IV.

IV.

Понять, что такое калининградская идентичность, очень трудно. Деловые и торговые центры, которыми город застроили при нынешнем губернаторе, делают Калининград похожим больше на среднестатистический российский миллионник, какой-нибудь Новосибирск или Самару, чем на европейские Гданьск или Дюссельдорф. Из здешнего аэропорта летают прямые рейсы в Амстердам, Лондон, Барселону, Афины и бог знает куда еще - но самым популярным все равно остается московское направление.

Мода на кенигсбергскую старину, существовавшая все советские десятилетия (даже секретарь обкома КПСС Виктор Кролевский в 50-е писал под псевдонимом популярные романы о тайне Янтарной комнаты), давно всем надоела - сегодня она интересует разве что московских гостей. Довоенная немецкая архитектура не сильно отличается от довоенной советской. Правда, в Калининграде старые дома не сносят. По этой причине, кстати, так и не построен второй мост через реку Преголю: его начали строить, почти закончили, но один пролет уперся в дом постройки начала XX века. Так и стоят до сих пор - недостроенный мост и недоснесенный дом.

Средневековые замки, кирхи и форты (в одном из которых много лет, на радость телевизионщикам, жила переехавшая из Казахстана семья) в таком состоянии, что лучше бы их не было. Когда-то Калининград мечтали превратить в туристическую Мекку, но быстро поняли, что у европейцев своих замков хватает, а москвичи и так будут ездить - не к замкам, а к морю. Культ Иммануила Канта - самого знаменитого жителя Кенигсберга - стараниями бывших преподавателей марксизма-ленинизма, дружно превратившихся в знатных кантоведов, уже лет пятнадцать как доведен до абсурда. В свое время популярная местная газета «Новый наблюдатель» печатала цикл пародийных статей Андрея Куксы «Рубежи науки» о том, как Кант изобрел лампочку, презерватив и так далее. Балтийская республиканская партия, существующая с 1991 года и даже признававшаяся экстремистской (настаивает на провозглашении Балтийской республики в границах Калининградской области), воспринимается всерьез только иностранными журналистами и даже на «оранжевую угрозу» не тянет.

Возможно, если бы с советских времен здесь существовала более или менее многочисленная творческая и заведомо либеральная интеллигенция, ей бы удалось придумать какой-нибудь специальный «калининградский сепаратизм». Но такой интеллигенции, по счастью, не было, а наиболее распространенная в советские времена здешняя профессия - моряк рыбопромыслового флота - способствует не сепаратизму, а предприимчивости. Если Калининград когда-нибудь перестанет быть российским, это окажется следствием московских, а не калининградских процессов. Но и тогда здешний моряк будет, как встарь, ходить в море, привычно подставляя всем ветрам свое русское, свое европейское, охочее до рыбы лицо.