Поп исполнитель

Поп исполнитель

В бывшей монастырской пошивочной внучка раввина и правнучка сельского священника расспросили отца Иоанна Охлобыстина о православных ценностях, женском священстве и сути понятия «блуд» 

Пролог

Собчак: Странный он какой-то, этот отец Иоанн Охлобыстин. С одной стороны, вроде как священник. С другой – в кино Распутина играет. По-моему, батюшке такими вещами заниматься не подобает. Это оскорбляет чувства верующих.

Соколова: А что это ты так завелась? Сама регулярно церковь посещаешь?

Собчак: Нет, я атеистка. Хоть и внучка раввина.

Соколова: Я – тоже. Хотя и правнучка священника.

Собчак: Мне за старушек обидно. Они искренне во все это верят, а им лажу подсовывают. Ты пасхальную службу по ТВ видела?

Соколова: Нет. Я ТВ не смотрю. Тем более про ползучее православие.

Собчак: А я видела. Лживая ложь. Противоестественный симбиоз церковного начальства и высших госчиновников.

Соколова: А Охлобыстин при чем?

Собчак: Мне кажется, он тоже неискренен. Просто использует образ священника, играет. Он ведь актер. А так, по-моему, нельзя.

Соколова: Тебе, по-моему, самой скоро пора проповедовать. Мне, например, гораздо интереснее, почему ему все это позволяют. Православная церковь – очень консервативная организация.

Собчак: Вот мы его сейчас и расспросим.

Те же и отец Иоанн.

Охлобыстин: Извините, девушки, опоздал! Лекцию читал в «Библио-Глобусе». Кстати, вы знаете, где сидите?

Собчак: В «GQ Bar», по-моему.

Охлобыстин: Раньше здесь была монастырская пошивочная. Я тут свой первый подрясник шил.

Собчак: Мы хотели с вами, святой отец, не о подрясниках говорить. Таиться не будем.

Соколова: Мы, собственно, как обычно, о своем – о б..ях.

Охлобыстин: В смысле, о дамах...

Соколова: Да, в богословском контексте. Отец Иоанн, помните ли вы то место из Блаженного Августина, где он называет женщину «сосудом с нечистотами»?

Охлобыстин: Да, Аврелий Августин Блаженный Гиппонский оставил обширное литературное наследие. Мало кто его читал, кроме мудреных богословов...

Соколова: И бывших студенток филологических факультетов.

Охлобыстин: Я полагаю, эта цитата вырвана из контекста. Вы прочтите «Исповедь». Августин видел образ женщины совершенно по-другому. Не как искушения. А как матери. Мать для Августина – эталон. Самое святое в жизни. Материнство есть олицетворение женщины. Это даже в человеческом языке заложено. Нельзя же сказать «родина-отец».

Соколова: По-немецки – можно.

Охлобыстин: Ну, это немцы...

Соколова: Что русскому хорошо...

Охлобыстин: Правильно, то немцу – смерть. Я считаю, что вся история человечества – это история реализации мужчин ради женщин. Уж такие вы существа. С вами сложно бороться. Легче согласиться. Но даже если согласиться, вы начинаете задумываться: а что это он так быстро согласился? И потом все равно поступаете, как выгодно вам.

Соколова: Мой психоаналитик говорит, что демонизация женщин – обратная сторона шовинизма...

Собчак: Кстати, церковь – один из немногих оставшихся оплотов настоящего махрового секс-шовинизма.

Охлобыстин: Почему?

Собчак: Женщина не может быть священником.

Соколова: Это относится не ко всем конфессиям.

Охлобыстин: Женщины-священники пока, к счастью, редкость и в других конфессиях. В православии это невозможно в принципе.

Собчак: Почему?

Охлобыстин: Церковь негативно относится к идее женского священства в силу того, что основной дар и основная задача женщины – это деторождение. Вся репродуктивная линия, воспроизводство – это женская миссия. Без нее человеческое бытие вообще теряет смысл. Мужчине некому оставить то, что он сделал, не для кого работать. Потому что делать для себя – это, простите, духовное рукоблудие.

Собчак: А вы для кого делаете?

Охлобыстин: Для курочек моих, девчат, дочек. У меня четыре дочки и двое сыновей.

Соколова: Шестеро детей?

Охлобыстин: Да, я женился по любви.

Собчак: Но есть женщины, которые не хотят рожать детей, а хотят быть священниками. Вы считаете, им нельзя?

Охлобыстин: Я здесь согласен с отцами церкви. Женщина столько сил отдает процессу деторождения...

Собчак: А если она не хочет отдавать силы процессу деторождения, а хочет быть священником?.. Кстати, а почему бы не совмещать?

Соколова: Тем более что с развитием технологий деторождение требует все меньше и меньше усилий...

Охлобыстин: Нет, это канонически нельзя. Девочки, я сейчас не подготовлен к ответу, но уверен, этому есть каноническое обоснование.

Собчак: Значит, Распутина православному священнику в кино канонически играть можно, а женщине в церкви служить нельзя?

Охлобыстин: Почему это мне нельзя Распутина играть?

Соколова: А у вас в фильме есть сексуальные сцены?

Охлобыстин: Нет, конечно.

Соколова: Но, по-моему, Распутин был б.., то есть, извините, святой отец, я хотела сказать, ужасный распутник!

Охлобыстин: Ничего подобного! Распутин, конечно, не был святым человеком. Но и то неправда, что о нем пишут, будто бы он весь растрепанный, с огромными обнаженными половыми органами метался по столице. Это бред сумасшедшего, потому что его бы тут же под зад ногой...

Соколова: Но князь Юсупов пишет...

Охлобыстин: Князь Юсупов был гомосексуалист.

Соколова: Ну и что?

Охлобыстин: Распутин его лечил.

Соколова: От педерастии? Подобное подобным?..

Охлобыстин: Вы были на отчитке? Это экзорцистский ритуал, когда изгоняют бесов. Когда бабушка начинает раскидывать здоровых мужиков, девчата маленькие орут мужскими голосами, а взрослые девчонки задирают подолы и вытворяют невесть что... Беса поразному можно изгонять. Распутин был наделен этой силой. Он реально лечил.

Соколова: Мне кажется, он все же больше был аферистом.

Охлобыстин: Он был запутавшийся талантливый мужик.

Соколова: Скажите, пожалуйста, ваше церковное начальство не возражает против того, что вы, например, играете в фильмах? Для православного священника ваше поведение довольно нетипично...

Охлобыстин: Вы имеете в виду, что я гетеросексуален?

Соколова: Смешно.

Охлобыстин: А я с ними не контачу. Нет времени.

Соколова: У вас же приход в центре Москвы. Как вы его получили?

Охлобыстин: А это не мой приход. Я в нем просто служу. Мне, честно говоря, плевать, кто что думает. У меня есть свой контингент – те, с кем я работаю.

Соколова: Это кто?

Охлобыстин: Экстремалы, военные... Я военный капеллан 45-го полка 18-й разведгруппы.

Соколова: Что значит «экстремалы»?

Охлобыстин: Парашютисты, летчики, байкеры, спортсмены, те, кто занимается боевыми искусствами. Я сам занимаюсь боевыми искусствами.

Собчак: И это дает вам право плевать на других людей?

Охлобыстин: Да почему же плюю?! Вот меня, например, спрашивают: почему ты, священник, ходишь в джинсах, а не в подряснике? Подрясник – это семь метров ткани. А у меня шестеро детей. Стиральная машина у нас работает беспрерывно. Мне жалко мою жену Оксану. Если я буду в этом подряснике таскаться постоянно, стиральная машина на один круг, то есть на два часа, будет больше стирать.

Собчак: Постоянно носить облачение – это обязанность православного священника?

Охлобыстин: Нет, но это признак хорошего тона. У меня однажды удивительная история была. Когда американцы бомбили Сербию, туда не поехал снимать ни один канал. Я за свои деньги поехал. Был тогда еще светским человеком, работал в журнале Московской Патриархии. На Пасху меня пригласил к себе патриарх Павел. Перед праздничной службой моя группа снимала, а я к патриарху в алтарь пошел. Патриарх дал мне облачение и сказал по-русски с акцентом: одевайся. Я ответил: нет, я не священник. А он: все равно одевайся. Надел на меня престольный крест, который несут обычно на Пасху те, кто с патриархом служит. И пошел впереди. Я до сих пор помню эту картину: весна, Сербия, мальчик с четырьмя колокольчиками идет, потом патриарх, и я с этим крестом в облачении. Священником я стал ровно через год. И считаю, моя главная функция заключается совсем не в том, чтобы носить подрясник.

Собчак: А в чем главная функция вас как священника?

Охлобыстин: Разумеется, ритуальная составляющая – это важно. Есть великие таинства – например, таинство литургии. Но это понятно уже человеку осмысленному. А осмысленным человек становится тогда, когда начинает понимать принципиальное отличие Ветхого Завета от Нового. Вот тут и нужна бывает моя помощь.

Соколова: И что же вы им объясняете?

Собчак: Ну если совсем просто, Ветхий Завет – это свод конкретных правил жизни и перечень наказаний для тех, кто отказывается им следовать. Господь как бы говорит человеку – ты много заработал, отдай мою долю. Сейчас бы сказали, на благотворительность. Согрешишь – будешь наказан.

Соколова: Жизнь «по понятиям»...

Охлобыстин: Можно сказать и так. Или разговор старшего с ребенком. В Новом Завете Бог признает то, что мы эволюционировали и нам не нужно уже, как младенцам, объяснять: я тебе «чупа-чупс» не дам, если ты уроки не выучишь...

Соколова: Видимо, в этом и есть его великая прогрессивность.

Собчак: А мне в этом смысле Ветхий Завет ближе. Там все по справедливости – «око за око». А у нас – подставляй правую щеку. Бесконечное смирение – главная идея православия. Не зря говорят, что православие – религия бедных.

Охлобыстин: Это не так. Православие – самая прогрессивная религия.

Соколова: И чем же она прогрессивная?

Охлобыстин: Вы заметили, что у православной церкви не было конфликтов с наукой? Вот у католиков... земля то овальная, то круглая.

Соколова: Просто в России науки не было...

Охлобыстин: У нас был Ломоносов.

Соколова: Коперник и Галилей умерли значительно раньше...

Охлобыстин: Дело не в этом! Просто православному человеку было абсолютно наплевать, квадратная земля или круглая.

Соколова: Видимо, в этом и есть его великая прогрессивность.

Охлобыстин: Православие – то, что внутри человека...

Соколова: Поскольку то, что снаружи, православному человеку по фигу. Поэтому – религия бедных. И никакого противления злу.

Охлобыстин: Неправда! Кстати, из монахов всегда получались самые лучшие бойцы. Когда я выхожу на бой на татами, я больно бью сам себя по щеке – все, вопрос снят.

Собчак: Так можно снять любой вопрос.

Охлобыстин: Нет, нельзя. Нельзя снять вопрос вульгарности, глупости, вопрос блуда.

Соколова: А что есть блуд?

Охлобыстин: Половая физкультура. Все эти нелепые телодвижения без намека на любовь. Секс с разными партнерами.

Соколова: А если человек, меняя партнеров, просто ищет того самого, своего?

Собчак: Если он влюбляется сегодня в одного, а послезавтра – в другого?

Охлобыстин: Значит, ему надо сходить к психиатру и воспользоваться транквилизаторами, чтобы научиться влюбляться не на один день, а хотя бы на неделю.

Соколова: Но мир меняется. Семьи в традиционном понимании нет. Секс – не табуированная, а абсолютно доступная вещь, отношения свободных людей. Мужчина и женщина, в общем, являясь независимыми друг от друга, имеют возможность искать себе пару, в том числе и постельным способом.

Собчак: Это блуд или не блуд?

Охлобыстин: С точки зрения церкви, правильно то, что направлено к любви. Не к усладам физиологическим, половому поскудничеству. Если мужчина и женщина полюбили друг друга и вне брака позволили себе, в этом есть спорный момент, но это едва ли можно осуждать, потому что люди одиноки, особенно в нашем мире.

Собчак: Ну почему же сомнительный? У человека нет любви. Он не ищет семьи, а просто хочет заняться сексом. Он идет и как свободный человек в свободной стране не за деньги, не на Ленинградке...

Соколова: ...Предлагает секс другому свободному человеку. Тот, будучи одиноким свободным человеком, на это соглашается.

Охлобыстин: Блуд – дорога к одиночеству. Это проверено столетиями. Если женщина легко позволяет...

Соколова: Почему женщина?

Охлобыстин: Просто женщине блуд сложнее дается. Для мужчины все это гораздо проще. Женщина в любом случае склонна идеализировать, она всегда надеется.

Соколова: По-моему, вы склонны идеализировать женщину...

Охлобыстин: Она надеется на материнство.

Собчак: Неправда. Я, например, ни на что такое не надеюсь. Я могу наврать обществу, вам, но внутренне я не то что не готова к материнству, мне его даже близко не хочется. Мне снятся кошмары, что я беременна. И это не потому, что я плохая или хорошая. Я просто не хочу. И что с этим делать? И что получается, я тоже блудница?

Охлобыстин: Нет, блудница – это та, которая осознает это. А вы – «обуенная».

Собчак: Звучит не очень.

Охлобыстин: Обуенная – значит одержимая. Это болезнь. Вам надо на отчитку.

Собчак: К старцу Григорию? Или к вам?

Соколова: Я бы к вам на исповедь не пошла.

Охлобыстин: А почему?

Соколова: Да вот часики у вас Breitling. Футболочка John Galliano.

Охлабыстин: Ну и что такого?

Собчак: Вы говорили в интервью, что вам хочется, чтобы одна дочка вам Bentley подарила, вторая – дом.

Охлобыстин: Да я шучу! Зачем мне Bentley. Тем более мне Bentley не нравится. Разве что купешка.

Соколова: Смотри-ка, отец разбирается!

Охлобыстин: Ну я же мальчик! Я, конечно, священник, но от этого не перестал быть мальчиком. Я обожаю хорошие часы. Нормально разбираюсь в одежде, гаджетах, парфюме. Например, всегда покупаю парфюм своей жене. Что в этом такого?

Собчак: Да, я однажды видела священника, у которого на рясе было вышито «Пьер Карден». Тоже, видимо, разбирался.

Соколова: А какие машины вам нравятся?

Охлобыстин: Последняя Lamborghini, но это не для наших дорог. Audi «сотка».

Соколова: У вас вкусы, как у моего 6-летнего сына. Он тоже от Lamborghini в восторге.

Собчак: У него есть возможность стать священником и приезжать в храм на собственной Lamborghini.

Соколова: Или на «пульмане» с охраной ФСО в храм Христа Спасителя на Пасху.

Собчак: Иван, вы видели трансляцию пасхальной службы из ХХС?

Охлобыстин: Нет, я на Пасху в храме был.

Собчак: А я видела. И это выглядело ужасно.

Охлобыстин: А что такое?

Собчак: Столпотворение чиновников... На меня это произвело самое отвратительное впечатление. В Америке приходишь в церковь, стоит там простой народ. А у нас я прямо слышу голос режиссера: так, бабушек первый ряд выводим, пошла массовка... Стоят бабушки со свечками. Сзади чиновники со значками. Потом целование яиц пасхальных...

Охлобыстин: Храм Христа Спасителя – это главный собор страны. Там так и должно быть. Мне кажется естественным, что старшие чины церкви, те, кто возглавляет этот гигантский общественный институт – а это огромная ответственность, – ставят в первые ряды первых лиц государства по той простой причине, что в будущем им взаимодействовать с этими людьми... А выход потом будет выражаться в чем? В том, что они бабушек будут кормить в приходах своих и смогут построить храмы.

Соколова: И что у них будут еще больше квартирки и домики и еще наряднее «пульманы», и они все смогут заказывать подрясники у «Пьера Кардена».

Охлобыстин: Я, между прочим, никаких подрясников там не заказывал.

Собчак: Да, на вас, святой отец, простая демократичная майка John Galliano.

Соколова: А кстати, что это на ней написано?

Собчак: Принт статейки какой-то из модного журнала. По-английски.

Охлобыстин: Я по-немецки читаю.

Собчак: А мы вам, святой отец, сейчас переведем.

Соколова и Собчак (хором, склонив головы к персям отца Иоанна): «В этом сезоне изобретенные Джоном Гальяно трусы стиля „пуш-ап“ пользуются особенной популярностью. Мужчины с плоскими от природы или недостаточно развитыми ягодицами будут чувствовать себя гораздо более комфортно в белье, создатель которого провозгласил девизом сезона...» Э-э...

Соколова: Ксюша, как бы ты перевела эту идиому, учитывая присутствие духовного лица?

Собчак (с готовностью): «Держи жопу по ветру!»

Охлобыстин: На отчитку обеих!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.