Современная бригада Сталина о фальсификации Катынского дела в 1943 г.

Современная бригада Сталина о фальсификации Катынского дела в 1943 г.

Как сообщили нам прокурорские геббельсовцы, отчет Скаржинского был опубликован лишь через 46 лет после его написания, и это свидетельствует о том, что раньше в бригаде Геббельса люди были поумнее нынешних. Всмотритесь в текст Скаржинского – разве это отчет об исследовании того, кто убил польских офицеров? Нет, это подробное описание циркового номера под названием «Доктор Геббельс и его комнатные поляки». Ведь комиссия ПКК в 1943 г. в Катыни «обозначала» поляков из Красного Креста и только. Немцы привозили иностранных журналистов и показывали им достопримечательности окрестностей: «Это сосны, это могилы, а это бегают поляки из Красного Креста, расследуют, кто убил их офицеров».

Ведь немцы не давали полякам сделать ничего самостоятельно: поляки только снимали вещи с трупов не глядя, а затем читали польские фамилии, если немцы им их показывали. Самое ответственное, что немцы (видимо, после долгих колебаний) поручали полякам делать, – это деревянными палочками счищать грязь с вещей. Все доказательства геббельсовцев строятся на том, что на документах, снятых с трупов польских офицеров, не было дат позже мая 1940 г., а хорошо питающимся полякам из ПКК не было показано ни единого документа! Все было немцами изъято, и даже в конверты немцы укладывали документы сами, не доверяя полякам эту интеллектуально напряженную работу. Поразительно, но Скаржинский даже не понимал, что немцы над ними просто издевались!

Заметьте: когда должны были приехать иностранные комиссии, немцы уже за несколько дней не пускали на раскопки местных работников, чтобы те невзначай этим комиссиям не сказали то, что, по словам Геббельса, «не соответствует нашей линии». А за поляков никто не беспокоился – эти ручные, безвредные. Немудрено, что умные геббельсовцы столько лет делали все, чтобы об отчете Скаржинского никто не знал.

Теперь о комментариях нынешних геббельсовцев. Как видите, они глухо молчат не только о том, что все документы были уничтожены немцами, что ими же был убит и Бутц и т. д. и т. п., они как будто и не видят того, что описал Скаржинский – явной фальсификации «расследования». А между тем эксперты по уголовному делу, в том числе и по уголовному делу № 159, – это люди, несущие уголовную ответственность согласно статье 307 УК РФ за заведомо ложное заключение. Наказание – лишение свободы на срок до 5 лет, а заведомо «ложное заключение эксперта состоит в неправильном изложении фактов (искажение фактов или умолчание о них), либо в неверной оценке фактов, либо в неверных выводах», – сообщают Генеральный прокурор РФ Ю.И. Скуратов и Председатель Верховного суда РФ В.М. Лебедев37. А вы посмотрите, как эти «эксперты» даже не лгут, а нагло брешут. Они не только молчат о том, что немцы уничтожили все документы, снятые с трупов в Катыни, но и дерзко врут, что «часть вещественных доказательств полякам удалось сохранить и они находятся в настоящее время в Кракове, сохранены также дневники и записи военнопленных, 20 из которых опубликованы». Это наглая брехня, за которую и пяти лет мало, поскольку Ч. Мадайчик пишет (и в этом-то ему можно верить), что все документы, в том числе и эти пресловутые дневники, были сожжены немцами, но по геббельсовской легенде «упомянутые дневники и записи были переписаны до этого в четырех копиях и спрятаны в разных местах, а разведка Армии Крайовой передала их содержание в Лондон. В 1990 году 15 из них были опубликованы. Из оставшихся семи найдены в последнее время шесть»38.

Прокурорские ублюдки врут, что есть оригиналы, а на самом деле поляки наплодили какие-то «копии», причем одни и те же копии, но в разных местах имеют и разное содержание.

А ведь копия в данном случае – это доказательство фальсификации, и только. Посудите сами. Вот труп, на нем найден дневник, который погибший вел каждый день. В дневнике на каком-то числе записи обрываются, а дальше идут еще несколько чистых страниц, т. е. владелец дневника мог еще писать, но записей нет. О чем это может говорить? О том, что кто-то забрал у него дневник, а перед смертью вернул, но это может также говорить о том, что данный человек был убит на следующий день после дня последней записи. Но это только в том случае, если у вас подлинник дневника.

А о чем может сказать копия дневника своей последней записью? Да только о том, что переписчику было лень переписывать его дальше, либо тот, кто дал дневник для переписывания, дал его переписать только до этой даты. И все! А давали «разведке Армии Крайовой» переписывать дневники и записки в гестапо, оно, следовательно, и проследило, до какой даты «разведчики» могли дневники переписать. Смешно, но те геббельсовцы, которые кормятся от Катынского дела самостоятельно, пишут: «В Гуверовском институте в Калифорнии сохранились потрясающие документы – заверенные копии текстов из записных книжек и календарей, найденных на трупах убитых в Катыни польских офицеров»39. Заметьте, там хранятся не просто копии, а заверенные копии. Поскольку краковские нотариусы вряд ли взялись бы заверять копии документов, украденных в гестапо, то получается, что гестапо их и заверило – больше некому, если понимать смысл слова «заверить копию документа».

Но начальник гестапо в Кракове был какой-то разгильдяй. Для Ч. Мадайчика он заверил такую копию последних строк дневника майора Адама Сольского: «Привезли в какую-то рощу, похожую на дачное место. Здесь проведен тщательный досмотр. Отобрали часы, на которых было 6.30 (8.30), меня спрашивали об обручальном кольце, отобрали рубли, пояс, перочинный нож»40.

А по просьбе Гуверовского института такую: «Привезли куда-то в лес, что-то вроде дачной местности. Тут тщательный обыск. Забрали часы, на которых было 6.30/8.30, спрашивали про обручальное кольцо, которое (забрали), рубли, портупею, перочинный нож»41.

Ну а для музея в Кракове, для разнообразия, – такую: «Еще не рассвело. День начинается как-то странно. Перевоз в «вороне» (страшно!). Привезли куда-то в лес. Похоже на летний дом. Здесь снова осмотр. Забрали часы, на которых было 6.30, спросили об образке, который… Забрали рубли, ремень, перочинный нож»42.

Как видите, текст «подлинного» дневника бедного Адама Сольского бригада Геббельса еще не сфабриковала в окончательном виде. На 2001 г. согласовали только изъятие перочинного ножика, часов и время на часах. Остальные детали честнейшая бригада Геббельса нам сообщит позже. Ждите ответа. Кстати, к большому успеху в плане фабрикации этого дневника относится то, что наконец согласована дата: сегодня бригада Геббельса договорилась считать датой последней записи Сольского в дневнике 9 апреля 1940 г., поскольку она хорошо согласуется с теми датами, что фабрикует советская часть бригады Геббельса. Но раньше дата была другая, мало подходящая для геббельсовцев. 15 мая 1943 г. правительство Польши в Лондоне получило телеграмму, в которой был такой пункт: «8. В присутствии автора этого доклада из одежды Сольского был изъят дневник, который велся до 21 апреля. Составитель дневника заявляет, что из Козельска заключенных в вагонах для военнопленных отправили в пункт назначения, а затем переправили в Смоленск, где они провели ночь, в 4 часа утра отзвучала утренняя побудка, после чего их погрузили в машины. На участке леса их оттуда выгрузили и в 6.30 завели в находящееся там здание, где им приказали отдать свои часы и драгоценности. На этом месте дневник обрывается»43.

Карта захоронений поляков в Катыни, составленная английским экспертом по аэрофотосъемке Джоном Боллом.

1. Дорога от железнодорожной станции Гнездово, находящейся в 4 километрах к востоку. 2. Лесная тропа. 3. Высокие сосны. 4. Густой участок Катынского леса, который с 1936 года был огорожен и окружен табличками, запрещающими вход, а в 1940 году охранялся вооруженной охраной с собаками, чтобы предотвратить проникновение посторонних лиц. 5. Узкая и извилистая грунтовая дорога в глубине леса, по которой в апреле – мае 1940 года возили в «черных воронках» польских военнопленных к месту казни – в среднем по 118 человек в день. Всего было расстреляно 4143 человека. 6. Место казни. Заключенных выводили по одному из задней двери «воронка» и убивали выстрелом в голову. Для маскировки на могилах впоследствии были посажены молодые деревья. 7. Ближайшее к могилам здание (1 километр от места казни), в котором в 1940 году жила супружеская пара пчеловодов. Эти пчеловоды впервые рассказали полковнику Аренсу о выстрелах и криках, доносившихся из Катынского леса весной 1940 года. 8. Дача НКВД. С июля 1941 года здесь находился штаб немецкого полка связи. Немецкие военные постоянно ездили по лесной дороге, но обнаружили могилы только после рассказа местных жителей. 9. Р. Днепр.

И вот весь этот нагло фабрикуемый маразм в бригаде Геббельса считается центральным «доказательством» того, что польских офицеров убил НКВД СССР. А как же, ведь у Сольского изъяли в каком-то до сих пор не обнаруженном здании дачной местности то, что запрещалось иметь заключенным советских трудовых лагерей: предметы военной амуниции, деньги, драгоценности, ценные вещи, оружие. (Поскольку поляков лишили права переписки, то, надо думать, несколько позже отобрали и дневник.) А раз у Сольского все это отобрали, значит, его расстреляли!

Если бы нам это было нужно, то содержание дневника Сольского могло бы служить бесспорным доказательством того, что 9 (или 21) апреля 1940 г. Сольский и его товарищи безусловно не были расстреляны. Смотрите: его везли в «воронке» без окон, все, что он видел, он видел уже на месте прибытия. А видел он вокруг, т. е. на удалении не более полукилометра, дачную местность, т. е. большое количество коттеджей с небольшими приусадебными участками, и здание (надо думать – лагерной администрации), в котором у него изъяли все то, что заключенному не полагается иметь. А там, где поляков расстреляли, была маленькая сторожка пионерского лагеря, а вокруг лес и никаких дач.

Надо же понимать, что статусы военнопленного и заключенного резко отличались. Скажем, польские генералы и полковники в плену в СССР в 1939—1940 гг. даже жили не в лагерях, а на квартирах и имели денщиков. Старожилы Старобельска, где был один из офицерских лагерей пленных поляков, сообщают, что и польские офицеры не в лагере сидели, а почти целый день торчали на базаре Старобельска, торгуя разным барахлом. Утверждают, что от них сильно воняло, видимо, лагерная администрация прикладывала немало сил, чтобы уничтожить польских вшей. (Странно, что поляки до сих пор еще этим невинно убиенным вшам ни одного памятника не установили.)

А у заключенных, которыми польские офицеры стали на основании решения Особого совещания, был совершенно иной статус и порядки в ГУЛАГе были иные. Э.Г. Репин, который досконально исследовал положения и инструкции, действовавшие в пенитенциарной системе СССР, пишет о том, как принимали осужденного в местах заключения:

«Любой человек при поступлении в места нахождения под стражей или отправляемый в другие места заключения подвергается самому тщательному обыску. У него изымаются и хранятся у администрации мест заключения не только любые предметы, которые при желании могут быть использованы для нанесения повреждения другим людям или средствами членовредительства или самоубийства. Безусловному изъятию подлежат не только документы и деньги, но и любые письменные материалы, включая чистую бумагу и средства письма. Изымаются не только кольца и перстни, но и нательные кресты и образки, ибо, как считается, их цепочки могут быть использованы как орудие смерти или материальная ценность, могущая послужить преступным целям. Во всех «цивилизованных странах», а в СССР и России, как правило, у осужденных людей – изымается в обязательном порядке личная одежда и заменяется на униформу мест заключения.

…Процедура:

1. Индивидуальный опрос с целью установления данных на прибывшего (Ф.И.О., возраст, место рождения и проживания и т. д. и т. п.). Одновременно производилась сверка сообщаемых сведений с указанными в сопроводительных документах идентификационными данными. Заполнялась учетная карточка. Данные вносились в алфавитный список и покамерные ведомости.

2. Обыск. Человек раздевается догола. Контролерами тщательно просматривается его одежда с целью обнаружения «запрещенных предметов». Тщательно осматривается тело, включая непросматриваемые внешне внутренние места.

3. Одежда и другие вещи упаковываются в личный мешок или пакет. Список вещей подписывается контролером и их владельцем. Вещи передаются в тюремную или лагерную кладовую»44.

Ну и чем рассказ Сольского отличается от принятой в ГУЛАГе процедуры?

А теперь, если вы вернетесь к отчету Скаржинского, то обратите внимание на то, что исследованные в могилах Катыни трупы были буквально набиты ценностями, деньгами, в том числе и рублями, военной амуницией. А Г. Бутц, которого геббельсовцы нынче стесняются, в своем отчете писал: «Установлены: польские орлы на пуговицах, войсковые степени, ордена и знаки отличия, полковые знаки, обозначения рода войск, фасон сапог, головные уборы офицеров и рядовых, портупеи и ремни, походные фляги, алюминиевые кружки, штемпеля на белье… Все пуговицы на верхней одежде и белье были застегнуты. Подтяжки и поясные ремни на месте… На одном из трупов был найден спрятанный перстень с изумрудом, на других попадались изделия из благородных металлов (главным образом серебряные портсигары). Ни золотые коронки, ни мостики искусственных зубов не были изъяты. На многих трупах были найдены под бельем иконки, крестики, золотые цепочки и т. д. Как правило, у убитых кроме небольших денежных сумм (польские банкноты, разменная монета) были также и крупные суммы польских злотых в пачках»45.

Геббельсовцы у нас народ простой. Задай им вопрос: если в дневнике А. Сольского написано, что «тут тщательный обыск», то откуда на трупах в Катыни оказались деньги и все изъятые при обыске вещи, включая портупеи? – и они тебе ответят, что это энкавэдисты сначала офицеров обыскали, затем расстреляли, а уж потом залезли в могилы и во все трупы рассовали ранее изъятые вещи. А доблестные следователи ГВП РФ найдут выжившего из ума ветерана КГБ, которому (ныне покойный) другой ветеран рассказывал, что у него служил шофер (ныне покойный), который в Катыни в могилах на трупы офицеров портупеи надевал и ремни затягивал. И разве можно такому свидетелю не поверить? А если кто-то все же засомневается, то Генпрокурор Устинов свистнет в Польшу Снежко, заму тамошнего Генпрокурора, и тот быстренько настругает еще десяток таких «подлинных» документов. Липа в Польше растет.

Но если художества прокурорской части бригады Геббельса в области фальсификации просят кисти художника, то художества академической части геббельсовцев, словами Шебаршина, требуют молотка скульптора. Они же мало того, что подонки, так ведь их же и об уголовной ответственности никто не предупреждал.

Вот они, к примеру, пишут, что профессор судебной медицины из Болгарии в своих показаниях на Нюрнбергском трибунале «лжесвидетельствовал». А что именно он сказал такого, что было «лжесвидетельством»? Об этом ни слова и неспроста – в показаниях Маркова принципиально ничего нельзя назвать ложным. Но об этом позже. Сейчас же больший интерес представляет гнусная брехня академических геббельсовцев о том, что в изданной в Германии в 1943 г. «Белой книге» «содержался и список идентифицированных тел польских офицеров». Это вам, геббельсовцы, так бы хотелось.

Надеюсь, вы, читатели, поняли из писаний геббельсовцев, что как только немцы в начале июня 1943 г. выгнали с раскопок Катыни поляков, они тут же состряпали и издали уже в июле 1943 г. книгу «Официальные материалы о массовых убийствах в Катыни». Немцы спешили, и поэтому в книге оказалась масса документов, явно доказывающих, что они Катынское дело сфальсифицировали.

К примеру, вот немцы на стр. 327 приводят удостоверение о вкладе майора Г. Немца (H. Nemiec) в Варшавскую почтово-сберегательную кассу 30 января 1936 г.46. Претензий к документу нет, поскольку в его правом верхнем углу стоит штамп сберкассы с датой. Вы же сами понимаете, что без такого штампа этот документ – не документ, поскольку без даты неизвестно с какого времени начислять по этому вкладу проценты. А на стр. 326 дан точно такой же документ о вкладе Ф. Бирнацкого (F. Biernacki), но штампа сберкассы на нем нет47. Однако без штампа это не документ, и возникает вопрос, а зачем же тогда Бирнацкий эту бумажку хранил? Ответ один – на этом документе дата была, но это была дата или 1940 или 1941 г., и она немцев не устраивала, в связи с чем ее с документа стерли.

И такие вот махинации, проводимые немцами в спешке, привели к накладкам. Ведь немцы в Катыни описывали найденные документы на немецком языке, а сами документы были в основном на польском. Когда немцы помещали фотокопии этих документов в книгу «Официальные материалы…», подписи к ним делал немец, руководствуясь первичными описаниями этих документов, сделанными на родном языке. В результате получилось, что, к примеру, со свидетельства о гражданстве капитана Козлинского перед помещением его в книгу одни немцы стерли дату выдачи свидетельства, а старательный немец, делающий надписи к документам, добросовестно переписал ее из первичного описания, и в результате получилось: «Bild 57: Hauptmann Kozlinski, Stefan Alfred, aus Warschau M. XII, Eherfrau Franziska Rozalji, Warschau, 20, October, 1941. Leg. des Oberburgermeisters von Warschau». (Фото 57: Капитан Козлинский, Стефан Альфред из Варшавы, М. XII, жена Франциска Розали, Варшава, 20 октября 1941 г. Засвидетельствовано обербургомистром Варшавы)48.

И подобное в этих «Официальных материалах…» сплошь и рядом. Скажем, в числе более 4 тыс. офицеров немцы расстреляли и двух генералов. А по геббельсовской легенде, в 1943 г. они на все откопанные трупы сразу вешали порядковые номера, т. е. тела с маленькими номерами по легенде эксгумировались раньше, с большими – позже. Какова вероятность, чтобы при раскопках первым было откопано тело генерала? Примерно 1/4000. А вероятность того, что и вторым тоже будет откопан генерал? Примерно 1/16 000 000.

Тем не менее при такой мизерной вероятности немцы сразу откопали обоих генералов, и они стоят в их списках под номерами 1 и 2!49 Сами понимаете, что такие чудеса могли быть только в случае, если немцы знали, в каком месте они этих генералов закопали. Либо, что более вероятно и подтверждается свидетельскими показаниями, они сначала выкопали все эти 4—5 тыс. польских трупов, проверили даты документов, найденных на трупах, подложили им в карманы новые документы и снова закопали, чтобы извлекать их потом в присутствии «международных комиссий разных полуответственных лиц».

Если ты не следователь ГВП РФ, то у тебя возникнут вопросы немедленно, как только откроешь список расстрелянных польских офицеров в немецких «Официальных материалах…». Ведь считается, что немцы с поляками в апреле – июне 1943 г. эксгумировали 4143 тела и номеров в этом списке столько же. А уже на первой странице списка из 48 номеров отсутствуют 18, а из первых трех сотен изъято 85 номеров! То есть после № 9 идет № 11, после № 17 идет № 23 и т. д.[446]. На последней странице после № 4130 идет № 414350. Это не значит, что отсутствуют те, чьи имена не удалось установить, такие занесены в список просто как Hauptmann, Leutnant, «Uniformierster» или «Zivilist». Как тут ни ломай голову, а получается, что в последнюю минуту немцы просто убрали из уже готового набора книги часть строк с фамилиями убитых польских офицеров. Г. Бутц в тексте «Официальных материалов…» пишет, что идентифицировано 2815 трупов, а в списке таких всего 2724. Почему?

Дело в том, что даже после такой чистки списка немцами уже тогда оказалось, как вы увидите ниже, что по меньшей мере часть офицеров в нем не могла быть расстреляна НКВД весной 1940 г., поскольку в Польше знали, что они арестовывались гестапо на территории Польши вплоть до зимы 1941 г. То есть немцы под Катынью расстреляли не только тех, кто находился в наших лагерях, но и тех, кого они привезли для этого под Катынь из Польши. Когда поляки на службе у Гитлера это увидели и предупредили немцев, то немцы уже не успевали переделать в книге весь список и просто убрали из него тех, кого они, по их предположениям и подсказкам поляков, привезли для расстрела из Польши. Становится понятно, откуда в могилы под Смоленск попали документы, датированные в Варшаве 20 октября 1941 г.

Это подтверждается и случаем с упомянутым выше Франциском Бирнацким. На его документе о вкладе в Варшавскую сберкассу немцы стерли дату и фото этого документа поместили в «Официальные материалы…», подписав ниже, что они тело Бирнацкого эксгумировали 19 апреля 1943 г., то есть чуть ли не в первый официальный день начала раскопок. Но фамилии Франциска Бирнацкого нет ни в начале списка, ни в его объеме. Чем это объяснить? Только тем, что кто-то из поляков подсказал немцам, что в Варшаве множество людей знает, когда Бирнацкий действительно был убит, и немцы в последний момент убрали его фамилию из списка, а фото его документа в книге либо не заметили, либо не посчитали нужным убирать. Вот и получилось, что согласно помещенному в «Официальных материалах…» документу Франциск Бирнацкий расстрелян в Катыни, а согласно списку в этих же «материалах» – нет.

Титульный лист немецких «Официальных материалов».

Само собой, что в списках погибших офицеров в «Официальных материалах…» нет и капитана Стефана Альфреда Козлинского (Kozlinski), а фото его свидетельства о гражданстве – есть. Между прочим, это говорит о том, что часть польских офицеров пытались бежать из лагерей, после того как их осенью 1941 г. захватили немцы, и последним приходилось их ловить даже в Польше и, разумеется, это говорит о том, что «Официальные материалы…» немцев – откровенная фальшивка. По этой причине нынешние геббельсовцы стараются не упоминать о том, что содержится в этих «Официальных материалах…», но еще сильнее они стесняются другого геббельсовского шедевра – некоего изданного в Швейцарии «Алфавитного списка» расстрелянных польских офицеров, в котором, как я подозреваю, содержится более 8 тыс. фамилий. Я, к примеру, не смог его найти, так как геббельсовцы не дают никаких исходных данных для поиска: ни точного названия, ни даже языка, на котором этот список был напечатан.

Первая страница списка немецких «Официальных материалов».

Ч. Мадайчик, описывая основные документы по Катынскому делу, понимает, что у любого человека при слове «список» автоматически возникает вопрос: а сколько человек в этом списке? И Ч. Мадайчик понимает, что что-то о количестве сказать надо, но как сказать, чтобы ничего не сказать? И смотрите, как этот геббельсовец выкручивается. Он, упоминая «Официальные материалы…», делает сноску и внизу страницы очень мелким шрифтом пишет: «На ней основываются «Алфавитный список останков, откопанных в массовых могилах в Катыни» (Женева, 1944) и частично «Катынский список. Военнопленные лагерей Козельск – Старобельск – Осташков, погибшие в Советской России», составленный А. Мощиньским (Лондон, 1949). В третьем издании книги (Лондон, 1988) он дополнил список, перечислив 5309 фамилий военнопленных из Козельска, 3319 из Старобельска (83%) и 1260 из Осташкова (19%). Всего было известно тогда 9888 фамилий, или 2/3 содержащихся в этих лагерях. Благодаря кропотливой работе Енджея Тухольского установлено около 14 тысяч фамилий. 13 апреля 1990 года Президент СССР М.С. Горбачев передал Президенту Республики Польша В. Ярузельскому полный перечень списков поляков, вывезенных из Козельска и Осташкова к месту казни, и список жертв из Старобельска»51.

Как видите, из этого «разъяснения» мы узнали очень много полезного и о Горбачеве, и о Ярузельском, и о многих других прекрасных людях, и даты, и проценты, и доли, но только Ч. Мадайчик не сказал нам того, что обязан был сказать: сколько фамилий было в немецком алфавитном списке? И глядя на эту изворотливость, становится ясно, что в немецком алфавитном списке польских фамилий гораздо больше, чем немцам и полякам удалось идентифицировать в 1943 г.

А отсюда возникает вопрос, на который геббельсовцы уже 60 лет даже не берутся ответить: а откуда немцы узнали фамилии тех, кто был уложен в могилах Катыни, но не был идентифицирован? Ведь ответ единственный: немцы могли узнать эти фамилии только в том случае, если сами этих поляков и расстреляли. Геббельс с публикацией этого списка ничего особенно не терял, поскольку, как только этот вопрос возник, немцы сразу заявили, что они в Смоленске захватили архивы НКВД, а в них нашли списки расстрелянных – и поди немцев опровергни в ходе войны. Но нынешние геббельсовцы так заявить уже не могут, поскольку стало известно, что в руки немцев попал только архив Смоленского обкома ВКП(б), а НКВД свой архив из Смоленска вывез. К тому же, к несчастью нынешних геббельсовцев, архив Смоленского обкома попал в руки американцев, изучен на сегодня вдоль и поперек, и, естественно, в нем никаких списков не было, да и не могло быть. Доктору Геббельсу с апреля 1945 г. уже на все наплевать, а вот для его нынешних выродков этот алфавитный список – как шестидюймовый гвоздь в заду.

И еще полбеды, что эти списки безоговорочно доказывают, что поляков расстреляли немцы. Немцы могли, расстреливая поляков, записывать их имена, но они этого не делали – ленились. Доказывается это очень просто: в немецком списке оказалось довольно много фамилий тех офицеров, кого расстреляли сами немцы в Польше52, как это показано выше, и даже живых53. В связи с этим ответ на вопрос о немецких списках перетекает в очень больную для геббельсовцев область – немцам негде их было взять, кроме как в лагерях под Смоленском, в которых и находились поляки до прихода немцев.

Вы же уже видели, какую боевую силу представляли собой эти польские офицеры. С началом войны они ставили перед собой только две задачи: куда удрать и кому сдаться в плен с саблей и на хорошие харчи. Один из польских офицеров в нашем плену, с. Любодзецкий, так описывал настроение своих коллег: «Ненависть к Советам, к большевикам – скажем откровенно, – в целом ненависть к москалям была так велика, что эмоционально порождала стремление выбраться куда угодно, хоть из-под дождя, да под водосточный желоб – под немецкую оккупацию. Не было иллюзий, что немцы будут мягко обращаться с польскими офицерами; допускалось, что большинство, а может быть и всех, немцы отправят в лагеря для военнопленных; однако считали, что они будут обходиться с ними в соответствии с принятыми международными нормами…»54.

Поэтому, когда наши войска в июле 1941 г. прорывались из окружения под Смоленском, то администрация лагерей с поляками не смогла увести их с собой – поляки взбунтовались. С москалями лагерной охраны ушли лишь немногие, может, чуть больше удрали в Польшу. Остальные остались ждать обхождения «в соответствии с принятыми международными нормами». Вскрыли кладовые лагерей, разобрали свои вещи, деньги и ценности, принарядились и стали в нетерпении выглядывать за околицу. «Водосточный желоб» не замедлил явиться, посмотрел-посмотрел на поляков, вытащил пистолет калибра 7,65 мм и показал им, как в натуре выглядят международные нормы для таких офицеров, как они. Ведь то, что и поляки называли себя офицерами, для немецких офицеров было просто оскорблением.

Но к сильным чертам немцев относят то, что они, дескать, никогда никакие документы не выбрасывают, а все складывают в архивы. Расстреляв поляков, они лагерную документацию отправили в архив. А когда Геббельс начал эту пропагандистскую битву, они ее подняли из архива и на основе лагерных документов составили свои списки, но, возможно из-за спешки, не стали вникать, кого из числящихся в лагерной картотеке они действительно расстреляли, кого на тот момент в лагерях уже не было, а кто удрал. Поэтому и получилось, что у них в списках расстрелянных НКВД в 1940 г. под номером 1105 числится Р. Бежанек55. а он на самом деле благополучно пережил и Катынский лагерь, и войну.

Бригада Сталина имеет несомненное преимущество в том, что ей не требуется фальсифицировать факты: если этот факт действительно является фактом, т. е. если он правдив, то он безусловно ляжет в обоснование версии Сталина. У бригады Геббельса в этом отношении большие проблемы: они сфальсифицируют факт, а потом выяснится, что они его сфальсифицировали неправильно, тогда они лепят новую фальшивку, но она снова не такая и т. д. и т. п.

Вот выше я показал, сколько имеется вариантов фальшивок «заверенной» копии дневника майора Сольского, последний вариант я взял из сборника документов 2001 г., в котором геббельсовцы торжественно клянутся: «Все документы, за исключением двух обширных документов на польском и английском языках (№№ 199 и 226), публикуются… полностью, без купюр»56. И действительно, если речь идет об информационном мусоре, то такие документы даются полностью, без купюр, чтобы книжка была толще и создавалась видимость кропотливой работы. Но вот геббельсовцы цитируют последнюю запись из дневника Сольского, в которой 37 слов, включая предлоги. И вырывают из нее часть текста: «Спросили об образке, который […]». То есть уже, казалось бы, сделали фальшивку как надо, но стали печатать на русском языке и заопасались – на всякий случай что-то еще убрали. А ведь несложно и догадаться, чтоЂ именно они выбросили. Что-нибудь типа «…забрали в кладовую» или что-то в этом роде. Я уже писал о геббельсовском издании этих дневников в тех вариантах, которые хранятся в Гуверовском институте в Калифорнии. И тут полно купюр, порой смешных. Скажем, в дневнике В. Вайды, которого по геббельсовской брехне якобы расстрелял НКВД 12 апреля 1940 г., есть запись за 8 апреля, т. е. за 4 дня до «расстрела»: «Сегодня нам дали паек… на целый месяц»57. Поскольку щей на месяц выдать не могли, то, значит, выдали то, что хорошо хранится. А пленным выдавали: табак, папиросную бумагу, спички, чай, сахар (35 г в день), мыло (300 г в месяц)58. При публикации геббельсовцы застеснялись написать, что именно выдали военнопленным на месяц вперед, и вышеперечисленное довольствие вычеркнули. Действительно, напишешь, что военнопленным за четыре дня до расстрела выдали месячную норму мыла, и сразу возникнет вопрос: а зачем? Чертей подмывать?

У бригады Сталина таких вопросов не возникает, поскольку такая нетипичная выдача пайка диктовалась хозяйственной необходимостью. Старый лагерь военнопленных упразднялся, а у него на складах оставались запасы продовольствия. А в новом лагере, только создающемся, снабжение еще не налажено. И чем с одного лагеря в другой централизованно перевозить тонны табака, чая, сахара и мыла, лучше рассовать все это по вещмешкам пленных, и они сами довезут свое довольствие. А лагерная администрация на новом месте им ничего не будет должна почти месяц.

* * *

Геббельсовцы уверяют, что и они, и отец их родной, доктор Геббельс, исключительно честно расследовали в 1943 г., кто убил пленных польских офицеров. Я дал все, и даже больше (доклад Скаржинского дал весь, а они – с купюрами), что геббельсовцы написали по этому поводу в своих итоговых писаниях. Вы им верите? Вы верите, что ГВП РФ просто по глупости или недосмотру «верит» геббельсовским фальшивкам? Если да, то я вас поздравляю: у вас, наверное, никогда не болит голова.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.