Линда Теллингтон-Банка

Линда Теллингтон-Банка

Есть предметы, наличие которых на некоем очень «почетном» месте — сразу наилучшим образом характеризует помещение, в котором они находятся.

Поясню:

К примеру, если в доме, на почетном месте, мы видим древний фолиант, микроскоп или скриниум, то сразу понимаем, что мы в жилище ученого.

Если видим наборы лаков, пудреницы и импортный конфекцион, то нет сомнений, мы оказались в обители гламурщицы-куртизанки.

Унитаз в центре композиции тоже не оставляет никаких сомнений в предназначении и названии помещения.

Но если на самом почетном месте располагается старая пустая консервная банка, то нетрудно догадаться о том, что мы в логове дикарей, на острове Тамбукту или в мрачных уголках Эквадорской сельвы.

К примеру, у индейцев-хиварос, прославленных мастерством художественной сушки человечьих голов.

Понятно, что хиваросы, привыкшие к вонючести и корявости основного продукта своей материальной культуры, впервые увидев банку, — были потрясены ее совершенством.

Ее блеск, ее гладкость, ее аккуратная печатная этикетка, конечно, должны были довести дикарей до экстаза, даруя ощущение, что они имеют дело с чем-то божественным, с образчиком абсолютного совершенства.

Итак, банка как идол, как эталон или как предмет почитания — это верная примета и дикарского сознания, и самого примитивного уровня представлений о ценном и прекрасном.

Именно это, увы, и является характерным для «конского мира России», признанной святыней которого давно является книжка Линды Теллингтон-Джонс — «Как правильно выбрать и воспитать лошадь».

Эту книжку стоит внимательнейшим образом отрецензировать даже не ради самой книжки, а в большей степени ради характеристики того социума, где она признана и востребована.

Итак, книжка.

Ради справедливости, стоит отметить, что ее появление на свет — явно продиктовано самыми лучшими, самыми благими побуждениями. Вдобавок, это побуждения очень неплохого и явно очень душевного человека, для которого лошади — «не пустой звук».

Это несомненно.

Автор совершенно искренне подкладывает под любую строку — очень нежные нотки, очень любовные интонации и нелицемерно предполагает, что ее метода отношений с лошадьми является для последних и разумной, и щадящей, и нужной, и дружественной.

Этот-то привкус нежности, это ощущение «хорошести» автора и сбивает с толку читателя, который привык к мясницким откровениям профессиональной «спортивной» литературы, к очень грубому лицемерию популистов или к холодному безразличию классиков.

Здесь-то и начинается самое интересное.

Хватанувший наживку явно «нестандартного подхода» и видимых благих намерений автора, читатель сразу же забывает о том, какая именно организация «вымощена благими намерениями». И забывает зря, ибо Линда Теллингтон весело и нежно формирует очередную маленькую преисподнюю для лошади, маскируя «нестандартным подходом» простую цыганщину, безграмотность и самую обыкновенную дремучесть.

Правда, в данном случае — это дремучесть «сюсюкающая».

Данный вид дремучести уже перестает быть редкостью, более того — сюсюканье становится стилем, и чем более активно и проникновенно сюсюкает автор, тем более он будет востребован в наши дни, когда всякие там витты, гуревичи-рогалевы, кизимовы и «лошади на даче» — уже выглядят спецлитературой для не полностью полноценного читателя.

Как известно, ничто не симулируется так дешево и не ценится так дорого, как простой гуманизм.

Что бы ни написал автор, какую бы дикую, безграмотную и губительную практику для лошади ни предложил — все это совершенно неважно. Если он при этом обильно посюсюкал, то его гуманизм и лошаделюбие — ни у кого не вызовет сомнения.

При этом перед авторами такого типа стоит задача и более сложная, чем простая имитация «гуманизма». Необходимо так аккуратно смастерить книжку, чтобы все-таки не войти в конфликт с агрессивной безграмотностью аудитории.

Читателя нельзя злить, напоминая ему о том, что он сер и невежественен. Надо щадить населяющие его мозг стереотипы. Постоянно опуская читателя, можно только разжечь протест и ненависть к тексту. Это прекрасно знают авторы популярных книг и даже при наличии некоторых знаний — обязательно подделываются под читательский уровень.

(Мы не знаем, имеет ли в данной книге место это естественное лицемерие автора, побаивающегося своего читателя, или Теллингтон-Джонс искренна до конца и во всем.)

Впрочем, лошади совершенно безразлично, какими именно «намерениями и побуждениями», подлинными или ложными, злыми или добрыми, — утверждается смертельное для нее невежество.

В нашей «банке», украшающей храм коллективного сознания «российских конников», в труде Линды Теллингтон-Джонс представлены — и редкая серость, и виртуозное сюсюканье, и самые лучшие побуждения.

Рассмотрим же ее. Беспристрастно, и все же с симпатией к автору, учитывая, что автор, во-первых, пожилая дама, а во-вторых, все-таки «председатель».

Напоминаю, что самоприсвоенный, но всеми принятый титул Линды Теллингтон-Джонс, которым она ныне уверенно подписывается — «Председатель Союза Полномочных Послов От Животного Мира».

Впрочем, книга написана еще «до» председательского титула, так что для ее рецензирования — помощь людей в белых халатах может и не понадобиться.

Итак, содержательная часть книги делится на три неравные части:

Часть первая заключается в проповеди «завитушкой теории», которую мы подробно и доброжелательно рассмотрим чуть позже.

Вторая часть — это странный вариант ломброзианства. Автор, причудливо интерпретирует известную теорию Ломброзо о физиогномических приметах преступников. Будущий «посол» на основании личных наблюдений за особенностями строения черепа лошади и миологической картины основных мышц головы делает выводы о порочности лошади, ее преступных наклонностях или же о ее достоинствах.

Третья часть — это непосредственно пропаганда практики «исправительных прикосновений» ТТЕАМ, личного изобретения автора. В третьей части уже более ощутимо присутствуют «посольские» мотивы, поэтому и рецензировать ее придется с предельной деликатностью.

Начнем с проповеди «Завитушкой теории».

Данная теория заключается в том, что завитки шерсти являются доказательством тех или иных качеств лошади и напрямую свидетельствуют о ее характере и способностях.

Автор пишет: «Завитки у лошадей являются эквивалентом отпечатков пальцев у людей». Из этого почему-то делается восторженный вывод о решающей роли завитков для определения характера лошади.

То, что криминалистикой давно доказано, что отпечатки пальцев НЕ ЯВЛЯЮТСЯ у людей хоть как-то связанными с характером или наклонностями, — автора не смущает.

Не смущает автора и откровенная надуманность анатомической аналогии «пальцы-волосы».

Но это бы все полбеды. Это из симпатии к автору можно списать на некоторое «дамство», которому некоторая бездумность даже как-то «идет».

Дальше — хуже.

«Завитушная» теория преподносится безапелляционно, торжествующе, как абсолютное ноу-хау автора.

Подтверждением истинности «завитушества» служат два туманных примера с проблемами каких-то безымянных гражданок и ссылка на дедушку автора, который что-то подобное слышал от «цыган», на «скаковой конюшне в России».

Причем с каждой страницей «завитушечный пафос» нагнетается, усугубляется и возводится в абсолют.

Все бы это, в принципе, было бы даже забавно, если не знать, что еще Фредерико Гризоне в 1558 году в своем трактате «Ордини ди Кавалькаре» полностью презентовал эту самую «завишушечную теорию», которая была осмеяна и разгромлена несколькими поколениями Мастеров Школы.

По сути, все, что излагает Теллингтон-Джонс как ноу-хау, довольно бесстыдно «сдуто» из «Ордини ди Кавалькаре».

Я бы сказал — сдуто бесстыдно, но неряшливо.

Если по ряду позиций текст Теллингтон-Джонс почти дословно (по крайней мере — сущностно) повторяет текст Фредерико Гризоне, то, например, в оценке завихрений шерсти на лбу — показания «завитушников» расходятся.

Гризоне пишет, что «если у лошади есть только один завиток, или вместе с ним имеется „римский эфес“ (или римская шпага, завиток в форме эфеса шпаги), наверху шеи, рядом с гривой, то она будет счастливой».

Завитки на лбу Гризоне тоже характеризует как очень положительный признак, а вот Теллингтон по данному вопросу заламывает руки. И заходится в причитаниях. Оказывается, это совсем плохо, и чем этих завитков больше, тем хуже: «С жеребцами дело обстоит по-другому — 80 % жеребцов, у которых я видела такой рисунок на голове, отличались ненадежным, иногда даже опасным поведением».

Дальше еще смешнее.

Гризоне: «Завиток на шерсти в прошлом назывался „кружочек“ (чиркьело), и это некие завинченные волоски, которые обычно образуют круг примерно с „кваттрино“, и часто такие завитки бывают длинные, более или менее похожие на перо».

По Гризоне — это хорошо.

А Теллингтон от такого завитка опять приходит в ужас.

Мотивация «ужаса» забавная — «такой завиток похож на рваный воротник, а это очень не нравится бедуинам».

Понятно, что разрывание воротника при получении очень плохих вестей — это древний иудейский обычай, но при чем здесь лошадь, ее особенности и связь между завитушкой, напоминавшей мусульманам-бедуинам рваный воротник иудеев, и дурными врожденными наклонностями лошади, запечатленными в завитушке? Непонятно.

Теллингтон гордо игнорирует эти противоречия и казусы. Ее можно понять, она очень занята. На следующих страницах она в лучших традициях американского «дамства» старательно дает поэтические названия таким завиткам, например «Чиело», «Саванна винд» и т. д.

Но принципиальных расхождений меж Гризоне и Теллингтон все же немного. А там, где они есть, адепты завитушничества всегда могут выбрать между двумя ахинеями ту, что им больше по вкусу.

Несмотря на некоторые расхождения, понятно, что здесь мы имеем дело с некоторыми, мягко говоря, «литературными заимствованиями», так как в общем и целом автором «завитушечкой» теории, просто по дате рождения и написания труда, следует признать все же Гризоне.

(Grisone Federico. Ordini di cavalcare. Pesaro Bartolomeo Cesano, 1558.)

Но бедолагу Фредерико просто обобрали, даже не упомянув о нем как о родоначальнике и основателе теории.

Получилось очень некрасиво, причем факт откровенного литературного воровства Теллингтон явно не смущает.

Не смущает настолько, что становится понятно, что здесь кое-что пострашнее простого плагиата. Здесь — то, что называется, просто «не читала». Искренне не знает.

Классику, азы иппологической истории, книгу не то чтобы необходимую, а какую-то просто неизбежную при изучении истории лошади.

Незнание подобного фундаментального труда для лошадеведа, конечно, очень экзотично.

Остается предположить, что «Ордини ди Кавалькаре» прочли те «цыгане», которые пересказали ее в России Линдиному дедушке, а уже дедушка, кое-что запамятовав и переврав по пути, — передал внучке, которая полностью авторизовала эти изыскания.

Кстати, попутно возникает естественный вопрос — а есть ли хоть какая-то реальная подоплека под «завитушничеством»?

Есть ли хоть какие-то основания расценивать эти завитки шерсти на лошадином теле как указатель на те или иные качества, пороки или достоинства, которыми можно руководствоваться для характеристики лошади?

Возможно, и есть. Но для суммации, оформления в серьезную теорию вычисления реальных закономерностей соотношения «завитков» и «качеств» — требуется многолетняя научная статистика, разработка большого количества тестов и проведение серий экспериментов с лошадьми, которые полностью освобождены от всех видов как положительного, так и отрицательного воздействия на них всех агрессивных факторов, одним из которых является сам человек.

Теллингтон же предлагает «завишушничество» в его сегодняшнем, зыбком и чисто «болтологическом» виде как руководство к действию, как реальную оценочную методику, руководствуясь которой могут быть «забракованы» (со всеми вытекающими для их судьбы последствиями) тысячи лошадей.

По счастию, «завитушная» теория Теллингтон-Джонс всерьез не была принята специалистами или содержателями конзаводов, ферм и т. д., а то конина стала бы значительно дешевле.

Впрочем, возможно, просто коннозаводческая публика не читает «очень добрых» книжек о лошадях, написанных дамами. А зря, возможно, это окончательно развязало бы им руки.

Ломброзианские экзерсисы, которые продолжают книгу, что подозрительно, тоже имеют некоторое сущностное сходство с «Ордини». Не такое буквальное, но все ж сходство. Здесь скорее соревнование в нелепостях.

Гризоне: «Лошадь с чулком на правой задней ноге — порочная и несчастливая».

Теллингтон-Джонс: «Если ноздри узкие — лошадь медленно соображает».

Гризоне: «А лошадь с чулками на левой передней и правой задней — характерна тем, что с нее легко можно упасть».

Теллингтон-Джонс: «Уши, рот, ноздри, глаза — создавали картину лошади с очень низкими умственными способностями» и т. д.

Впрочем, в книге много, со страстью и придыханием говорится и об «уме лошади», об уме и даже об… интеллекте.

«Такой рот указывает на высокий уровень интеллекта» (стр. 45). «Такой нос отражает высокий интеллект…» (стр. 44). «Лошадь с такой щекой умная» (стр. 42). «Щучий профиль указывает на развитый ум» (стр. 39). «Большие ноздри — признак развитого интеллекта» (стр. 48). «Большие мягкие внизу ноздри говорят о высоком интеллекте и о том, что лошадь много думает» (стр. 49). «Лошади с таким подбородком необычайно умны» (стр. 50). «Заостренные уши указывают на высокий интеллект» (стр. 56) и т. д. и т. п.

Такая концентрация внимания на теме «ума и интеллекта» самым естественным образом вызывает желание узнать, что же имеет в виду автор, что именно для него есть «ум и интеллект лошади» и каким образом Линда Теллингтон определяет уровень интеллекта?

Что же таится за ее дружелюбной пытливостью на эту тему?

Возможно, это некие особые тесты, знание Школьных методик, данные научных экспериментов?

Но все — увы — очень просто.

Умные лошади — это те, которые не сбросили лично Линду или ее подруг.

Глупые лошади (с низкими умственными способностями) — это те, кто от них избавились.

Никаких других критериев интеллекта лошади книжка Теллингтон-Джонс не предполагает и даже не подразумевает.

Преподносится эта точка зрения опять-таки на «голубом глазу» и с огромным энтузиазмом.

В качестве научных доказательств верности собственных ломброзианских изысканий об уме лошади — приводится опять какая-то бесфамильная Мери, которая на какой-то лошади врезалась в стену дома.

Причем два раза подряд (стр. 67). И только потому, что лошадь была «глупая».

А в качестве доказательства «ума» приводится пример с какой-то лошадью, которая не сопротивлялась тому, что одна из подружек Линды любила помассировать об нее зад.

(Надо отметить, что и помимо этих конкретных мест у автора везде наличествует нестерпимая, типично дилетантская черта сдабривать тексты частными «примерчиками», не запротоколированными, не являющимися плодом экспериментов или исследований, а просто — повествующими о проблемах неведомых или абстрактных подружек. Естественно, эта стилистика совершенно неуместна ни в каком серьезном, или претендующем на серьезность, тексте.)

То есть везде, где говорится об «уме» лошади, — подразумевается простая тупая покорность лошади в ответ на болевое воздействие «железа», шпор или долбящего по ее спине человеческого зада.

Многостраничное вычисление по форме черепа, ушей, завитков, бугорков, особенностей губ и наличия или отсутствия усов (есть и такое) — все сводится к тому, что ум лошади — это ее способность долго терпеть дамочек, желающих кататься.

Я понимаю, что этот вывод и жесток, и грубоват, но никакого другого — при всем желании из первых двух частей книги сделать невозможно. Причем все эти откровения обильно перемазаны авторской «любовью» к лошади.

«Посольских» мотивов в первых двух частях книги еще не ощущается, все как раз предельно банально и годится в качестве идеологической базы для любого проката или кск.

Переходим к самому интересному, непосредственно к методу Линды Теллингтон-Джонс, к так называемым ТТЕАМ.

ТТЕАМ — это некие загадочные упражнения, полумистические прикосновения, очень высокопарно проименованные «Облачный леопард», «Лежащий леопард», «Взмах медвежьей лапы» и т. д. Надо отметить, что все массажно-тыкательные экзерсисы имеют пафосные наименования.

Не помню, есть ли пасс «Брильянтовый баран», возможно и нет, но по стилистике вполне мог бы быть.

Итак, что же такое ТТЕАМ? Сама Линда, как всегда с большим энтузиазмом, характеризует ТТЕАМ на стр. 183 следующим образом:

«TEAM — сокращение от Tellington-Jones Equine Awareness Method (Метод Осознавания Лошадей Теллингтон-Джонс)».

Но помимо простого TEAM есть еще и ТТЕАМ. Это то же самое, но туда «добавлено некое „Ти-прикосновение Теллингтон“».

Короче, все это, по свидетельству самой Линды, является ни больше ни меньше, чем «Инструментом Для Изменения Характера», и служит для «укрепления здоровья и получения высоких спортивных результатов».

Короче говоря, ТТЕАМ — это несколько очень многозначительно обозванных движений руками по телу лошади.

Никакого научного, физиологического или анатомического обоснования все это елозенье руками не имеет, что, впрочем, кокетливо признает и сама Джонс.

Это некое загадочное воздействие на некие загадочные «зоны», имеющее некие загадочные последствия.

Более того, автор, вторгшись в тему «чистой» анатомии и физиологии, — виртуозно уходит от любой конкретики анатомического или физиологического характера.

И кстати, правильно делает, что уходит.

Даже легчайшее соприкосновение Линды Теллингтон-Джонс и простой анатомии лошади — имеет для ее книги катастрофические последствия. В одном-единственном месте, вероятно, на секунду забывшись, наша красавица Линда — переходит на язык анатомии и остеологии и… обнаруживает в теле лошади «хвостовую кость».

«Хвостовую кость»!

Упоминание об этом невиданном и неизвестном науке фрагменте лошадиного скелета настойчиво повторяется ТРИЖДЫ. (Дважды на странице 203 и один раз на стр. 204.)

Если бы надо было придумать некую ярчайшую примету невежества и шарлатанства, то, вероятно, этой приметой могла бы быть «хвостовая кость».

«Затем надавите на хвостовую кость — в направлении позвоночника» (стр. 203).

«Делать больше кругов у основания хвостовой кости» (стр. 203).

«Здесь тренер давит большими пальцами сверху на хвостовую кость и одновременно тянет другими пальцами снизу» (стр. 204).

Естественно, после таких откровений автора, после демонстрации такого уровня невежества — дальнейший серьезный анализ «ТТЕАМ-прикосновений» становится полностью нереален. И даже мессианские нотки, которые опытному человеку подсказывают, что дело рано или поздно кончится полным «послом» — не спасают ситуацию.

Кстати, именно с этих страниц — автор начинает уверенный заход на крещендо лошаделюбия, на гимн счастья и понимания, на высокие ноты своего «посольства».

Но крещендо еще впереди, а пока Линда забавляет читателя феноменальными по степени невежества анатомическими экскурсами, дикими и очень настойчивыми советами по лечению, «улучшению характера» и «помощи лошади в осознании самой себя».

Сочетание стилистики «забавного дамского рукоделия» и стилистики мессианства, когда автор нешуточно намекает на обладание «секретом лошадиного счастья», — становится уже совсем заметным.

Естественно, для катающихся дам, которым точно так же, как и автору, неизвестно, что хвост лошади содержит в себе лишь продолжение позвоночника, состоящее из 17–19 vertebrae caudales, т. е. хвостовых позвонков, — рекомендация автора «толкать хвостовую кость в направлении позвоночника» покажется очень «миленькой и умненькой».

(Вот они пусть и толкают. Надеемся, что ответы лошадей этим дамам будут адекватными и прицельными.)

Естественно, выполнение любых рекомендаций Джонс по «ТТЕАМ-прикосновениям» или любым иным манипуляциям с лошадью — является совершенно недопустимым, как недопустимы любые процедуры или манипуляции, изобретенные человеком, который не имеет понятия не только о физиологии лошади, но даже о самой элементарной ее анатомии.

Впрочем, крещендо, высочайшая нота книги — все, наконец, расставляет по своим местам.

На странице 199 — Линда открывает секрет.

Секрет лошадиного счастья в такой доброй и такой многозначительной книжке Линды Теллингтон-Джонс — это стальная цепочка длиной 70 сантиметров.

«В ТТЕАМ мы используем два инструмента: дрессажный хлыст длиной 120 см и 70-сантиметровую цепочку, которая прикреплена к чомбуру. Цепочка продевается снизу в левое кольцо недоуздка, затем идет вверх под наносным ремнем, продевается в правое нижнее кольцо и крепится на верхнем кольце с правой стороны».

Ларчик открывается, как видите, очень просто. Настойчиво рекомендуемая нашей гуманисткой конструкция есть предельное по мощности своего воздействия рычаговое назальное средство, способное легко раскрошить хрупкую носовую кость черепа и обеспечивающее при любых движениях чомбура резкое болевое воздействие в том самом месте, где голова лошади наиболее уязвима.

Любая попытка сопротивления, да даже и простого ухода чуть в сторону от «несущих счастье» прикосновений ТТЕАМ — немедленно отдается, согласно простым и неоспоримым законам физиологии, — резкой болью в области храпа. Болевую степень такого воздействия возможно оценить достаточно точно: в рекомендуемом «послом» месте воздействия цепочкой — толщина кожи не более 1 мм, натяжение кожного покрова очень сильное, прилегание кожи предельное и цепь воздействует практически прямо на периост (periosteum). Всегда полезно вспомнить, что именно в периосте, в его остеоиных канальчиках и концентрируются, помимо кровеносных и лимфатических сосудиков, все болевые рецепторы кости. Рычаговое воздействие рубчатой фактурой стальной цепи практически на голый периост — гарантирует, что никакой лошади увильнуть от осчастливливания не удастся.

А там уж потчуй ее хоть «облачным леопардом», хоть «бриллиантовым бараном», хоть жестом, который должен напоминать «охоту медведя на лосося». Главное, не забывать сюсюкать и ежеминутно исповедоваться в любви к лошади.

А самое главное — ни черта об этой лошади не знать.

Такое вот грустное «крещендо», такой вот милый секрет.

Такая вот книжечка.

Помесь бесхитростного плагиата, жестокой глупости, невежества и… самых лучших побуждений.

Что и делает ее наиболее пригодной и эффективной в качестве священной банки для дикарей «конского мира» России.

Публикуется по: Nevzorov Haute Ecole. № 12 (1, 2009)

Данный текст является ознакомительным фрагментом.