лекция двадцатая Реставрация

лекция двадцатая

Реставрация

Разумеется, нет двух похожих друг на друга Революций, но полезно вспомнить опыт самой классической — Французской. Первая французская яростная республика (без Президента, слава Богу!) просуществовала с 1789 по 1799 год — десять лет. Затем Наполеон Бонапарт был императором с 1799 по 1815 год. Затем случилась Первая Реставрация, с 1815 по 1828 год правил некто король Людовик XVIII, Бурбон. То есть восстановлена была династия Бурбонов. Затем правил король-буржуа Луи-Филипп, в конце его правления разразилась революция 1848 года, после произошла реставрация теперь уже Бонапартов: с 1852 по 1870 год правил родственник Наполеона I — Наполеон III. И только после этого прочно установилась республика, как видим, лишь через 81 год после революции.

Нас интересует Первая Реставрация, царствование Людовика XVIII-го. Он прибыл в Париж на штыках оккупантов: русские казаки были среди них, ну и вся Европа: австрийцы, англичане, пруссаки. Реставрировавшись, Людовик XVIII не выгнал и не перевешал весь политический класс, возникший во Франции за 26 лет с 1789 по 1815 год. Часть сановников и чиновников оставил, смешав их со своими эмигрантами, скрывавшимися от революции в Англии и России. (Не стоит оспаривать, что Реставрацией в полном и широком смысле был именно возврат традиционной династии Бурбонов на французский трон, а не коронация генерала Бонапарта, ибо последний привёл с собой новых людей, вознесённых революцией и войнами.)

Жизнь в эти годы Реставрации, с 1815 по 1828, была, по воспоминаниям современников, странной, натянутой и напряжённой. Ведь целых два поколения до этого гуляла Франция, тешась революцией и казнями, а затем победоносными войнами. Конечно, тешились, тысячи людей погибли на гильотине, а десятки тысяч с удовольствием наблюдали работу гильотины. Знаменитые вязальщицы «tricotheuses», без которых не обходилась ни одна казнь, тётки со спицами подбадривали или оскорбляли жертв в зависимости от прихоти настроения толпы. А при Бонапарте тешились победоносными войнами Франции… А тут наступила тишина, Бурбон, с лентами через живот, его власть, его выборочные репрессии. Франция, побеждённая, порабощённая оккупантами, чувствовала себя, полагаю, как Германия впоследствии в 1918 и 1945 будет себя чувствовать, и как мы, русские, чувствуем себя сегодня. Одновременно было и ощущение как после кровавого похмелья. Славно погуляли, миллионы положены на полях славы от Бородинского поля до Ватерлоо и египетских пирамид! Теперь вот ходим, спотыкаемся…

Реставрация — это откат, это перерыв между двумя катаклизмами. Между двумя извержениями вулкана. Ясно, что носили головы на пиках, упоённо громили дворцы, чей-нибудь отец ещё видел королеву с пятном менструации на тюремной рубахе, нечёсаную, всходившую на эшафот под ругань вязальщиц. И ясно было, что и внук увидит головы на пиках по Парижу вразнос. Реставрация — это перерыв, антракт между историческими драмами. Довольно мрачное, тошнотворное, скупое время. До Реставрации была отчаянная попытка нации устроить жизнь заново. Попытка мощная, серьёзная, орали в Конвенте, летели головы в корзину гильотины. Выходил говорить Робеспьер — все бледнели. Рубился лысоватый Наполеон, ходили в тяжёлые атаки гренадеры. Захлебнулась от жадного аппетита Франция. Но силы не израсходованы. Много есть. Новое извержение будет. Все ждут его.

Ещё один момент Истории. 1905 год, синие снега России. Гапон с крестящимися работягами несёт петицию царю. И вдруг — казаки, залпы, трупы холодеют на снегу. Летом восстание на «Потёмкине», под парами броненосец уходит в Румынию. А к осени, к зиме: московские кварталы в баррикадах, Красная Пресня, треск ружейного огня. Далее столыпинские галстуки, казни… Стоит прочесть дневник Феликса Дзержинского, он сидел в каземате как раз в те годы российской, образно говоря, «Реставрации», восстановления самого дикого самодержавия, какое возможно (правда, оно произошло в пределах царствования одного и того же монарха) — каждую ночь выводили на казнь, правых и виноватых: крестьян, солдат, офицеров, отказавшихся усмирять крестьян. Двенадцать лет до следующей революции. Только двенадцать лет. Но большинство тех, кто принимал участие в революции 1905 года, не примут участия в революции февраля 1917-го. И тем более в октябрьской. (Позже приедет из-за границы Троцкий, он был активистом 1905-го.) Большинство отойдут от революции. Кто-то стал известным доктором, кто адвокатом. Самые достойные: повешены. расстреляны. Постепенно иссякают казни. Жизнь становится полегче. К 1913 году Россия достигает пика своей экономической мощи. Но в августе 1914 года в день Святого Витта на весь мир раздаются раскаты одного пистолетного выстрела. Сербский пацан восемнадцати лет Гаврило Принцип убивает эрцгерцога Фердинанда. Вулканическая лава подымается из огненной глубины. Первые клубы мрачного дыма над миром. В феврале 1917 года Николай II отрекается. Россия взорвалась. Конец реставрации, конец передышке в 12 лет.

Почему Реставрации неизбежно приводят к Революциям? Почему не было ни одной успешной Реставрации? А примеров в Истории нет, нет, и нет успешной Реставрации, хоть излистайте её, Историю, всю, срывая листы и с начала, и с конца. Нет! Ответ: потому что Революция не есть прихоть группы лиц, она есть историческая закономерность. Когда назревает необходимость смены национальной элиты, когда одних Людовиков аж шестнадцать уже было, когда ясно, что лучшее, самое талантливое в стране упирается в эту стену династии: ясно, что надо бить, разбивать, бунтовать. Тогда извергается вулкан Революции. Но за один раз он может и не победить, лава не докатится до отдалённых форпостов врага, лава захлебнётся. Тогда Реставрация. Тишина. Репрессии. Реакция на только что прошедшую Революцию. Одновременно уже дышит шумно под землёй, испуская пока лишь облака наружу, уже пыхтит, готовясь, новое необузданное извержение.

Переходя с метафорического языка на общепринятый, вернёмся чуть в прошлое. Сахаров понял, что у СССР большие проблемы, ещё в 60-е годы. Диссиденты лезли на рожон и суетились не зря. Они ошибочно верили в альтруизм и непогрешимость Запада, но держались не зря и не зря шли в тюрьмы, хотя неточно определяли проблемы страны. Основная проблема была и осталась — проблема человеческого материала, humain factor. КПСС была уже партией мёртвых душ и приспособленцев, элиты у страны уже не было. Строить ещё могли, производить (не то, что требовалось) могли, но плебейских отпрысков Революции постигла через полсотни лет после Революции аристократическая болезнь вырождения. Я уже выкрикнул в какой-то из лекций здесь: надо было взять и поставить ещё тогда в конце 60-х — начале 70-х во главе России самых буйных: взять в Политбюро Владимира Буковского, Амальрика (автора незаслуженно забытой сейчас пророческой книги «Доживёт ли СССР до 1984 года?»), Эдуарда Кузнецова, Натана Щаранского, Володю Гершуни. Они бы поспотыкались, попутались месяц или два, а потом бы дорогу стране нашли, а от любви к Западу избавились бы, поизучав донесения ГРУ, в пару недель.

К 1985 году уже и самой КПСС стало неопровержимо ясно: у неё огромная проблема, кадровая, и как следствие этой проблемы множество проблем у страны. Тот ресурс, из которого КПСС черпала свою элиту руководителей, исчерпал себя, были в наличии или бессловесные «члены партии» — обыватели, подавляющее большинство, или пробивная, заметная, но насквозь проникнутая корпоративным духом, циничная и бесталанная номенклатура. Последняя безжалостно эксплуатировала страну для своих нужд, некому даже было встать во главе государства. Скандалы со смертями подряд Брежнева, Андропова и Черненко обнажили проблему бессилия. Самой КПСС вначале показалось, что есть лишь проблема геронтократии в Политбюро, что достаточно призвать более молодое поколение партработников, и страна оживёт. Более молодое поколение, увы, на поверку оказалаось тоже дефективным и просто не соответствующим даже стандартам, предъявляемым к рядовому члену партии на Западе. То есть это были неразвитые полудеревенские люди. Новоизбранный Горбачёв оказался маленьким гномом, с мозгом с грецкий орех, перед теми проблемами, которые на него свалились. К тому же он даже не обладал осторожностью и охранительной ограниченностью стариков из Политбюро, которых он сменил. Внеисторический, бескультурный и глупый человек, — он окружил себя такими же полулюдьми. Один «Эдик» Шеварнадзе чего стоит (о, несчастная Грузия!). Темные, деревенские, но с манией величия, все эти лохи-реформаторы нарезали, нарубили и наквасили такого, что всё наследие, собранное царями и большевиками и Цезарем Сталиным, размотали, и оказалось, что мы лишились плодов побед Великой Отечественной Войны, за которую заплатили 25 миллионами жизней. Если в 1878 году русский генерал Скобелев дошёл в последний день января с войсками до предместий Стамбула, древнего Константинополя — столицы мира — он же Иерусалим Христа, то к 1991 году в Нагорном Карабахе вовсю шла война, Чечня практически отложилась, в Осетии вспыхнула война ингушей с осетинами, а Прибалтика считала себя отложившейся.

С 1985 по 1991 год революции не было. Был саморазгром страны, учинённый тупым механизатором, получившим в неподконтрольное господство Великую Империю. Я писал весной 1991 года редактору газеты «Советская Россия» Валентину Чикину, умоляя его организовать снятие Горбачёва. «Куда же вы смотрите, коммунисты, уберите его!» В августе 1991 года КПСС, увы, доказала, что она мертва как труп. ГКЧПисты доказали.

Лишь осенью 1991 года, с 21 августа и в сентябре-октябре в стране наконец становятся слышны клокотания революции. Демократической, не моей, не той, что я хочу, но родовые схватки все же революции. Просчёт демократов состоял в том, что они не решились выступить САМИ, под водительством СВОЕГО ВОЖДЯ. Ну, разумеется, у них уже не было Сахарова, но в те дни вожди делались моментально, надо было взять любого демократического горлопана. (Потом его оттеснили бы более талантливые.) Но они позаимствовали вождя. Но они предпочли как танком прикрыться Ельциным, и так пошли. И загубили свою революцию. Потому что, что же за революция прячется за Борисом Годуновым каким-нибудь?! Шумный, грубый, безмозглый Ельцин оказался самодуром и был выкормлен вонючим молоком номенклатуры. Она была его мать, нянька-кормилица. И братья по номенклатуре — только и братья. А не Орлов, или Боннэр, или Ковалёв. Толпа сняла памятник Дзержинскому (Дугин утверждает, что даже это сделали не демократы, что снимали и пригнали кран люди из «Памяти»), памятник Свердлову. А когда толпа стала приступать к зданиям на Старой площади — Ельцин их остановил. Везде поставил охрану. Революция демократическая закончилась. Главные демократы всё же остались довольны. Гайдару дали большую власть. Гавриилу Попову чуть поменьше. Собчак встал во главе второго города России. Всё это в обмен на демократическую революцию. Надо было не идти им на компромисс. Надо было свергать памятники и дальше, разгромить здания на Лубянке и Старой площади, дать своей толпе ворваться в пару министерств и посадить демократа во главе государства. Или Комитет Общественного Спасения из демократов. Тогда это было возможно.

А потом пришёл черёд патриотической оппозиции. И она тоже свою революцию провалила. В 1997 году я ехал в машине Анпилова, рядом с ним, и спросил его: «Виктор Иванович, у тебя нет впечатления, что 17 марта 1992 года надо было вести людей с Манежной, где мы все ораторствовали допоздна, вести на Кремль и брать его на хер, а? Что мы пропустили шанс? Ведь тогда собрались на Манежной от 350 до 500 тысяч человек?» «Видишь ли, Эдуард…», — начал Анпилов, вцепившись в руль. «А потом, Виктор Иванович, был ведь ещё шанс. 9 мая 1993 года, я в тот день, помню, шёл во главе колонны национал-радикалов. Тогда Краснов (глава Моссовета) умолял меня не поворачивать ребят на Красную площадь, расходиться просил. К стыду моему я тогда даже не понял, почему у него лицо такое бледно-зелёное. А ведь от Вечного Огня, где мы только что стояли на коленях, преклонившись перед памятью солдат-победителей 1945-го, до Кремля был один бросок…» «Видишь ли, Эдуард, кто же мог знать тогда», — обессилено ответил Анпилов.

Никто не мог знать. Революции не репетируют. И если мне есть оправдание: я был эмигрант, и хотя меня дружелюбно приветствовали толпы (знали, читали в «Советской России»), то за мной не пошли бы. Или пошли бы немногие. А вот Анпилову должно быть укором снятся эти дни в кошмарных снах: 23 февраля и 17 марта 1992 года и 9 мая 1993 года. Он был на пике известности и могущества, за ним бы пошли. Нас тогда все призывали, и свои, и чужие, «опасаться провокаций», и «не поддаваться на провокации». На самом деле надо было не то, что поддаваться, молиться! Помните об этом, юные нацболы, те, кто только выходит на поединок с Системой. Громадные толпы собираются редко. Но если уж собирается такая толпа, надо её вести! Нельзя позволить ей разойтись, не совершив подвига.

И в противостоянии сентября-октября 1993 года оппозиция не победила, поскольку не было единой организации оппозиции. Поскольку противостояние никто не готовил. Поскольку депутаты ВС России (те же, что распустили СССР!) ораторствовали и не проявили инициативы. Я писал об этом подробно в «Анатомии Героя». Повторяться не стану. Это было поражение.

Президент Ельцин проболтался у власти с 1993 по 1999 год, ничего особенно не делая, и не меняя тех порядков, которые завёл ещё в 1991 году. Однако под его стабильной «крышей» оклемались, пришли в себя, окрепли и заново отстроились охранительные и репрессивные организации. Он дал им отдышаться и нарастить мышцы. Он по привычке, в благодарность за поддержку в противостоянии с Горбачёвым в 1989-91 годах не угнетал СМИ, и, уверенный в ничтожности политических партий, особенно их не преследовал. Незлобиво снял запрет на участие Компартии в выборах уже через месяц после кровавой бани у Белого Дома. Но Ельцин — это ещё не реставрация. Он — карикатурный Бонапарт нашей неудавшейся Русской Революции.

Наша реставрация — это Вольдемар Путин. (Владимир не вяжется с его обликом. Он сложнее имени Владимир.) Достаточно было поглядеть на церемонию его инаугурации. Собственно Путин — даже две реставрации сразу. Одна — намеком проскользнула в нелепом обряде коронации, то есть инаугурации, — блеклая реставрация дореволюционной царской эпохи. И одновременно Путин есть безусловная реставрация нашего совка. При нём возобновились репрессии против инакомыслящих (пока выборочные), играет небывалую роль Инквизиции Генеральная Прокуратура (пока действует выборочно), — в общем реставрирован советский репрессивный аппарат. Для реставрации всегда характерно смешение людей прошлого и нового режимов, потому офицеры ФСБ и Прокуратура спокойно смешиваются в правление Путина, возле его трона, с олигархами Дерипаской и Абрамовичем и СПСовцем головастиком Кириенко, сайентологом. Помесь советизма с демократией? Так точно. И именно в пропорции 15 советизма и 9 демократии. Цифры здесь — это годы, проведённые Владимиром Владимировичем: 15 лет в КГБ и 9 лет в аппаратах Собчака, Бородина и Ельцина.

А как же с внутренними побуждениями общества, с подпершей к горлу вулкана лавой эмоций интеллигенции и народа, с тем крутым кипятком пара, который и вызвал ещё в 60-е годы первые движения протеста? И народ, и интеллигенцию, и маргиналов по-прежнему не допускают к управлению государством. Тридцать с лишним лет недовольства, и гора родила что? Два осенних месяца свободы — с августа по октябрь 1991 года? Два, три, ну пусть десяток сброшенных памятников? Чем руководствовались демократы, когда призвали лидера — варяга из Политбюро? Думали наверное: «Ну, так оно и спокойнее. Народ у нас такой, что его отпусти только, потом на заводы не загонишь! А самую верховную власть позднее у варяга оттягаем. Все же получим. Он у нас временно, послужит и столкнём…»

Не оттягали. Не столкнули. Варяг предпочёл передать власть избранному им самим наследнику, состоящему на 15 частей из офицера КГБ и на 9 частей из администратора русского разлива, либерального демократа. А 15 к 9 это и есть формула Реставрации.

Магма, слепые силы, эмоции нашего общества, коллективное бессознательное и сознательное, неизрасходованные, рвутся на свободу по-прежнему. Они никуда не делись. Основная проблема осталась та же, что и в 1985: отработанность человеческого материала правящего класса России. В 1985 — 1993 свежий народ не успел ворваться на политическую сцену в Московии. Там, где успел — в Карабахе, в Абхазии, в Приднестровье, в Чечне — там всякий раз рождался новый свой мир, новая государственность. Не всегда, правда, приятная соседям-противникам — Азербайджану, Грузии, Молдавии, России, но что же поделаешь?

Реставрация — это кое-как слепленная временная передышка. Ничто не решено, из прошлого и недавнего настоящего, — уже прошлого, кое-как слепили настоящее. Но проблема осталась: обществу нужна не лимитированная смена всего лишь нескольких тысяч руководителей и замена их всего лишь их замами или нижестоящими ранее в иерархии чиновниками, что в 150-миллионной стране не есть даже реформа, но единовременное насильственное изгнание. Нескольких миллионов номенклатурных начальников (многие из них потомственные!) и смена их новыми, молодыми, сильными людьми. Такая тотальная смена личного состава правящего класса называется: Революция. Неотёсанные, юные, идеалистически настроенные, склонные к экспериментам, свежие несколько миллионов вчерашних подростков принесут стране каждый свою энергию. Именно эта энергия должна будет создать Новую Россию. Без новых варваров этих ничего не будет. Будут персонажи Гоголя и Салтыкова-Щедрина в масштабах всей страны. Сплошная пьеса «Мёртвые души» есть и будет. «Адат» одним словом.

Важное пояснение: Уход нескольких миллионов номенклатурных начальников не должен быть добровольным. Их нужно согнать, изгнать пинками, только тогда будет достигнут желаемый эффект. Я уверен, России от Революции не отвертеться. Инстинкт самосохранения должен толкнуть её на Революцию. Революция должна быть обидна для одних, актом возмездия для других. Она должна быть несправедлива, когда отнимают, пинают, обижают, изгоняют. Тогда будет достигнута нужная эмоциональная температура в обществе. Эта атмосфера насаждения насильственной справедливости возбудит таланты, придут гениальные идеи переустройства общества. Это именно то, что нужно. Нужна конфликтность. Покой же, его нам проповедуют в качестве стабильности, безопасность на улицах, тихое счастье в четырёх стенах, нужен лишь больным, старикам и инвалидам, на самом деле. Для здоровых и молодых конфликт Революции — манна небесная. Для 2,8 миллиона беспризорных — манна небесная.

В Революцию всегда возможно чудо. Потому она так и привлекательна. В Реставрацию, в паузу — чудес не бывает. Потому Реставрация всегда непривлекательна, никому, кроме вождей реставрации. И мирная Революция не катит, я же говорю. Она задумана природой как разрушение старого, как всеочищающее насилие. Тогда только на очищенном пространстве сможет жить новое.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.