все скромные ребята. – Что-то не верю.
– Не вэришь? – ответил ему ополченец с замечательным кавказским акцентом. – А давай провэрим.
Среди спецкоров-военкоров есть Семён Пегов, который в статусе личных врагов Майдана пребывает с самого Майдана (он там сидел под снайперским обстрелом три часа, и потом его обвинили в том, что он сам этот обстрел и корректировал) и фигурирует в списке «врагов украинской нации».
Семён уже несколько месяцев в Новороссии (до этого был революционный Египет и прочее).
Он поэт. Стихи у него сногсшибательные.
Так что не всё потеряно, друзья, не всё потеряно. Одни бесстрашно ходят на Марш мира в Москве, другие – под обстрелом.
* * *
Читая новый лимоновский сборник стихов «СССР – наш Древний Рим», написанный в 2012–2013 гг., сложно не обратить внимания, что там неожиданно много стихов с украинскими мотивами.
Секрет не откроем, если скажем, что у Эдуарда Лимонова (настоящая фамилия – Савенко) имеется известного толка чутьё: есть множество примеров, когда какие-то его поэтические строчки или, скажем, фрагменты «Дневника неудачника» оказывались иллюстрациями к последующим событиям. Тут и «Война в Ботаническом саду» из «Дневника…», написанного в 1977 году, впоследствии воочию, десять с лишним лет спустя, увиденная Лимоновым в Абхазии и в Приднестровье; и мстительные стихи конца семидесятых про Манхэттен, который «загремит и запылает» – что, собственно, и случилось с башнями-близнецами; и едва не сбывшиеся стихи шестидесятых про Саратов – «…и сильный был в Саратове замучен, а после смерти тщательно изучен» – напомним, что как раз в Саратове Лимонова судили в 2001 году, и едва не усадили за решётку «до самыя смерти».
Отдельного упоминания стоит удивительно прозорливая лимоновская публицистика и эссеистика восьмидесятых и самого начала девяностых. «Убийство часового», «Дисциплинарный санаторий», сборник «Исчезновение варваров», что называется, «опередили время» лет эдак на двадцать.
Само эссе «Исчезновение варваров», давшее название сборнику и сделанное в жанре антиутопии, было написано, если память не врёт, году в 1984, а речь там, между прочим, шла о внезапном исчезновении СССР. Вряд ли кто-то тогда и надеяться мог на подобный вариант.
Лимонов в своём эссе, вкратце напомню, иронично описывал неожиданную пропажу Советского Союза с карты мира и со всех радаров. Скорая радость наших стратегических противников постепенно сменилась паникой: ни США, ни Европа не смогли жить без привычного врага – и потребовали возвращения СССР.
Собственно, так всё и случилось: сколько Россия ни рядилась в либеральные одежды, ни примеряла общечеловеческие ценности и ни жертвовала интересами и территориями, ей всё равно никто не верил. При первой же возможности страну вновь объявили исчадием рода человеческого и мировым злом.
Добавим лыко в строку: о том, что Крым вернётся в Россию, Лимонов говорил ещё года двадцать два назад – примерно в те годы, когда даже не каждый второй, а каждый первый повторял то, что «все империи распадаются», и прощался с Россией навсегда, обещая её разделение ещё примерно на восемьдесят частей.
Впрочем, в стихотворном сборнике, о котором идёт речь, никаких, на первый взгляд, удивительных пророчеств не наблюдается.
Одна из сквозных тем сборника – исход русской пассионарности.
«СССР – наш древний Рим, / Плебеи с ружьями в шинелях, / Озлясь, историю творим…»
Лимонов в 2012 году словно и не надеялся, что русские «плебеи» способны вновь ввязаться в «историю» и «творить» её по собственному почину. «Плебеи» Лимонов употребляет, естественно, в смысле полностью противоположном тому, в котором использует его наша прогрессивная общественность.
Он, напротив, как раз к плебеям и обращается (без особых, впрочем, иллюзий): «Русь, задремавшая в прохладе, / Закутавшись в своей Сибири, / Ты, вялая, чего же ради / картошку ешь свою в мундире? / Иди, вмешайся, озверей!»
В своей традиционной сниженно-иронической манере Лимонов описывает национальный русский характер: «Здесь небо неяркое, холоден свод, / Невест не спеша выбирают – / Не скифы, но финны, угрюмый народ, / Хоть “русским” себя называют. / Отсутствует тот же у них хромосом, / Что у могикан с ирокезами. / Напившийся водки опасным бесом / С гранатой бежит и обрезами».
Под «хромосомом», который отсутствует у русских, подразумевается, как мы понимаем, сниженный порог опасности, воинственность, жестокость.
Забавно, что Лимонов в данном случае выступает с позиций украинских, э-э… историков. Те утверждают, что украинцы – прямые наследники Древней Руси, русичей, патентованные славяне, в отличие от «москалей» – самозванцев, смешавшихся с угро-финскими племенами.
Тут, наверное, надо заметить, что, в отличие от Лимонова, украинские историки пишут про всё это всерьёз, удивительным образом забывая, что их замечательный народ возник в результате некоторого «отуречивания» и очень серьёзного «ополячивания» южной части Древней Руси: как следствие этой разнородной селекции к XVII веку явился миру украинский этнос.
Лимонов же делает (как бы противореча Блоку, с его «…да, скифы мы!») очевидное поэтическое допущение, возводя русский национальный характер к скандинавской традиции. Ну, в смысле – наш прежний национальный характер, который к 2013 году, согласно Лимонову, поистрепался, иссяк.
По этой причине, устав раскачивать «русских плебеев», «закутавшихся в своей Сибири», Лимонов (выросший в Харькове, по отцовской линии имеющий украинские корни, а по материнской – нижегородские) неожиданно возводит личную генеалогию к казачьему племени: «Из Украiны свободной, / С Дона берегов святых / Я душою чужеродной / Жив средь москалей простых».
Или: «Твой Украiна, мой Украiна / Чертополох да бурьян, / Вот ты и вырастила себе сына, / Сын оказался смутьян… / Батьки по пыльным шляхтам в тарантасах, / Нам лучший брат – “максим”, / Да бурсаки в молодецких рясах, / Нам бы всем быть таким… / Прийде ще час, ти про мене згадаешь / И, расплескав самогон, / “Добрий козак був Савенко!” – признаешь, / Низкий ему поклон…»
Неожиданное появление украинской тематики в поэзии Лимонова год назад могло бы удивить. Иной читатель мог бы задаться вопросом: «Чего это его потянуло в те края? Устал от московской мути и суеты? Или, может, стареет?»
Может быть, да, чувствует приближение старости, пришла пора оглядываться – в сборнике есть несколько стихотворений о харьковском детстве и о харьковской юности. Хотя, с другой стороны, Лимонов оглядывался всегда: харьковскую прозаическую трилогию, впоследствии экранизированную Александром Велединским, он написал ещё молодым – то есть, едва за сорок – человеком. В прошлом своём опыте он неизменно ищет подтверждение будущих своих удач, побед, да и вообще – необычности своей судьбы, избранности своей.
Но в стихотворном сборнике охват всё равно оказался шире: он куда больше говорит не о себе, а о той, отчалившей от России земле – Украина словно бы начала стучаться к Лимонову, свербить у него, болеть.
«По-украински аист звучит “лелека”, / Детское слово для такой большой птицы… / А украинские волы лучшие в мире, / Эти спокойные элегические волы. / Они жуют уже в Илиаде, / жуют в Шекспире, / И переставляют ноги, / тяжёлые как кандалы…»
Теперь, когда мы который месяц живём, вглядываясь в украинскую жизнь, в украинскую фантасмагорию, в украинскую беду, – становится ясно, что ощущение скорых событий витало в воздухе, и лимоновское чуткое сознание иррациональным образом на это предчувствия отреагировало.
Иначе откуда к нему явились эти волы и аисты, про которых он полвека даже не вспоминал?
Проблема, однако, в том, что Эдуард Лимонов, последовательно, с самого начала выступающий против Майдана и столь же последовательно поддерживающий повстанческий Юго-Восток, патентованными украинцами в качестве родни восприниматься точно не будет.
«Добрий козак був Савенко»? Ага, щас. Попался бы этот Савенко им нынче – сожрали бы.
Это потом, годы спустя, Украина потянет себе в пантеон и Лимонова тоже, как тянет вообще всё, что имеет хоть какое-то отношение к ней: Гоголь, Чайковский, Чуковский, Махно, Ахматова – без разницы, хоть ты даже Михаил Булгаков.
Для нас же самое важное, что никаких противоречий в лимоновской позиции, конечно, нет.
Для него Украiна – символ вольности, козачества (именно через «о»), буйства, молодчества.
«Панки должны, сжимая ножи, / Юркие, пламенные, как миражи, / Вдруг появляться между солдатами / Глыбами каменными и ноздреватыми», – пишет Лимонов в своей книжке. Думаете, это он про панков? Нет, и здесь он тоже про козаков говорит.
Запорожская Сечь, Дон, Воронеж, Хмельницкий, Разин, Пугачёв – вот это всё для Лимонова идёт в едином пантеоне, а не тоскливый украинский сепаратизм, у любого русского писателя традиционно вызывавший горестное недоумение.
Лимоновская Украiна – это никак не символ «евроцентризма», «прогрессивных ценностей», «русофобии» и «антиимперской борьбы».
Добрий козак – это русский козак, ровно как у Гоголя, чьего «Тараса Бульбу» Лимонов считает самой праздничной и самой красочной книгой в русской литературе (и «Железный поток» ещё одного козака – Серафимовича).
Козачество, выступая против империи, неизменно совершало удивительный кульбит – и приращивало империю, а не рвало на части. Недаром к XX веку козаки стали одной из самых консервативных составляющих Российской империи.
Козачий атаман Иван Болотников – согласно некоторым апокрифам, с Дона угодивший в Сечь, оттуда в турецкий плен, оттуда в Польшу, и вернувшийся в Россию, судя по всему, вместе с одним из Лжедмитриев, и устроивший здесь огненный мятеж, – после поражения присягнул московской власти. И это как раз традиционно казачий путь: встать рядом с московской властью.
(Болотникова, правда, ослепили, а потом утопили в проруби, но это традиционные издержки московского управления; тем более что ему поделом досталось – нечего с изменниками якшаться.)
Степан Разин и Емельян Пугачёв хотели не отделения козачества от России (в их огромных бандах шли по сорок уральских и поволжских народностей: кого от кого отделять?) – они желали московского трона, козачьей всероссийской вольницы, козачьей правды на всю Русь.
Козаки делали «москальской» Руси инъекцию свободы. Государство их за это давило – но от козаков оставались сочинённые про их походы песни, открытые и приращённые ими земли, свершённые ими подвиги.
Юго-Восток для Лимонова – с их бородами, с их лукавством в глазах, с их папахами, с их элегическим походом подальше от Европы, в сторону России – это и есть истинное козачество: русское, украинское, наше.
Всё иное – от Мазепы.
Мы имеем две давних козачьих традиции. Добрий козак Савенко выбрал из них единственно верную.
* * *
В России просвещённая публика обсуждает и осуждает Юнну Мориц: классик детской литературы вдруг стала злостной антимайданщицей.
Безусловно, ближайшие родственницы сегодняшней Юнны Мориц – это Вера Инбер и Ольга Берггольц времён Великой Отечественной. Жестокая гражданская публицистика.
Естественно, мне детские и лирические стихи её нравились по-иному и больше. Но ясли вообще приятней стрельбища.
В любом случае, это органичное поведение русской поэтессы. Осуждает её поведение только тот, кто никогда не понимал русской поэзии.
* * *
О том, что за российского журналиста дают на той стороне сто штук, рассказал взятый в плен боец батальона «Айдар» (бойцу батальона «Восток», что характерно; то есть идёт война Украины с Новороссией: «Айдар» против «Востока»).
Сто штук, в общем.
Писатели почём идут, надо узнать текущие расценки.
Интерес простой: в России есть десяток литераторов, которых обязательно стоит передать туда тайным грузом.
Для той стороны опять же сюрприз. Вскрывают они коробку, даже глаз подёргивается от ожидания – а там не какая-то падла, от которой мутит и воротит, а – неожиданно хороший, приличный человек. Выпутывается из обёртки, чихает. Все удивлены и рады.
Впрочем, могут запечатать и обратно прислать, тоже возможно.
* * *
Некоторые военкоры тут торчат уже несколько месяцев, приходится лечить нервы любым доступным способом.
Запускают прямой выход на один из центральных каналов, камеру выставили, съёмка на улице. Стоит военкор, говорит встревоженным, но твёрдым голосом про обстановку на фронтах: обстрелы, зачистки, так вот и так, мы сами находимся в месте боевых, за нами зелёнка, из которой возможны провокации…
Тут коллега военкора с другого канала, зла никому не желая, появляется в кадре – и неспешно справляет малую нужду на эту самую зелёнку.
…Страна этого не увидела, к сожалению. Успели исправить. Но в аппаратной были в восторге.
* * *
Смешно один парень пишет, да? Ничего смешного нет, конечно, но познавательно.
«Предложил своим знакомым из Западной Украины и Галичины вот такую ситуацию. Янукович не жевал сопли, а сразу же после того, как произошла попытка захвата административных зданий, отдал приказ “Беркуту” – и тот разогнал майдан. Нацюков похватали и отправили в СИЗО. Треглавая гнида сбежала за границу. Кличко в Германию, Яценюк в США, Тягныбок в Польшу. Порошенко вообще не высовывался и делал вид, что он тут абсолютно ни при чём. Не было захвата воинских частей и зданий УВД и СБУ на Галичине. Майдауны не получили оружия. Не было и “небесной сотни”, так как не успели подтянуть снайперов. Всё обошлось несколькими десятками разбитых голов, переломами, синяками и ссадинами. После этого на Галичине начали бузить, объявили о своей незалежности от киевской власти и создали собственную республику ННГ (незалежна националистычна Галичина). Президент объявляет их сепаратистами и собирает войска для подавления восстания. Янукович договаривается с Ахметовым, и тот на свои деньги создаёт батальоны для зачистки Галичины. В дополнение к ним на Донбассе формируется Русская национальная гвардия и идёт наводить порядки во Львов, Тернополь, Ивано-Франковск. Всем местным жителям предлагают перейти на русский язык и объявляют их негражданами Украины, так как они более 450 лет жили в составе Польши и Австро-Венгрии. Батальоны Ахметова, “Беркут” и части РНГ окружают Коломыю, Збараж, Броды. На аэродромах областных центров высаживаются военные и блокируют их. Начинается обстрел городов из тяжелой артиллерии, бомбёжки, устанавливаются блокпосты, всех выезжающих за пределы населённых пунктов начинают фильтровать. Вопрос был простой. Что бы вы делали в такой ситуации?»
Особенно привлекательно при таком раскладе смотрелась бы Европа. О, как бы громко кричали европейские политики про нарушение прав человека. Стёкла бы выпадали… из очков.
* * *
В Донецке сегодня начали стрелять в 6.06. Проснулся за две минуты до этого, думаю: тихо, как в лесу. Пока шёл умываться, стало не тихо.
Минут пятнадцать назад закончили.
Меня спрашивают: а в каком статусе сюда попали чеченцы, о которых я упоминаю.
Здесь не только статус чеченцев интересен, поверьте.
Рассказывают: иностранные наёмники сейчас идут на Украину через Польшу, оформляются через специальные польские конторы. У поляков страховка дешевле – платить меньше, если что.
Вопрос денег стоит очень остро, потому что за четыре месяца в Новороссии спецгруппы, которые привыкли красиво воевать в Ираке, Югославии и Афганистане, потеряли больше людей, чем за предыдущие двадцать лет.
Сейчас, сообщают нам, там восемь тысяч человек подогнали для переправки в Новороссию.
Короче, желающие проверить статус чеченцев, проверьте заодно все остальные статусы. Насколько я понимаю, чеченцы сюда приехали сами по себе, «по зову сердца». А по какому зову сюда переправляют через Польшу робокопов со всего мира – это вы сами решайте.
* * *
…Всё началось с того, что советником новой украинской власти стал Саакашвили. Неизвестно, советует ли он до сих пор, но ход был многообещающий.
Следом заехали два этажа военных и экономических советников из США. Это вообще отдельная история.
Тут Ксения Анатольевна Собчак говорила в интервью, что российская армия в сравнении с американской вообще не конкурентна и у РФ в противостоянии с США «нет ни одного шанса».
Логически рассуждая, армия США богаче и оснащена лучше. Ну так попробуйте армию США сравнить с пастухами Афганистана. В Афганистане США круто повоевали, но так никого и не победили.
У США такое количество провальных операций, что наше доморощенное (и украинское тоже) отношение к этим ребятам идеально определяется не хвалёным рационализмом, а ужасным выражением сталинских времён «низкопоклонство перед Западом».
Ну вот же, вот же, вы сами видели: там сидели заокеанские спецы из отдела по подготовке Брюса Уиллиса к «Армагедону» и «Крепкому орешку-10», а с другой стороны заехал Стрелков, при котором было пятьдесят человек, и они захватили один отдел милиции.
И этот Стрелков, который занимался «реконструкциями» (играл в пиф-паф-перестрелки с другими такими же, как он, оригиналами, не имея огромных компьютеров, на которых учились американские специалисты, загнавшие в память весь опыт войн, проведённых человечеством, а также рядом иных цивилизаций), – вот этот Стрелков, которого один наш вовремя уехавший в Берлин мыслитель смело назвал «дебилом», – два месяца, не сходя с места, перемалывал всех специалистов, всех местных и заезжих генералов.
Вы думаете, это хоть как-то повлияет на отношение к великим американским специалистам?
Нет. Нашу, с позволения сказать, интеллигенцию уже ничего не исправит, а при любой другой, упаси бог, подобной ситуации где угодно – любые европейские, прибалтийские, азиатские или какие угодно чудаки опять закажут этих специалистов, и они приедут и всё им объяснят.
Великая сила Голливуда. Как только будут проблемы, обязательно закажите эксперта по ядерной физике – девушку двадцати семи лет в сногсшибательно сидящей на ней юбке. И Брюса Уиллиса, конечно. Пусть играет желваками. За каждый желвак заплатите годовым бюджетом вашей страны.
* * *
Едем несколько часов назад в полной темноте из Луганска по долинам и по взгорьям. В районе Дебальцево на блокпосту мрачно говорят:
– Мужики, навстречу идёт колонна. Судя по всему, не наши. Если что – вываливайтесь из машины и в лес бегом.
Согласно киваем, типа, спасибо, непременно воспользуемся вашим советом. Неспешно движемся, обмениваясь мнениями. Нас двое в джипе, на двоих один ПМ.
В ближайшие десять минут никого не встречаем. На следующем блокпосту тормозят.
Спрашиваем:
– Что была за колонна? Прошла?
– Ага, недавно. Это часть укров вышла из окружения. Перешли трассу и направились дальше полем. На трассе они остановили автобус, всех выгнали, автобус расстреляли. Совсем больные.
В общем, немножко разминулись с ребятами. Думаю, они крайне обрадовались бы ночной встрече с видным ополченцем и деятельным пособником сепаратистов.
* * *
Про одного ополченца рассказывают: едва началась тут война, он от нетерпения рванул в Славянск на велосипеде, ночью. Все его знали как конкретного ботана, и такой ретивости никто не ожидал. Проехал 240 км. Выехал вечером, ехал всю ночь, на другой день прибыл. Там уже были блокпосты, он на каждом останавливался и агитировал украинских солдат переходить на сторону ДНР. Его почему-то не убили. Тогда всё ещё только раскачивалось.
Так и добрался, в общем. Теперь у него две медали уже.
* * *
Взяли в плен бойца из «Национальной гвардии». Оказалось: русский, с русской фамилией и русским паспортом. Говорит: я не идейный, просто денег не было, приехал заработать.
В Чечне тоже такие попадались в своё время.
Всё время хочется проследить жизнь такого человека, подряд, минуту за минутой: должна же быть какая-то разгадка. Например, однажды, когда ему было пять лет, ему в ухо заползла мокрица, съела мозг, сама стала его мозгом.
Или ещё как-то.
* * *
Сегодня ночью Донецк бомбили очень долго, не наш район, но слышимость – близкая к идеальной. Так – каждые сутки. Первые два дня я выходил покурить-посмотреть, сейчас все спим и надеемся, что успеем добежать до подвала.
(Нацбол Симон, который занимается сейчас пленными, сказал, что упало неподалёку от их дома, они посреди ночи оделись и пошли в подвал. Но с полпути вернулись – в подвале скучно.)
Днём были многочисленные «входящие» в город – по звуку вроде как из гаубиц, километрах в трёх максимум от нас, очень плотно и не меньше часа подряд.
Вчера проезжали блокпосты по дороге в аэропорт, спросили, как у них дела; нам ответили, что дела у них каждую ночь по десять раз.
Официальная сводка такая: «Вечером украинские войска нанесли два удара из РСЗО “Град” по Петровскому району. В полночь аэропорт обстреливал из миномётов и танковых орудий западные окраины ПГТ Спартак и ПГТ Октябрьский. Утром – обстрелы жилого сектора из крупнокалиберных орудий. Днём (во время разгрузки гумконвоя) было выпущено две ракеты из ТРК “Точка У” (из н. п. Красногоровка, Марьинский район) по военному заводу № 107 (бывший ЗКХИ) – сообщается о детонации двенадцать тонн гексогена и огромных разрушениях».
«Одно радует – давно не было авиаударов», – сказал мне донецкий ополченец, едва мы заехали сюда.
«Нечем», – ответил ему другой ополченец. (В смысле – не на чем летать, всё подбили ополченцы.)
Но сегодня над западной окраиной Донецка украинский военный самолёт пролетал. Пока молча.
* * *
Едем вечером по трассе, открыл окно, говорю рассеянно: псиной пахнет.
Мой спутник: здесь неподалёку вся зелёнка в трупах, сотни. Сошлись украинцы с ополчами, началась рукопашная, сверху всех накрыла артиллерия. Чья – непонятно.
* * *
На базе нацболов-ополченцев в Луганске на столе при входе лежат маленькие молитвословы, много.
Одно время партийцев носило туда-сюда в вопросах веры. Кто-то, помню, принял в тюрьме ислам. Вообще царил такой стихийный атеизм и антиклерикализм.
Теперь всё встало на свои места.
* * *
База нацболов в Луганске граничит с коттеджным посёлком, или улицей коттеджей, в темноте не рассмотрел – в любом случае, там жили небедные люди до войны. Разговорились про животных, которые бродят стаями повсюду, и тут один нацбол говорит:
– Это ещё чего. У нас тут анаконда ползает. Видимо, тоже оставили.
И через секунду:
– Замёрзнет скоро – холодает же.
* * *
Вспомнилось, как год назад мы стояли в окружении многих людей с прогрессивным журналистом Свинаренко – и я сказал, что на Украине будет гражданская война. Мы там немного при стечении публики поспорили на эту тему. Я говорил, что Украина расколется и от России ей не уйти, Свинаренко говорил: пусть «левые» едут туда – и воюют, раз так переживают за Украину. То есть он как бы иронизировал: ваши нацболы только языком могут чесать. Кроме того, он вообще не верил в возможность распада Украины (про этот распад в Москве год назад никто не думал – а я говорил об этом, и там было человек пятьдесят свидетелей, включая сатирика Андрея Бильжо, например).
Я всё никак не дождусь, чтоб Свинаренко написал: о, нацболы, молодцы, уехали, за базар отвечают. Или: о, Прилепин, он всё знал, в отличие от моих медленно думающих идеологических сторонников.
Никогда не дождаться мне.
* * *
Пишут, что в кисло-вафельной среде «Жан-Жака» пошли разговоры, что Прилепин поехал пиариться на Донбасс. Характерно, что до того, как я сюда приехал, те же самые люди гнали всех российских сторонников Новороссии на Донбасс: «А что дома сидим? – ёрничали. – Вперёд!»
Понятие «пиариться» – это основа их мышления. То, что они воспринимают мир через призму PR, говорит о них самих в первую очередь (а заодно о том, где именно они работали последние десять, а то и двадцать лет).
В целом человеческие побуждения они позволяют исключительно себе. Не пиариться ездят только их прогрессивные сторонники и любимцы – вот там всё трепетно и пронзительно, ничего, кроме правды и совести.
Черви белоглазые вы, что вам сказать ещё.
* * *
Пленные, хоть сколько-нибудь не похожие на русских и похожие на кавказцев, рассказывают, что их жесточайшим образом били, чтоб они признались, что они чеченцы. (Выбивали: либо ты агент ФСБ, если белый и русый, либо чеченец, если не белый и не русый.)
Нацбол Симон (полуармянин, полурусский) тоже про это говорил.
Чеченцы здесь не кадыровские, а добровольцы, Кадырову категорически запретили перегон сюда спецов (а у него очень серьёзные спецы).
По ощущениям – чеченцев украинские войска, мягко говоря, опасаются особенно сильно. «Чеченцы сделали себе хороший PR, – сказал мне один ополченец-осетин с некоторым даже огорчением. – Русские – и те берут себе позывной “Чечен”. Зачем?!»
Полевой командир Моторола врубал в колонки намаз, и с украинских позиций начиналась чудовищная и истеричная стрельба. Моторола подползал к украинским позициям (он корректировщиком в Чечне был) и зарисовывал: вот тут у них АГС (30-мм автоматический миномёт), вот тут пулемёт, и так далее. Возвращался и долбил Ноной (самоходное артиллерийское орудие, 120 мм) по точкам. Причём повторял этот фокус не раз и не два. Намаз и Нона обошлись очень дорого той стороне.
…Прямо говоря, москалей на той стороне привыкли презирать как недолюдей, а вот чеченцы – это да, это сила и опасность.
Подумал, что отношение в Европе к русским примерно такое, как на Украине к чеченцам.
«Таинственное и страшное зло, из области жуткого, иррационального, непобедимого».
А мы вот к чеченцам спокойно относимся. Чеченцы и чеченцы, есть в России такой народ.
Мне Хасан позвонил в Донецк, мы с ним вместе служили в своё время в Грозном. Он говорит: «Ты на Украине, что ли? А ты что там делаешь?» «Тебя жду», – говорю. Посмеялись.
Не жду, не жду. А то правда поверят.
* * *
Ополченцы рассказывают – спокойно и впроброс, – что в результате первых бомбёжек пострадали не базы ополченцев, а совсем посторонние объекты – музей, больница и психбольница.
Не знаю, работает ли психбольница и сейчас, но на улицах периодически встречаются, ну, скажем так, фрики. Чуть в большем количестве, чем в любом другом городе на земле.
Или оттого, что из города уехало большинство населения, они чаще заметны.
Разговаривал в парке с военкорами, подошла несколько «расшатанная» и возбуждённая женщина, посмотрела на меня и громко объявила, что я правосек.
Ушла, и через пять минут пришёл патруль, ей вызванный.
С патрулём разобрались, конечно.
* * *
Всё время появляются в прессе и социальных сетях люди с разговорами за российскую армию, которая уже пять месяцев воюет на Донбассе.
Ну, давайте разок для разнообразия скажем, что российская армия зашла и задавила «всей мощью». В этом случае всё равно возникает тихий, но угрюмый вопрос.
При обмене пленных 99,9 % украинских пленных – вооружённые силы и отряды «Правого сектора». Знаю, что в плену есть целый украинский полковник и много офицеров младшего звена.
А когда новоросской стороне передают пленных – почти все из них местные, дончане и луганчане, иногда – добровольцы из России, но «штатские», большинство даже в армии не служило.
Да, украинские вооружённые силы поймали в плен одно отделение десантников, которые не успели выстрелить ни разу. И ещё в России, сообщают, нашли могилы погибших на Украине контрактников.
А почему в плену-то нет никого? Война идёт пятый месяц, нашли бы хоть одного младшего сержанта, обменяли б на своего майора, а то и полковника.
А?
В плену у украинской стороны сейчас находится полторы тысячи человек. В плену у ополченцев – пятьсот. У ополченцев все пятьсот – военные. А у стороны украинской – полторы тысячи человек – партизаны и активисты.
Незадача, да?
* * *
Пробежимся по сводкам: для сравнения – что сообщают украинцы и что сообщают здесь.
Украинцы утверждают, что «сепоры» (только за сутки, отмечу – но примерно такое же каждый день) обстреляли позиции военных около населённых пунктов Пески (это правда, присутствовал при миномётном обстреле той стороны), Марьинка, Красногоровка, Авдеевка, Николаевка, Острая Могила, Редкодуб, Центральный, Золотое, Рассыпное, Степное, Смелое, Дебальцево, Горное, Фрунзе, Чернухино, Покровское, Орлово-Ивановка, Водяное, Шевченко, Приовражное, Калиновка, Мирный, Нижняя Крынка Донетчины.
Новоросская сторона сообщает, что около полуночи Ханженково было обстреляно из миномётов. Вытеснили «карателей» из Монахово. Из посёлка Марьинка был обстрелян блокпост ополчения западнее Старомихайловки (учитывая то, что украинцы сообщают, что там обстреляли их – имела место полноценная пальба). В районе Нижней Крынки артударом ополчения уничтожено несколько единиц бронетехники (что совпадает и с украинскими данными).
Был артобстрел в Енакиево, шли бои в Авдеевке и в Розовке в Шахтёрском районе, и т. д, и т. п.
Из Мариуполя передают, что там стреляют постоянно.
Это я ещё не всё перечислил.
Говорят, недавно было объявлено перемирие? Тут никому не сказали про это.
* * *
Актёр Максим Виторган написал, что с интересом читает мои заметки из Новороссии.
Первый же комментарий к его посту сделал Андрей Кавун. Комментарий такой: «Надеюсь, ему там башку снесут». Ну, то есть мне. Башку.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.