Борис Стругацкий ЧЕТВЕРТОЕ ПОКОЛЕНИЕ[51] (Предисловие к сборнику «Фантастика: четвертое поколение»)
Борис Стругацкий
ЧЕТВЕРТОЕ ПОКОЛЕНИЕ[51]
(Предисловие к сборнику «Фантастика: четвертое поколение»)
Предлагаемый сборник состоит полностью и исключительно из произведений тех авторов, что принадлежат к Четвертому поколению советских фантастов, к поколению 70-х.
Даже самый поверхностный взгляд на историю русской отечественной фантастики обнаруживает знаменательный факт: судьбы фантастики, оказывается, самым тесным образом связаны с судьбою всей советской культуры вообще и с судьбой «большой литературы» в частности. Судите сами.
Этап первый: двадцатые годы — начало тридцатых. Бурное развитие, «штурм унд дранг», «золотой век» — десятки и десятки новых имен в любой области культуры, будь то поэзия, архитектура, кинематография, драматургия или живопись. Новый язык искусства. Новые и новые темы. Смелые поиски и необыкновенные находки. Подлинная революция в культуре — продолжение и утверждение великой и кровавой социальной революции.
И, заметим, в фантастике происходит то же самое. Какие книги! Какие имена! Булгаков, Алексей Толстой, Шагинян, Маяковский, Эренбург, Катаев, Платонов — кажется, все без исключения основоположники новой литературы отдают в те времена дань фантастике — и какую блистательную дань! И тогда же среди множества звезд рангом поменьше восходит на литературный небосклон звезда первой величины — Александр Беляев, основоположник и патриарх всей будущей советской научной фантастики…
Второй этап: середина тридцатых — середина пятидесятых. Откат революции, сталинщина, черная туча над страной, черная туча над культурой, а потом — война, послевоенная разруха и еще более страшные для культуры времена. Эпоха ханжества, лжи, бездумного фанатизма, двоемыслия, исступленного славословия, когда честное прямое слово — величайшая смелость и величайшая редкость, когда исследование художником реального мира запрещено под страхом тюрьмы и подменено прославлением мира вымышленного, когда бал правит лицемерие подлецов и фанатизм одураченных…
И, заметьте, то же самое происходит и в фантастике! Под лозунгом «Ближе к реальной жизни! Фантазирование не нужно народу!» совершается парадоксальный отрыв фантастики от реальной действительности. Исследование насущных проблем настоящего и будущего заменяется бессмысленными погонями за выдуманными диверсантами и скрупулезными описаниями никому не нужных самоходных тракторов. Пресловутая «теория ближнего прицела» торжествует. Из фантастики методически вытравливается все, что делает ее литературой — чудо, тайна, достоверность. Сон разума рождает чудовищ наподобие «Однорогой жирафы» Сапарина или «Семи цветов радуги» Немцова.
Правда, даже во времена полной беспросветности могучая культура способна порождать замечательные творения. Так, вопреки всему, появились в реалистической литературе «Тихий Дон» или, скажем, «В окопах Сталинграда». Так в фантастике в самые глухие и страшные годы возник Иван Ефремов — его повесть «Звездные корабли», его сборник «Пять румбов» подобно жемчугам сияли в навозной куче тогдашней фантастической макула— туры. Воистину, великую культуру нельзя убить, — ее можно только обескровить…
Этап третий: конец пятидесятых — конец шестидесятых. Первая Оттепель. Новая весна нашей культуры. Пробуждение после десятилетий мрака и холода. И тотчас же, заметьте, событие в мире фантастики — появляется «Туманность Андромеды», первая коммунистическая утопия новейшего времени, роман, ознаменовавший собою новую эру в нашей фантастике.
Буквально в течение двух-трех лет на обломках «теории ближнего прицела» поднимается здание современной советской фантастики. Все поколение 60-х заявило тогда о себе: Альтов, Варшавский, Войскунский и Лукодьянов, Гансовский, Громова, Днепров, Емцев и Парнов, Полещук, Савченко, Стругацкие, а чуть позже — Биленкин, Кир Булычев, Ларионова, Снегов…
Наступило чудесное время, — когда в издательстве «Молодая гвардия» фантастикой занимались Сергей Жемайтис и Бела Клюева, истинные мастера своего дела, когда научно-популярные журналы печатали молодых фантастов наперебой, когда даже «толстые» литературные журналы заинтересовались фантастикой, когда вновь обратили к фантастике свой взор маститые — Гранин, Шефнер, Тендряков, Леонов…
Впрочем, эйфория эта длилась недолго. К концу шестидесятых застой уже начал брать свое. Прошлое возвращалось. Надвигалась глухая пора безвременья, о которой Александр Галич пел тогда:
Что ни день — фанфарное безмолвие
Славит многодумное безмыслие…
На фантастику обрушились громы неправедной критики, принялись стремительно сокращаться печатные площади, сменено было руководство в НФ-редакции «Молодой гвардии», и там начался неудержимый процесс разрушения того, что было выстроено в первой половине 60-х.
Фантастика была объявлена литературой «non grata». По редакциям пошла гулять ядовитая формулировочка: «всякая фантастика — это либо полное дерьмо, либо антисоветчина». Сделалось душно и сумрачно. Новая редакция «Молодой гвардии» взяла курс на «фантастическую» фантастику, далекую от реальных проблем настоящего и будущего, далекую от задач человековедения вообще. Выпуск фантастики в стране, и без того не слишком-то обильный, резко упал. Лишь два-три «тонких» журнала продолжали теперь публиковать фантастику более или менее регулярно. Читатель вопиял о книгах, но книг выходило все меньше, и негде стало преклонить голову свою молодому талантливому писателю-фантасту. Фантастика не перестала привлекать к себе новые силы, — отнюдь нет! — просто катастрофически сузилась издательская база, и неизмеримо возросла редакторская настороженность ко всему, что выходит за рамки привычно-серого, утвержденного свыше и многократно апробированного…
Об этих сумеречных днях нашей культуры вообще и фантастики в частности будет, я полагаю, написано еще не раз. Сейчас же мне важно подчеркнуть два обстоятельства. Во-первых, этот маленький экскурс в историю имеет целью лишний раз обосновать существование теснейшей связи между фантастикой и всей прочей культурой: фантастика не есть нечто изолированное и отдельное, фантастика — плоть от плоти культуры вообще. А во-вторых, мне хотелось особо отметить, что поколение 70-х вступило в свою творческую жизнь в крайне неблагоприятных условиях…
О, эти молодые и талантливые! Несмотря ни на что, они продолжали появляться повсеместно, то там, то здесь по всей обширной территории нашей страны, и не было на них никакой управы…
В Таллине — Михаил Веллер. В Перми — Владимир Пирожников. В Одессе — Борис Штерн. В Новосибирске — Геннадий Прашкевич. В Волгограде — супруги Лукины… В Москве возникла целая школа — Бабенко, Геворкян, Покровский, Руденко… И целая школа возникла в Ленинграде — Рыбаков, Логинов, Тибилова, Зинчук, Столяров, Измайлов, Никитайская…
Я горжусь этими ребятами. Они писали несмотря ни на что, писали, стиснув зубы, писали в стол, писали без всякой надежды на публикацию, писали просто потому, что не могли не писать, писали, отстаивая свое право видеть мир по-своему, — по-своему думать и рассказывать о нем.
Им было трудно. Издатель не желал иметь с ними никакого дела, а Читатель ничего о них не знал и знать не мог. Им было беспросветно трудно, — так трудно бывает человеку, который лишен возможности отдать людям плоды своего выстраданного, изнурительного, любимого труда.
Честь и хвала вам, поколение 70-х! Вы не сдались, выстояли, не польстились на легкий хлеб, не дали себя купить, не превратились в халтурщиков, не сделались угодниками, не разменяли себя по мелочам, не пошли на поклон к власть имущим, не приняли причастия Буйвола… Поколение 70-х, я горжусь вами!
Вы взяли на вооружение все без исключения художественные приемы и методы ваших отцов и старших братьев по фантастике. Вы можете и умеете все — и социальную фантастику, и философскую, и фэнтези, и фантастику юмористическую, и сатирическую, и историческую, вы овладели даже остраненной прозой, которая была редкостью в шестидесятых. Вот только собственно НАУЧНУЮ фантастику вы почти не пишете. Видимо, время ее вышло, и она перестала быть интересна и вам, и читателю…
Надо признаться, вам и сейчас приходится нелегко. Конечно, возможностей печататься поприбавилось, и кое-кто из вас уже выпустил отдельный сборник, а кое-кто даже сделался членом Союза писателей. Но до нормального или, как говорят наши космонавты, ШТАТНОГО состояния издательских дел нам еще далеко. Нет пока ни своего издательства, ни своего журнала, и остается только мечтать о том золотом для любого честного писателя времени, когда писать трудно, как и раньше, а печататься легко, как никогда…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.