Глава 5.

Глава 5.

Корабли цикличного использования. Как чувствовали себя люди в этом цикличном водовороте.

Страна Советов жила полнокровной жизнью. Правда,  крепость Железного Занавеса существовала за счёт сплошного самообеспечения.

 Производилось всего очень много, не всегда исключительно качественного, и для внутреннего потребления этого «всего» хватило бы с избытком. Но Социалистический лагерь – голодная Азия, Африка, да и Латинская Америка провозглашали:

- Мы за Советы в одном случае, если нас будут хорошо подкармливать.

Западная Социалистическая Европа, в свою очередь, видя рядом более зажиточных капиталистических соседей, начали выступать с протестами.

- Социалистический строй передовой, но почему наши соседи живут лучше? – вопрошали они. Приходилось в ущерб своему государству из этого «всего» немерено давать и им – лили воду в дырявую бочку.

США так же  не жалели ничего. Но они помощь оказывали конкретным людям, преимущественно в долларовом исчислении и ни копейки даром. Те, став богатыми хозяевами, вынуждены были делиться и подкармливать собственный народ. Народ своих благодетелей уважал. А раз хозяева взращивались американскими денежками, то и политику – как жить и что им делать, диктовали США.

Советский Союз давал не меньше,  в общем, на идейную поддержку и, как правило, помощь оказывал в виде ресурсов. А это путь «в никуда», который заранее обречён на провал.

Потерпев фиаско, некоторые бывшие главари соцлагера бежали в Советский Союз, и их так же приходилось содержать.

Советский народ, напрочь разучившись мыслить самостоятельно, ждал от КПСС того желанного коммунистического рая, который почему-то не наступал. Всё-таки, что бы мы ни говорили, но огромная страна обладала мощнейшей индустрией и при умном изменении политики и верховного руководства могла существовать и процветать ещё долго.

Вся земля в державе была обработана и засеяна. Урожаи были приличные. Многочисленные колхозные фермы «мычали» тучными стадами коров и животными помелче. Село и деревня расстраивались и хотели жить не хуже города. Лозунг «Условия города в село!» приобретал свои очертания. Начали строить сельские дороги, проводить газ и силовое электричество.

Медицина, культура, бытовое обеспечение стали неотъемлемой принадлежностью села. Могли же жить лучше: для этого и энергетика, и продовольствие, и промышленность – всё было в наличии. Но чего-то не хватало – светлого разума у руководства страной.

Её верховные вожди, привыкшие к всевозможным революциям, для взбодрения народа очередной раз на всю страну закричали:

- Даёшь техническую революцию и новые технологии!

Люди со старым консервативным мышлением, не привыкшие мыслить самостоятельно и творчески начали «давать» кто как мог. В плановом хозяйстве главенствующим является план. Выполнив пятилетку за один год, в СССР ты автоматически становился уважаемым передовиком и героем. Как результат этого «героизма» в селе на полях появились горы неиспользованных удобрений, гербицидов, пестицидов и прочего неизвестно для чего предназначенного добра. В целом по стране, как ядовитые грибы, произрастали гигантские стройки и не оконченные остовы огромных сооружений – будущих цехов всевозможных комплексов, заводов и фабрик.

Народ и в селе, и в городе начал получать относительно хорошие зарплаты. При повсеместно низких ценах, которые регулярно понижались, можно было позволить себе купить многое. Но почему-то всего всем не хватало.

- О, йо-йо: шли на элеваторы многочисленные колонны автомашин с зерном, на целинных землях горы этого зерна лежали прямо под открытым небом. Промышленность выдавала «на-гора» чугуна, стали, нефти, электроэнергии и прочая больше всех в мире. Но людям – населению этой страны чего-то не хватало.

Каждый из них, кому этого «чего-то» не хватало, начал его активно воровать из общественного котла. Тем более что бесхозное разнообразное добро в буквальном смысле валялось прямо под ногами. Кто воровал больше, тот становился «порядным» - уважаемым человеком. Были «порядные» совсем зарвавшиеся, которые воровали в особо крупных размерах. Наворованное золото, доллары, бриллианты и прочие ценности они складывали в бидоны и закапывали до лучших для себя времён в землю. Больше и дальше было некуда – это сейчас для себя они создали банки, оффшорные зоны, заграницу.

 Тогда тайну сбербанка  государственным органам узнать было не трудно.

- Кому именно?

Для этого дела появилась особая группа следователей – важняки. Никому ничего нельзя было доверить – коррупция. Слово какое-то непонятное: «коррупция» - это когда ты мне, а я тебе и друг за друга мы «стеной», но все против закона! Прямо противозаконный коммунизм для себя ещё в те времена построили и продолжают жить в нём уже при капитализме отпетые воры – коррупционеры. Этим-то мы, союзовские, и отличаемся от настоящих капиталистов.

Сам народ кое-что от общего пирога отщипывал и честно работать уже не хотел. Общество было какое-то непонятное: то ли социализм, то ли коммунизм, то ли социализм, но уже зрелый. Как плод – легонько тряхни и вот-вот упадёт!

Пока вожди ломали себе голову, что же они строят, Армия и Флот вели настоящую Холодную третью мировую войну. Взрывными очагами пожаров с применением обычных видов вооружений она вспыхивала в конфликтных точках во многих странах почти на всех континентах Земли. Главными противниками, которые вели эту войну, были США и СССР. На суше диспозиции сторон были чётко обозначены и военные действия  вели Армии обеих сторон. Война на море и океанских просторах вёл Флот. Она была самая дорогостоящая, изматывающая и беспощадная. Она ставила на грань выживания и существования самой жизни на Земле.

Самым весомым и решающим козырем в этом противостоянии выступали атомные ракетные крейсера стратегического назначения (РПК СН).

Всем остальным силам Флота СССР главной задачей ставилась прерогатива обеспечения боевой устойчивости этих кораблей. То есть, обеспечить их сохранность и боеспособность при любом развитии событий, в том числе, при ведении войны обычными средствами поражения.

Наличие общего количества РПК СН достигло той критической отметки, когда дальнейшее их наращивание было бессмысленным. Средств ни материальных, ни подготовленных баз, ни обученных подводников не хватало. Участились аварии, гибель личного состава и катастрофы этих кораблей. Качественного скачка в дальнейшем строительстве и эксплуатации советских атомоходов не произошло – не было ни ресурсов, ни взвешенной технологической политики, ни научного подхода в стратегии их боевого использования.

Всё, что было заложено ещё при Хрущёве Н.С., себя изжило. Политика застоя, кроме бега на месте, больше выжать из себя ничего не могла.

На основе ракетных крейсеров проекта 667Б на СМП в городе Северодвинске было построено несколько единиц фактически модернизированных крейсеров проекта 667 БД, БДР, БДРМ. Основное их отличие заключалось в увеличении количества ракет до шестнадцати штук и установки на ракеты разделяющихся головных частей. Новая последняя серия ракетных крейсеров участвующих в Холодной войне, были самые крупные подводные лодки в мире – тяжёлые ракетные крейсера с двадцатью баллистическими ракетами, головные части которых состояли из десяти разделяющихся блоков каждая. Это были плавучие подводные ракетные батареи. Технологическая начинка самой лодки практически была старой, ибо промышленность, выжать из себя ничего нового, уже была не в состоянии, хотя очень хотелось. Тактические возможности этого крейсера, безусловно, возросли. Но коррупционизм консервативного флотского мышления был не способен грамотно воплотить эти преимущества в жизнь, и крейсер использовался по старинке, как и все остальные.

Генерация новых идей в показушном государстве была поверхностной и односторонней -  всё производилось не для пользы дела, а для громкого рапорта наверх. Ох, как хотелось выпрыгнуть из штанов и покрасоваться. Показать то, что показывать не стоило, но… иначе не заметят! Итак, практически ничего не изменяя, флотские начальники волевым решением назначили корабли постоянной готовности – вот они стоят, как огурчики! Правда, некоторые из них не могут отойти от причала, но стоят…. Теперь РПК СН, уже постоянной готовности,  будут цикличными!

- Что, экипажи на этих кораблях полностью не укомплектованы?

- Люди, постоянно работая на пределе человеческих возможностей, не выдерживают и всеми правдами и неправдами с  этих «цикличных» бегут?

- Люди…- людей у нас много! И «железо» должно выдержать всё – на то оно и железо. Именно с этого момента на флоте корабли начали называть «железом».

Корабль – это гордое единство людей и техники! Корабль - это традиции. Корабль - это история взаимной любви. Корабль - это «Ладушка»! Тут же, утверждена полнейшая обезличка и безответственность «наездника»: вскочил, поездил и прости – прощай, «железо»!

Стал Липовецкий со своим экипажем служить уже на кораблях не только постоянной готовности, но и цикличных. Сдал он свою «Ладушку» в чужие руки, а сам с экипажем начал цикл: отпуск, учебный центр в Палдиски, переезд в Гремиху, приём чужого корабля, контрольный выход в море и затем боевая служба – это цикл полный. Малый – то же самое, только без поездки в учебный центр, не редко и без отпуска. Подводники оглядывались на свой корабль и «Ладушка», почувствовав  разлуку, подвывала сиреной, звучанием которой сердобольные «чужаки» провожали удаляющийся экипаж.

Из удалённого, обитаемого, практически острова, семья Липовецкого на период отпуска прибыла на родную Украину. Местный уклад жизни и взаимоотношений людей на Большой Земле им как-то не понравился совсем. Антон видел, что всё было не так, как раньше, как учили в учебниках, как писали в текущей прессе. Класс рабочих и крестьян с прослойкой интеллигенции как-то растворился и канул в лету. Появился целый класс помпезных партийных функционеров, которые власть в правящей единственной партии передавали по наследству. По уставу они должны были стоять на страже законности и порядка. И так, как они сами считали себя законом то, что ни делалось ими, было законным. Рука об руку, в мире и согласии с ними, жили руководители крупных промышленных предприятий, фабрик и заводов. Абсолютное большинство из них, на ступеньках роста  номенклатуры, растеряли свои инженерно-технические знания, но интриганами с политическим уклоном стали отменными. Это раньше они трепетали перед одним настоящим хозяином в стране. Теперь хозяевами жизни были они.

Ни один хозяин в капиталистическом обществе не мог позволить себе то, что вытворяли они. Вся эта никудышная руководящая верхушка в будущем сама себя станет называть элитой. Все остальные из класса рабочих, крестьян и интеллигенции из бывших хозяев страны превратятся в тружеников, которых официально так и называли. Труженики, ставшие  в многонациональном браке Советскими людьми, свободно перемещались по стране, и быть её липовыми хозяевами больше не желали. Они хотели иметь что-то более конкретное, своё, и в своих руках. Им очень хотелось, чтобы всё это благополучие свалилось на них без особого труда и риска. Им было наплевать, откуда придёт и кто будет этот добрый «дядя», который изменит по волшебству всё к лучшему.

В ожидании этого волшебства, Советские люди, кто как мог, щипали от общего пирога, спекулировали, торговали по точкам и, хотя числились тружениками, но работать честно не хотели. Крупные заводы, фабрики и их конвейеры не остановить, но качество выпускаемой продукции, несмотря на госконтроль и поощрительную зарплату было никудышным. Однако план давали, зарплата и премиальные деньги шли.

Обидно было за страну. Хотелось воскликнуть:

- Люди, хозяева земли, что же вы с ней делаете! Ведь вам и детям вашим на этой земле жить….

Особенно в почёте были «труженики», которые имели «колёса». Под мышкой в мешке много не унесёшь, другое дело шофёр с грузовиком! Как грибы у них росли свои домики рядом со стройками коммунизма. Эти стройки разваливались из-за растащенного цемента, не достраивались из-за сворованного кирпича и других стройматериалов. Горючее лилось рекой, шофёры сливали его прямо в землю, чтобы показать высокий километраж своей производительности. На самом «верху» государства сидел Генеральный вождь, который казалось, устраивал всех. Поговаривали, что кроме любви к орденам, коллекциям автомобилей он был не прочь выпить и поохотится.

То ли от преклонного возраста, то ли от выпитой водки, то ли от старческого маразма, но его речи с обращением к народу никто толком понять не мог: ни по смыслу и содержанию, ни по произношению и дикции, ни по злободневности дня. Его «крылатое» выражение - «сиськи-масиськи» с триумфом обошло весь Союз. Одному богу известно, что он имел в виду: то ли слово «систематически», то ли  бес в ребро стукнул, и он размечтался о прелестях приземлённых.

Поэтому: «Ветер веет, собака лает, а караван верблюдов…» - то бишь страна, неуправляемо шла себе в пустыне идеологии лжекоммунистического словоблудия в обширное пространство «никуда».

Антон любил свою землю, любил, несмотря ни на что, этих простых людей, заблудших в дебрях идеологии, толкуемой лживой «элитой». А уж маленькие радости и пристрастие – рыбалку и охоту, да ещё в отпуске, он мог любить беспрепятственно, и пропустить это увлекаемое занятие ему было бы грешно.

- Послушай, Пётр, - обратился Антон к свояку, - я тут, практически, чужак. Ты же все местные ходы и выходы знаешь. Как бы нам съездить на охоту?

Поездка на охоту для простого люда – это, конечно, не охота «элиты» в заказниках и заповедниках с дичью, привязанной за лапу к дереву. Чтобы понять все чувства, испытуемые на настоящей охоте, это событие нужно пережить самому.

- Готовься, - радостно сообщил Пётр, буквально на второй день, - завтра едем на косуль. Есть две лицензии. Выезжаем рано утром грузовой закрытой будкой автомашиной – всего восемь человек. Патроны – картечь, пули, но иметь и дробь помелче.

Антон почистил свою неизменную «вертикалку» – гладкоствольное ружьё двенадцатого калибра (ИЖ-12). Изнутри оба ствола блестели кольцами – хорошо. Патронташ – 24 патрона с номерами дроби, обозначенных, на торцевых картонных кружочках.

- Пули…, а зачем пули? Тем более что их у меня нет, - успокоил себя Антон. – Одежда: ватник, тёплые штаны, яловые сапоги, шапка – всё имеется в наличии. Рюкзак…- его собирает Светлана. До чего же у меня жена молодец! Как такую не любить: безропотно на рыбалку и охоту отпускает! Если сама не едет, то уж рюкзак соберёт по полной форме. А у Петра жена – моя родная сестра: крик, недовольство, попрёки, а то и слёзы…. Свояк молодец! Антон его считал больше своим родным братом, чем сестру сестрой.

- Вот держи, - подала Светлана мужу уже собранный рюкзак. - Фляжку, колбасу, сало, чеснок, лук, огурцы, соль, хлеб, запасные носки в него я уложила.

- Что ещё? – она вопросительно посмотрела на Антона.

- Нож, а где мой нож? – спросил он.

- Тут в боковом кармане рюкзака, - успокоила мужа жена. – Сигареты и спички  - там же. Бросил бы ты это вредное курение, - безнадёжно добавила она.

- Брошу! Обязательно брошу, - пообещал он. – Вот только переберусь служить на более спокойную береговую службу и брошу.

Светлана скептически вздохнула и спросила:

- Во сколько времени утром подымаешься и куда едете?

- Подъём в часа четыре. Куда едем, точно не знаю: куда-то в Медовские леса. Будем дома, когда стемнеет, - кратко отчитался Антон.

Спал охотник тревожно. Несколько раз поднимался, смотрел на часы – рано ещё. Наконец плюнул, тихонько оделся, вышел на улицу, перекурил. Осеннее небо было ясное и всё в звёздах. Люди заселили его понятиями теми же, которыми живут на земле: звери, рыбы, раки, скорпионы, змеи и стрельцы. Ничего не поделаешь – раз есть звери, то всегда будут стрельцы….

С тоски и бессонницы от кусачих блох, где-то вдали горестно тявкнула собака. Громче, уже ближе ей ответила другая и, с перепугу хриплым дурным голосом, прокричал соседский петух. Устыдившись своего испуга, он замолк – рано ещё орать!

Поцеловав жену и сына, Антон постоял и мысленно посокрушался:

- Таскаем мы бедных детей по всему Союзу. Сколько школ уже сменил Владимир – не сосчитать. Вот и сейчас: дети уже учатся в этих самых школах. А он…, хорошо, что мать учительница и занимается с ним учёбой самостоятельно.

- Ну, будьте здоровы, - сказал он и в полном снаряжении, тихо прикрыв дверь, неспеша пошёл к дому Петра.

Все ещё спали, улицы городка были пустынными. Как-то по осеннему сонно шумели струи воды, которые, утратив силу напора, медленно просачивались сквозь мелкие щели запруды на местном мосту. На угловом  столбе у дома сестры одиноко и тускло мигала электрическая лампочка. Сам Пётр уже одетый бодро бегал от двери к другой двери сарая, приготавливая корм для домашних животных.

- Здорово, Пётр! – приветствовал его подошедший Антон.

- Здоров – здоров! – ответил тот. – Видишь, как стараюсь, чтобы умаслить твою сестру. Никак нам будет сопутствовать удача. Ты не поверишь, но она нам даже пирогов напекла, вот так-то!

- Тс-с! Молчи, а то сглазишь. Шевелись побыстрей, вот уже подъезжает машина, - сказал Антон, увидев мелькнувший свет фар, разворачивающегося ЗИЛа.

Подхватив ружья и рюкзаки, обменявшись приветствием с охотниками, они запрыгнули в крытый кузов – будку автомобиля. Заурчав, грузовик зашуршал шинами по насыпной щебёнке дорожного покрытия. Поехали!

После молчаливого перерыва охотники – старожилы и знатоки местных угодий наперебой начали обсуждать план охоты, вернее, с чего её начать. В самый разгар обсуждения поступивших предложений, автомобиль резко затормозил и остановился.

- Никак приехали! – зашевелились охотники и, открыв дверь будки, высунули головы. Справа сквозь придорожное лесонасаждение, впитывая первые лучи восходящего солнца, в тёмных  бороздах пахоты бархатным блеском отсвечивали мерцающие зеркальца жирного чёрнозёма. Эти гладкие отпечатки лемехов плуга, играя лучами солнца, в предчувствии зимней стужи, запасались энергией, дабы разродиться весной богатым урожаем.

Слева через поле в каком-нибудь километре чернела полоса леса. Отсюда и название – охота по чернотропу.

- Что, у кого-то закипел «радиатор» и нужно отлить? – раздался вопрос из открытой двери.

- Это не помешает. Вылезайте, осмотритесь, есть необходимость посовещаться, - выбираясь из кабины грузовика, предложил, как уже понял Антон, глава компании охотников.

- Посмотрите, вон там, на опушке леса видна стайка косуль голов пятнадцать. Что скажете? – дядя Коля – именно так величали своего старшину присутствующие охотники, прищурив глаза, поощрительно осматривал их.

Все затараторили, размахивая руками, жестикулировали, объясняя свой план. Дядя Коля молча докурил сигарету и произнёс:

- Здорово шумите. Сигареты, вещи оставляем в машине, которая отправляется  в другой конец вон того лесочка. Не курить, не разговаривать. В лесу пойдём котлом против ветра. Расстояние между охотниками минимум сто метров. Стрелять в дичь, только убедившись, что на линии выстрела нет человека. На выходе из леса – болото, заросшее кустарником, там и встречаемся.

Без лишних разговоров, подхватив ружья, охотники, рассыпавшись цепью, направились  занимать исходную позицию. Подойдя к лесу,  уже поодиночке, нырнув в его объятия, они молча исчезали.

Антон, зарядив оба ствола ружья патронами с картечью, перепрыгнув через ров, зашагал вослед, мелькающей среди веток, спине Петра. Рядом справа со своим трофейным  «Зауэром», неслышно шёл дядя Коля. Все разошлись и тишина….

- Хорошо идут, - подумал Антон, - как в море корабли. Палец руки на курке, сосед слева, сосед справа – вот они мелькают в просветах между деревьями. Дичи пока не видно – нет ни у кого: не стреляют. Ах, предохранитель…, Антон щёлкнул ползунком этого устройства, освобождая курок. И вдруг в тишине впереди щёлк – раздался звук сломанной ветки. «Олк-олк» - пыталось прошмыгнуть между кустов его эхо.

Пётр присел и завертел головой. Антон и дядя Коля за дерево – шасть и затаились. Осторожно, буквально из кончика носа, они начали осматривать окружающее пространство. Двигаться нельзя. Дичь движение замечает в первую очередь. Вдали среди стволов деревьев, мелькнуло что-то рыжее – лиса!

Ушла хитрющая любительница кур – живи, раз ты такая шустрая. Дядя Коля взмахом руки указал направление, и цепочка охотников двинулась далее.

Лес пахнул мхом, прелым листом и грибами. Антон ногой разгрёб кучку листьев и у дуплистого ствола ясеня показались подмёрзшие шляпки опят. Один грибок он сорвал, понюхал – пахнет съедобно! Но разве можно сравнивать эту малявку с толстой масляной ножкой, прикрытой упругой красной шапочкой северного подосиновика….

- Эй, охотник, у тебя в руках ружьё, а не корзина для грибов. Смотри вперёд и по сторонам!

- А я что? – смотрю! Но нет же ничего – ни у кого дичь не наблюдается, - отбивался Антон от нравоучений своего внутреннего голоса.

- Ага, Петро уже начал подливать дерево. Видно перепил вчера пива. Хм, а пиво бочковое,  свежее,  вкусное, - он облизнул губы, - хорошо бы и сейчас….

И вдруг: бабах, ба-бах! Ах, ах – от дерева к дереву понеслись звуки выстрелов. Охотники остановились, прислушиваясь, завертели головами. Тишина восстановилась и больше ничего не видно. Только в глубине леса на левом крыле котла послышался гомон двух, что-то обсуждающих голосов. Двинулись дальше. А вот и болото. Заросло тростником. Большое! В нём можно спрятаться и косуле.

Из леса по одному начали выходить охотники.

- Кто стрелял? Нет двоих – видно они и стреляли. А вот и они… что-то тащат прямо к, виднеющейся вдали, машине.

- С двух сторон охватываем болото и вперёд к грузовику, - дал команду старшой.

Антон определил направление и шагнул в тростник. Правда, ничего не видно и идти не очень…- тяжело. А вот и просека. Кому-то тростник понадобился и он его аккуратненько под нож – вернее, под косу…. Другое дело – открытое пространство: он взял поудобней наизготовку ружьё и одновремённо увидел, как наискосок к просеке плывёт шелестом ленточка потревоженного тростника. Он замер, проверил предохранитель, ружьё к плечу….

- Прыжок! – из ленточки через просеку метнулась серо-серебристая молния.

- Выстрел! – красавец с рожками, прямо целый козёл, а не косуля, замер, сражённый насмерть, посреди просеки. На выстрел сбежались все охотники.

- Ну, Антон, ты король охоты! – провозгласили они. Козла несли по очереди.

- Килограммов под тридцать будет, - авторитетно заявил дядя Коля.

Во время обеда они пировали вместе. Здравицы в честь короля – только по одной рюмке. Больше нельзя. Впереди ещё охота.

Антон было заикнулся:

- Две лицензии и две косули. Как же можно?

- Кто видел? – возразил ему дядя Коля. – Лицензии – вот они! А косуль нет, и не было.

Тактика охоты была изменена: четыре человека поочередно стояли на номерах, а четыре – исполняли роль загонщиков. Довольный охотой, Антон, притаившись, стоял на номере за деревом и ждал на удачу вспугнутого зверя. Перед ним был пригорок, который правее спускался в небольшую ложбину. Загонщики старались вовсю: орали, трубили в стволы ружей, стучали палками по стволам деревьев.

- Ничего нет…, номер пустой, - подумал Антон. – Хм, а это что? На кромке видимого горизонта лесной ложбины неподвижно торчат вроде как рога…. Вдруг они зашевелились и, убыстряя бег, на прямой линии видимости показалась голова, шея, туловище, а затем во всей красе и сам огромный лось. Восхищаясь мощью зверя, Антон любовался этим чудом природы, шествующим в десятке шагов от него. Человек, опуская ружьё, пошевелился и лось, почуяв его, прижал уши и, удаляясь, ускорил бег.

- Хорошо, что нет пули. Сдуру стрельнул бы, и нет зверя. «Махина» килограммов 600-700 будет. Пусть живёт. Буду молчать. О встрече с лосем расскажу только Петру, - решил Антон.

К концу охоты добыли ещё две косули – всего четыре трофея: одна косуля на два человека. С приездом домой компания отправилась праздновать и отмечать удачную охоту. Антону с Петром выделили «на морского» одного из добытых зверей и они, довольные, высадились из машины у самого дома свояка.

Что быстро и незаметно проходит, так это активный отпуск. Семья Липовецкого посетила всю свою родню. Они попрощались с живыми и, поклонившись мёртвым родичам,  похороненным на местном кладбище, убыли в городок Палдиски. Сюда, уже с Севера, прибыл личный состав, и экипаж в полном составе приступил к занятиям предпоходовой подготовки.

Здесь, практически, ничего не изменилось, если не считать, что построили два дома семейных общежитий улучшенного типа. Отдельные комнаты и минимум удобств получили все семейные пары по их желанию. В остальном – никаких перемен.

То же настороженное недоброжелательное отношение эстонцев к русским. Даже местный сумасшедший по-прежнему, но уже с каким-то вызовом кричал:

- Опоздал! Опоздал!

Складывалось впечатление, что во всех его опозданиях виноваты, именно прибывшие на электричке, русские. Он уже не жаловался, а обличал:

- Опоздал!!?

- Тьфу ты, чёртова кочерга, не летаешь, только под ногами путаешься! Отдохнуть экипажу два-три месяца неплохо, - Антон окончательно убедился, что денежки, которые пошли на строительство этого центра, закопаны безвозвратно в «стране дураков». Учебный центр, без толку построенный и, организованный при общей системе неудовлетворительной управляемости РПК СН, ни уму, ни сердцу ничего не давал. Правда, время становления, вновь назначенных командиров боевых частей и, прибывших из училищ, молодых лейтенантов, учёба в  Палдиски несколько смягчала и растягивала. Она давала им возможность осмотреться и освоится без особого риска фатальной ошибки, в случае если бы они учились и обслуживали технику непосредственно на корабле.

На Северном флоте корабль их уже ждал. Правда, – не свой. Своя родная «Ладушка», вытолкнутая свадебным генералом под именем «цикл», где-то «танцевала» в чужих руках на боевой службе. Если уж говорить о любви моряков к своему кораблю и провести параллель своеобразных  «браков» между людьми и экипажами, содержащими корабли, то в выводах можно наблюдать  идентичные аналогии. Конкретный корабль может любить только единственный, свой экипаж – это брак по любви. Второй экипаж, если он существует, так же свой, но второй – это то ли второй муж, то ли любовник. Это уже «брак» по расчёту. Ну, а чужой экипаж – это цикличное изнасилование. А изнасилование – оно всегда противозаконно и должно быть наказуемо. Правда, у флотских Главкомов этого не произошло. Ведь умные, дураков там не держат, но настолько заполитизированные, что возле себя не заметили дураков горе-реформаторов.

То, что «что-то нужно делать» видели все и снизу, и сверху. Нужно было в корне менять всю организацию управления и построения не только систем РПК СН, но и Флота в целом.

Командиры РПК СН по всем уставам действующие самостоятельно, когда цена их решения равнялась стратегическому успеху или проигрышу в войне, не должны быть бесправными мальчиками для битья. Одни «реформаторы» делали из них штурманов, другие – ракетчиков, третьи – статистов, управляющих соцсоревнованиями, и каждый из них что-нибудь отбирал или ущемлял и так вконец ободранную и, ставшую непопулярной, фигуру командира корабля. Никто ничего не делал, чтобы эта фигура имела вес, авторитет и возможность стать ключевой основой высокой эффективности существования всего флота.

Есть пословица: «Когда собаке нечего делать, так она лижет задницу!». Особенно моряки-старейшины должны помнить, что в своё время морской кортик был неотъемлемой принадлежностью формы одежды флотских офицеров. Кортик и моряк – это было одно целостное понятие. Маршал Жуков Г.К, признанный победоносный сухопутный полководец, но полководец войны и ни в коем случае не флотоводец. Будучи Министром Обороны СССР, эту традицию, корнями уходящую в сущность морской службы, он решил позаимствовать. Не отобрать, -  а позаимствовать. По его приказу всему сухопутному корпусу офицерского состава начали вручать кортики – не сабли, палаши, кинжалы, а именно кортики. Сами понимаете, что кортик при желании можно было навесить и на свинью, но она от этого верблюдом не станет….

Моряки после этого надругательства носить кортик перестали – стеснялись и краснели за унижение Флота и его вековых традиций. Что-то подобное произошло по инициативе  уже начальника Флотского. Все командиры подводных лодок вполне заслуженно носили отличительный знак – серебряную подводную лодочку. Этот знак начали выдавать и тем офицерам, которые командирами никогда не были и, естественно, подводными лодками никогда не командовали.

- В семье не без урода! – терпели это неподобство настоящие командиры и в знак уважительного отношения к своей героической профессии носили «лодочку», даже уже уйдя из плавсостава. Но в одно прекрасное время Главком ВМФ испускает цидулку: «лодочку» имеют право носить только те, кто непосредственно служит на действующих кораблях. Вот тебе и разум, вот тебе и уважение, вот тебе и традиции.

Корабль класса РПК СН - это всегда нескончаемые заботы, которые повседневно огромным бременем ответственности ложились на плечи командира сразу же после его приёмки и вступление в командование. Тем более, когда корабль чужой и на нём предстоит идти на боевую службу.

- Товарищ командир, на принимаемом нами корабле истекают сроки хранения в шахтах по головным частям у пяти ракет, - доложил командир БЧ-2

- Я знаю, формуляры уже посмотрел, - ответил Антон. - Заход в губу Окольную для их перегрузки будем планировать одновремённо с контрольным выходом в море. Готовьтесь.

- С Липовецким в море пойду я, - заявил Фролёв на планёрке в штабе дивизии.

- «Ехать, так ехать!»- сказал попугай, когда его кот Васька тащил из клетки.  – Мне так что, - подумал Липовецкий, - лишь бы «Васька» был трезвым.

- Товарищ комдив,  врача на выход в море у меня пока нет. И взять негде. Мой корабельный врач ещё не вернулся из госпиталя, в котором проходил хирургическую практику. «Че-де?» - что делать? – хотел выяснить командир.

- Пойдёт флагманский врач. Засиделся он на берегу. Анатолий, собирайся! – дал ему указание комдив.

- Вот так дела! – подумал Антон. – Флагманский врач – это бывший корабельный врач на РПК СН в бытность командования Фролёва. Два сапога – пара! Попивали они спирт оба частенько…. Зачем мне такое «счастье»?

В море контрольный выход корабля проходил, как обычно: план выполнялся, комдив ни во что не вмешивался. Он пил спирт и от безделья пытался привлечь в собеседники Антона, рассказывая ему, как он бьёт баклуши в экологическом комитете Верховного Совета СССР.

- Это мне нужно? – задавал себе вопрос командир и старался уйти, ссылаясь на занятость. Но «Чему быть – того не миновать!», сердце у Фролёва шалило частенько. Такая нагрузка: и служба, и пьянство – любого быка свалят. Анатолий бегал с сердечными пилюлями и оба, перепутав «божий дар с яичницей», начали использовать их как закуску. Перепились вусмерть. Флагманский врач кое-как переполз в корабельную амбулаторию, её облевал и отключился.

С приходом в губу Оленью, где корабль, отстаиваясь, ожидал, когда освободится ракетопогрузочный причал в губе Окольной, особист по своим каналам доложил командованию о пьянстве комдива со всеми подробностями.

- Липовецкий, доложи, что там у вас происходит? – сразу же раздался звонок командующего флотилией контр-адмирала Порогова В.К.

- Товарищ командующий, экипаж жив и здоров. Корабль в соответствии с планом выполняет все мероприятия. Как и положено своевременно будет готов уйти на боевое патрулирование, - доложил Антон.

- Что вы морочите нам голову, - закричал в телефонную трубку член военного совета флотилии, - у вас на корабле пьянствует Фролёв, а вы его покрываете!

- Немедленно пишите рапорт! – наконец выдохся он.

Собираясь с мыслями, Липовецкий с ответом помедлил.

- Мы ждём! – напомнила о себе телефонная трубка.

- Чего вы ждёте: Фролёв мой командир дивизии и ваш подчинённый. Вот вы с ним и разбирайтесь. Я же о нём писать ничего не буду. Мой врач из Североморского госпиталя прибыл и уже на борту. Этого пьянчугу – флагманского врача с корабля я выгнал. О том, что он часто пьянствует, в Гремихе знают все от «мала, до велика». Если вам этого мало то, как о временном подчинённом, с приходом в базу после выполнения задач боевой службы, о его поведении на корабле, рапорт могу написать.

Какое-то время трубка молчала…, затем Антон услышал, как щёлкнул выключенный аппарат на другом конце провода.

Об этом разговоре – прямо всё как было, Антон рассказал Фролёву.

- Да пошли они все… - выругался он, - тоже мне «ангелы без крылышек». Ты то тут ни при чём, извини.

Вскоре, после замены головных частей ракет и их проверки, Липовецкий  в штабе Флота получил на поход пакеты с боевыми распоряжениями и, не заходя в Гремиху, РПК СН убыл на боевую службу.

Опыта боевых служб у него и у экипажа было хоть отбавляй. Правда, на чужом корабле к особенностям  его норова, пришлось приспосабливаться. Это же не велосипед, а огромное хозяйство с плотным насыщением непрерывно работающей сложнейшей техники. Оказывается, что это «чудо-юдо» имеет собственные портреты физических полей, присущие не только данному проекту, но и, конкретно, каждому кораблю отдельно взятому. Американские противолодочные подводные лодки со специальной аппаратурой стараются записать излучаемые шумы наших ракетоносцев и подвергают их скрупулезному анализу. Выделяя характерные признаки шумов, они создают базы портретов РПК СН. По этим портретам можно определить не только проект, но и тактический номер ракетного крейсера. Легче всего им было перехватить, сделать записи и установить слежение за Советскими ракетоносцами на подходах и выходах  из пунктов базирования. Только применяя комплексные мероприятия, с задействованием  дополнительных сил и средств, Флот  мог обеспечить скрытный выход РПК СН на начальный маршрут боевого патрулирования.

Правда, обнаружить их в дальнейшем особого труда не представляло. Даже такие крейсера, с возросшими уникальными возможностями  ракетного оружия, как «Букашки», наши флотоводцы, не утруждаясь, гоняли по старым избитым маршрутам.

- Так, дорогие друзья, товарищи офицеры, - начал свою речь Липовецкий перед командным составом корабля, собранным в кают-компании. - Надоело мне унижаться перед «америкосами». Не хочу я быть бараном, идущим на убой своим ходом. Главная идея моего решения на начальный маршрут патрулирования – это сделать всё возможное, чтобы,  усыпив бдительность противника,  войти в Гренландское море под видом дизелюхи – дизельной подводной лодки.

Сами понимаете, что движение такой махины под электромоторами, не имея возможности немедленно дать ход под турбинами, требует от нас филигранной точности по управлению кораблём и величайшей осмотрительности. Главная нагрузка ляжет на личный состав электромеханической боевой части. Товарищи Пархоменко и Безносиков, как хотите, но переход на движение под турбинами, турбинисты и управленцы-операторы должны отработать, как заяц игру на барабане. Для всех остальных  режим «тишины» должен не только сниться, но и стать насущной необходимостью с момента погружения подводной лодки, по крайней мере, на 10-15 суток. А там посмотрим, и будем действовать по обстановке.

Предписанная средняя скорость на маршруте боевого патрулирования 3-4 узла, для избранного командиром режима движения, вполне подходила. Как ни напрягали свой слух акустики, но ничего подозрительного не обнаруживали. Разрозненные цели, классифицированные, как надводные суда разного класса и назначения, конечно, были. От них заблаговременно по указанию командира отворачивали и те шли своим путём. Подвсплытия на сеансы радиосвязи и определения места были результативные и обходились без замечаний.

Даже рисованный человечек, который ежедневно взбирался на очередную ступеньку суммарной горы суток назначенной боевой службы, очень уж легкомысленно поглядывал на её вершину. Этот своеобразный график  регулярно, для всеобщего обозрения, в центральном посту Безносиков вёл собственноручно. Все подводники на картинку заглядывались и безнадёжно взмахивали рукой: куда там, гора о-го-го – человечку и им до вершины ещё топать, да топать!

На маршруте боевого патрулирования сложней всего было расходиться с рыболовными траулерами. Транспортные коммерческие суда идут по своим делам, практически, постоянными курсами и скоростями – у них всё предсказуемо. Другое дело «рыбаки»: вертятся больше юлы – то туда, то сюда. Их понять можно – ищут рыбу. И если найдут, то налетают стаями. Каждый из них за собой тянет глубоководный трал, и ничего предсказуемого, тут быть не может. Они, как пьяные мужики, идут, шатаясь в разные стороны, и только бутылка водки, а для рыбаков стая рыбы, служит весомым аргументом для корректировки их курса. На Шпицбергенской банке таких рыбаков были десятки, и Антон из центрального поста  сутками не уходил. Правда, среди них обнаружить крейсер, который еле-еле шевелил винтами, приводимых в движение электромоторами, было невозможно.

- Американские подводники с досады из задницы выдернут не один волос, пытаясь нас обнаружить, - размышлял Антон. – Да и «Орион» тут не поможет. В этой «каше» разобраться и ему не под силу, да и далековато ему от аэродромов.

Впереди Гренландское море – один из сложнейших районов плавания. Тут, сравнительно тёплое Западно-Шпицбергенское течение, закручиваясь и сталкиваясь с холодным Восточно-Гренландским, создают вихри, которые уже направленные подводными хребтами Мона и Книповича, погрузившись на глубины Гренландского разлома, постепенно теряли свой градиент скорости. Лёд же собственный и, выносимый из Северного Ледовитого океана, создаёт постоянно меняющуюся границу размещения  его кромки. Совместно с Гренландией, именно здесь, рождаются циклоны, которые портят погоду во всей Европе. Судоходство тут практически отсутствует. Только шальные рыболовные суда, на известных только им точечных банках, успешно тралят треску, зубатку, палтус и прочие промысловые рыбы. Глубины морей на переходе из Баренцева моря в Гренландское море, начали возрастать ступенчато и далее под килём РПК СН уже будут не сотни, а тысячи метров водной бездны.

Журавский посмотрел на красные от бессонницы глаза Липовецкого и предложил:

- Товарищ командир, обстановка спокойная, идите в каюту и хоть немного поспите.

- Ладно, - согласился командир. – Правило неизменное – при обнаружении любой цели заблаговременно приводить её на кормовые курсовые углы и немедленно докладывать мне.

Антону не спалось. Пытаясь изгнать из головы все тревожные мысли, он накрыл голову подушкой. Лодка с нулевой плавучестью на скорости четыре узла неслышно, как тень, на глубине шестьдесят метров, скользила по заданному курсу. Тишина, только в голове молоточками усталости стучала пульсирующая кровь, выталкиваемая неутомимым сердцем. Немного приглушив звук динамика переговорного устройства, Антон даже во сне полностью не отключался. Его мозг всё воспринимал и слышал избирательно, реагируя только на отличительные необычности ритма работы центрального поста или явные сигналы тревоги.

Проснулся он от необычного наклона палубы и какого-то звона в носовой части лодки, похожего на звон пустых консервных банок и прочего железного молоха, навешиваемого огородниками на своих участках, для отпугивания птиц. Наклон, то бишь дифферент на нос возрастал. Окончательно врубившись в действительность, дремал же Антон на протяжении всей службы всегда  в верхней одежде,  вверх по вздыбленной палубе, хватаясь за поручни переходных трапов, из второго отсека он достиг центрального поста.

В центральном посту третьего отсека стояла немая тишина под общей рубрикой растерянности – «не ждали!».

- В чём дело? – спросил  Антон, одновремённо осматривая десятки измерительных приборов, фиксирующих состояние корабля.

Журавский, белый как лист бумаги, сдвинув плечи, ничего вразумительного доложить командиру, не мог. Лодка, с нарастающим дифферентом, медленно погружалась, хотя все горизонтальные рули были переложены «на всплытие». Скорость корабля падала….

- Осмотреться в отсеках! Оба мотора «полный вперёд»! – дал команду командир. В центральном посту, подхлёстнутые этой командой, все зашевелились и начали что-то делать. Антон непрерывно смотрел на показания глубиномеров и тахометров. Одновремённо с механиком штурман доложил:

- Работают оба мотора «полный вперёд». Скорость не увеличивается. Лодка медленно погружается. Под килём двести семьдесят метров.

Из первого отсека поступали доклады, что они слышат побортно глухие дребезжащие удары.

Складывалось впечатление, что огромный спрут навалился на корабль и, противодействуя его движению, тащит субмарину на дно моря.

Тысяча возможных вариантов ситуации мгновенно промелькнула в голове командира.

- Попали в рыболовный трал…, - был вынужден он признать. – Объявлять боевую или аварийную тревогу? – только лишняя суматоха и потеря времени. Лодка набирала глубину, подходя к отметке сто метров, за которой эффективность применение воздуха высокого давления резко падала.

- Дать пузырь в среднюю группу цистерн главного балласта! Приготовиться к переходу на движение под турбиной правого борта! - следовала его команда за командой.

Воздух высокого давления, врываясь в цистерны, вытеснял из них воду, сообщая кораблю, утраченную положительную плавучесть. На отметке девяносто пять метров корабль остановился.

- Фу, ну теперь мы повоюем! – сказал Антон и все подводники, безоговорочно уверовав в своего командира, как-то живей зашевелились, а некоторые даже улыбнулись.

- Сейчас эти десять килограмм воздуха, как сжатая пружина, разжимаясь, начнут вытеснять воду  из цистерн, придавая лодке положительную плавучесть. Что там наверху – неизвестно, - рассуждал Антон вслух.

- Стоп оба! Оба мотора полный назад!

- Дифферент начал отходить, лодка всплывает, - докладывал командир БЧ-5.

- Приготовиться снимать «пузырь» порциями! Акустики, что там слышно наверху? – запросил командир.

- Сплошная барабанная дробь и свист воздуха, - тут же последовал доклад.

- Понятно, другого я и не ожидал.

- Дифферент ноль, переходит на корму. Глубина семьдесят метров, - последовал очередной доклад командиру.

- Снять пузырь порциями! Оба мотора «полный вперёд»! Перегонять воду из носовых дифферентных цистерн в корму. Откачивать воду из уравнительной цистерны за борт. Боцман, как рули?

- Товарищ командир, рули ходят хорошо.

-  Шум, звон и удары по корпусу переместились во второй отсек, - поступил доклад из первого отсека.

- Боцман, держать глубину шестьдесят метров!

- Лодка рулей не слушается, начала медленно погружаться.

- Товарищ командир, готовы переходить на движение под правой турбиной. Командиры первого дивизиона и турбинной группы прибыли в седьмой отсек.

- Товарищ командир, глубина семьдесят метров, лодка погружается.

- Дать малый «пузырь» в среднюю группу! Стоп правый мотор! Правую линию вала взять на тормоз. Приготовить правую турбину для дачи хода!

С колебаниями глубины погружения 80-60 метров, наконец, дали ход правой турбиной. И назад, и вперёд, и с дифферентами, и на циркуляции Антон пытался избавиться от «спрута».

Но всё было напрасно.

По всей видимости, трос, обогнув надстройку рубки, прочно застрял между рубочными горизонтальными рулями.

В борьбе со свалившимся несчастьем, в лодке перешли на движение обеими турбинами на винт. Что там думали люди наверху, Антон знать не мог. Никаких международных правил плавания судов в подводном положении не существовало.

- Что ж, попробуем, кто сильнее, - решил Липовецкий и, наращивая обороты винтов, дал вперёд «средний ход» турбинами. Практически, он начал обратный процесс испытаний уже для надводного судна.

Буксировка, с затягиванием в глубину неизвестным монстром, судну и людям на нём не понравилась. То ли трос не выдержал и оборвался, то ли люди обрубили его сами, но вся эта шумящая снасть, скользнув по борту лодки, ушла в глубину на дно моря.

На всякий случай, зафиксировав координаты места происшествия, удифферентовав субмарину, осмотревшись и не обнаружив никаких повреждений, крейсер продолжил  выполнять боевое патрулирование.

Удалившись от этого злополучного места на достаточное расстояние, Антон провёл весь комплекс тактических приёмов по проверке наличия слежения за РПК СН. Слежение противолодочными силами противника обнаружено не было.

Так как боевая тревога по кораблю не объявлялась, то большая часть личного состава так и не поняла, что за учения отрабатывал командир с одной боевой сменой экипажа. То, что турбинистам командир объявил благодарность – это удивления не вызвало, ибо за отличную работу поощрять личный состав полагается по всем уставам воинской службы.

Старпома Журавского Липовецкий не ругал. Тот с месяц виновато ходил, как говорят «ниже травы и тише воды».

- Виктор Алексеевич, - не выдержал Антон, - да не убивайся ты, народная пословица говорит, что «за одного битого – двух не битых  дают». Так что всё путём. Правильные выводы и реакцию на обнаруженные цели необходимо делать всегда и всюду. Особенно в нашем случае, когда по этому поводу были даны прямые указания командира. Ну, а как действовать в такой ситуации, надеюсь, ты запомнил на всю жизнь.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.