Сказка о русско-французских связях

Сказка о русско-французских связях

Владимиру Б.

Жила-была красивая-красивая принцесса Маня. Отец её – старый-старый царь – совсем память потерял и всё путался, принцесса она или принц. Все дни читал он одну и ту же книжку. Дочитает её до конца, а к тому времени начало забудет, тогда он берётся снова за книгу, чтобы вспомнить, чем она начиналась. Но, читая начало, он снова конец забывает и дочитывает книжку, чтобы потом опять за начало взяться. И так все дни подряд читал он по кругу. Книжка-то интересная была – не оторваться, про шпионов в его царстве.

Проживала принцесса Маня с отцом-царём в огромном замке, была очень богата, и умом её Бог тоже не обделил. Но никак не могла она жениха найти, хоть и охотников на неё было видимо-невидимо. Со всех стран принцы-пиздари притаскивались, чтобы попытаться на принцессе жениться. Приезжали свататься к ней из Средних веков знаменитые рыцари в доспехах и великие любовники из Возрождения, и всем она отдавалась на одну ночь для пробы. А загвоздка состояла в том, что ни один жених не мог ублажить принцессу, и поэтому утром она выгоняла из спальни очередного жениха в шею и даже завтраком не кормила.

Приезжал к ней сам Дон Жуан и Каменного Гостя с собой притащил в помощники. Так их она среди ночи выгнала, даже утра не дождавшись. Спускается Каменный Гость с лестницы, а с него камешки сыплются. Дон Жуан его для этого с собой и возил, чтобы по камешкам к бабам дорогу обратно находить.

Ну а когда к принцессе Мане явился Казанова, тот что знаменитые воспоминания потом написал под несколько нескромным названием: «Из пизды в пизду», так она его не только выгнала, едва они в спальню вошли, а ещё и гитару, на которой он ей пел козловским голосом «Санта Лючия», об его голову сломала.

Челядь и первый министр дивились, что же такое Казанова сделал или, вернее, не сделал, чтобы такое отношение заслужить. Но спросить принцессу боялись. А Казанова бросился к своей повозке, взобрался на козлы и укатил свои воспоминания дописывать.

Однажды к принцессе на караване верблюдов приехал китайский принц, о котором ходила слава, что он может подряд десять женщин ублажить. А всё началось с того, что жили-были четыре брата Ли, разных назначений. Один то ли в огне не горит, другой то ли в воде не тонет, третий то ли дерьмоед, а четвёртый-то Ли не кончает, и всё тут. Первых двоих Мао Цзэдун уморил: того, кто в огне не горел, он утопил, а того, кто в воде не тонул, он на костре сжёг, третий брат, дерьмоед, при Мао Цзэдуне его личным кравчим сделался, а четвёртый убёг посредством хуя через баб. Наврал он им, что сможет двадцать штук подряд вместо десяти ублажить, если за границу его отпустят подучиться. Ну и китаянки через своих мужей организовали ему поездочку на всём готовом, караван верблюдов согнали. Точнее, верблюдиц. Так что, когда они через пустыню Гоби шли, принц Ли весь караван ёб для тренировки.

Закатила принцесса Маня китайцу грандиозный ужин перед ночной проверкой. Повара приготовили снедь не просто, а с уловкой и намёком. Поднесли они заливного поросёнка, да не одного, а двух, да не порознь, а скрестенившись. В такой же позе были положены и индюк с индюшкой, и барашек с овечкой. А каждый помидорчик, каждый баклажанчик был свеженький, как огурчик.

Китаец привёз с собой палочки из слоновой кости и всё ковырял ими еду, время от времени выкрикивая: «Риса и зрела!» Подумали, что рис недоваренный подали, прибежал повар выяснять, но потом оказалось, что китаец хотел риса и зрелищ.

Принцесса Маня повела застольный разговор с дальним прицелом:

– А почему у китаянок ноги короткие?

А сама свои длиннющие ноги на стол кладёт. Китаец уставился на ляжки и объясняет:

– Результат естественного отбора. У нас в Китае так много людей, что если бы у женщин были длинные ноги, то не хватило бы места для проживания граждан, когда все женщины по ночам ноги разводят. Они бы просто вынуждены были бы отпихивать друг друга своими длинными ногами.

И стал принцессе Мане её длинные ноги разводить, намекая тем самым на низкую рождаемость в её стране.

Когда же они наконец удалились в покои принцессы, там начался странный шум. Так как это был первый жених из Китая, да ещё с такой громкой репутацией, челядь не выдержала и скучковалась было у замочной скважины спальни, но тут явился первый министр, и челядь разбежалась по своим норам. Тем временем первый министр сам склонился к замочной скважине и увидел, что китаец с хуем величиной с шелковичного червя бегает вокруг круглой кровати, на которой лежала принцесса. Кончилось тем, что утром принцесса выбросила китайца с балкона своей спальни. Упал он на свою верблюдицу и так ударился о горб, что сразу помер. А будь это обыкновенная лошадь Пржевальского, то жив остался б. Вот к чему ведут восточные выверты. В ер блюд их пришлось на мыло пустить, потому что в королевстве с мылом перебои были.

Однажды на слоне приехал королевич из Индии. На чалме кобра сидит, а сам в руке книжку какую-то держит. Ну, стащили его крюком со слона, кобру мангуста закусала до смерти.

А принцесса взяла у индийского королевича книгу из рук, полистала и говорит:

– Да эти «Ветви персика» у меня каждая блядь в королевстве наизусть знает. Тоже мне книголюб хуев.

Засмущался королевич из Индии. Ну а принцессе жалко его стало, она его за стол, дала водки выпить. Тут из индийца ещё одна кобра выползла и шуршать начала. Стали кричать мангусту, но она с местными крысами спуталась и не откликалась. Так что на кобру вылили жбан кипятку, и она хвостовик отбросила. Принц потом плакал по змее, мол, дрессированная была, сама во двор какать выползала…

Пошли молодые в опочивальню, а челядь – опять к замочной скважине. А первый министр бросился государственную тайну от народа охранять – разогнал челядь, приложил глаз и видит: сидит индийский королевич в позе лотоса, сосредотачивается. Сидит час, другой сидит, весь в нирване. Тут принцесса Маня из себя вышла, схватила его за бока, как самовар, и в окошко выбросила. Но тут индийцу повезло – слон его, что под окном стоял, подцепил хозяина хоботом и себе на спину посадил. И пошёл со своим принцем по улицам города. Потом придворный поэт написал оду, которая начиналась так: «По улицам слона водили, как видно, на показ…» За то, что поэт так дипломатично описал беззаконное появление слона на улицах города, принцесса одарила пиита породистой моськой.

Прослышала принцесса от одного француза-жениха про знаменитого преступника де Сада. Жениха этого она, как всегда, в окно выбросила. Но де Сада запомнила: и что сидит он в тюрьме – под названием не то Бразилия, не то Башкирия, и что сидит он там ни за что ни про что. К тому же Главный Библиотекарь королевства раздобыл ей де Садову книгу, под названием «Словоблудие в опочивальне». Он сам перевёл её с французского и вскоре свихнулся от обилия впечатлений – ночью ему стали сниться разные познавательные кошмары.

Главбибл в вопросах пола – голова, а тут приковылял к принцессе с пенкой у рта (по утрам любил парное молоко испить) и показывает открытие – таблицу размножения:

2 ? 69 = 4

96 = 0

1 + 1 = 3

1 + 1 = 69

2 + 1 > 1 + 1 + 1

1 + 1 = 11

А когда его спросили, где здесь мужчина, а где женщина, он ответил вообще невпопад: «Одна женщина в постели, две в уме». А потом помолчал и глубокомысленно заключил: «Дамы и короли спят валетом».

Затем он заявил, что открыл основополагающие законы Вселенной. Первый закон: всё зависит от всего! А второй, что мир состоит их трёх вещей: из «да», из «нет» и из «ни да, ни нет».

Пришлось его казнить, чтобы не путался под ногами со своими эротическо-еретическими открытиями.

Читала принцесса Маня «Словоблудие в опочивальне», не вытаскивая руки из трусиков. Проняла её многогранность личности автора: он де маркиз, он де офицер, он де француз и он де Сад.

– А какой сад-то? – спросила принцесса у своего первого министра, который был знатоком мировой литературы.

– Вишнёвый, вестимо, – объяснил эрудит-министр.

– Небось, который наш Антошка Чехословаков карякнул? – уточнила принцесса, хотя и потасканная, но в родной литературе поднатасканная.

Первый министр кивнул и упал на голову. Голова его была такая большая и тяжёлая от обилия мозгов, что тело не выдерживало, когда он голову опускал. Принцесса любила забавляться, вызывая своего министра на утвердительный ответ, который он опрометчиво давал кивком и грохался головой оземь. «Горе ты моё от ума» – так любовно звала она своего первого министра, который вскоре оправился, сменил фамилию на Грибоедов и написал комедь под своим названием.

Принцесса-меценатка особливо жаловала и к себе приблизила Шурика Пушкина, Андрюху Белого, Федюка Достоевского и Лёву из Могилёва Толстого. Последнего она заставляла на велосипеде вокруг лужи во дворе замка кататься. Уж очень ей нравилось, когда он плюхался в неё со своей бородой. Белого она всё время путала с Чёрным и просила его разговаривать с ней только ритмической прозой, но тот упрямился и говорил исключительно ироническими стихами. Ну, а Федюка как на завтрак пригласит, так он вмиг над тарелкой с компотом засыпает.

– Никак, всю ночь опять девчонку малую растлевал в баньке? – журит его принцесса.

– Никак нет, – отвечает по стойке смирно Федюк, – я роман писал на дому.

Ну а с Шуриком – всегда проблемы, всё норовил, стихи декламируя, принцессе под юбку руку запустить. А принцесса его за бакенбарды, за бакенбарды, чтобы неповадно было на царскую власть руку подымать.

И вот задумала принцесса освободить де Сада из тюрьмы, чтобы ему себя на пробу предоставить. Вызвала она к себе в кабинет кабинет министров и прочих важных особ, выдающих себя за выдающихся, и читает постановление правительства:

– Поди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. А именно, отправляйте агентов в Париж и привезите мне де Сада.

Закручинились министры, загорюнились выдающиеся особы королевства, задумали думу думную. Общим открытым, но тайным голосованием единогласно порешили они собрать самых отъявленных блядей королевства и отправить на штурм тюрьмы, где де Сада гноят, попирая международные права человека. Во главе блядей поставили самую красивую и хитрую по имени Лядь. Для этого задания её даже из тюрьмы выпустили. Посадили её за то, что Лядь убила и съела любовника, с которым лежала в постели, когда услышала, что муж неожиданно вернулся из командировки.

Посадили блядей на межконтинентальную ракетищу и запустили в западном направлении. Приземляясь, чуть Эйфелеву башню не снесли, и тогда хана бы всему Парижу, никто б его на открытках не узнавал. Но обошлось. Правда, жестковато грохнулись, но это к лучшему – у семнадцати блядей выкидыш случился и абортов делать не пришлось.

А во Франции Французская революция вовсю идёт. На каждом углу гильотины установлены, дворянские головы в канавах валяются. По всему Парижу развешаны плакаты «Миру – мор!» и «Да здравствует гильотина, светлое будущее всего дворянства!». Народ честной за бесчестными аристократами гоняется, хватает их за волосы и тащит куда следует. А потом, снявши голову, по волосам не плачет, а пьёт и гуляет. Водку пьянствует, безобразие нарушает.

Вышли бляди на берег Сены и спрашивают у проходящих французов, где здесь самая большая тюрьма имеется. Те унюхали баб инородных, горячих и говорят: «Идёмте, мы вам покажем, а вы нам дадите». Мужиков собралось толпа целая. Тут и нервный Робеспьер с шелудивым Маратом примчались, первые рвутся показывать, а тем, кто их отталкивает, гильотиной грозят. Идут бляди по Елисейским полям, а французики им полевые цветы рвут и вручают букетиком. Кто похитрее, в Елисеевский, что посреди полей стоял, сбегал за бутылкой и блядям идущим предлагает из горла глотнуть, но они гордо отказываются из последних сил.

А Наполеон, мальчишка ещё, увязался за толпой, к бляди одной под юбку залез и идёт с нею вприпрыжку, а сам нюхает и меж ног ей смотрит. С тех пор он и стал мечтать Россию завоевать, чтобы всех русских блядей в Париж переправить.

Припёрлась толпа к тюряге, а охранники увидели толпу, перепугались, решили, что их порешат и век им свободы не видать. Ну, а заключённые совсем наоборот, сквозь решётки на окнах хуи просунули и блядям машут – чуют, свобода близко. Блядям же принцесса строго-настрого наказала, чтобы держать колени вместе, язык за зубами, а руки по швам, пока де Сада не найдут, а только потом французскими поцелуями заниматься, но чтоб французского насморка не привозить. Причём, чтобы деньги вырученные в казну на Родину везти.

Вот Лядь, главная блядь, и смотрит по окнам решетчатым, чей же хуй де Садовый. И вдруг видит: в одном окне не хуй, а жопа торчит. Тут она и догадалась, что это де Сад, значит. Рванули бляди на тюрьму в направлении жопы, Робеспьеру без всякой гильотины в толпе голову оторвали, чтоб из себя начальника не строил, а Марата взяли за руки и за ноги, раскачали и бросили подальше. Он влетел в окно дома, что рядом стоял, а в комнате ванна налитая – баба какая-то подмыться решила. Ну, Марат этот прямо в ванну бултых, лежит довольный, чешется, а баба, что с пиздой неподмьггой осталась, так рассвирепела, что схватила нож кухонный и гостя незваного продырявила местах в шести. А полиции сказала, что он её изнасиловать хотел. Бабу присяжные, конечно, оправдали, цветами закидали и памятник поставили при жизни.

Тем временем бляди ворвались в тюрьму. Голодные зэки выскочили из темниц и давай за блядями гоняться. Но те увёртываются и говорят: «Деньги на бочку». А зэки французские в русском хило соображают – вытащили из подвала пять бочек с вином, которое по ночам тюремщики пили, поставили в тюремном дворике, блядей приглашают, а те говорят: «Ну, бочки есть, хорошо – а деньги где?» Засмущались заключённые, побежали со вставшими хуями прохожих грабить, срочно деньги добывать и на бочки класть.

А пока суд да дело, Лядь нашла в тюряге дверь детсадовской камеры, выбила её плечиком, ввалилась, такая стройная, задастая, грудастая, пиздастая. И глазам своим не верит: не камера это, а хоромы. Мебель из красного дерева, полированная, резная, параша из хрусталя. А по стенам книжные полки, как в библиотеке. Только все книги похабные. Стол письменный, чернильница в форме распятия, только Христос висит на кресте спиной к народу, лицом упёршись в крест. И из сраки у него перья павлиньи торчат, как из колчана. Ими де Сад свои романы и пишет.

– Недурно живёте, то есть сидите, – вымолвила Лядь.

– А хули, – парировал де Сад и продолжил: – Позвольте узнать, какой честью обязан визиту столь прекрасной мадам?

А Лядь оторвала наконец глаза от обстановки и де Сада как следует рассмотрела. Маленький, кругленький, но с типично садистским выражением лица. В руке держит большой член искусственный.

– Меня зовут Лядь, – отвечает героиня, – и послала меня моя принцесса, чтобы вас из тюрьмы освободить и к ней привезти. Ублажить её надобно, а то она не может никем ублажиться. Все облажались.

– Я – всегда пожалуйста, – говорит де Сад и искусственным членом помахивает. – А ну вставай раком, – вдруг вскрикнул он и как вдарит Лядь искусственным членом по спине.

Та повалились на колени от боли, а де Сад ей юбку задрал. Ввиду профессии под юбкой всё голо было, прыгнул де Сад на неё и прямо в зад ей засадил свой собственный, а искусственным стал ударять ей по бокам, чтобы она на четвереньках гарцевала.

– Давно, – приговаривает, – на лошадях не скакал.

«Вот это да, – подумала Лядь, – мал, да удал, госпожа моя рада будет».

Тут ей де Сад столько в жопу малофьи напустил, что Лядь как пёрднет, так маркиза де Сада на книжную полку забросило. Сидит он на полке, ножками болтает и говорит:

– С тобой, Лядь, я хоть на край света поеду. Никогда такой жопы не пробовал.

А Лядь застыдилась, потупила глаза и молвит:

– Ты мне тоже по сердцу пришёлся. Если бы не принцесса, то обязательно бы тебя в хахали взяла и в Париже осталась. Но Родина дороже. Поехали.

Свистнула она своих блядей, которые уже немало франков подзаработали, и рванули они к своей ракете. По пути бляди успели магазины обчистить: накупили всякое сувенирьё. В основном колготки да тампоны, дефицитные на Родине, ну и, конечно, гондоны с разными пиздюлинами от часов. А сколько родных и знаменитых эмигрантов околачивалось на улицах – не счесть. Де Сад с каждым раскланивался, коллеги как-никак. Один все дни шатался по городу и мастурбировал. Другой в тёмных аллеях Булонского леса на блядей всю свою Нобелевскую премию спустил. А третий, узнав, что бляди родные уезжать собрались, нажрался с горя такой крепкой дури, что взаправду помер.

Французские мужики блядям карет понавезли, сами впряглись вместо лошадей и побежали к месту, где ракета дымилась, к отлёту готовая. В отдельной карете Лядь с де Садом, а в остальных бляди друг на друге сидят и друг друга додрачивают после этих французских мужиков.

Подъезжают к ракете, а перед ней сфинкс египетский сидит и к ракете не подпускает. Откуда он взялся, никто не знает.

– Пока загадку не отгадаете, не пропущу.

Де Сад вышел из кареты и говорит сфинксу:

– Ну давай, трави.

Сфинкс обрадовался и задаёт:

– Что это такое: зимой и летом – одним цветом?

– Ёлка, – торжествующе объявил де Сад.

– Хуй тебе, – отвечает сфинкс.

– Как же? – возмущается де Сад. – Что же это?

– Женщина это, – отвечает сфинкс, – она и зимой и летом кровит.

– Да я их с этой стороны и не знаю совсем, – смутился де Сад, а сам думает: «Заговорю его, а потом такой пизды ему дам».

– А как ты стал сфинксом? – спрашивает де Сад.

– Меня папа-волшебник заколдовал.

– А ну, расскажи, – просит де Сад.

Тут и бляди тоже запросили. Умилился сфинкс, никто к нему столько внимания не проявлял уже две тысячи триста пятьдесят восемь лет. Всё он вопросы задавал, а ему – никто. Рассказывать начал:

– Читал мне папашка-волшебник в детстве книжку, и там было предсказание: «Вырастет из сына сфинкс, если сын…» Нет, не могу, больно вспоминать.

Помолчал сфинкс, борясь со слезами, и продолжил:

– В той же книжке говорилось, как себя вести нельзя, а я вёл. Помню, батька читал мне: «Дож покакал и пошёл…» А я его не послушал, батьку-то моего, – запричитал сфинкс и заплакал от жалости к себе и продолжал, не утирая слёз:

– И наказал он меня как по книжке этой, где было написано: «Я такому не хочу даже вставить шишку…» А потом явился Ёбдодыр и крикнул мне в ухо: «Всюду всегда и везде – вечная слава пизде!»

А де Сад тем временем железяку втихаря от ракеты открутил, пока сфинкс свою историю рассказывал, вложил в пращу, которую он смастерил из лифчика одной бляди (а у той ещё молоко на сосках не обсохло), и ёбнул железякой сфинкса прямо в нос. Отколол большой кусище. Сфинкс так и отпал. В бессознанку. А де Сад с блядьми шасть в ракету и давай ручку крутить, заводить, пока сфинкс не очухался. Затарахтела ракета и полетела домой.

Летят они над Землёй, а Лядь де Сада развлекает, светский разговор ведёт:

– Ведь без страданий, говорят, хорошей литературы не получается. Видно, настрадались вы.

– Да, – признался де Сад, – я, когда писать сажусь, всегда иголку беру. Чуть затор с вдохновением, засаживаю иголку в зад – и сразу пишу часа три подряд, не меньше. И всё шедевры выходят.

Вдруг в окошко ракеты кто-то стучит, смотрят, а там мужик в костюме-тройке в космосе летит. И пальцами показывает: пустите, мол, погреться. Лядь оглядела его и думает, что раз мужик в такой холодрыге без ничего летает, то крепкий должен быть мужчина. Глядишь, дублёр де Саду будет. Открыла она дверцу, и мужик заскочил на ходу. Вошёл, дверцу за собой аккуратно прикрыл. Смотрит глазами жадными на Лядь и говорит:

– Позвольте представиться: Секретный Агент 00. Работаю на вашу страну и Францию попеременно. Обе великие державы послали меня за вами последить, чтобы космос не загрязняли.

– Ты это тот, что с правом убивать? – спрашивает Лядь.

– Нет, это вы путаете с Агентом 007, – и гордо добавляет: – Агент 00 с правом срать в штаны со страху.

Тут все и заметили, что от него попахивает. Содрали с него штаны и выбросили в окошко.

– Не сметь космическое пространство загрязнять! – грозно воскликнул Агент 00.

Смотрят на него бляди зачарованно: у него такой длинный хуй, что небось, когда он ебёт, женщина ему одновременно минет делать может.

Уставился на Лядь Агент 00 и говорит:

– Красивая, бля, фигура, бля! Но такая блядь!

И Ляди ужасно захотелось его длины попробовать. Бросился Агент 00 на голую Лядь, а она ноги так широко развела и выгнулась, что две дырки на Агента уставились. Замер он перед ними и стал размышлять, в какую хуй вставить. Думал-думал, думал-думал, думал-думал, да и хватила его кондрашка от перевозбуждения.

– Ну и осёл, – сказала Лядь и потащила дохлого Агента 00 за хуй к дверям, распахнула дверь и столкнула в космос. – Иди туда, откуда пришёл, – проводила она его тело напутственным словом, загрязняя космос.

Тем временем прилетели они в Отчизну. Опустились на землю болотистую и пошли пешком по раскисшей дороге к замку.

Лядь сказала:

– В гостях хорошо, а дома – хуже.

И ни одна блядь ей не посмела возразить.

Притащились в замок, а принцесса уже ждёт, хлеб-соль в руках держит.

– Добро пожаловать, дорогой де Сад, на тебя вся моя надежда.

– А выпить-то дашь с дороги? – осведомился желанный гость.

– Конечно, милый, – сказала принцесса, бросив хлеб-соль на пол.

Тут дворецкий в дверях появился и объявляет:

– Выпить подано.

Взяла принцесса Маня «Камю», чтобы де Сад чувствовал себя как дома, а не как Посторонний или Сизиф какой-то, и выпили по чарке.

Де Сад вытащил из-за пазухи свою книжку. И в подарок с дарственной надписью вручает принцессе.

– Специально для вас, пока в ракете летели, написал две волшебные сказки: «Аладдин и волшебная жопа» и «Красная Жопочка».

Зарделась принцесса, но намёк поняла, взяла книжку и за корсет воткнула. Де Сад совершенно точно истолковал это как сигнал к действию и потащил принцессу на станок с балдахином. Содрал с неё штаны и задом разворачивает. Заправляет как и куда следует и наставляет: «Ты ко мне чтоб пиздой и не поворачивалась, мне она и на хуй не нужна».

А принцесса и рада. Пизды-то у неё и сроду не было. Родилась она не царевной Маней, а царевичем Миней; да всё царевич себя девкой чувствовал, и упросил он батьку своего царя, чтобы ему гормонов дали пожрать, да чтоб хуй отрезали и пизду пристроили.

Царь сжалился над дитём, врачей пригласил, и те гормонами так напичкали, что сиськи по пуду отросли да зад стал, как агрегат. Хуй отрезали чин-чином и псам скормили. Но только подготовились пизду строить, как тут дело врачей завели и всех порасстреляли за скармливание царских гениталий сукам разным. Так и осталась царевич-царевна без хуя и без пизды. Но зато с жопой размеров великих.

С тех пор зажили де Сад с принцессой очень весело и счастливо. Счастливые молодожопы провели медовый месяц в будуаре, и вообще де Сад радовался дерьму, как ребёнок. Ублажённая принцесса Маня приказала все улицы во всех городах переименовать именем де Сада. Так в столице были Первая улица де Сада, Десятая улица де Сада, а также площадь де Сада, бульвар де Сада, Де Садовский переулок, Де Садовский тупик, проспект де Сада, Садовое кольцо и так далее. Принцесса Маня всю жизнь так нуждалась в де Саде, что ласково называла его «Нужником». Вся жизнь у них пошла раком и все любовные дела получались у них через жопу. Дожили они до глубокой старости и умерли в один день.

От СПИДа.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.