Глава пятая Как фехтуют на кортиках, или Где алмазы Черного Пса?

Глава пятая

Как фехтуют на кортиках, или Где алмазы Черного Пса?

Почти все, кто читал «Остров Сокровищ» и хоть немного задумывался над прочитанным, недоумевали: а почему в качестве главного холодного оружия описаны кортики?

Кортиками персонажи лихо фехтуют, причем постоянно наносят размашистые рубящие удары, кортиками пользуются и пираты, и сухопутные джентльмены вроде доктора Ливси, лишние кортики раскладывают на поленницах защитники блокгауза на случай рукопашной схватки…

Ну ладно, в фехтование с рубящими ударами с трудом, но поверить можно. Кортик ведь кортику рознь. Охотничьим кортиком, т. н. хиршфангером (от нем. hirschfanger – «олений нож») при нужде и голову с плеч снести можно, по своим размерам и ТТХ некоторые экземпляры этого оружия ничем не уступали мечам.

Флотские кортики размером скромнее, но и среди них встречались модели, приспособленные для рубящих ударов. Как раз такие кортики – с изогнутым широким клинком, ведущие происхождение не от шпаги, а явно от сабли – были распространены в британском флоте в восемнадцатом и в начале девятнадцатого века.

Пару таких кортиков сабельного типа, причем именно британских, можно увидеть в Центральном военно-морском музее Санкт-Петербурга. И историю о том, как один этих кортиков попал в музей, мы вспомним позже – благо весьма занимательна и имеет непосредственное отношение к теме нашего исследования.

Рис. 2. Английские флотские кортики конца XVIII века. Происхождение от сабли, а не от шпаги очевидно, но рубиться таким оружием все-таки затруднительно, длина клинка без рукояти около 30 см.

Однако флотский кортик – неважно, пригоден он для рубящих ударов или нет – оружие офицеров и мичманов. Личное оружие. Личное в самом прямом смысле слова: изготавливались кортики в мастерских только под заказ, никакого массового производства, никакой анонимной продажи. Кортики в тех семействах, где морская служба была фамильной традицией, передавались от дедов внукам, и зачастую в музеях встречаются кортики сборные, составные – клинок начала восемнадцатого века, а ножны и рукоять сделаны веком позже, взамен изношенных, пришедших в негодность…

Утратить кортик для офицера – все равно что полку утратить боевое знамя – позорно и постыдно. Тем более постыдно отдать кортик в руки врага. За борт швыряли, но не отдавали. Откуда такое изобилие «лишних» кортиков на страницах мемуара Хокинса?

Ладно пираты, у них, допустим, трофейные с давних времен… Но откуда столько кортиков среди оружия, закупленного сквайром Трелони для «Испаньолы»? Ни одного кортика штатскому и сухопутному сквайру не продали бы без предъявления патента морского офицера.

А ему их и не продали. Потому что сквайр кортики и не закупал. Сверхизобилие кортиков появилось исключительно стараниями переводчика.

Вот как в оригинале первый раз упомянут «кортик» (Билли Бонс отправляется с ним на прогулку по морскому берегу): his cutlass swinging under the broad skirts of the old blue coat.

Не кортик. Катласс (cutlass). И далее то же самое – везде, где в переводе упомянуты кортики, в оригинале вместо них стоят катлассы.

В русском языке термин cutlass широкого распространения не получил, в отличие от английского. Переводят его как абордажная сабля, и как абордажная полусабля, и даже как абордажный меч. Но наиболее точно отражает суть дела другой термин – абордажный тесак.

Рис. 3. Абордажный тесак, он же катласс.

По форме катлассы напоминали саблю, но были короче ее (клинок без рукояти обычно около 50 см) и в тоже время гораздо массивнее, что позволяло и рубиться в тесных корабельных помещениях, и с успехом применять оружие на манер топора – против абордажных крючьев, или против оснастки вражеского корабля.

* * *

Первая схватка с применением холодного оружия произошла в «Адмирале Бенбоу» между Билли Бонсом и Черным Псом. А схватке предшествовал разговор, настолько любопытный, что заслуживает отдельного и очень внимательного разбора.

Юный Джим Хокинс излагает дело следующим образом: Черный Пес неожиданно заявился в трактир, дождался Билли Бонса, начал с ним разговор за стаканчиком рома. О чем конкретно шла речь, Хокинс не слышал, до него доносились лишь отдельные громко произнесенные слова и фразы: ругательства, угроза Билли Бонса: «Если дело дойдет до виселицы, пусть на ней болтаются все!»

Завершилась беседа дракой, вернее, схваткой на тесаках, в которой Черный Пес получил рану и бежал с поля боя. Бонс преследовал его, и мог бы прикончить в дверях последним ударом, но… «…Кортик зацепился за большую вывеску нашего „Адмирала Бенбоу“. На вывеске снизу, на самой раме, до сих пор можно видеть след от него».

В этом столкновении много странного… Но чтобы лучше понять странности, надо разобраться с личностью Черного Пса.

* * *

Считается, что Черный Пес – пират из экипажа капитана Флинта, не попавший (к счастью для себя) на борт «Испаньолы» только потому, что Джим Хокинс хорошо знал его в лицо.

И в самом деле, Пес называет себя старым корабельным товарищем Билли Бонса, а последний никак это не оспаривает. Но вот вопрос: а в самом ли деле Черный Пес плавал на корабле Флинта до самого конца, до смерти пиратского капитана в Саванне?

Есть очень много оснований утверждать, что все происходило с точностью до наоборот – Черный Пес покинул экипаж Флинта задолго до того. Есть вероятность, что он даже вообще не плавал с Флинтом, что его знакомство с Бонсом произошло на корабле другого пиратского капитана, Ингленда.

Дело в том, что на пиратских кораблях происходила постоянная «ротация кадров». Потери при морских артдуэлях и абордажах были велики (если противники, конечно, не приходили в шок и трепет при виде «Веселого Роджера», а решали всерьез драться).

Например, схватка с кораблем Ост-Индской компании под командованием упоминавшегося выше капитана Макрэ уменьшила экипаж Ингленда почти на сто человек: после яростного боя насчитали девяносто девять убитых и тяжелораненых!

Их выжившие коллеги не сильно печалились по павшим – по пиратским кодексам доля погибших делилась между уцелевшими. Но для успешных действий при абордажах требовалось численное преимущество над командами купеческих судов и пиратские экипажи нуждались в постоянном пополнении. Новобранцев частично вербовали из побежденных, на добровольно-принудительной основе. Частично набирали в разных местах, пользующихся дурной славой, куда стекались авантюристы, изгои, беглые преступники (например, Черепаховый берег в Вест-Индии, «пиратская республика» на Мадагаскаре, некоторые голландские колонии, охотно привечавшие пиратов).

В результате такой практики в каждом пиратском экипаже личный состав неизбежно расслаивался. Если воспользоваться терминологией, изобретенной столетия спустя в советской армии, были там «салаги» – необстрелянные пираты, ничего не успевшие заработать; были «духи» – уже с кое-каким боевым опытом и кое-какой долей в общей добыче, но не особо большой; были «дедушки» – весьма авторитетные и опытные пираты, с солидными паями в «общаке», но пока что не считающие, что пора подводить итог и делить заработанное.

Наконец, были «дембеля» – наплававшиеся, разбогатевшие и не видящие стимулов для нового риска.

Джон Сильвер в своем рассказе упоминает индийского вице-короля, захваченного пиратами Ингленда. Случай вполне реальный, описанный в исследовании Дефо. Вместе с вице-королем джентльменам удачи досталась и неплохая добыча – только лишь драгоценных камней, в основном алмазов, почти на четыре миллиона пиастров.

И вот тут пиратские «дембеля» (да и «дедушки», наверное) собрали сходку и провели решение: хватит, пора подбивать итоги.

Алмазы поделили. На одну долю пришлось по 42 некрупных камня. Более крупные камни при дележе зачитывали за несколько мелких. Как анекдот Дефо приводит историю о пирате, получившем один, зато самый большой алмаз. Посчитав себя обделенным и мало разбираясь в конъюнктуре рынка, пират немедленно раздробил свой камешек (алмазы очень тверды, но ударные нагрузки держат плохо). Получилось 43 осколка – больше чем у других, однако!

После той исторической дележки часть команды Ингленда покончила с пиратством, остальные решили еще немного пособирать в житницы…

Так вот, скорее всего среди «завязавших» были и Пью, и Черный Пес (Пью даже наверняка).

Доказательства?

Сейчас изложим.

* * *

Первое, о чем упоминает Джим Хокинс, описывая Черного Пса, – цвет лица. Лицо у Пса бледное и землистое.

Но ведь отличительная черта моряков, долго плававших в тропических и экваториальных широтах, – въевшийся загар, по нескольку лет не сходящий! Билли Бонс уже давненько не у дел, а лицо у него до сих пор коричневое! И другие старые пираты отличаются тем же: штурман Эрроу, Том Морган, Израэль Хендс (последнего доктор Ливси называет «краснорожим негодяем» – возможно, дело в особенностях реакции кожи на ультрафиолет; в любом случае ничего общего с «бледностью» и «землистостью»).

Из пиратских «авторитетов» лишь у Джона Сильвера лицо бледное. Хокинс это подчеркивает, обращает на это внимание, – надо полагать, по контрасту с лицами других моряков. Однако с Сильвером все понятно – он с парусами не работал под тропическим солнышком, да и вообще по причине своей одноногости проводил на палубе гораздо меньше времени, чем остальные.

Почему же Черный Пес столь разительно отличается от Билли Бонса цветом лица? Потому что он значительно раньше вернулся из тропических широт и много лет живет в туманном Альбионе.

Еще один момент: Черный Пес в разговоре с Хокинсом упоминает о том, что у него есть сын примерно одного возраста с Джимом. Если это правда (а резонов для вранья как-то не просматривается), то Пес вернулся на Британские острова не менее полутора десятков лет назад. Иначе возникает образ семейного пирата, приезжающего в отпуск, дабы зачать сына, затем возвращающегося пиратствовать в южные моря, а потом снова воссоединяющегося с давно покинутым семейством… – как-то не вызывает доверия такой пират-семьянин.

Представляется, нет нужды доказывать, что слепой Пью тоже долго жил в Англии к тому моменту, когда появился на дороге возле трактира «Адмирал Бенбоу». Слепой – не однорукий, не одноногий, и не трехпалый; на пиратском корабле для слепца нет посильного занятия. Значит, нет и доли в общей добыче. Пью не мог плавать по морям просто так, рискуя жизнью забесплатно. А его коллеги не могли впустую расходовать на слепца провиант, пресную воду и койко-место. В 1719 году или чуть позже Пью отправился на берег, получив свою долю, заработанную к тому времени, плюс весьма солидную компенсацию за потерянное зрение.

Но вернемся к Черному Псу. Из рассказа Хокинса создается впечатление, что трехпалый пират далеко не богат. Куда же подевались 42 небольших алмаза или меньшее число крупных камней? Да и за предыдущие дела какая-то добыча Черному Псу причиталась, едва ли нападение на вице-короля Индии стало его первым и последним делом…

Неужели все растранжирил?

И Билли Бонс, и Сильвер прямом текстом утверждают именно это. Но Сильвер-то, например, не транжира! Где его алмазы? Они явно никак не учитываются при перечислении Джоном Сильвером его пиратских заработков: «девятьсот фунтов стерлингов у Ингленда да тысячи две у Флинта».

Почему же бережливый Сильвер не вспоминает про свои алмазы? Почему владеет дешевой распивочной для моряков «Подзорная труба», а не более солидным и доходным заведением?

В поисках ответа надо принять во внимание один момент: моряк с тропическим загаром и серьгой в ухе едва ли мог запросто ввалиться к первому попавшемуся ювелиру и выложить на прилавок алмаз, стоимостью равный его, моряка, жалованью за несколько лет службы. Потому что в торговом флоте жалованье морякам алмазами не выплачивают. В военном тоже. Неизбежно последовал бы вопрос: откуда дровишки? Причем спрашивающей стороной могли бы оказаться королевские судебные чиновники, а на другом конце цепочки вопросов и ответов высилась бы виселица.

Обращаться пришлось бы к торговцам не самым честным… К барыгам, выражаясь сегодняшним языком.

Дефо в «Истории пиратов» упоминает, что после знаменитой дележки алмазов вице-короля многие пираты из экипажа Ингленда пытались реализовать свою долю в Кочине, голландской колонии на Малабарском побережье Ост-Индии. Кочинские голландцы весьма лояльно относились к пиратам: снабжали припасами, скупали добычу, даже продавали за бесценок каперские лицензии (правда, не признаваемые другими странами). «История пиратов» опубликована в 1724 году, по горячим следам событий, – чем завершилась эпопея с алмазами вице-короля, Дефо не знал и своим читателям не сообщил…

Но один крайне любопытный момент в речах Джона Сильвера дает нам понять, как обернулось дело.

В оригинале Сильвер (только он) ругается словами «голландец» и «голландские отродья» – в значении мошенники, негодяи, нехорошие люди… Редиски, в общем. В изначальном переводе Н. Чуковского эта речевая особенность начисто утеряна, в некоторых других присутствует.

С чего бы такое отношение к родственной нации? К единоверцам, можно сказать? В семнадцатом веке, во время ожесточенных англо-голландских войн, в Англии и в самом деле появились жаргонизмы, связанные с голландцами. Но те войны давно отгремели, а в конце семнадцатого столетия на британском престоле так и вовсе оказался голландец – Вильгельм Оранский, и использовать «голландское отродье» в качестве синонима «подонка» стало, как ныне принято говорить, неполиткорректно. А то и небезопасно.

Во времена Сильвера, в войнах восемнадцатого века голландцы чаще выступали союзниками Британии. С чего бы Долговязый Джон вспомнил старомодные, давно вышедшие из употребления идиомы? Почему для Сильвера слово «голландец» – грязное ругательство?

Все очень просто: хитрые кочинские голландцы безбожно обманули при покупке алмазов и транжиру-Пса, и бережливого Сильвера, и остальных пиратов… Либо не заплатили, либо заплатили сущие гроши. И на много-много лет стали для злопамятного Долговязого Джона синонимом воров и прохиндеев.

А Черный Пес вернулся на родину вовсе не таким богатым человеком, как надеялся.

Зато в другом ему повезло. Десятилетие, последовавшее после окончания Войны за испанское наследство (завершившейся Уртрехтским миром в 1714 году) – на редкость удачное время для завершения пиратской карьеры и легализации.

Дело в том, что долгие десятилетия, даже века, британцы всячески потакали пиратам, как орудию борьбы с военно-морским могуществом Испании. В 1714 году ситуация изменилась, Испания была вынуждена открыть свои порты для английских торговцев, контроль за морскими путями между Новым и Старым светом перешел к Англии. Приоритеты сменились: надо было охранять свою морскую торговлю, а не разрушать чужую. Пираты из невольных союзников превратились во врагов, и борьба с ними активизировалась необычайно. Боролись методом кнута и пряника: объявляли широчайшие амнистии и параллельно организовывали военные экспедиции против тех, кто не желал амнистией воспользоваться.

В 1720 году практически любой пират мог явиться к ближайшему губернатору, и заявить, что сдается на милость короля согласно акта амнистии… Джентльменам удачи выписывалось «свидетельство» – индульгенция за прошлые грехи, и даже главные орудия производства, то есть пиратские корабли, у них не изымались: плавайте, торгуйте, доставляйте негров из Африки… Короче, занимайтесь чем-то полезным.

Но к рецидивистам, повторно поднявшим Веселый Роджер, закон был безжалостен. Никаких вторичных амнистий: попался – на виселицу.

Черный Пес рецидивистом не стал. Иначе с чего бы ему грозить Билли Бонсу виселицей? Оба повисли бы на ней… Но правовой статус у двух бывших пиратов разный: Пес «завязал» очень вовремя, и наверняка имеет бумагу, отпускающую ему прежние грехи. Билли Бонс завершил карьеру гораздо позже, когда получить прощение от властей стало значительно сложнее.

Сложно – не значит нельзя. За хорошую мзду колониальные чиновники были готовы добела отмывать самых черных кобелей. Выписывая, например, задним числом каперские свидетельства… Но так легко (и бесплатно), как в конце 10-х – начале 20-х годов, амнистию получить было уже невозможно.

* * *

А чем занимался Черный Пес последние двадцать лет своей жизни в Англии?

Работа его была связана с морем, Хокинс свидетельствует: «На моряка он был мало похож, но я все же почувствовал, что он моряк».

Как же он это почувствовал? Экстрасенсорно? В переводе ответа нет, а в оригинале он появляется: smack of the sea – вот что, оказывается, почувствовал юный Хокинс. Запах моря. Никакой экстрасенсорики, банальное обоняние.

Но что в данном случае надо понимать под ароматом моря? Иногда мы называем так легкий запах соли и гниющих водорослей, но здесь не тот случай, – Джим всю жизнь прожил на побережье, к запаху этому привык и замечать его не должен.

Скорее, с морем – с моряками, с кораблями – у Хокинса ассоциировался запах смолы. Других антисептиков для дерева в те времена практически не существовало, и просмаливали на кораблях все, что можно.

Получается, что Пес в море выходил, но плавал не в далекие страны – где-то здесь, неподалеку, под хмурым английским небом и скупым солнышком. Может быть, мирно трудился матросом на каботажном судне, совершавшем рейсы вдоль британских берегов?

Однако все последовавшие события приводят нас к другому выводу: Черный Пес трудился, и на судне, но не совсем мирно… Занимался контрабандой. Не в одиночестве, а в составе небольшой шайки, возглавляемой слепым Пью. Нет сомнений, что люггер, куда отступила часть шайки после налета на «Адмирал Бенбоу», принадлежал ей (возможно, принадлежал единолично Пью, что объясняет авторитет беспомощного слепца у подчиненных – старые, времен пиратства, заслуги давно уже потускнели).

Конечно, люггер шайка Пью могла нанять, но зачем? К чему абсолютно бессмысленные расходы, если до «Адмирала Бенбоу» можно прекрасно добраться по суше? Использовать этот вид транспорта имелся резон только в одном случае – если суденышко принадлежало Пью и его присным.

Очень важный момент: мы привыкли считать, что в качестве антагонистов выступает одна шайка, состоящая из бывших пиратов. На деле же шаек две – одну возглавляет Сильвер, другую слепой Пью. И отношения между ними не самые дружеские, скорее напоминающие вооруженный нейтралитет. Не случайно Долговязый Джон не взял никого из людей Пью на борт «Испаньолы». Почему туда не попал Черный Пес, понятно, – был бы немедленно опознан и разоблачен Хокинсом. Но остальные? Хокинс знал имена по меньшей мере двоих из них (Дэрк и Джонни), хорошо слышал разговоры, и, возможно, мог опознать голоса… Но откуда про это знают экс-пираты? И откуда они могут знать, что Хокинс отплывет вместе с ними в качестве юнги? Ведь Джим объявился в Бристоле лишь накануне отплытия…

Знать они не могли. Но на борт «Испаньолы» не попали. Сильвер не взял. Почему? Ведь людей ему не хватало, пришлось даже пригласить нескольких матросов, никогда прежде пиратством не промышлявших, и вербовать их уже в ходе плавания… Отчего же эти вакансии не были заполнены людьми Пью?

Очевидно, потому, что на золото Флинта они никаких прав не имели. Они плавали с Инглендом, долю свою получили полностью, – и нечего примазываться к чужой добыче.

Но завербованные неофиты? Они ведь тоже не добывали в жестоких абордажных схватках зарытые на острове сокровища?

Не добывали. Но кто сказал, что они бы их получили? Подробно описан лишь один из обращенных в пиратскую веру – некий Дик Джонсон. Пират из него, как молоток из бутылки, – при опасности хватается не за мушкет, а за библию, которую постоянно носит с собой… Неужели он получил бы ту же долю сокровищ, что и остальные? Нож под ребро он бы получил от матерых головорезов Флинта, когда дело дошло бы до дележки. Два других «честных» матроса – Том и Алан – тоже не бойцы и позволяют себя зарезать без сопротивления.

Черный Пес и его коллеги по шайке Пью люди другого замеса. Они в королевских таможенников стреляют, не задумываясь. Они спиной к Сильверу, как Том, поворачиваться не стали бы. Они при благоприятной оказии (например, если бы составили большинство среди уцелевших) сами бы переделили добычу в свою пользу, пистолетами и тесаками.

Так что «теневой» капитан Сильвер действовал вполне логично, формируя экипаж «Испаньолы»: лучше взять нейтральных людей, чем бандитов покойного Пью.

* * *

Но позвольте, может спросить внимательный читатель, а как тогда получилось, что Черный Пес явился к Билли Бонсу за картой? Откуда он вообще знал об этой карте, если «завязал» как минимум за полтора десятка лет до того, как были зарыты сокровища?

Здесь можно задать встречный вопрос: а где и когда сказано, что он приходил за картой? Разговор Хокинс не слышит, лишь отдельные громко произнесенные слова и фразы, но про карту в них ничего не сказано… Потом, уже после знакомства с ланцетом доктора Ливси, обескровленный Бонс говорит в полубреду: бандиты, дескать, охотятся за сундуком и картой… Но он в тот момент много что говорит. Например, что поделится с Хокинсом, отдаст ему половину сокровищ. Сберечь карту, не отдать ее, – идея-фикс у Билли Бонса, и неудивительно, что в болезненном бреду эта тема всплывает. Но отсюда никак не следует, что именно карта стала темой разговора экс-штурмана и Черного Пса.

Наш тезис о том, что карта Черного Пса никак не интересовала, попробуем доказать от противного. Итак, допустим, что все наши построения в корне не верны. Допустим, никакого разделения бандитов на две шайки нет, все они – и Пью, и Сильвер, и Билли Бонс, и Черный Пес – плавали с Флинтом до самого конца, до его смерти в Саванне. Затем Бонс умыкнул карту и сбежал с ней в Старый Свет, в Англию. Шайка устремилась за ним в погоню, причем в полном составе (это логичнее, чем посылать в Англию часть пиратов, – захватившие карту могли бы в свою очередь не пожелать делиться).

Итак, пираты Сильвера-Пью ищут Билли Бонса по всем Британским островам. Возможно, один раз находят, но Билли успевает скрыться.

И вот ситуация: напасть на след вторично посчастливилось именно Черному Псу. Он появляется в деревушке, начинает расспросы и выясняет, что неподалеку, в стоящем на отшибе трактире, не так давно поселился отставной моряк, по всем приметам – вылитый Билли Бонс.

Именно так все происходило, в «Бенбоу» Пес заявился, где-то разжившись предварительной информацией. А где, кроме деревушки, он ее мог получить?

До сих пор картинка складная. Но дальше начинается свистопляска несуразностей и нелепостей.

Что должен был сделать Черный Пес, получив информацию о скрывающемся Билли Бонсе?

Вариантов несколько. Если после рассказов селян оставались какие-то сомнения, надо было проверить – точно ли старый кореш Билли поселился в «Адмирале»? Привычки бывшего штурмана хорошо известны жителям деревни, в частности, привычка подолгу гулять на морском берегу. Можно понаблюдать за ним издалека, из укрытия, не приближаясь. Убедиться своими глазами.

Затем надо отправиться с докладом к начальству, к Пью и Сильверу. Либо, если есть опасение, что Билли Бонс может проведать о расспросах в деревушке и дать деру, – остаться наблюдать за «Бенбоу» и послать кого-то из местных с весточкой к Сильверу, благо Бристоль не дальний свет. И спокойно дожидаться подкрепления.

А что же делает вместо этого Черный Пес?

Нечто очень странное, совершенно неуместное для человека, и в самом деле охотящегося за картой.

Он идет в «Адмирал Бенбоу» и действительно убеждается, что ошибки нет, – но тут же вступает в разговор с бывшим штурманом. Никакой попытки, убедившись, известить Сильвера или Пью, не предпринимает, – увидел, подошел, заговорил.

Зачем?

Ясно, что карту Бонс не отдаст. Не для того он бегал и прятался, чтобы вот так взять и отдать Черному Псу. Более того, Пес опасается, что дело может завершиться поножовщиной (и правильно опасается). И как это понимать? Зарежет Бонс Пса и снова смоется. Зарежет Пес Бонса – а где гарантия, что карту Билли держал при себе, а не припрятал где-нибудь?

Между тем схватки с применением холодного оружия избежать очень легко – достаточно явиться к Бонсу не в одиночку, а впятером и вшестером. Старый штурман отморозок, но все же не самоубийца, затевать драку при таком соотношении сил не станет…

Но допустим даже, до тесаков дело бы не дошло. Допустим, Бонс попросту послал бы Черного Пса в пешее эротическое путешествие, или куда там еще было принято посылать в Англии восемнадцатого века… И что? Возвращаемся к исходной ситуации: надо лично или с гонцом известить Сильвера и Пью. Лишь одна вводная меняется: Бонс теперь в курсе, что вычислен и в бега ударится без всяких сомнений.

Вывод: если бы Пес действительно стремился добыть карту, он никогда не стал бы делать это так глупо, как описывает Хокинс…

Но если Пес приходил не за картой, то эпизод вообще лишается смысла. Зачем он заявился? Выпить стаканчик рома, пригрозить Билли Бонсу виселицей, получить рану в плечо и довести противника до сердечного приступа?

Чтобы вернуть смысл и логику в визит Черного Пса, надо еще раз вернуться к тому, чем разговор завершился. Итак:

«Потом внезапно раздался страшный взрыв ругательств, стол и скамьи с грохотом опрокинулись на пол, звякнула сталь клинков, кто-то вскрикнул от боли, и через минуту я увидел Черного Пса, со всех ног бегущего к двери. Капитан гнался за ним. Их кортики были обнажены. У Черного Пса из левого плеча текла кровь. Возле самой двери капитан замахнулся кортиком и хотел нанести убегающему еще один, самый страшный, удар и несомненно разрубил бы ему голову пополам, но кортик зацепился за большую вывеску нашего „Адмирала Бенбоу“. На вывеске, внизу, на самой раме, до сих пор можно видеть след от него».

Кортики, как мы помним, на самом деле зовутся катлассами, но даже если заменить коротенькие кортики в руках пиратов на длинные тесаки, представить эту сцену зримо не получается… Вывеска мешает.

Ведь где обычно висит трактирная вывеска? Снаружи, над дверью. Если вывеска широкая, нижний край ее может оказаться вплотную к краю дверного проема, но уж никак не ниже его…

Клинок Билли Бонса, пытающегося зарубить выскакивающего из дома человека, мог оставить след на вывеске в одном лишь случае – вывеска висела над дверью внутри трактира. Иначе никак. Иначе клинок зацепился бы за стену над дверью, или за дверной наличник, но никак не за вывеску.

Но зачем вывеска внутри? Ахинея какая-то…

Именно так. Полная ахинея весь рассказ Джима Хокинса о приходе и уходе Черного Пса. Но один значимый и бесспорный момент во всей этой ахинее есть – зарубка на вывеске, которую «до сих пор можно видеть». Наглядное, так сказать, свидетельство…

Есть подозрение, что не останься этого свидетельства – сцена с визитом Черного Пса в мемуаре Хокинса бы не появилась. Лишний эпизод. Историю о том, как карта перекочевала от Билли Бонса к Джиму Хокинсу, вполне можно начать с визита слепого Пью и с вручения черной метки.

Но зарубка оставалась видна до времен сочинения мемуара – и вызывала вопросы посетителей… И то, как беспомощно и неумело Хокинс пытается объяснить ее наличие, свидетельствует: истинная история появления этого следа на вывеске Джиму весьма неприятна… Чем-то его компрометирует… Нельзя ее излагать, короче говоря.

Мы попробуем эту историю восстановить, исходных данных достаточно.

Но прежде задумаемся над одним странным совпадением: в трактире «Адмирал Бенбоу» постоянно живут четыре человека – трио Хокинсов и Билли Бонс. И двое из четверых – Бонс и мистер Хокинс-старший – заболевают и умирают, хотя в самом начале истории оба вполне дееспособны. Практически одновременно оба слегают и умирают с разницей в пару дней…

С чего бы такая синхронность? Только ли оттого, что обоих лечил странный доктор Ливси? Но заболели-то они сами… Почему одновременно?

Причем удивительно вот что: Хокинс практически ни слова не говорит нам о том, от чего умер его отец. А ведь родной человек как-никак… Болезни Бонса в мемуаре посвящено гораздо больше строк.

А то, о чем Джим столь старательно умалчивает, достойно самого пристального внимания. В отличие от настойчиво повторяемого, от навязываемого читателю…

Допустим, Черный Пес действительно приходил в «Бенбоу», действительно поговорил с Джимом Хокинсом – тот отметил цвет лица Пса, услышал историю о его сыне и т. д. Но интересовался Черный Пес отнюдь не Билли Бонсом – мистером Хокинсом-старшим. Трактир как место для разговора не устраивал по ряду причин бывшего пирата, а ныне контрабандиста. Он велел Джиму передать, что будет ждать его отца на улице и покинул «Адмирал Бенбоу».

А затем произошло вот что…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.